Благодарю за доброе партнерство

– Немедленно заколите булавками! – повторил майор Ризенкампф, сжимая прореху в шторах.

– Сейчас! – согласилась Клара, – Мне всего лишь хотелось, чтобы господин Ткаллер посмотрел на веселящуюся толпу. Жизнь – это карнавал, а не заупокойная месса.

– Внешне – карнавал, а по сути – заупокойная месса, – отозвался Ткаллер, – Не так ли, господин Траурный марш?

– Полтора века я наблюдаю за жизнью и смертью. Должен сказать, с пристрастием наблюдаю. Не смерть убивает человека, а злость, которая в нем. За полтора века жизнь стала комфортабельнее: электричество, автомобили, поезда, лекарства… Но человек – прозрел ли он духовно, стал ли чище? Сколько великих умов и пророков пытались направить человечество на путь истинный? Совершенствуйся, единая душа мира! Но дела плохи – будто бы и не было великой музыки Моцарта, Бетховена, Шопена и Рахманинова; книг Руссо и Достоевского, будто не создавали страшных и прекрасных полотен Гойя, Босх, Рерих и Сальвадор Дали… Спиноза, Шопенгауэр, Соловьев – неужели все было напрасно?

– Увы, коллега, – развел руками Свадебный марш, – С грустью наблюдаю, что и браки не долгосрочны. А где же возлюбить ближнего, как не в браке? Даже если допустить, что сущность жизни – борьба, то почему же она ведется без внутреннего благородства? Прийти к гармонии можно только путем взаимных уступок, понимания и примирения. Главное, чего не хватает – великодушия!

– О каком великодушии вы говорите? – не выдержал Ризенкампф, – Люди как были мерзавцами, так мерзавцами и остались. Просто теперь им помогает созданная ими техника.

– Великодушие! Великодушие! – встал Свадебный марш, – И мы вам сейчас это докажем! Мы вышли из своих обложек не ради популярности, которую имели всегда и на которую, увы, не обращали внимания. Мы готовы уступить другим музыкальным произведениям. Мы не хотим стращать ваших слушателей… Но что, как не смерть, может напомнить человеку о том, зачем он живет?

– Довольно споров, – устало подвел черту Траурный, – Если есть другие музыкальные произведения, которые могут нам помочь, не вводя слушателей в панический ужас, я готов на уступки. Благодарю вас за доброе партнерство.

Свадебный марш с легким поклоном обратился к Кларе:

– Нам бы, как истинным джентльменам, хотелось бы уступить пальму первенства произведениям женского рода: не концерту, маршу или гавоту, а сонате, симфонии, оратории.

– Очень мило с вашей стороны, – согласилась польщенная Клара.

Посыпались предложения. От органной музыки пришлось отказаться сразу: орган еще не был реставрирован.

Предлагались «Фантастическая симфония» Берлиоза, увертюра «Освящение дома» Бетховена, специально созданная для праздничного представления, оратории Генделя и симфонии Моцарта. Против Моцарта неожиданно выступил майор – все моцартовские симфонии напоминали ему дорогой ковер с однообразным орнаментом. Были среди выдвинутых произведений то не слишком часто исполняемые, то отнюдь не выдающиеся, то чересчур камерные, то громоздкие и трудные для исполнения – оговорок и отговорок нашлось более чем достаточно.

– Есть одно произведение, которое может заменить и меня, и коллегу, – пошептавшись со Свадебным, сказал Траурный, – Исполнение его уместно и при том, и при другом ритуале. Не делайте вид, что не знаете, – это Девятая симфония Бетховена для оркестра, четырех солистов и хора. Ре минор.

– Попадание абсолютное, – после сосредоточенного раздумья сказал Ткаллер, – Правда, она сложна для исполнения. Нужен большой оркестр, великолепный хор. Но сейчас в городе много замечательных артистов – они как раз и смогут себя показать. Вот только нужно оставить Девятую для второго отделения. В первом нужно что‑то менее монументальное и не слишком сложное.

Свадебный марш, преодолевая некоторую неловкость, произнес:

– Есть одна… Замечательная, единственная… По правде сказать, я давно влюблен в нее. И хотел бы именно ей уступить свое место. Словом, это «Восьмая неоконченная симфония» Франца Шуберта.

– В самом деле замечательно! – обрадовалась Клара, – Первое отделение слегка грустное, романтичное и неутомительное.

С Кларой согласились все, кроме Кувайцева. Пусть найдут у Шуберта что‑нибудь законченное. Пусть даже похуже, но законченное. А то Матвея могут в консульстве с пристрастием спросить – зачем переплетал неоконченное?

Сдерживая улыбку, Ткаллер принялся объяснять, что Восьмая симфония двухчастная, потому и названа неоконченной. Шуберт начал было писать третью часть – «Менуэт», но понял, что тот лишний. И в консульстве образованные люди наверняка об этом знают.

Матвей упирался и сомневался, рвался позвонить и посоветоваться и в конце концов добился всеобщего открытого голосования, которое и утвердило Девятую симфонию Бетховена и Восьмую неоконченную Шуберта. Матвей поднял руку последним.

– Господа, тост! – подняла рюмку Клара, – За благородство наших гостей Маршей Си бемоль минор и До мажор!

– Дай бог не последнюю, – крякнул Матвей, – Пронеси, господи!

Ткаллер спустился в библиотеку за партитурами симфоний – одна была очень объемной, другая – в три раза тоньше. И тут опять заартачился Матвей – никак ему не успеть за такое короткое время сделать приличные переплеты. А халтуру он и дома не гнал, а за границей тем более не собирается. Все опешили. Это упрямство походило на прямое издевательство. Простые временные переплеты – все это Матвея не устраивало. Однако он сам предложил единственно возможный выход – выход, который всех окончательно смутил:

– Вот если бы взять переплеты у господ Маршей…

Полное молчание. Ткаллер взял карандаш, принялся чертить какие‑то узоры на случайном листке бумаги. Клара закурила. Даже майор не мог поднять глаз и лишь барабанил пальцами по столу и нервно сопел. Лишь Матвей в упор смотрел на Марши, требуя согласия.

– Что ж, если другого выхода нет… – с интонацией «пропадай все!» произнес Траурный, – я готов уступить. Хотя мне и жаль расставаться с переплетом.

– Мне тоже, – поддержал Свадебный, – Но для дам… И для общего дела…

– Вы действительно удивительные создания! – с чувством произнесла Клара.

– Благородно и достойно, – заключил Ризенкампф.

– Ничего, на нашем веку было много переплетов. И еще будут. А нет, так и голенькими посидим‑погуляем…

– Я вам потом сделаю. В Москве. Ахнете, – Матвей суетливо засобирался. Нужно было кое‑что доработать, добавить на черном красный орнамент и наоборот. Чтобы не было подозрений. Уже в дверях он обернулся на стоящий в углу компьютер: «А как же с ним быть? С „Кондзё“?»