Глава 30. Дворец шаха в Тебризе был ярко освещен, а тронный зал до отказа забит его придворными

Дворец шаха в Тебризе был ярко освещен, а тронный зал до отказа забит его придворными. Султан отлично видел, что персы испуганы. В его голове уже окончательно оформился план действий. Сначала он позволит Зулейке воплотить в жизнь выстраданную годами месть, а затем безжалостно искоренит шиитскую секту, стойкими приверженцами которой являлись сам шах Исмаил и его последователи.

Турецкие солдаты отыскали прятавшегося в городе французского священника‑иезуита, который заявил, что является представителем короля Людовика XII. Селим отпустил его с миром, но про себя подумал:

«Уж не европейцы ли в ответе за раскол в мусульманском мире?»

Восседавший на Павлиньем троне турецкий султан выглядел внушительно и грозно. Его черный шелковый халат был расшит золотыми тюльпанами, а голову прикрывал тюрбан из золотой парчи, украшенный рубином. В ногах его сидели кадины. Сайра в шелках и газе золотисто‑телесных тонов и Зулейка, одежда которой была расшита аметистами и серебром. Тут же стояли Сулейман, Мухаммед и Мурад.

К трону подвели плененного молодого шаха.

– Я не прошу милости для себя, мой господин, – проговорил юноша, – но сжалься над моей матерью и женщинами моего двора.

– Я не воюю с женщинами, – ответил Селим. Шах был смущен.

– Значит, ты отпустишь их с миром? Уговор?

– Я также не заключаю договоров с мальчишками. Особенно с теми, чьи отцы настолько глупы, что не могут отличить рабыню от принцессы.

– Ты говоришь загадками, султан Селим. Султан усмехнулся:

– Возможно. Но надеюсь, ты поможешь мне разобраться, что к чему, юноша.

С этими словами Селим хлопнул в ладоши, и стража ввела в зал маленькую женщину в богатых одеждах, которую провели к подножию трона. На всем пути ее следования персы‑придворные склонялись в низких поклонах.

– Мама! – крикнул шах, бросившись к ней. Его удержали солдаты.

– Зулейка. – Султан кивнул одной из кадин. Та поднялась со своего места и медленно, грациозно приблизилась к персидской владычице. – А теперь внимание, юноша. Перед тобой две женщины. Одна из них – благородной императорской крови, другая – простая рабыня. Которая из них кто?

– Это какая‑то шутка, султан Селим?

– Нет, шах Исмаил. Это загадка.

– Тут нет никакой загадки! Моя мать – урожденная китайская принцесса!

– Приходится признать, что ты берешь дурной пример со своего отца и излишне поспешно принимаешь кажущееся за действительное. Зулейка!

– Да, мой господин Селим?

– Сними с этой женщины чадру и открой свое лица. Зулейка изящным движением сняла с себя вуаль, и та легко, будто перышко, спорхнула на пол. Глаза персиянки в ту же секунду наполнились ужасом, и она с диким криком повалилась на пол:

– Пощадите, госпожа! Умоляю вас, пощадите! Раскидав в стороны стражу, молодой шах бросился к своей матери, пытаясь поднять ее.

– Сегодня ты празднуешь победу! – крикнул он, обернувшись на Селима. – Но пожалей ее! Она испугана, разве ты не видишь? У матери всегда были слабые нервы.

– Еще бы, – ответил султан. – Слушай меня, шах Исмаил, Я расскажу тебе одну историю.

Молодой шах помог матери кое‑как добраться до подушек. Она села, дрожа и всхлипывая.

Селим, возвысив голос так, чтобы его слышали все находящиеся в зале, начал:

– Двадцать два года назад юная китайская принцесса отправилась вместе с большим караваном под охраной солдат в Персию. Она должна была выйти замуж за шаха этой соседней державы. На границе между двумя государствами охрана каравана сменилась на персидскую, равно как и вся прислуга. С принцессой осталась только ее личная рабыня.

На беду принцессы, у ее будущего мужа в гареме находилась красивая, но злая наложница, которая тайно покинула своего господина и в сопровождении нескольких солдат отправилась навстречу китайской принцессе. Эта женщина имела сильное влияние на шаха, и она опасалась, что, если невеста окажется красивой и умной девушкой, да если еще станет его супругой, ее собственной власти над шахом придет конец. И она решила увидеть принцессу прежде, чем с ней встретится шах, и в случае необходимости избавиться от нее.

