Глава 1. – Это все по твоей вине, Валентина

– Это все по твоей вине, Валентина! – плача сказала Анна Элизабет Сен‑Мишель, темно‑зеленые глаза которой, так похожие на глаза ее отца, сейчас были мокрыми и блестели от слез. – Это все по твоей вине, – повторила она, – расстроилась моя свадьба! О, я никогда не прощу тебя. Вал! Разве мало того, что мне и Роберту пришлось так долго ждать, пока ты, наконец, решила, кого тебе выбрать из твоих многочисленных поклонников? – Ее блестящие каштановые волосы, так же отливающие медью, как и волосы ее сестры, развевались, когда она взад и вперед ходила по комнате. – Только потому, что ты решила устроить себе скромную свадьбу, я тоже должна так поступать?

Было нечто удивительное в том, что откровенно некрасивая Эйден Сен‑Мишель, леди Блисс, родила семерых невероятно красивых молодых людей, собравшихся сейчас в небольшом, семейном зале в Перрок‑Ройяле. Однако Конн, муж Эйден, считался самым красивым мужчиной при дворе, и, поскольку он был отцом этих детей, их красота была его заслугой.

– Анна, мне жаль, что так получилось, – спокойно сказала Валентина, – я действительно слишком долго выбирала себе мужа, но, моя дорогая, я просто не могу взять на себя вину за несчастный случай, из‑за которого погиб бедный Нед! Если тебе надо найти виноватого, тогда называй нашего кузена Робина, который подарил Неду того жеребца.

Одетая в черное, Валентина сидела в глубокой задумчивости, держа в изящных руках пяльцы для вышивания.

– Как можно кого‑то винить в случайной гибели, Анна? – продолжала она. – Что касается твоей свадьбы, то я изо всех сил упрашивала маму не нарушать твои свадебные планы из‑за моего траура. Ты выйдешь замуж двадцать шестого июля, обещаю тебе. – Валентина протянула руку, чтобы потрепать свою младшую сестру, но та отмахнулась от нее.

– Моя свадьба испорчена! – настаивала она. – Мама послала сообщения всем важным гостям и просила их не приезжать, потому что, хотя свадьба и состоится, она должна быть скромной из‑за твоего траура!

– Я не могу поднять Неда из могилы, чтобы у тебя была веселая свадьба, Анна, – сухо заметила Валентина. – Сожалею, что доставила тебе неудобства, но я не могу не задаваться вопросом, что более важно для тебя – твой брак с Робертом или суета вокруг свадьбы, которая делает тебя центром внимания.

– Ты злюка! – прошипела в ответ Анна Сен‑Мишель.

– Я просто наблюдательна, – последовал ответ. – Кроме того, Анна, время сейчас тяжелое. В Англии четыре года подряд неурожай. У правительства мало денег. Королева сама отдает в заклад свои фамильные драгоценности и украшения, для того чтобы содержать себя! Она в таком отчаянном положении, что позволила тете Скай и дяде Адаму купить Королевский Молверн, и это не единственные земли, которые ее величество продала.

– Какое это имеет ко мне отношение? – возмутилась Анна.

– Дорогая Анна, тебе надо научиться думать о других людях, а не только о себе, – мягко сказала Валентина. – Вся семья, все ее многочисленные ветви долгие годы зарабатывали себе на жизнь торговлей, но сейчас торговля идет туго из‑за нашей бесконечной войны с Испанией. Только мудрость и чутье тети Скай помогли нам сохранить наше состояние, в то время когда большинство самых крупных состояний за последние двадцать лет потеряны. Посмотри на папиных братьев. Они потеряли почти все, что приобрели, каперствуя для Англии в Испанском Мейне[1]. Теперь их сыновья присоединились к восстанию, поднятому Хью О'Нейлом, графом Тироны, и Ирландия не может выиграть эту войну. В результате О'Малли из Иннисфаны окажутся в еще худшем положении, чем во времена нашего дедушки.

– И Англия тоже, Анна, – вставил близнец Анны, Колип. – Граф Эссекс[2]проиграл эту бойню, потерял двенадцать тысяч человек и больше трех тысяч фунтов!

– Но все это не имеет отношения ко мне, – взвыла Анна.

– Нет, имеет, – Валентина сказала это несколько резко. – Разве тебе не кажется, что неприлично устраивать пышную и показную свадьбу, когда наша страна переживает такие трудности?

– Наши арендаторы не голодают, – выпалила Анна. – Папины монополии на мускатный орех и гвоздику помогли сохранить поместье, а когда старая королева умрет, дела пойдут лучше. Когда у нас снова будет король, Англия расцветет. Так говорит Роберт.

– Елизавета Тюдор[3]– величайшая из монархов, мужчин или женщин, которых когда‑либо имела Англия, – страстно бросил Колин Сен‑Мишель. – Мне только жаль, что я был слишком мал, чтобы принять участие в тех славных событиях, о которых с такой любовью говорит папа. Это война ослабляет нашу страну, а не королева.

– Королева стара, – твердо возразила Анна.

– Если она стара, это не значит, что она не может управлять страной, – сказала Валентина.

– Все сказанное не имеет ничего общего с моей свадьбой! – закричала Анна.

– Как же я рада, что моя свадьба состоится не раньше осени, – сказала Бевин Сен‑Мишель с оттенком самодовольства.

– Тебе повезет, если вообще у тебя будет свадьба, потому что ты выходишь замуж за ирландца с ирландскими землями. – злорадно ответила Анна своей младшей сестре.

– Отец Генри, лорд Глин – англичанин, а Глины из Глиншеннона верны королеве. Генри говорит, что на их землях или по соседству не было боев, а его отец сказал прошлым летом в самый разгар событий, что ничто не остановит брак его сына со мной. Вот так‑то, Анна!

– Моя свадьба будет самой замечательной по сравнению с вашими, – беззаботно объявила двенадцатилетняя Маргарет Сен‑Мишель.

– Почему же ты так в этом уверена, маленькая Мегги? – спросил Колин, ласково взъерошив медного цвета кудряшки своей младшей сестры. – Разве не ты клялась мне в прошлом году, что собираешься стать монахиней, как наша тетя Эйбхлин?

– Тетя Эйбхлин принадлежит к старой церкви, – сказала Мегги. – Она из тех, кто сохраняет верность иностранной церкви в Риме. Мы сторонники родной англиканской церкви и больше не держим монашек в монастырях. Нет, Колин, я когда‑нибудь выйду замуж за знатного человека, и у меня будет самая лучшая свадьба. У Вал уже была свадьба. У Анны она будет скромной. Остается только Бевин, а какой бы ни была свадьба у Бевин, у меня будет еще пышнее, обещаю вам! – Ее зеленые глаза зло сверкнули. Будучи младшей дочерью, она была, как всегда, последней, но в этой ситуации последнее место должно было обеспечить ей преимущество, и Мегги быстро сообразила это.

– А что, если Вал снова выйдет замуж? – поддразнил ее Колин, смеясь. – Она еще молодая и самая красивая из всех нас.

– А в душе она старая дева, – отрезала Анна. – И за лорда Бэрроуза она вышла, чтобы не остаться старой девой. Кому она нужна сейчас?

– Я вышла замуж, чтобы не задерживать твою свадьбу и свадьбу Бевин, – горячо возразила Валентина. – Я никогда самой себе не прощу этого! Если бы я не выбрала мужа, чтобы угодить тебе, Анна, Эдвард Бэрроуз был бы жив. Мне всегда хотелось встретить любимого человека, который полюбил бы меня так, как любят друг друга папа и мама. Столько людей вокруг обрели такую любовь! Почему мне нельзя? Почему? Как ты осмеливаешься хныкать, что твоя свадьба испорчена по моей вине? На следующей неделе ты выйдешь замуж за человека, которого любишь, Анна. Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло? Я поверить не могу, что ты так любишь себя и так слепа. Если ты не понимаешь своего счастья, если все, что тебе нужно, – это быть в центре внимания на один день и нацепить на себя красивые одежды, тогда ты большая дура, чем я считала тебя все эти годы. Ты просто последняя дура!

– Я? Дура? – выведенная из себя Анна Сен‑Мишель покраснела, что очень не шло ей.

– Да, – повторила Валентина. – Дура! Как еще назвать красивую молодую девушку, собирающуюся выйти замуж за богатого молодого человека, которого она любит? За человека, который, в свою очередь, любит и обожает ее? Как еще можно назвать такую девушку, Анна, у которой есть все и которая все время жалуется, что ее жизнь скучна? У нее не будет пышной свадьбы! Боже правый, Анна, сегодня в Англии есть голодающие, для которых корка хлеба – дар небес, а ты осмеливаешься придираться к тому, что твоя свадьба будет скромной. Стыдно, сестра!

