Глава 17. Военный коммунизм а) сельское хозяйство 8 page

[55] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, с. 297.

[56] Там же, с. 299-307.

[57] "Третий Всероссийский съезд профессиональных союзов", 1920, т. I (пленумы), с. 28.

[58] Там же, с. 87.

[59] Там же, с. 88-90. Этот аргумент был частично использован Троцким еще раньше, на IX съезде партии ("Девятый съезд РКП(б)", 1934, с. 104-105); большой кусок в работе Л. Троцкого 'Терроризм и коммунизм", 1920, с. 124—150 (перепечатанный в: Сочинения, т. XII, с. 127-153), является объединением двух вариантов его речей.

[60] Н. Бухарин. Экономика переходного периода, 1920, с. 107; Бухарин, наиболее последовательно из большевистских лидеров отстаивавший принципы военного коммунизма, на этот раз объединился с Троцким по вопросу о профсоюзах (см. выше, с. 182).

[61] "ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 330-331, 336.

[62] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, с. 299-307.

[63] Ю.С. Розенфельд. Цит. соч., с. 138; один из выступавших на ГУ Всероссийском съезде профсоюзов в мае 1921 г. заметил, что "концепция 'Ударного" труда настолько расширилась, что сейчас больше "ударных", чем не "ударных" предприятий" ("Четвертый Всероссийский съезд профессиональных союзов", 1921, т. II (секции), с. 48).

[64] См. выше, с. 164-165.

[65] "Третий Всероссийский съезд профессиональных союзов", 1920, т. I (пленумы), с. 112, приводит дополнительные свидетельства тенденции к большей дифференциации в заработной плате в это время.

[66] См. выше, с. 85.

[67] См. выше, с. 171.

[68] "ВКП(б) в резолюциях...", 1934, т. I, с. 331; 'Третий Всероссийский съезд профессиональных союзов", 1921, т. I (пленумы), с. 11—14.

[69] "Собрание узаконений, 1920", № 55, ст. 239.

[70] Там же, № 92, ст. 497; Ленин назвал этот декрет "одним из крупнейших декретов и постановлений Совнаркома и Совета Обороны" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 150).

[71] "Четвертый Всероссийский съезд профессиональных союзов", 1921, т. I (пленумы), с. 29,114-115.

[72] Л. Троцкий. Моя жизнь, т. II. Берлин, 1930, с. 198; см. также гл. 20.

[73] "Собрание узаконений, 1920", № 8, ст. 52; № 10, ст. 64.

[74] "Известия Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков)", № 13, 2 марта 1920 г.

[75] "ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 335.

[76] На X съезде партии Троцкий дважды, не встретив возражений, заявлял, что решение о создании Цектрана (которое, по-видимому, исходило от него) было принято Центральным Комитетом партии 28 августа 1920 г. при поддержке Ленина, Зиновьева и Сталина, несмотря на протест Томского ("Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 195, 214).

[77] "Известия Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков)", № 26, 20 декабря 1920 г.

[78] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 202; В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 234-236; Сочинения, 2-е изд., т. XXVI, с. 631, прим. 49.

[79] Об этих тезисах с похвалой отзывался Ленин, который их дословно процитировал (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 221-226).

[80] Резолюция перепечатана в: "Протоколы X съезда РКП(б)", 1933, с. 798-799. Проект резолюции Троцкого был опубликован в: "Партия и союзы". Под ред. Г. Зиновьева, 1921, с. 354-360. Некоторые подробности двухдневной дискуссии, включая голосования в первый день, когда предложенный Лениным проект прошел 8 голосами против четырех (резолюция Ленина прошла 10 голосами против четырех. — Ред.), а проект Троцкого — отклонен 8 голосами против семи, приводятся Лениным (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 235—236), который признает, что "при этом в споре некоторые, явно преувеличенные и потому ошибочные, "выпады" допускает Ленин" (там же, с. 476, прим. 95; с. 477, прим. 99); Троцкий отказался работать в комиссии, за что подвергся резкой критике со стороны Ленина (там же, с. 236).