Она устроила невесте шаха теплый прием и усыпила ее бдительность льстивыми речами. Наложница поняла, что ее худшие опасения подтверждаются. Китаянка оказалась не только удивительно красивой, но и умной. И тогда наложница решила действовать. Подсыпав принцессе в питье сильное снотворное, эта женщина подкупила двух своих солдат, и те перевезли несчастную – они думали, что это служанка, – в Багдад, где и выставили на продажу на гамом дешевом открытом невольничьем рынке.

К счастью, принцессу купил ага кизляр моего отца. Он случайно проезжал мимо, уже покидая город, и сумел рассмотреть редкую жемчужину среди обычных камней. Тем временем наложница шаха убедила рабыню принцессы сыграть роль самой принцессы.

Когда султан дошел до этого места в своем рассказе, персиянка взвыла и стала разрывать на себе одежды.

– Мерзкая тварь… – прошипела Зулейка по‑китайски. – Не распускай сопли! Ты стала женой шаха, так и веди себя соответственно! Если не ради своего сына, так хотя бы во имя чести моего рода, славное имя которого ты присвоила!

– О, госпожа… – рыдая, ответила ей женщина тоже по‑китайски. – Она заставила меня! Она сказала, что я умру страшной смертью, если не сделаю, как она велела. А я… я была совсем одна в чужой стране. Я испугалась и… хотела жить!

– И ты, наверное, думала, что мы с тобой уже никогда не встретимся. Май Цзе?

– Я уже достаточно наказана за свой проступок, госпожа. Старый шах ненавидел меня за то, что я некрасива. Целых пять лет мы не жили как супруги. И только когда советники предупредили его, что признают только законного наследника, он пришел ко мне. Но стоило мне забеременеть, как он тут же вернулся в ее постель! Он был полностью в ее власти. Она и на сына моего имеет больше влияния, чем я сама! Умоляю вас, пощадите!

– Ты думаешь, я испытаю удовлетворение, отомстив низкой рабе вроде тебя? – прошипела Зулейка. – Нет, я сюда приехала за Шаннез. А ты… немедленно встань с колен!

Жена шаха повиновалась, хотя ноги плохо слушались ее и она вся дрожала. Султан же тем временем продолжал свой рассказ:

– Когда мне исполнилось двадцать пять лет, мой отец оказал мне большую честь, разрешив выбрать из своего гарема шесть девственниц, дабы я мог основать свой собственный гарем. Одной из девушек как раз и была китайская принцесса, известная теперь под именем Зулейка. Она стоит сейчас перед вами, мать трех моих сыновей. А женщина, которую вы называете своей владычицей – вдова вашего прежнего повелителя и мать шаха Исмаила. – всего лишь рабыня низкого происхождения Май Цэе.

Стон прокатился по залу и быстро перерос в ропот недовольства. Персиянка упала в обморок, увидев, как на нее стали надвигаться се же собственные придворные. Солдаты Селима с трудом не допустили их до нее, а тем временем двое рабов бросились к потерявшей сознание женщине и стали приводить ее в чувство розовой водой.

– Тихо! – зычно рыкнул султан, и зал тут же притих. – Вы, между прочим, многим обязаны этой несчастной. И в злодействе не ее следует винить. Да, она родилась рабыней, но все же была законной женой вашего господина и является матерью нынешнего шаха Исмаила. Если бы она не согласилась на обман, предложенный ей наложницей прошлого шаха, Китай пошел бы на вас войной, и Персия лежала бы ныне в руинах, а старый шах так и умер бы бездетным. Она останется вашей госпожой, это я вам говорю, султан Селим! – Он грозным взглядом обвел приглушенно галдящих персов, оттесненных солдатами к стенам тронного зала. – А теперь разберемся с истинной виновницей. Привести сюда Шаннез!