– Вал и Анни снова ругаются! Вал и Анни снова ругаются! – пропел семилетний Джеймс, самый младший из семейства Сен‑Мишелей, по‑смешному прыгая вокруг своих старших сестер.

– Джемми, чудовище! – огрызнулась Анна, замахиваясь на своего маленького мучителя, но тот увернулся от удара и, ухмыляясь, показал рассерженной девушке язык, пританцовывая на безопасном расстоянии.

– Осторожнее, молодой человек, – сказал семнадцатилетний Пейтон Сен‑Мишель, фыркая от смеха. – Наша Анни не так просто забывает оскорбления.

Пейтон, будучи высоким для своего возраста, еще не набрал нужного веса и поэтому выглядел долговязым. Он был темноволос, как и его отец, но выражение его серо‑зеленых глаз очень напоминало материнское. Из всех детей Сен‑Мишелей у него был самый мягкий характер, и среди своих братьев и сестер он обычно выполнял роль миротворца.

– Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не называл меня Анни? – крикнула раздраженная сестра, бросив яростный взгляд на красивого паренька.

Однако Пейтон, который привык к характеру Анны, рассмеялся и озорно показал ей нос.

– Ах, вы все невыносимы! – воскликнула Анна. – Почему никто из вас не может понять меня?

– Потому что ты не права. Вал правильно говорит, – ответил ей брат‑близнец. – Ты делаешь из мухи слона, Анна, и ведешь себя как ребенок, которому надо как следует поддать. Как ты можешь ворчать по поводу сливового пудинга, когда многим не хватает хлеба?

Прежде чем Анна смогла ответить, Валентина сказала спокойно:

– Существует другое решение твоей проблемы, Анна.

– И какое же? – раздраженно осведомилась Анна.

– Мама наложила трехмесячный период глубокого траура на семью, во время которого мы не можем ни устраивать, ни посещать никакие празднества. Однако к октябрю глубокий траур окончится. Если ты совершенно не можешь быть счастлива без пышной свадьбы, почему бы не отложить ее до октября?

– Отложить мою свадьбу? Ты сошла с ума, Вал?

– Она не может выходить замуж в октябре! – завизжала Бевин. – В октябре моя свадьба, и я не намерена делить свои торжества ни с кем, кроме Генри!

– Анна может выйти замуж одиннадцатого числа, а Бенин двенадцатого, как уже договорено. Все гости будут здесь. Мне это представляется отличным решением, – заявил Колин.

– Ну нет! – капризно сказала Бевин – Как ты вообще могла додуматься до такой вещи? Я…

– Я впервые согласна с Бевин, – вмешалась Анна. – Я наверняка не буду откладывать свою свадьбу.

– А я знаю почему, – Бевин хихикнула, тряхнув золотисто‑рыжими кудрями. Ее голубые глаза недобро сверкнули.

Анна метнула на нее сердитый взгляд, который не укрылся от двух старших Сен‑Мишелей.

– Значит, у тебя не останется выбора, кроме скромной свадьбы сейчас, – быстро сказала Валентина, чтобы младшие дети, и особенно быстро соображающая Мегги, не поняли намека Бевин. – Я уверена, ты не хочешь огорчить маму и папу, Анна, – закончила она спокойно.

– Огорчить их? Чем? – Зеленые глаза Мегги вспыхнули от любопытства.

– Отменой своей свадьбы из‑за плохого настроения, ягненочек. Это только вызовет разговоры. Знает ли Роберт Грейсон, какой свирепый у тебя норов, Анна? – Валентина искусно уводила разговор от опасной темы.

Анна зло посмотрела на Валентину, заставив Бевин и Мегги захихикать.

– Пейтон, – распорядилась Валентина, – ты и Бевин заберите младших детей на кухню. Мне удалось узнать, что повар испек вишневый торт, а к нему подаст свежевзбитые сливки.

Пейтон Сен‑Мишель был достаточно молод, чтобы не стыдиться своего пристрастия к сладкому, и он знал, что Колин потом расскажет ему, что произошло после его ухода. Разница в возрасте двух братьев составляла всего два года, и они были замечательными друзьями. Он торопливо увел своих младших сестер и маленького брата на кухню.

– А почему мы не можем отложить твою свадьбу? – сердито спросил Колин у своей сестры‑близнеца, подозревая, что он знает истинную причину этого.

– Я просто… не могу, – уклончиво сказала Анна.

– Ты дуреха! – прорычал ее брат. – Тебе везет, что Роберт Грейсон джентльмен. Старая Мег очень любит повторять любому, кто ее слушает: зачем покупать корову, если сливки можно получить даром? Неужели ты не понимала, что легко можешь распроститься с надеждой на брак с Робертом, если так легко задираешь юбки перед ним? Разве ты не могла подождать, Анна? Видит Бог, Валентина никогда не вела себя так легкомысленно. Разве ты не могла последовать ее примеру, вместо того чтобы вести себя как распутная коровница?

– Ах, Колин, ты забываешь об одном, – вмешалась Валентина, когда увидела, что Анна близка к тому, чтобы расплакаться. – Никто никогда не попросил меня задирать перед ним юбки. Ты же знаешь, я наверняка могла бы сделать то же, если бы был мужчина, для которого это хотелось бы делать.

Глаза Анны Сен‑Мишель расширились от такого неприличного высказывания, сделанного старшей сестрой. Она невольно хихикнула, потом зажала рот рукой в тщетной попытке подавить смех.

Колин расстроенно застонал и разочарованно покачал головой.

– Вы обе сговорились свести меня с ума, – сказал он сварливо. – Я не собираюсь больше ни одной минуты оставаться ни с одной из вас, если вы попытаетесь убедить меня, что дурные поступки можно оправдать и что любовь извиняет прегрешения. Я еду кататься верхом. Лошади не дерзят в ответ.

Он направился к двери.

– Колин, – окликнула его Валентина. – Ни слова маме или папе. Анна никому ни в чем не признавалась.

Ты можешь опираться только на свои гадкие подозрения и воображение. Помни об этом.

– Ха! – последовал ответ.

Тем не менее Колин пожал плечами, махнул рукой в знак согласия и ушел, оставив двух сестер вдвоем. Близнецы были на тринадцать месяцев моложе Валентины. Валентину и Анну всю жизнь связывали отношения любви‑ненависти.

– Ты видела выражение на лице Колина, когда сказала, что никто никогда не попросил тебя задрать свои юбки? Он был потрясен тем, что именно ты можешь сказать такое! – Анна снова засмеялась, вспомнив об этом эпизоде.

– Для мужчины, который заводит любовные интрижки так активно, как наш брат, – едко заметила Валентина, – он повел себя немного ханжески по отношению к тебе, Анна. Женщина есть женщина, не важно, знатная ли она дама или дочь фермера. И мама, и тетя Скай согласны с этим. И так как доказательств обратного нет, я должна согласиться с ними.

Неожиданно Анна Сен‑Мишель крепко обняла старшую сестру.

– Мне так стыдно, Вал, что я спорила с тобой из‑за своей свадьбы. Ты права, и я понимаю это, хотя и расстроена. – Она села рядом с сестрой и медленно спросила:

– Ты действительно сказала правду, что вышла замуж за лорда Бэрроуза только для того, чтобы Бевин и я могли наконец выйти замуж? Я чувствовала бы себя ужасно, если бы знала, что ты пошла на такую жертву.

– И да, и нет, – последовал ответ. – Ах, Анна! Это так трудно объяснить. Мне нужно было выйти замуж. Что еще остается делать благопристойной женщине? Я знаю, что, должно быть, семья была не очень мной довольна, но я всегда хотела любви, любви такой, как у наших родителей. Мне нравится думать, что я женщина практичная, как мама, и тем не менее на самом деле я скорее всего не такая. В конце концов, браки предполагают не любовь, они преследуют более важные цели: улучшение общественного положения семьи. Умножение земель и других богатств или приобретение влияния. Таковы законы мира, в котором мы живем, Анна. Я понимаю это. Тем не менее в нашей семье никто не вступает в брак иначе, как по любви.

Наши родители. Наши тетя и дядя де Мариско. Все наши кузины! Ты, дорогая Анна, нашла свою любовь с Робертом Грейсоном, другом нашего детства. Наша сестра Бевин настолько помешана на Генри Стерминстере, что не может дождаться свадьбы. Она сразу же уедет в Глиншеннон. Тем не менее никогда, никогда за свои двадцать лет я не встречала мужчину, к которому я почувствовала бы либо физическое влечение, либо те туманные чувства, называемые любовью. Вам же всем довелось познакомиться с этими чувствами без всякого труда!