[81] "Известия Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков)", № 26, 20 декабря 1920 г., с. 3.

[82] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 236-237.

[83] Об отмене запрета Зиновьева по приказу Ленина говорил Троцкий ("Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 216).

[84] Чтобы показать беспрецедентный размах дискуссии, можно привести несколько основных вех на ее пути: 24 декабря 1920 г. Троцкий выступил на огромном митинге профсоюзных деятелей и делегатов VIII Всероссийского съезда профсоюзов (его речь на следующий же день была опубликована в виде брошюры "Роль и задачи профсоюзов"); на этом митинге также выступали Томский и другие (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 476, прим. 95). 30 декабря 1920 г. на митинге такого же масштаба выступали Ленин, Зиновьев, Троцкий, Бухарин, Шляпников и другие: эти выступления были изданы в виде брошюры "О роли профессиональных союзов в производстве", 1921. Неделю спустя Зиновьев выступил на собрании в Петрограде (Г. Зиновьев. Сочинения, т. VI, 1929, с. 403-431). В течение января 1921 г. в "Правде" почти ежедневно печатались статьи сторонников той или другой платформы. Вклад Сталина в полемику с Троцким был напечатан 19 января (И. Сталин. Соч., т. V, с. 4—14), статья Ленина "Кризис партии" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, с. 234-244) – 21 января. Ленин подвел итог этой дискуссии в конце января в брошюре "Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина" (там же, с. 264—304). До начала съезда по указанию Центрального Комитета основные документы были изданы отдельным томом под редакцией Зиновьева ("Партия и союзы", 1921). О том, что закулисная роль Сталина не ограничилась единственной опубликованной статьей, свидетельствует язвительное замечание на съезде одного из делегатов, который утверждал, что, покуда Зиновьев проявлял активность в Петрограде, "этот военный стратег и архидемократ, товарищ Сталин" был занят в Москве подготовкой.

[85] Партия и союзы. Под ред. Г. Зиновьева, 1921, с. 116-117,126, 250.

[86] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 352— 359.

[87] Там же, с. 360—364; о "рабочей оппозиции" см. т. 1, гл. 8.

[88] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 344-351; Лозовский вновь вступил в партию в 1919 г.

[89] Там же, с. 196; Ленин возразил, что Энгельс говорил только о "коммунистическом обществе" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 55).

[90] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 190.

[91] В своей речи на съезде по вопросу о профсоюзах Ленин особенно настаивал на том, что "прежде всего мы должны убедить, а потом принуждать" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 54).

[92] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 214.

[93] См. гл. 19.

г) Торговля и распределение

Нарушение процесса торговли между городом и деревней уже весной 1918 г. заставило Советское правительство приступить к новому эксперименту: организации прямого обмена товарами и компромиссу с кооперативами. Начиная с лета 1918 г. и в последующий период гражданская война чрезвычайно обострила эту проблему, а в некотором смысле и упростила ее, вынудив правительство сконцентрировать свои усилия на наиболее насущных и элементарных нуждах. Период военного коммунизма характеризуется несколькими четко выраженными отличительными чертами в области торговли и распределения: неограниченное использование методов изъятия вместо обмена с целью получения продовольствия, в котором остро нуждалось государство; дальнейшее развитие натурального обмена; широкое использование твердых цен и распределение продуктов в виде пайков; приспособление кооперативов к советской системе в качестве основного инструмента сбора и распределения продуктов питания и рост "черного рынка", существовавшего бок о бок с официальными каналами торговли в конечном счете превзошедшего их как по своим масштабам, так и по значимости.