Она гордым шагом вошла в зал, приблизилась к трону, распростерлась перед ним ниц, но тут же поднялась и смело взглянула Селиму в глаза. Шаннез была высокой и стройной женщиной. Несмотря на то что ей было уже далеко за сорок, выглядела она гораздо моложе своих лет. Оливковая кожа была гладкой и нежной, без морщин. Собранные наверху и придававшие ей царственный вид волосы цвета воронова крыла совершенно не подернулись сединой. Глаза ее были подобны горящим гагатам. На ней был простой шелковый халат сливового цвета, а из украшений лишь тяжелые золотые серьги. Лицо ее было открыто.

Селим надолго остановился взглядом на ее холодном чувственном лице, перевел глаза на пульсирующую жилку у нее на шее, ниже – к высоким и крепким, конусообразным грудям и еще ниже, где между полами халата угадывалась стройная линия ног.

От Зулейки не ускользнул его заинтересованный взгляд, и она, наклонившись, шепнула ему на ухо:

– Не отказывай мне в святой мести, мой господин. Вспомни двух своих сыновей, погибших от рук персов.

– Все будет так, как ты хочешь, моя грозная тигрица… – мрачно осклабившись, ответил султан. – Шаннез, перед тобой сидит моя бас‑кадина, госпожа Сайра. Что до моей третьей жены, госпожи Зулейки, то ее ты знаешь.

– Султан ошибается, – ровным, спокойным голосом ответила Шаннез. – Я никогда не встречалась с его женами.

– Нет, это ты ошибаешься Шаннез. Представляю себе, как ты ликовала, когда думала, что удалось избавиться от китайской принцессы. Ты, конечно, уже много лет считала ее мертвой или жалкой рабыней в руках какого‑нибудь погонщика верблюдов, не так ли? Зулейка, любовь моя, открой свое лицо, чтобы Шаннез могла хорошенько тебя рассмотреть.

Третья кадина султана повиновалась. Шаннез смертельно побледнела, но быстро оправилась от потрясения, посмотрела Зулейке прямо в глаза, усмехнулась и проговорила:

– Значит, ты не умерла, такая уж судьба. Ты появилась здесь, чтобы отомстить? Что ж, я готова. Я прожила хорошую жизнь.

– Я не стану тебя убивать. О нет, Шаннез! Я пощажу тебя так же, как ты в свое время пощадила меня. Но со мной у тебя тогда вышла небольшая осечка, сейчас осечки не будет. – Зулейка смерила красавицу холодным взглядом и обернулась к охраннику. – Приведи его!

Все взоры обратились к дверям, в которых исчез солдат. Через минуту он вернулся и привел с собой невероятного уродца. Это был кряжистый горбун, вся одежда которого состояла из набедренной повязки и маленького грязного тюрбана, который нелепо сидел на голове, словно плоская лепешка. У него не было одного глаза, а другой шустро вертелся по сторонам, обозревая разом весь огромный зал.

В зале было жарко, и персы‑придворные от духоты и страха перед турецким султаном начали потеть. Но запах этот не шел ни в какое сравнение с той вонью, которую принес с собой этот горбун. Рухнув у подножия трона, он хрипло прокричал:

– Приветствую тебя, о мой господин, да продлится эра твоего правления вечно!

– Встань, – приказал султан. Горбун поднялся.

– Имя?

– Абу, повелитель.

– Ты мой раб?

– Да, повелитель.

– Чем ты занимаешься?

– Выметаю навоз из твоих конюшен, повелитель.

Селим мельком оглянулся на Зулейку, в одном взгляде выразив и веселье, и восхищение.

– Ты честно работаешь, Абу, и знай, что твои вставании не остались незамеченными. Главный конюх говорит мне, что конюшни – образец чистоты. – Селим подавил смешок. – Подобное прилежание не должно остаться без награды. Сегодня я дарую тебе свободу с условием, что ты еще послужишь мне один год. По истечении этого срока тебе заплатят двенадцать золотых монет, и ты сможешь пойти, куда хочешь. Или остаться у меня. На твой выбор.

Абу рухнул на колени, подполз к султану, схватил полу его халата и поцеловал ее.

– Подожди, Абу. Это еще не все. Свободному человеку для полноценной жизни нужна женщина. Как тебе вот эта? Она была фавориткой старого шаха. Много лет назад она причинила большую боль госпоже Зулейке.