– Зачем же ты тогда вышла за лорда Бэрроуза, если не любила его? – Анна была совершенно не способна понять свою сестру.

– Я вышла за него по нескольким причинам. Помнишь, мама не разрешала тебе и Бевин выходить замуж, пока не вышла замуж я? Разве ты можешь представить, какая это была для меня тягость? Я вышла за него замуж, потому что устала видеть разочарование в глазах мамы всякий раз, когда отказывала очередному поклоннику. Дорогая, милая, замечательная мама, которая только раз посмотрела на нашего отца и навсегда влюбилась в него! Никто, Анна, никогда не волновал меня подобным образом. Может быть, у меня что‑то не в порядке. – Валентина глубоко вздохнула. – Когда Нед стал искать моего расположения, он ничем не отличался от других поклонников. Он был добр. Он был очень умен, умел смеяться. В тот момент я решила, что, возможно, любви, которую обрела ты, для меня не существует. Я решила, что, поскольку мне надо выходить замуж, было бы хорошо выбрать мужчину, с которым жизнь не будет доставлять трудностей. Нед был хорошим человеком. В нем не было ничего, что бы не нравилось мне. Поэтому, когда он сделал мне предложение, я приняла его. Сейчас Эдвард Бэрроуз мертв, и снова начнутся поиски нового мужа для меня, правда, Анна? По крайней мере ты и Бевин счастливо и весело выйдете замуж за любимых людей, прежде чем я снова решусь на законный брак. Что касается маленькой Мегги, то пройдет еще несколько лет, прежде чем папа и мама начнут беспокоиться о ее будущем. Сейчас я в безопасности. И возможно, на этот раз я найду свою настоящую любовь.

– Ах, Валентина! Я никогда не понимала этого, – воскликнула Анна, и ее зеленые глаза наполнились слезами. – Я так ужасно вела себя с тобой, с тех пор как ты вернулась домой. Мне так жаль, мне правда жаль!

Валентина успокаивающим жестом обняла свою сестру.

– Не огорчайся из‑за меня, Анна. Я совсем не несчастлива. Если уж на то пошло, я чувствую себя немного виноватой.

– Виноватой? – Анна выглядела озадаченной.

– Я, естественно, печалюсь, что лорда Бэрроуза постигла такая безвременная смерть, но, кажется, я не могу скорбеть об этом глубоко, ведь я не любила его. В этом есть что‑то безжалостное.

– Глупости! – воскликнула ее сестра с неожиданной для нее рассудительностью. – Как ты можешь скорбеть о человеке, которого едва знала, Валентина? Прошу тебя, не глупи. Это очень не похоже на Валентину, которую мы любим.

– Я не могу не чувствовать себя немного виноватой, – продолжала Валентина, – что твоя так долго планируемая свадьба должна быть омрачена моим несчастьем. Я знаю, это именно тот случай, который мама называет кисмет[4], но тем не менее. – Посмотри на это с более приятной стороны, – настаивала Анна. – Хотя соберется только семья, на свадьбе будут четыре графа с графинями, два барона со своими женами и наш кузен, лорд Бурк. Вряд ли это можно назвать убогим сборищем, не правда ли? – Она фыркнула. – И давай не забывать о наших тридцати двух кузенах различных форм, размеров, возрастов, которые будут шествовать по лужайке. Думаю, нам везет, что Эвана О'Флахерти, хозяина Баллихинесси, его жены и их восьмерых отпрысков здесь не будет. Нам и так уже трудно разместить в доме всю нашу семью, при том, что де Мариско и кузина Дейдра примут часть гостей.

– Ты знаешь, что Велвет и Алекс уже здесь? Велвет все‑таки проведет лето в Англии, а Алекс по‑прежнему так опьянен ею, что выполняет все ее желания. Откровенно говоря, я изумилась, что она здесь. Я слышала, как тетя Скай говорила маме, что Велвет снова беременна. У Нее уже четыре сына, Валентина! Боже правый, надеюсь, что я смогу рожать так же хорошо, как она, – закончила Анна несколько напряженно, – Ты ведь уже беременна, правда, Анна? – мягко спросила Валентина.

Анна вспыхнула, как положено, потом ухмыльнулась.

– Но я не узнаю до следующей весны, кого я ношу, сына или дочку. Ах, Вал! Ты думаешь, я была не права, уступив просьбам Роберта? Мы так долго ждали, а он так умеет уговаривать, – сказала она мечтательно. – Ах, я так счастлива!

– Что сделано, то сделано, Анна! Я не могу судить тебя, потому что у меня нет на это прав, – сказала Валентина. – Вы поженитесь через несколько дней, и, если ребенок родится раньше срока, это будет не первый ребенок, которого зачали до брака. Это будет желанное дитя, и не важно, рождено оно раньше срока или нет, потому что оно было зачато в любви. Думаю, вероятно, что это более важно, чем пристойность.

Анна снова обняла сестру.

– Я очень люблю тебя, Валентина! – воскликнула она, – и свадьба будет замечательной, правда? Ты, как всегда, права, моя старшая сестра. Люди, которых я люблю больше всего, наша дорогая семья, будут здесь, чтобы разделить счастье самых радостных дней со мной и Робертом. Еще раз прошу прощения, Валентина, за мою злость. Мне страшно везет, ты правильно сказала, я выхожу замуж за человека, которого люблю. Я представляю, как ужасно выходить за нелюбимого! – Она поежилась.

Валентина засмеялась.

– Нет, нет, Анна. Хотя я не любила Неда, мы были довольны друг другом то короткое время, пока были вместе, клянусь, все вовсе не так ужасно.

– Надеюсь, это так! Мне непереносима мысль о том, что ты несчастлива. Вал! – воскликнула Анна.

«Несчастлива! Нет, я ведь не совсем несчастлива», – размышляла Валентина в течение последующих нескольких дней. Согласие – вот подходящее слово для описания ее брака с Эдвардом Бэрроузом. Она была довольна. Но не более того.

Ее по‑прежнему удивляло, что между ней и Недом почти ничего не было. Сразу после его смерти ей удалось убедить себя, что со временем она могла бы полюбить его. Теперь, когда прошло три недели после похорон Эдварда, – тот же срок, в течение которого они были женаты, она поняла, что никогда не полюбила бы его. Да, он нравился бы ей, и она заботилась бы о нем. Но это никогда не переросло бы в большое чувство.

Она рада, что, даже несмотря на потрясение, вызванное смертью Неда, у нее хватило присутствия духа дать бейлифу указания по управлению поместьем во время ее отсутствия. Возможно, потом она пошлет своего брата Пептона присматривать за ее собственностью.

Их обширная и разбросанная по разным местам семья начала съезжаться на свадьбу Анны. Их тетя Скай де Мариско была виновницей появления на свадьбе большинства гостей, потому что многие из них были ее детьми и внуками. Из Девона прибыл капитан Мурроу О'Флахерти со своей красивой женой Джоан и шестью детьми. Семья годами дразнила Мурроу по поводу размеров его семейства, выражая притворное изумление тем, что у него вообще были дети, поскольку большую часть времени он проводил в море. Мурроу, кожа которого была выдублена ветром, а в уголках голубых глаз собрались морщины от многолетнего пребывания на солнце, добродушно сносил подначивания. Он со смехом говорил, что его потомство – три сына и три дочери – доказывает, что когда он бывает дома, то проводит время с большой пользой.

Виллоу, красивая графиня Альсестерская, старшая дочь Скай О'Малли де Мариско, приехала в Королевский Молверн на пяти каретах, окруженных дюжиной всадников. Они важно прогрохотали по дороге, засыпанной гравием.

– Слава Богу, что они не задержатся здесь. – Лорд Блисс рассмеялся, когда сестра сообщила ему об их прибытии. – Почему Виллоу нужно путешествовать с таким большим сопровождением и с такой помпой?

– Она и Джеймс ездят вместе с детьми, – сказала Скай, – и не потому, что они уже выросли, а потому, что этот выводок слишком неугомонный и крикливый. Я поражаюсь, как моя строгая и правильная, совершенно английская дочь смогла родить такое потомство.