Изъятие товаров первой необходимости – это в то время означало продовольствие, обмундирование и вооружения для Красной Армии и продукты питания для городского населения – диктовалось насущными нуждами гражданской войны и могло быть оправдано военной необходимостью. Оно также могло рассматриваться в качестве предтечи будущего коммунистического общества, призванного упразднить методы обмена, при которых содержимое кошелька являлось определяющим фактором, и на смену ему внедрить принцип: "От каждого по способностям, каждому по потребностям". В теории принцип распределения по потребностям, вероятно, вступает в противоречие с принципом распределения посредством обмена получа-

емыми товарами; оба принципа были признаны существующими бок о бок в первом декрете о торговой монополии, принятом 2 апреля 1918 г. [1] Однако этот конфликт едва ли касался крестьянина, поскольку ни один из этих принципов не мог быть внедрен в практику из-за отсутствия продовольствия. В отчаянных попытках правительства получить от крестьян максимально возможное количество сельскохозяйственных продуктов, мало что давая ему взамен, метод изъятия продовольствия при помощи продотрядов, внедренный летом 1918 г. и получивший свое дальнейшее развитие в декретах августа 1918 г. [2], продолжал доминировать в течение 1919 и 1920 гг. Так что в этот период главным инструментом получения продовольствия у крестьянства были не торговля и обмен, а насильственное их изъятие в процессе проведения продразверстки. Этот метод очень скоро был охарактеризован общественным мнением как отличительная черта политики военного коммунизма и стал основной причиной недовольства среди крестьян, вызванного этой политикой.

Отношения государства с промышленностью при военном коммунизме также были далеки от процессов торговли. Начиная с середины 1918 г. ВСНХ быстрыми темпами устанавливал свой контроль над всякой важной отраслью российской индустрии, направляя все возможные производственные мощности на удовлетворение нужд гражданской войны. Как часто бывает во время войны, производство для ее нужд быстро вытеснило то, что оставалось от производства для рынка. При штабе ВСНХ был создан "Отдел военных заготовок", которому подчинялись соответствующие отделы в местных совнархозах [3], а венчала эту структуру межведомственная "Чрезвычайная комиссия по производству предметов военного снабжения", во главе которой по возвращении в Россию в сентябре 1918 г. стал Красин и которая два месяца спустя изменила свое название на "Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной Армии" [4]. Эта организация, усиленная летом 1919 г. Рыковым в качестве "чрезвычайного представителя" Совета рабочей и крестьянской обороны с целью придать ей наивысший политический авторитет [5], взяла на себя снабжение Красной Армии всем необходимым, за исключением сельскохозяйственных продуктов, и превратилась тем самым в основного потребителя и контролера промышленного производства. Снабжение Красной Армии стало, выражаясь словами Красина, "во главу угла нашей хозяйственной политики" [6]. На протяжении 1919 и 1920 гг. огромная масса из числа действующих промышленных предприятий России была занята выполнением заказов для Красной Армии.

Та же часть индустрии, которая предназначалась для производства товаров потребления для гражданского населения, в не меньшей степени была связана с обеспечением военных нужд. Основная масса ее ограниченного производства предназначалась для того, чтобы за счет организованного обмена побу-