– Матери маленького принца Нуреддина?

– Ты знаешь моего сына?

– Да, повелитель. Они заходят на конюшню, когда хотят покататься на пони. Угощают меня сладостями и инжиром. Мы с ними большие друзья. Ты хочешь, чтобы я убил эту женщину ради тебя, повелитель?

– Нет, Абу. Я решил пощадить ее и подарить тебе за твою верность. Отныне она твоя рабыня. Научи ее жизни и используй по твоему желанию.

За всю жизнь Абу всего лишь несколько раз был с женщиной. Низкая должность уборщика конюшен и внешность не располагали к общению с прекрасным полом. Он оглядел здоровым глазом Шаннез с ног до головы. Она была красива. Селим отнюдь не слыл любителем грубых розыгрышей, значит, он и правда подарил ее…

– О, великий султан! Щедрость твоя, проявленная к недостойному слуге твоему Абу, да будет прославлена в веках! – Затем, обернувшись к Шаннез, он бросил:

– Ты! Идем со мной.

– Только попробуй приблизиться ко мне, грязное животное! Я убью тебя! – прошипела красавица.

Тогда горбун, не долго думая, наотмашь ударил ее, и она свалилась на пол. Схватив ее за тонкую, изящную руку, он выволок женщину из зала.

С минуту в тронном зале стояла гнетущая тишина. Затем Селим вновь заговорил:

– Вы все были свидетелями тому, как я проявил милосердие по отношению к женщине, предавшей дочь императора великой державы. Я подарил ей жизнь. Но это не конец, и вы еще увидите, что такое страшная месть султана!

Есть только один истинный бог – Аллах. И есть Его Пророк Магомет, да будет благословенно его имя. Кто из вас осмелится не признавать их? Кто из вас оплакивает имама Хусейна и следует учению шиитов? – Тишина была ему ответом. – Я обрушу весь свой гнев на тех, кто насмехается над Господом и Его Пророком, будь то мужчина, женщина или ребенок!

Тебя я пощажу, шах Исмаил. Ты увел своих людей с пути истинного, но ты способен и вернуть их туда. Слушайте меня все! Тех, кто не отречется публично от ереси, ждет смерть. Это говорю вам я, султан Селим!

С этими словами он поднялся с трона и вышел из зала в сопровождении двух своих жен. Когда они отошли достаточно далеко, он спросил у Зулейки:

– Ты удовлетворена, мой цветок? Должен признаться, месть твоя была поистине дьявольской. Даже не думал, что в твоем сердце было столько ненависти. Неужели ты все эти годы была со мной так несчастна?

Китаянка поймала руку султана и поднесла ее сначала ко лбу, затем к губам и наконец прижала к сердцу.

– Двадцать два года я жила ради тебя, а потом еще и ради наших детей. С тобой я знала только счастье и ни разу не слышала от тебя ни одного недоброго слова. Но память о том, что та женщина сделала со мной, жила во мне, хотя именно благодаря ее предательству я нашла свою судьбу и свое счастье. Так или иначе ей нельзя было простить то, что она посмела поднять руку на дочь императора Китая. Мой род у себя столь же славен, как и твой у нас в Турции. Скажи, разве ты не поступил бы на моем месте точно так же?

Селим обнял ее одной рукой, притянул к себе и нежно поцеловал.

– Да, моя тигрица, на твоем месте я поступил бы точно так же. Но теперь твоя душа, надеюсь, очищена от бесов ненависти?

– Не до конца, мой господин, но тех немногих, что еще остались, я изгоню сама.

– Что ж, оставляю тебя для этого. – Он повернулся и ушел по вымощенной плиткой галерее.

Сайра во время их разговора тихо стояла в тени. Теперь Зулейка подошла к ней и спросила:

– Ты пойдешь со мной? То, что мы увидим, может быть ужасно, но я должна знать, что Шаннез окончательно унижена и раздавлена, иначе не успокоюсь.

Сайра согласно кивнула. Они прошли по нескольким коридорам, спустились вниз по лестнице и наконец дошли до маленькой дверки, которая вела на конюший двор дворца персидского шаха. Там квартировал уборщик султанских конюшен Абу. Только они вышли во двор, как до их слуха донеслись крики. Зулейка мрачно усмехнулась.