– Как их бабушка, – пробормотал лорд Блисс. Не обращая на него внимания, леди де Мариско продолжала:

– Виллоу и Джеймс ехали в первой карете. Потом следовала карета с четырьмя дочерями, карета с четырьмя сыновьями, карета с багажом и еще одна карета со слугами. Должна сказать, что Виллоу предусмотрительная гостья и не обременяет моих слуг своей семьей. Джеймс и два его старших сына, конечно, привели с собой собственных лошадей. Генри и Френсис считают себя, несомненно, выше двух своих младших братьев и могут потерять терпение от долгой совместной поездки. Имея лошадей, они используют возможность ехать верхом, когда пребывание в карете становится невозможным.

Из Девона приехали третий сын леди де Мариско, граф Линмут, его жена и их семейство. Роберт Саутвуд, которого его близкие называли Робином, вскоре должен был отпраздновать свое тридцатисемилетие. Он был красивой копией своего покойного отца, но ему недоставало горькой насмешливости Джеффри Саутвуда. Робин был счастливым человеком, жизнь его складывалась необыкновенно удачно. Он никогда не ведал серьезных печалей до тех пор, пока не остался вдовцом с тремя малолетними дочерьми. Он обрел счастье, о котором не мог и мечтать, со своей второй женой, красивой, золотоволосой Эйнджел Кристман, три падчерицы которой – Элизабет, Кэтрин и Анна – не помнили другой матери, кроме нежной, оправдывающей свое имя мачехи[5].

Ее брак с их отцом подарил им не только любящую мать, но и в конечном счете полный дом сводных братьев и сестер. Через девять месяцев после свадьбы Эйнджел родила мужу первого сына, которого в честь деда назвали Джеффри. За ним последовали три его брата в 1591, 1594 и 1596 годах; а год назад, к общей радости Эйнджел и Робина, родилась малышка Лора.

Робин и его жена должны были жить у его сводной сестры Дейдры, леди Блэкторн, и ее мужа, дом которых был неподалеку от Перрок‑Ройяла. У Дейдры и ее мужа было семь человек детей – три сына и четыре дочери. Лорд и леди Блэкторн также примут Патрика, лорда Бурка, брата Дейдры. В тридцать один год Патрик был по‑прежнему холостяком. Добрая Дейдра уже отчаялась найти жену для брата, потому что он не только отвергал ее попытки сватовства и такие же попытки других девушек и их матерей, но и вообще, казалось, не был заинтересован в том, чтобы найти себе жену.

Прибыли первыми и уже с удобствами разместились в Королевском Молверне, еще до того, как по подъездной дороге с грохотом подкатила пышная свита старшей сестры Велвет де Мариско Гордон, графиня Брок‑Кэрнская и ее муж Алекс. Каждое лето они приезжали из своего дома Дан‑Брок на севере Шотландии, где Брок‑Кэрны жили в течение нескольких сотен лет. У них было четыре сына. У Алекса была также десятилетняя дочь от давно забытой любовницы. Он считал, что нужно признать ребенка законным, и, хотя Сибилла провела с матерью первые месяцы своей жизни, она ее не помнила. Единственная женщина, которую она знала, была вырастившая ее мачеха. Она и Велвет были особенно близки, потому что Сибби умела ладить со всеми. Скай, однако, считала ее слишком развязной.

Семья невесты должна была принять в Перрок‑Ройяле семью жениха. Роберт Грейсон был единственным выжившим сыном Артура и Маргарет Грейсон, барона и баронессы Рентой, владельцев Холли‑Хилла. Не считая Роберта, его родителям не везло с потомством: они потеряли двух сыновей, родившихся через пять лет после рождения Роберта. После этого несчастная леди Маргарет долго не могла понести. И только когда Роберту исполнилось девять лет, у его матери родилась Сексона, которой сейчас исполнилось четырнадцать. Затем последовали еще два выкидыша. И наконец, родилась Памела, которой сейчас восемь. Грейсоны, чье маленькое поместье граничило с Перрок‑Ройялем на северо‑востоке, знали Анну Сен‑Мишель всю жизнь. Они были рады, что в это трудное время получают в невестки такую обаятельную и здоровую молодую леди.

На свадьбу прибыли также сэр Роберт Смолл, деловой партнер леди де Мариско, и его старшая сестра леди Сесили, которую считали бабушкой все братья и сестры семьи, начиная с поколения Валентины и кончая младшими детьми. Смоллы были почти членами семьи. Посторонние предполагали между ними какую‑то кровную связь, которую ни Сен‑Мишели, ни де Мариско не давали себе труда отрицать. Сэру Роберту и леди Сесили уже пошел восьмой десяток, но они были по‑прежнему полны жизненных сил.

Родом из Девона, где им принадлежало поместье Рен‑Корт, сейчас они жили в маленьком поместье Оук‑Холл, недалеко от де Мариско. Рен‑Корт отдали Виллоу. Она родилась там. И поскольку никто из Смоллов не вступал в брак, Виллоу была их наследницей. Сэр Роберт, или Робби, как они называли его, только недавно и с большой неохотой отошел от морских походов.

День свадьбы Анны Сен‑Мишель выдался солнечным и теплым. После необычно дождливой весны весь июль был солнечным и жарким. Невеста, по общему признанию, была необычайно красивой в своем свадебном платье из кремового атласа с лифом, обильно расшитым жемчугом. На ее распущенных темных волосах лежал венок тонкой филигранной работы из позолоченного серебра, жемчуга и аметистов. В руках она держала букет розовых и белых роз. Ее сопровождали две младшие сестры, одетые в бледно‑розовые платья, с лифами, расшитыми крошечными жемчужинками и бабочками, вышитыми золотой нитью. На распущенных волосах красовались венки из полевых цветов, а в руках – такие же букеты, перевязанные золотыми лентами.

Жених, красивый молодой шатен, был одет в костюм из голубого шелка. Слова брачного обета он произнес, нервно запинаясь, чем позабавил своего отца, в то время как его мать промокала глаза белым батистовым платком. Невеста, как и подобало, зарумянилась, что обрадовало ее родителей и вызвало хихиканье ее молодых кузин, братьев и сестер. Когда они были объявлены мужем и женой и Роберт Грейсон поцеловал ее, это вызвало дружеские возгласы одобрения.

После этого было устроено пиршество и танцы на лужайке Перрок‑Ройяла. Столы ломились от щедрых угощений, предлагаемых семьей невесты. В празднике приняли участие не только приглашенные гости, но и все арендаторы, связанные с Перрок‑Ройялем, все слуги и деревенские жители. Был приглашен проезжавший мимо цыганский табор. В знак благодарности цыганки предсказывали гостям их судьбу.

Взяв руку Валентины, старуха, предводительница табора, сказала:

– Ты недавно овдовела, но в твоем браке не было любви. – Валентина промолчала. Она не опустила глаза под взглядом цыганки. – Скоро, – продолжала старуха, – ты узнаешь давнюю тайну. Тебе предстоит проехать долгий путь, чтобы найти то, что у тебя уже есть. Ты также найдешь то, что так давно искала, что было неуловимо для тебя, ты найдешь любовь. Она все время рядом с тобой, но ты не замечаешь ее и не узнаешь о ней, пока не исполнишь то, что уготовано тебе.

– Объясни мне, о чем ты говоришь, – попросила Валентина. Старуха покачала головой.

– Со временем, леди, все станет ясно, – сказала она и двинулась дальше предсказывать судьбу другим.

Смущенная Валентина посмотрела вслед цыганке. Потом, покачав головой, рассмеялась. Кто знает, может быть, женщина и увидела что‑нибудь на ее руке? Цыганки – такие обманщицы, но ведь женщина знала, что она недавно овдовела и что между ней и Эдвардом не было любви. На мгновение Валентине стало неуютно, но потом, выбранив себя за глупость, она присоединилась к своей счастливой семье.

Прежде чем взошла луна, несколько раз опорожнялись и откатывались в сторону гигантские бочки с сидром и черным элем. Гости пили густые, душистые вина с виноградников Аршамбо, имения, принадлежавшего сводному брату Адама де Мариско, Александру де Савиллю, графу де Шер. Наконец, когда бочки опустели, жениха и невесту стали укладывать в кровать. Новобрачных раздели и уложили на брачное ложе со смехом и шуточками. Хотя их окружали любящие люди, парочка краснела от смущения. Кубок с пряным напитком был поднят за их способность к деторождению, и наконец весельчаки удалились. Анна и Роберт остались одни.

На следующее утро молодая пара вместе с семьей жениха уехала в Холли‑Хилл. Жизнь в Перрок‑Ройяле вернулась в нормальное русло.