дить крестьянина обеспечить поставки продовольствия, без которого Красная Армия не могла продолжать боевые действия, а городское население умерло бы с голода. Поэтому ВСНХ не в меньшей степени был заинтересован в установлении своего контроля над отраслями промышленности по производству потребительских товаров, чем над предприятиями, занятыми непосредственно обеспечением Красной Армии. О конечном назначении этих товаров можно судить по тому факту, что их распределение находилось в руках Наркомпрода. Волну национализации промышленности осенью 1918 г. увенчал декрет Совнаркома от 21 ноября 1918 г. "Об организации снабжения", который был прежде всего предназначен для замены "частноторгового аппарата". Этим декретом была фактически установлена государственная монополия на торговлю. Он точно определил взаимоотношения между ВСНХ и Наркомпродом. Все товары, предназначенные "для личного потребления или домашнего хозяйства" и производимые на национализированных или контролируемых ВСНХ предприятиях, должны были посредством соответствующих главков, центров или отделов переведены в распоряжение Наркомпрода для использования согласно троякому плану. По этому плану в первую очередь определялось количество продуктов, предназначенных на экспорт, затем – часть для резерва и, наконец, масса продуктов для промышленного потребления и для распределения среди населения. Во-вторых, этим планом устанавливались фабричные, оптовые и розничные цены. В-третьих, определялся метод распределения продуктов, предназначенных для народного потребления. Первая и третья из названных функций были возложены на Комиссию использования, в которой были представлены ВСНХ, Наркомпрод и народный комиссариат торговли и промышленности [7], а вторая – на Комитет цен ВСНХ. Для отправления функций распределения и для сбора товаров, не подпадающих под юрисдикцию ВСНХ (главным образом к ним относились предметы сельского кустарного производства), Наркомпрод создал специальный орган под названием Главпродукт, в котором ВСНХ имел своего представителя. Страну должна была покрыть достаточно густая для удобства населения "сеть розничных лавок", причем в процессе распределения предполагалось участие кооперативов. Розничная торговля подлежала "муниципализации", то есть должна была стать под контроль местных Советов [8]. На бумаге декрет представлял собой хорошо задуманный план, который полностью отвечал цели большевистской политики, определенной в Программе партии 1919 г. следующим образом: "Продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов" [9]. Однако в основе этой системы должен был лежать принцип пайков, который предполагает наличие двух моментов: мощной административной машины и количества продуктов, достаточного для распределения. Ни того, ни другого в России 1919 и 1920 гг.

не было, причем и надеяться на их появление нельзя было. В то же время, подобно другим элементам политики военного коммунизма, эта система была продиктована не столько теорией, сколько практическими нуждами, и трудно было найти какую-либо другую систему, которую можно было использовать в разгар гражданской войны.

Твердые цены на хлеб, равно как и монополия на хлеб, были унаследованы от Временного правительства, причем повышались они неоднократно. Логичным и неизбежным следствием установления государственной монополии на другие товары первой необходимости, которое началось весной и летом 1918 г., было установление твердых цен на эти товары. До конца 1918 г. такие цены были установлены на шкуры, кожу и кожаные изделия, шерсть и шерстяные изделия, на хлопчатобумажную ткань и изделия из нее, резиновые изделия, мыло, табак, чай и на многие другие продукты. В 1919 г. и первой половине 1920 г., по мере расширения и усиления контроля, рос список твердых цен, до тех пор покуда не охватил практически все предметы потребления [10]. Твердые цены регулярно поднимались, причем делалось это таким образом, чтобы они опережали периодический рост цен на хлеб. Другими словами, условия торговли все больше и больше складывались не в пользу крестьянина, а в пользу промышленного рабочего [11]. Однако этот процесс не имел большого практического значения, поскольку цены не могли быть увеличены достаточно радикально, чтобы компенсировать быстро падающую покупательную способность денег. Таким образом, со временем твердые цены все больше и больше расходились со "свободными" ценами, по которым те же самые товары реализовывались или обменивались на незаконном, но терпимом "черном рынке". К 1920 г. твердые цены стали в значительной степени номинальными, а распределение по твердым ценам – практически равнозначным бесплатному распределению, что в конечном счете и произошло. Однако к тому времени запасы продовольствия, находящиеся в руках государства и предназначенные для распределения, также сократились до мизерного уровня.