– Сюда, – сказала она, и Сайра последовала за ней через открытый двор к маленькой, почти незаметной лесенке в стене конюшни. – Наверх, – сказала Зулейка, поднимаясь на плоскую крышу постройки.

Женщины отыскали в крыше небольшое отверстие, легли, и им открылось то, что происходило сейчас в конюшне.

Сайра широко раскрыла глаза, ее охватила дрожь. Нагая Шаннез лежала на грязном одеяле. Ноги и руки ее были широко разведены и привязаны кожаными ремнями к колышкам, воткнутым в пол конюшни. Над ней стоял Абу. Он уже сделал свое дело и встряхивал набедренную повязку, чтобы вновь надеть ее.

– Какой большой жезл для такого коротышки, – вполголоса заметила Зулейка.

Наклонившись, Абу развязал женщину и швырнул ей ее шелковый халат, который был уже сильно запачкан.

– Я голоден, ступай найди мне еды. – И он подкрепил свое распоряжение сильным пинком.

Шаннез с трудом поднялась на ноги, запахнулась халатом и, изрыгая проклятия в адрес своего мучителя, бросилась вон из конюшни. Сайра и Зулейка поднялись, отошли к краю крыши и вновь увидели "Шаннез, которая в нерешительности остановилась посередине двора. Вдруг взгляд ее упал на огромную бочку с водой, и она бросилась к ней. Но тут из тени неожиданно появился турецкий солдат:

– Стой, женщина! Куда ты отправилась? Шаннез не сразу нашлась с ответом:

– За едой для уборщика конюшни.

– И где ты думала ее найти? В бочке с водой? Пойдем, я покажу тебе.

– Я сама найду дорогу.

– Нет, я покажу тебе. Таков приказ Зулейки‑кадины. Я буду все время находиться при тебе. – Шаннез с ненавистью и потрясением уставилась на него, а солдат продолжал:

– А ты красива. Может быть, мы с тобой где‑нибудь задержимся, а?

Плотоядно ухмыляясь, он стал надвигаться на нее.

– Не подходи ко мне! – истерически взвизгнула Шаннез.

В это время в дверях конюшни показался Абу:

– Что за шум? Где мой ужин, ты, ленивая подстилка?

– Привет, Абу, – сказал солдат. – Кто эта женщина и как тебе, уродцу, повезло наложить на нее свои грязные лапы?

– Она была фавориткой самого шаха, – гордо ответил уборщик. – Султан подарил мне свободу и эту женщину в качестве моей личной рабыни.

– Клянусь бородой Пророка! – воскликнул солдат. – Султан разбазаривает добро! – Он задумался на минуту, а потом сказал:

– Послушай, Абу, хочешь немного подзаработать? Теперь, когда ты стал свободным человеком, тебе нужно подумать о будущем.

– А что от меня потребуется?

Солдат отошел с ним в сторонку и что‑то зашептал на ухо.

– Да я‑то, пожалуйста, только учтите, что она только и делает, что орет и лягается. Мне даже пришлось привязывать ее кожаными ремнями.

– Так она у тебя с характером? Это еще лучше. Погоди‑ка, я схожу за товарищами.

Не прошло и минуты, как он вернулся с пятью другими солдатами. Каждый из них вложил в руку уборщика конюшни по маленькому кошельку. Абу повернулся к Шаннез:

– Возвращайся на конюшню.

– Но твоя еда… – начала было она, но тут все поняла и стала дико озираться в поисках пути спасения. Его не было.

– Я сам за ней схожу. Возвращайся, я сказал! Шаннез попыталась было бежать, но солдаты со смехом поймали ее и потащили на конюшню. Абу тем временем ушел.

Две женщины постояли на крыше еще с минуту. Снизу до них доносились душераздирающие крики. Наконец Зулейка проговорила:

– Пойдем, теперь я удовлетворена. Они молча спустились во двор, пересекли его и скрылись за маленькой дверкой, оставив позади терзаемую и униженную Шаннез. С тех нор Зулейка‑кадина больше не вспоминала о своем прошлом.

Date: 2015-12-13; view: 419; Нарушение авторских прав