Сидя в небольшой гостиной за рукоделием, Валентина разговаривала со своей матерью. Свинцовые рамы окон маленькой комнаты были распахнуты, и ветерок наполнял залитую солнцем комнату ароматом цветов. Не было никаких признаков спада июльской жары, поэтому камин не зажигали.

– Я не завидую тете Дейдре, – заметила Валентина, закончив вышивать инициалы Бевин на красивой полотняной наволочке. Она отрезала нитку и отложила наволочку в сторону.

– Почему ты так говоришь? – спросила ее Эйден.

– Ее гости останутся на несколько недель, так же как и гости ее матери.

– Скай и Адам любят своих детей, Валентина. Они рады принимать их под своей крышей. – Эйден вышивала французские узелки на углах полотняной скатерти.

– Я говорю не о моих кузинах, мама, – посмеиваясь, сказала Валентина, – а об их многочисленных отпрысках. В Королевском Молверне их девятнадцать и пятнадцать у Дейдры!

– Я завидую Скай, у нее так много внуков. Я и раньше завидовала ей из‑за детей, Валентина, – спокойно ответила Эйден.

– Но, мама, ты еще слишком молода, чтобы иметь внуков!

Эйден Сен‑Мишель зарумянилась от комплимента дочери. Зеркало подсказывало ей, что сказанное совсем не было преувеличением. Хотя беременности немного увеличили ее талию, она не была толстой, лицо оставалось гладким, как у молодой женщины. Тем не менее она ответила:

– Я уже ближе к пятидесяти, чем к сорока, Валентина, и я мать дочери, которой двадцать один год и которая сама могла бы быть матерью, если бы вышла замуж пораньше. Но увы, только я подумала, что ты устроена, как ты оказалась вдовой.

– Роберт и Анна вскоре подарят тебе внуков, мама, – с улыбкой сказала Валентина.

– Через семь месяцев, как я полагаю, – последовал ответ; серые глаза Эйден озорно блеснули.

– Так ты знала? Ах, мама! – Валентина была поражена.

– Конечно, знала, – спокойно согласилась Эйден. – Помни, Валентина, это мой дом. Здесь не происходит ничего, о чем бы я не знала. Мне докладывают прачки и остальные слуги тоже. И главная прачка была очень расстроена, когда пришла ко мне несколько недель назад. Можно было подумать, что Анна ее дочь, а не моя.

– Но ты ничего не сказала Анне, мама.

– Моя дорогая, что я могла сказать? Дело сделано, а поскольку вскоре предстояла свадьба, я не считала, что нужно расстраивать твою сестру. Кроме того, я видела, что Анна наслаждается своей маленькой тайной, – со смехом закончила Эйден.

– Папа знает?

– Боже упаси, дорогая, конечно, нет! Ты тоже не должна никому говорить об этом. Конн придет в ужас от того, что одна из его дочерей повела себя так опрометчиво. Он забывает, что его собственная жена просила у королевы его руки и что женщины в этой семье известны своей страстностью. Если я просто скажу ему о том, что его первый внук родился раньше срока, он этому поверит, благослови его Господь! Твой отец, несмотря на все свои увлечения в прошлом, невинен как ребенок. Я люблю его за это.

«Женщины в этой семье известны своей страстностью». Валентина думала над словами матери позже, гуляя по саду. Все, кроме меня, решила она грустно. Мне еще предстоит познать страсть. Конечно, я не испытывала таких чувств к Эдварду Бэрроузу, но, в конце концов, я не думаю, что сам Нед был страстным. Он никогда не смотрел на меня так, как папа смотрит на маму. Или как дядя Адам смотрит на тетю Скай.

Интересно, они занимаются любовью, не снимая ночного белья? Я никогда не видела своего мужа обнаженным, как и он меня. Ведь он всегда входил ко мне после того, как свечи были потушены. Он приходил ко мне в спальню ночью три раза в неделю, любил меня один раз, а потом уходил, не говоря ни слова. Он никогда не оставался со мной всю ночь, за исключением первой. И все же я знаю, что папа всегда спит с мамой, а дядя – с тетей. Интересно, может быть, Неду что‑нибудь не нравилось, а он не мог сказать мне об этом?

– Ты хмуришься, кузина. – Глубокий мужской голос прозвучал сзади нее.

Оторвав взгляд от посыпанной гравием дорожки, на которой было сосредоточено все ее внимание, Валентина увидела своего кузена, лорда Бурка.

– Патрик, – улыбнулась она ему. – Я не слышала, как вы подошли. Где вы научились подкрадываться как кот?

– Я мог привести с собой табун оседланных лошадей, Валентина, и ты бы не услышала. Ты, кажется, размышляла о чем‑то крайне неприятном. Что огорчает тебя, милая кузина? Расскажи мне, и я все исправлю. Помнишь, как мы дружили, когда ты была маленькой девочкой. – Он взял ее тонкую белую руку, и они вместе пошли по гравийной дорожке.

Хотя он был на несколько лет старше ее, они всегда были очень близки, никогда не боялись быть откровенными друг с другом и были замечательными друзьями.

Она улыбнулась ему.

– Сомневаюсь, Патрик, что вам будут интересны размышления бедной вдовы.

Патрик Бурк засмеялся.

– Тебя вряд ли можно назвать бедной вдовой, Вал. Твой муж был вполне прилично обеспечен, и мне сказали, что ты унаследовала все, что у него было. Кроме того, ты не производишь впечатления убитой горем. Ну, рассказывай. Ты моя любимая кузина, и мне интересно, что тебя беспокоит. Говори.

Она покачала головой.

– Только глупости, больше ничего. Мне не хотелось бы беспокоить вас этим.

Лорд Бурк был на четыре дюйма выше своей кузины, которая при росте в пять футов десять дюймов считалась очень высокой женщиной. Сейчас, вытянувшись в полный рост, он пристально смотрел на нее сверху вниз, с высоты своих шести футов и двух дюймов. Прядь темных волос упала ему на лоб. Его глаза поразительно голубого цвета смотрели на нее с живым интересом.

– Скажи мне, милая кузина, – осведомился он невинным голосом, – ты по‑прежнему боишься щекотки? Валентина отступила на шаг в сторону.

– Патрик! Вы не посмеете.

– Скажи мне, о чем ты думаешь, Вал, – потребовал он и взял ее за руку. – Неужели твои мысли так восхитительно порочны, что ты боишься открыть их? – Когда она покраснела, он фыркнул. – Ах, девушка, твое лицо выдает тебя! Я не успокоюсь, пока ты все мне не расскажешь.

Она сделала героическую попытку освободиться.

– Нет, нет, не искушайте! Я не буду ничего рассказывать! Мои мысли принадлежат мне, и я не буду делить их с вами!

Крепко держа ее, он протянул руку к ее худеньким ребрам и начал щекотать.

– Исповедуйся, Вал, или поймешь, каким страшным будет наказание, если ты не сделаешь этого, – пригрозил он, сердито нахмурив густые черные брови.

– Патрик! Черт вас побери! – завизжала она, пытаясь ускользнуть от него. Наконец, поняв бесполезность своих попыток, она сдалась и сказала:

– Я просто думала, всегда ли женатые люди занимаются любовью, не снимая нижнего белья. Ошеломленный, он отпустил ее.

– Так поступал твой муж? – потребовал он ответа, прекрасно понимая, что не имеет права задавать такой личный вопрос.

– Да, – ответила она просто.

– Тогда он был последним дураком, – горячо сказал он, – и ничего не понимал в женской красоте. Мужчины, которых я знаю, наслаждаются, когда они an natural в постелях с женами и любовницами. И уж, конечно, в этой семье мужчины ведут себя именно так.

– Я так и думала. – Она вздохнула. – Но у меня такой маленький опыт, что я не была уверена.

– Он никогда не видел, какой тебя создал Бог? А ты его? – спросил Патрик.

Валентина покачала головой.

– Но ведь он хорошо обращался с тобой? – Он попытался заглянуть ей в глаза.

– Нед? – Она засмеялась. – Нед был добрым и хорошим человеком, Патрик, но ему недоставало страсти. Он был необычайно добр ко мне в первую брачную ночь, когда обнаружил, что мне чертовски трудно расстаться с девственностью. Он был настойчив, но добр, добр всегда. Я почему‑то думаю, что между нами должно было быть еще что‑то, кроме того, что было. Может быть, это потому, что мы так недолго жили вместе.