Пайки были естественным сопутствующим обстоятельством твердых цен. Распределение основных продуктов питания по карточкам действовало в Петрограде и Москве еще при Временном правительстве, а на сахар и хлеб карточки были введены до Февральской революции. В эту систему не вносилось каких-либо изменений в течение первых девяти месяцев советского режима, продовольствие становилось все более недоступным, разрыв между твердыми ценами и ценами на те же продукты на свободном рынке – все более широким. Однако острая нехватка продовольствия летом 1918 г., сказавшаяся прежде всего и главным образом на рабочих в крупных городах, и введение политики изъятия зерна у крестьян – все это заставило правительство взять на себя ответственность за распределение продуктов пи-

тания. В августе 1918 г. система дифференцированных пайков была впервые введена в Москве и Петрограде. При этом население подразделялось на три категории. К первой из них относились рабочие тяжелого физического труда, ко второй – рабочие других категорий труда и семьи всех трудящихся, а к третьей – представители бывшей буржуазии. Принадлежавшие к первой категории получали пайки в четыре, а ко второй категории – в три раза больше, чем люди, составлявшие третью категорию [12]. Эта дифференцированная система быстро распространилась, причем в многочисленных вариациях. Рабочие физического труда всегда принадлежали к высшей категории, имея абсолютный приоритет над всеми другими категориями. При этом иногда даже утверждалось, что они получают паек – "броню". Обычно в высшую категорию включались и семьи красногвардейцев. Однако немного времени спустя внутри групп рабочих физического труда и групп служащих было проведено различие, основывавшееся якобы на ценности их услуг обществу: пайки высшей категории предоставлялись ударникам труда, занятым особо ценной или срочной работой. Процесс усовершенствования этой системы зашел так далеко, что осенью 1919 г. в некоторых местах насчитывалось до 20 категорий пайков.

Такое положение вело не только к невыносимым административным осложнениям, но и к широкому распространению аномалий, завистничеству и недовольству, которые широко обсуждались на Всероссийском совещании представительных продорганов в ноябре 1919 г. С докладом по этому вопросу на совещании выступил будущий генеральный прокурор и министр иностранных дел СССР Вышинский, бывший в то время служащим Наркомпрода. Он подверг критике "мещанский принцип уравнения", которым руководствовались при распределении продуктов в Германии времен Вильгельма и в габсбургской Австрии, равно как и при Временном правительстве в России. Однако если дискриминация в отношении буржуазии была справедливой и уместной, трудно было оправдать систему пайков, которая порождала массу "привилегированных групп, причем каждая из них конкурирует со своими соседями", и которая совершенно по-разному применялась в различных городах и регионах. Вышинский предложил вернуться к разделению на три категории: на рабочих физического труда, других трудящихся и нетрудовые элементы, причем пайки должны распределяться между ними в пропорции 3:2:1. Участники совещания единодушно приняли резолюцию, выдержанную в этом духе [13]. Месяц спустя, в декабре 1919 г., VII Всероссийский съезд Советов потребовал введения "единого рабочего пайка" [14]. В апреле 1920 г. наблюдался возврат к некоему подобию прежней системы трех категорий при условии, что специальные пайки могут быть предоставлены рабочим тяжелого физического труда, равно как и "для лиц особо квалифицированного умственного труда" [15]. Однако эти изменения потеряли свое значение, поскольку в те-

чение 1920 г. система пайков была постепенно заменена оплатой труда в натуральном исчислении. В этом было двойное преимущество: во-первых, отпала необходимость попытаться подсчитывать зарплату и цены в условиях снижения покупательной способности денег, а во-вторых, это дало возможность вознаграждать за труд в соответствии с вкладом каждого, причем делать это с гораздо большей точностью, чем можно было мечтать во времена действия грубой системы пайков по категориям. К условиям текущего кризиса более приспособленной оказалась система оплаты для промышленных рабочих, теоретически основывавшаяся на распределении по способностям, чем система пайков, в основе которой лежала теория распределения по потребностям [16].

В принципе сельское население должно было снабжаться потребительскими товарами на основе декрета от 21 ноября 1918 г., который не предусматривал никакого иного критерия распределения, кроме как по потребностям. Но в практике основным мотивом распределения товаров среди крестьян было получение сельскохозяйственных продуктов. Распределение производилось на основе декрета от 5 августа 1918 г., предусматривавшего "обязательный товарообмен", то есть по принципу, чтобы 85 % стоимости всех поставляемых товаров было оплачено продовольственными продуктами [17], а, поскольку политика была направлена на сохранение цен на промышленные товары на пропорционально более высоком уровне, чем цены на сельскохозяйственную продукцию, это само по себе означало дополнительный налог на крестьянина [18]. Эта процедура стала еще более жесткой, когда после сбора урожая был принят еще один декрет – от 5 августа 1919 г. По этому декрету Наркомпроду поручалось "устанавливать для каждой губернии или района в отдельности количество продуктов сельского хозяйства и промыслов, подлежащих обязательной сдаче, и количество товаров, отпускаемых для снабжения сельского населения", причем последние не должны были отпускаться прежде, чем будут осуществлены поставки первых. По сравнению с декретом предыдущего года новый декрет имел преимущество по двум аспектам. Во-первых, похоже, денежный элемент исчез полностью: подсчет эквивалентов производился Наркомпродом вероятнее всего на основе данных о необходимом количестве хлеба и других продуктов и о массе имеющихся в наличии промышленных товаров. Во-вторых, был ясно провозглашен принцип коллективной ответственности, который был только обозначен в декрете от 5 августа 1918 г.; количество распределяемых промышленных товаров зависело от количества поставляемых продуктов; "потребительским обществам", которые занимались распределением, не разрешалось ставить в худшие условия "пролетарские или полупролетарские элементы... живущие заработной платой или пособиями, получаемыми от государства". Так что, если говорить о каждом человеке в отдельности, получаемые продукты

не обязательно находились в прямой зависимости от поставляемых продуктов [19]. Официальная система обмена между городом и деревней, получившая свое развитие на последнем этапе военного коммунизма, больше походила, таким образом, на систему насильного изъятия сельскохозяйственных продуктов, компенсируемого свободным распределением промышленных товаров на карточной основе, чем на торговлю или обмен в обычном смысле этого слова. Элемент личной заинтересованности в производстве все еще отсутствовал и не мог быть восстановлен, покуда предпринимались попытки, пусть и не очень эффективные, внедрить принцип: "От каждого по способностям – каждому по потребностям".

Результаты, достигнутые Советским правительством в его системе распределения в период военного коммунизма, объясняются почти полностью его успехом в превращении кооперативного движения в основной инструмент этой политики. Под влиянием гражданской войны ускорился процесс привязки кооперативов к советской административной машине и использования их для ликвидации недостатков этой системы. Она заставила Советское правительство гораздо более непосредственно и энергичнее, чем до нее, вмешаться в процесс налаживания торговли между городом и деревней, причем эта функция целиком ложилась на Наркомпрод, а сфера деятельности ВСНХ была ограничена в конечном итоге промышленным производством. С другой стороны, дискредитация левых эсеров и их изгнание из Советов лишили кооперативы их политической поддержки. Эсерам ничего не оставалось другого, как согласиться на условия большевиков, которые в свою очередь не имели более никаких политических мотивов для снисхождения или компромисса. Таким образом, привязка потребительских кооперативов к советской административной машине в виде эксперимента, начатая после декрета от 11 апреля 1918 г., могла теперь продолжаться ускоренным темпом.

Первым явным симптомом этого процесса был декрет "Об обязательном обмене" от 5 августа 1918 г. Первоначальный декрет от 2 апреля 1918 г. об обмене с крестьянами был принят до соглашения с кооперативами и не содержал никакого упоминания о них. По новому декрету кооперативы должны были работать бок о бок с официальными советскими органами (в одной из его статей они даже были названы, помимо какого-либо официального органа, в качестве инструмента, при помощи которого будет осуществляться обмен). В нем также предусматривались наказания в случае нарушения установленных правил: члены правления провинившегося кооператива подлежали преданию суду, а сам кооператив мог быть оштрафован, причем новое правление назначалось непосредственно Советской властью или с ее одобрения [20]. Декрет от 21 ноября, по которому все торговые учреждения были национализированы, оставлял