– Ты очень любила его, кузина? – спросил он тихо. Она колебалась только долю секунды, потом совершенно чистосердечно сказала:

– Патрик, мне стыдно говорить вам об этом, но я вообще не любила его. – У него был такой растерянный вид, что она пояснила:

– У мамы была глупая мысль, что, пока я не выйду замуж, не выйдет замуж ни одна из моих сестер, – начала она. – Я никогда никого не могла выбрать. Когда прошлой весной мне исполнилось двадцать лет, я поняла, что нужно скорей выходить замуж. Лорд Бэрроуз показался мне самым хорошим человеком из всех моих поклонников, поэтому я приняла его предложение. Думаю, что он был почти так же, как и я, удивлен, когда решение было принято. За всю свою жизнь я не любила ни одного мужчину. Я не понимаю, что это такое, хотя мама говорит, что женщины в нашей семье отличаются страстным темпераментом. Я, однако, не такая. Поскольку деньги Неда позволяют мне самой распоряжаться своей судьбой, не думаю, что я снова выйду замуж. Выйти замуж просто для того, чтобы выйти замуж, вещь не очень приятная. Женщина должна любить мужчину, за которого выходит замуж, и она должна выбрать мужа, руководствуясь только любовью и ничем больше, и не важно, что при этом говорят другие, чтобы убедить ее.

– Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я когда‑либо знал, Валентина Сен‑Мишель, – пылко признался Патрик. – Ты можешь завоевать любого мужчину, какого захочешь! Даже принца королевской крови!

«Господи, – думал он. – Я говорю как слезливый школьник». Казалось, это его последнее заявление не взволновало ее, и через мгновение он понял, что страсти в его голосе она просто не заметила.

Валентина легко рассмеялась.

– Увы, Патрик Бурк, у нас в Англии нет принцев, которые ищут себе жену, как их нет и в Ирландии. Ах, кузен, у вас всегда находится способ развеселить меня и прогнать скверное настроение. Спасибо за такой изящный комплимент, но думаю, что самая прекрасная женщина из всех, кого я когда‑либо видела, это ваша мать.

– В ее поколении, вероятно, – решительно признал он, – но в нашем – это ты. Вал.

– Как насчет ваших сестер, вы, вероломный негодник? – поддразнила она.

– Виллоу слишком желтая, Дейдра слишком бледная, а нос Велвет слишком длинен, – ответил он небрежно.

– Негодяй! Я расскажу вашим сестрам, как вы отзываетесь о них! Если бы любой из моих братьев так язвительно говорил обо мне, я отомстила бы ему точно так же, как ваши сестры отомстят вам за себя, милорд Бурк!

– Не выйдет, мадам, до тех пор пока у меня есть десять пальцев, чтобы щекотать тебя. – Он поднял руку и пошевелил пальцами в воздухе. – Эти пальцы являются моим тайным оружием, и они заставят тебя молчать и слушаться меня, Валентина Сен‑Мишель, – объявил он.

– Ха! Вам сначала предстоит поймать меня, мой прекрасный лорд, – ответила ему Валентина. Она со всех ног помчалась по саду, а кузен побежал следом.

Она повернула к знаменитому самшитовому лабиринту, пытаясь укрыться в его зелени.

– Нечестно! Нечестно! – крикнул он, останавливаясь перед препятствием. – Проклятье, Вал, ты же знаешь, я никогда не мог найти выход из этого дурацкого лабиринта. Выходи сейчас же, скверная девчонка!

Она исчезла в лабиринте, и ее победный смех доносился из‑за густых зарослей. Тихонько выругавшись, Патрик нырнул в лабиринт в поисках Валентины. Та, услышав, как он мечется в зарослях, похихикала над ним и, когда точно поняла, что он совершенно потерялся в путанице зеленых поворотов и перекрестков, легко нашла выход, поспешив к дому. До него вскоре дойдет, что ее больше там нет. Ему предстоит попотеть, пока он найдет выход из лабиринта. От удовольствия она рассмеялась.

Если она была любимой кузиной Патрика, то уж он‑то наверняка был ее любимым кузеном. Хотя он на одиннадцать лет старше, они всегда были близкими друзьями. Еще маленькой девочкой она всегда тянулась к Патрику Бурку.

В молодости он много времени провел при дворе, служа пажом в семье графа Линкольна, жена которого приходилась кузиной Эйден Сен‑Мишель. Когда он вырос и не мог уже быть пажом, мать послала его в Оксфорд. Он проучился там два года, затем провел год на море вместе со своим старшим братом, Мурроу. Года оказалось достаточно, чтобы он понял: море, как и покойного отца, Найла Бурка, совершенно не привлекает его. С тех пор он делил свое время между заботами о своих поместьях и двором, выполняя поручения королевы, требующие особой деликатности. Он принял участие в экспедиции графа Эссекса на Кадис в 1596 году, когда англичане захватили и разграбили этот испанский город.

Валентина встречалась со своим кузеном всякий раз, когда семья собиралась вместе. Сейчас она недоумевала, почему она никогда не обсуждала с Патриком свои проблемы с замужеством. Он всегда помогал ей найти ответы на трудные вопросы. Более того, Патрик, как и она сама, казалось, не смог найти истинную любовь.

– Валентина? – окликнула ее мать, когда она подошла к террасе. – Нашел ли тебя Патрик? Он приехал сегодня специально для того, чтобы повидаться с тобой.

– Лучше бы тебе послать кого‑то, мама, чтобы ему помогли выбраться из лабиринта. Кажется, лорд Бурк снова заблудился, – рассмеялась Валентина.

– Валентина! Неужели ты никогда не повзрослеешь? – пожурила ее Эйден, но не смогла не засмеяться. Она была рада, что Валентина не растеряла жизненные силы со смертью лорда Бэрроуза. – Джемми, – окликнула она своего младшего сына, – пойди и выведи твоего бедного кузена Патрика из лабиринта.

Мальчишка с радостными воплями помчался со всех ног выполнять поручение. Неспособность их кузена найти разгадку лабиринта Перрок‑Ройяла стала давнишней семейной шуткой. Все дети Сен‑Мишелей, как и их кузены, к тому времени, когда им исполнялось четыре года, легко разгадывали загадку пересекающихся тропинок, за исключением Патрика.

Для него, к его разочарованию, лабиринт по‑прежнему оставался головоломкой.

– Зачем, Бога ради, ты завлекла своего кузена в лабиринт, Валентина? – требовательно спросила мать.

– Я не завлекала его, мама. Я была вынуждена спасаться от него бегством. Он щекотал меня, а ты знаешь, как я боюсь щекотки. Я знала, что, если мне удастся завлечь его в лабиринт, я смогу легко спастись; просто убежать от него я, конечно, не могла. Кроме того, разве прилично для недавно овдовевшей леди в глубоком трауре бегать на виду у всех от своего преследователя по лужайке? Думаю, мне надо с большей осмотрительностью относиться к своей репутации, мама.

– Я рада, что ты заботишься о приличиях, моя дорогая, хотя твои методы несколько необычны, – пробормотала Эйден.

– Надеюсь, что ты защитишь меня, мама, когда Джемми поможет выбраться моему кузену из заточения, – озорно сказала Валентина.

Увидев, что ее племянник решительно направляется к ним с другого конца сада, Эйден взяла свою дочь под руку и торопливо увела в дом.

– Уверена, что Патрику не захочется мстить нам, если мы надежно спрячемся в доме, – сказала она.

– Ах, мама, как хорошо видеть, что ты по‑прежнему хочешь защитить меня.

– Я всегда оберегала тебя, Валентина. С младенчества я оберегала тебя, хотя ты была еще слишком мала, чтобы помнить об этом, – последовал ответ.

– Знаю, – сказала Валентина. – Нен по меньшей мере – тысячу раз рассказывала историю моего похищения. И Венда тоже, потому что она также принимала участие на начальной стадии этого приключения.

– Да, это так, – сказала Эйден с улыбкой, – но именно верная Нен вынесла твое пленение в Ирландии и мучилась у моего дедушки Фитцджеральда и его семьи. Это она вынянчила тебя и сохранила тебе жизнь, пока я смогла добраться до тебя. Все‑таки я спасла тебя, до того как смог приехать твой отец. В это время я встретила лорда Глина, который прятал меня от Фитцджеральдов и их гнева за крепкими стенами Глишгчннона до тех пор, пока за нами не приехал Конн. А теперь вот Бевин выходит замуж за молодого Генри Стерминстера. названного в честь отца и его наследника. Когда‑нибудь моя дочь станет хозяйкой этого замечательного замка. Мне с трудом верится в это.

– Ты хорошо пристроила своих дочерей, мама. Анна когда‑нибудь станет хозяйкой Холли‑Хилла, а Бевин получит ирландский замок. Когда‑нибудь ты должна будешь найти какого‑нибудь графа для Мегги, потому что она намерена устроить самую великолепную из всех свадеб. Только ради графа можно пойти на такие расходы. – подзадорила Валентина мать.

– Ну а как насчет тебя, моя дорогая? – спросила Эйден. – Когда‑нибудь ты тоже захочешь выйти замуж.

– О нет, мама! Со мной это больше не произойдет. Когда вы поймете, что я белая ворона в вашей семье? Ни один мужчина никогда не затронул моего сердца и сомневаюсь, что когда‑нибудь вообще такое произойдет. Я вышла замуж за лорда Бэрроуза, чтобы угодить тебе и отцу, и, хотя он был хорошим человеком, это была ужасная ошибка. Ее я не повторю никогда, если у меня не будет любви такой же, как между тобой и отцом. Я не соглашусь на меньшее и не буду твердить себе, что обязана быть счастливой. Это никогда не повторится!

Эйден Сен‑Мишель не сказала ничего. Она на самом деле ничего не могла придумать, чтобы опровергнуть доводы дочери.

Она понимала, что Валентина не любила Эдварда Бэрроуза. Тем не менее не находила подходящей причины, чтобы расстроить брак, если Валентина согласилась на него. Поэтому Эйден закрыла глаза на происходящее и позволила свадьбе состояться. В свои двадцать лет Валентина была несколько старовата для первого брака.

Эйден сама вышла замуж далеко не молоденькой девушкой. Однако она понимала, что у нее были смягчающие обстоятельства, которых не было у ее дочери. Эйден не приходило в голову, что в заботах о престарелом отце она сама расцвела несколько позже положенного срока. Ее старший ребенок, во многом так похожий на нее, мог быть цветком, который тоже расцветает с опозданием. Но она не задумывалась над этим, и то, что Валентина не находила любимого человека, беспокоило ее.

Однако сейчас Эйден Сен‑Мишель, леди Блисс, мало думала о своей овдовевшей дочери. Позже будет время заняться проблемами Валентины. А пока надо готовиться к свадьбе третьей дочери. Свадьба должна быть грандиозной. Эйден серьезно сомневалась, есть ли другая такая мать, которой удалось бы удачно выдать замуж трех дочерей в течение шести месяцев.

Летом 1569 года Конн О'Малли отвез свою семью на остров Иннисфан в родовой дом О'Малли из Мид‑Коннота[6]повидаться с их бабушкой Анной О'Малли. В тот год ей исполнилось шестьдесят. Увидев бедность, в которой жила его мать, Конн хотел забрать ее с собой в Англию, но та не поехала. Ее теплые, карие глаза смотрели благожелательно, когда она сказала ему:

– Я родилась в Ирландии. Я всю жизнь прожила здесь. Я умру здесь. И больше не буду говорить об этом, Конн.

Он примирился с ее решением, хотя был очень недоволен этим. Из‑за своего безрассудства и глупости его братья потеряли все свои сбережения, которые нажили за годы плавания на кораблях во славу Англии, наводя ужас на гордых донов вдоль Испанского Мейна. Расстроенные своими потерями, обвиняя всех, кроме самих себя, и особенно Елизавету Тюдор и тех, кто стоял за ней, Брайан, Шон и Симус О'Малли в то время занимались мелким пиратством на побережьях Ирландии, между Ирландией и Шотландией. Летом 1596 года они уже спутались с графом Тиронским и его повстанцами. Конн знал, что это безнадежное дело, и боялся, что их действия могут осложнить жизнь матери.

Именно летом 1596 года Бенин Сен‑Мишель, которой тогда было одиннадцать, познакомилась со старшим сыном лорда Глина, Генри Стерминстером. Будущему хозяину Глиншеннона было семнадцать лет, и он только что закончил образование во Франции. Он считал себя достаточно умудренным жизнью, но один только взгляд на Бевин Сен‑Мишель, которой от ее бабушки Фитцджеральд достались прекрасные каштановые волосы и светло‑голубые глаза, заставил Генри Стерминстера лишиться покоя. Он сказал родителям, которые серьезно задумывались о его браке с одной из его кузин, что он не возьмет в жены никого, кроме леди Сен‑Мишель. Видя его непреклонность, они согласились, поскольку никаких недостатков не числилось ни за девочкой, ни за ее семьей.

Однако Бевин не была готова относиться к этому серьезно. Она находилась в переходном возрасте между детством и зрелостью, и страстные признания Генри в вечной любви пугали ее. Он понял свою ошибку и стал с ней более нежен. К концу лета Бевин была почти влюблена. Она провела два следующих лета в замке Глиншеннон, привыкая к будущим родственникам и все больше влюбляясь в Генри.

Летом 1599 года граф Эссекс привел в Ирландию армию в семнадцать тысяч человек, чтобы усмирить графа Тирона, который с помощью Испании организовал самое серьезное за многие годы выступление против Англии. Испанцам была безразлична судьба ирландцев. Они просто использовали хороший случай припугнуть английскую королеву. Несмотря на наличие армии и его огромные возможности, он не представлял угрозы для испанцев, потому что едва рискнул бы продвинуться дальше Дублин‑Пейла[7]. Все же это было неподходящее время, чтобы отправляться в Ирландию. Леди Глин и ее старший сын решили приехать в Англию на корабле, принадлежащем О'Малли и Смоллу, чтобы Генри Стерминстер мог формально обручиться с госпожой Бевин Сен‑Мишель.

Сейчас, на двадцатый день октября 1600 года, огромная толпа гостей собралась в Перрок‑Ройяле, чтобы присутствовать на свадьбе молодой пары. К семье на этот раз присоединилось все соседнее дворянство и несколько друзей Сен‑Мишелей из окружения королевы. Когда‑то лорд Блисс был близок ко двору Елизаветы Тюдор, но несколькими годами раньше, еще до рождения Джемми, они перестали ездить в Лондон даже на новогодние праздники.

Сияющая Бевин с диадемой из бриллиантов и жемчугов на голове и длинными, развевающимися на теплом осеннем ветерке волосами была в атласном платье цвета густых сливок, щедро расшитом бриллиантами, жемчугом и золотой нитью. Ее сопровождала младшая сестра Маргарет и несколько молодых кузин: Сибилла Гордон, Мэри Элизабет Эдварде, Телия и Пенелопа Блейкли. Подружки невесты были одеты в ярко‑желтые шелковые платья и держали в руках букеты белых роз, перевязанные золотыми лентами.

Празднества и пир, последовавшие за церемонией бракосочетания, продлились до позднего вечера. Большой зал Перрок‑Ройяла долго еще звенел от смеха и забав уже после того, как жениха и невесту уложили в кровать с подобающими церемониями и грубыми шуточками.

Когда на следующий день последние гости наконец уехали, Эйден повернулась к мужу со вздохом облегчения:

– Слава Богу, что Мегги только двенадцать! По крайней мере года три мне не нужно будет устраивать свадьбу.

– А как насчет Валентины? – спросил жену лорд Блисс.

– Когда женщина выходит замуж во второй раз, дело обстоит по‑другому. Кроме того, наша старшая дочь говорит, что она не собирается снова выходить замуж. Конечно, я не верю ей, но вполне достаточно того, что она сама верит в это. Валентине нужно время, чтобы разобраться в себе, Конн. Мы ошибались, толкая ее на этот поспешный брак с лордом Бэрроузом. Сейчас я понимаю это.

– Она была несчастлива с ним?

– Не несчастлива, но и счастливой тоже не была. Она признается, что вышла замуж просто для того, чтобы угодить нам, и это огорчает меня. Кони. – Эйден положила голову на плечо мужу и глубоко вздохнула. – Нам так повезло, что мы любим друг друга, и я хотела, чтобы Валентина нашла себе такую счастливую судьбу, как и я, моя радость.

Лорд Блисс согласился со своей женой. Подобно Эйден, Конн не знал, как поступать со своей старшей дочерью. Учиться снова ей было уже поздно. Обязанности по управлению Перрок‑Ройялем лежали наледи Блисс. Казалось, что для Валентины нет места в доме. С другой стороны. Кони и Эйден решили, что их дочь слишком молода, чтобы вернуться в дом своего покойного мужа, но, даже если бы и нашлась подходящая компаньонка для нее, суть дела состояла в том, что дел у Валентины в Хилл‑Корте было бы еще меньше, чем в Перрок‑Ройяле.

– Отправьте‑ка ее ко двору, – сказала Скай О'Малли де Мариско, когда ее брат поделился тревогой со старшей сестрой во время совместного семейного рождественского праздника. – Я удивлена, что вы с Эйден не подумали об этом. И Анна, и Бевин служили какое‑то время королеве. Все женщины в нашей семье делали это, за исключением тех, которые еще слишком молоды, и Валентины. Двор – самое подходящее для нее место.

– Ты уже много лет не была при дворе, – сказал Кони. – Сейчас он не такой, как раньше.

– Только то, что мне все еще запрещается появляться перед Бесс[8], не означает, что я не знаю ничего о том, что творится при дворе, – лукаво улыбнулась Скай.

Она только что отпраздновала свое шестидесятилетие, но казалась гораздо моложе.

Скай держалась прямо, и ее блестящие волосы были по‑прежнему черными, не считая тоненьких серебряных прядей на висках. Ее ирландские голубые глаза не выцвели, и, как всегда, взгляд их был открытым.

– Валентина никогда не хотела быть при дворе, – ответил Конн. – Она всегда предпочитала жить в деревне. По характеру она очень похожа на Эйден.

– С немалой долей упрямства О'Малли, – последовал едкий ответ. – Послушай меня, Конн. Валентина не сможет принять решение, не побыв некоторое время при дворе. Быть представленной ко двору совсем не так интересно, как в наши дни. Бесс почти семьдесят, и вокруг нее уже кружат акулы. Хотя она не называет престолонаследника из страха быть свергнутой из‑за возраста, Джеймс Стюарт[9]будет в конечном счете королем Англии. Тем временем, брат мой, славные дни нашей юности давно миновали. Конечно, Валентина должна отправиться ко двору. Жить во времена Бесс Тюдор и не знать ее было бы преступлением. Моя племянница просто застенчива, как и твоя Эйден. Если бы старый лорд Блисс не умер и не оставил Эйден под присмотром королевы, она, наверное, никогда бы не уехала из своего любимого Перрок‑Ройяла и вы бы не встретились, дорогой Конн. Подумай, какое счастье ты бы пропустил. Подумай об этом как следует. Валентине тоже надо призадуматься. Возможно, настоящая любовь ждет ее при дворе. Если она не поедет, скорее всего она никогда не сможет найти ее.

Лорд и леди Блисс не стали долго ждать и обсудили этот вопрос со своей овдовевшей дочерью. К их великому удивлению, она согласилась с тетей Скай. Она отказывалась служить при дворе, когда была моложе, но сейчас положение ее изменилось. Оставаясь дома, она ничего не выигрывала. Брак с Эдвардом Бэрроузом не принес ей счастья. Она отправится ко двору и поищет там свою судьбу.

В доме поднялась суматоха, начали собирать сундуки и ящики леди Бэрроуз. Мег Финей, старшая камеристка Эйден, командовала сборами.

– Разве я не была при дворе с моей госпожой, прежде чем она вышла замуж? – вопрошала она других слуг с видом превосходства. – Я знаю, какие вещи требуются при дворе.

Из, Королевского Молверна на помощь приехала камеристка леди де Мариско, Дейзи Келли. Она была гораздо лучше осведомлена о нравах двора, чем старая Мег, ведь Скай О'Малли де Мариско провела много времени на службе у королевы. Не обижая колючую Мег, она помогала ей, и ее помощь была оценена по достоинству. Старая Мег редко вставала с постели в эти дни, мучаясь болями в суставах.

Платья леди Бэрроуз, нижнее белье, ночные принадлежности, меха и плащи, драгоценности и постельное белье были тщательно уложены. Вместе с пуховыми подушками упаковали небольшую дубовую лохань для мытья. У Валентины будет своя карета с лошадьми и кучер, а также верховые лошади. Ее кузина Виллоу, графиня Альсестерская, невероятно гордившаяся тем, что принадлежит к людям, которым доверяет королева, должна была представить ее при дворе.

Среди королевских фрейлин уже было найдено место для Валентины – одна из фрейлин уехала в Йорк на рождество, серьезно простудилась и совершенно неожиданно умерла. Узнав об этом, Виллоу немедленно стала просить леди Хауард, графиню Ноттингем, предложить на это место ее кузину.

– Хотя моей кузине всего двадцать, мадам, она очень серьезная и образованная женщина, – сказала Виллоу.

– Вы говорите, она вдова?

– Да, мадам. Вдова лорда Бэрроуза из Хилл‑Корта в Оксфордшире. Они были женаты очень короткое время, нет ни детей, ни других препятствий, которые могли бы помешать леди Бэрроуз служить ее величеству.

Виллоу знала, что сейчас королева не любит перемен, и энергично искала возможность представить Валентину в наиболее выгодном для нее свете.

Леди Хауард, урожденная Кэтрин Кэрн, дочь покойного кузена королевы Генри Кэрна, лорда Хандстона, не припомнила лорда Бэрроуза.

– Кто родители вашей кузины? – спросила она.

– Ее отец – брат моей матери, урожденный О'Малли, но известный все эти годы как Конн Сен‑Мишель, лорд Блисс. Ее мать – единственная дочь покойного Пейтона Сен‑Мишеля, бывшего лорда Блисса, – ответила Виллоу.

– Конн О'Малли! – Воспоминание заставило губы леди Хауард расплыться в улыбке. – Его называли самым красивым мужчиной при дворе. Он стал причиной ужасного скандала, и королева женила его на какой‑то наследнице и отослала от двора. Позже ему позволили вернуться, но я не видела его много лет. Он был очаровательным мужчиной! – Тут добрая женщина спохватилась и спросила:

– Итак, он остепенился, не правда ли?

– Образцовый муж и отец семерых детей, – сказала Виллоу, слегка улыбаясь.

Дядя Конн производил самое потрясающее впечатление на придворных дам определенного возраста, хотя она сама не была свидетелем этому.

– Ну, – сказала графиня Ноттингем, – вы не легкомысленная женщина, леди Эдварде, и я не могу припомнить, чтобы вы когда‑либо просили за родственника или за друга. Вы можете поручиться за поведение вашей кузины?

– Конечно, мадам, но в этом нет необходимости. Валентина очень осмотрительная женщина, какой была и ее мать, когда служила королеве.

– Эйден Сен‑Мишель! – задумалась леди Хауард и нахмурилась, копаясь в своей памяти. – Такая высокая, довольно некрасивая девушка?

– Да, мадам.

– Я помню ее, хотя и смутно, – сказала графиня. – Я также вспоминаю, что жена Линкольна была ее дальней родственницей, Когда она поняла, что девушка и ее наследство ускользнули от нее, она ужасно расстроилась. Ваша кузина такая же некрасивая, как и ее мать?

– Нет, мадам. Она, как и все дети моего дяди, скорее похожа на него, – ответила Виллоу.

Этот разговор произошел в последний день декабря, и, как только место для Валентины было обеспечено, Виллоу послала гонца к своей матери в Королевский Молверн. На седьмой день января 1601 года, сразу после крещенских праздников, Валентина, леди Бэрроуз, рассталась со своим родным домом во второй раз за последние полгода. В прошлый раз она уезжала как невеста. Сейчас она ехала искать свое счастье.

Слуги, многих из которых Валентина знала с детства, выстроились, чтобы пожелать ей доброго пути: Бил – дворецкий семьи, которому сейчас было около семидесяти, но который по‑прежнему лучше многих других исполнял свои обязанности; его жена, экономка, которая по‑прежнему служила семье и которая выстроила горничных для прощания; Эрвина, толстая кухарка, и Леома, прачка, – они плакали, не стыдясь своих слез, и обнимали леди Бэрроуз. Валентине казалось, что они больше переживают сейчас, когда она отъезжает ко двору, чем раньше, когда она выходила замуж. Мартин, кучер, давал строгие наставления Тэму, своему помощнику, потому что именно Тэм должен был править каретой леди Бэрроуз. Ее собственный кучер никогда не был в Лондоне и явно боялся этой поездки. Он останется в Перрок‑Ройяле помогать Мартину вместо Тэма.

Эйден обняла дочь.

– Запомни, королеве не понравится, если ты будешь слишком выделяться, моя дорогая. Она может быть раздражительной, но у нее доброе сердце.

– Она сука, и у нее хорошая память на ошибки, оскорбления или на неуважение, – резко бросила Скай. – Она восхищается умными женщинами, поэтому не бойся дать ей понять, что у тебя есть мозги.

– Помни о своем поведении, – наставляла Эйден Валентину. – Помни, что есть ты должна изящно.

– Остерегайся джентльменов, – продолжала Скай. – Большинство из них будут необыкновенно об

Date: 2015-12-13; view: 267; Нарушение авторских прав