кооперативам определенные привилегии. Принадлежавшие им оптовые склады и розничные лавки продолжали оставаться "в их управлении, но под контролем Наркомпрода". В тех местах, где из-за излишнего усердия со стороны местных советских органов были национализированы или муниципализированы кооперативы, предписывалось восстановить прежнее положение. В качестве дублирующего органа Наркомпрод получил право назначать по одному представителю в правление Центросоюза и в правления областных и губернских кооперативных объединений [21]. Это представляло собой определенную уступку кооперативам в сочетании с оливковой ветвью, протянутой одновременно меньшевикам и левым эсерам, и совпало с их кратковременным возвращением в Советы [22]. В результате в партийных кругах возникло недовольство [23], причем в защиту этого шага выступил Ленин, мотивируя это тем, что мелкобуржуазные элементы, которые, по общему признанию, занимали в кооперативах доминирующее положение, "организовать лавочки... умеют" и поэтому должны обладать теми же привилегиями, что и руководители трестов [24]. Эта уступка, однако, была больше кажущейся, чем реальной. В конечном счете благодаря декрету кооперативы более основательно и открыто, чем прежде, превращались в аккредитованных проводников советской политики. Последовавшая через несколько дней национализация московского Народного банка покончила с остатками их финансовой автономии [25].

Результатом последующих двух лет, когда военный коммунизм достиг своего апогея, стало простое завершение того, что было приведено в движение этими акциями. Большевики вначале надеялись захватить эту организацию, отколов от нее рабочие кооперативы и направив их против "общегражданской" кооперации. Съезд рабочих кооператоров, состоявшийся в Москве в декабре 1918 г., проголосовал незначительным большинством за требование внести изменение в структуру Центросоюза, с тем чтобы обеспечить постоянное большинство в его президиуме делегатам рабочих кооперативов [26]. На съезде всех кооперативов в Москве в январе 1919 г., где большевики все еще были в меньшинстве, большинство попыталось пойти на компромисс, предложив рабочей кооперации пять мест из тринадцати в правлении Центросоюза. Это предложение не было принято, и большевистские делегаты покинули съезд [27]. Тогда были применены более прямые методы воздействия. В Программе партии, принятой на VIII съезде в марте 1919 г., провозглашалось, что политика партии состоит в том, чтобы неуклонно "продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов". Целью является организация всего населения "в единую сеть потребительских коммун". Хотя при этом добавлялось, что "в основу потребительских коммун... должна быть положена существующая общегражданская и рабочая кооперация, являющаяся

самой крупной организацией потребителей и наиболее подготовленным историей капитализма аппаратом массового распределения" [28]. Политика партии тотчас же стала государственной акцией. Декрет от 16 марта 1919 г., принятый еще до окончания работы съезда, явился ответом на требование о "едином аппарате распределения". В нем объявлялось о преобразовании всей рабочей и общегражданской кооперации, равно как и всех государственных органов, занятых распределением, в единый распределительный орган – Потребительскую коммуну, в которую "включается все население", причем традиционное различие между двумя видами кооперации упразднялось. Потребительские коммуны объединялись в губернские союзы, а их правления избирались собраниями уполномоченных. Каждый губернский союз избирал одного делегата в Центросоюз, который оставался руководящим органом всей системы. Таким образом, за основу, в слегка измененном виде, был принят пирамидальный характер Советов. Официальный характер системы подчеркивался в пункте, который приравнивал все должностные лица и служащих кооперативов к служащим государственных продовольственных органов. И наконец, советским местным продовольственным органам давалось право вводить по одному своему представителю во все местные кооперативы, а "Совет народных комиссаров может пополнять состав Правления Центросоюза необходимым количеством своих представителей". Введение декрета в действие от имени Советского правительства поручалось Наркомпроду, в результате чего ВСНХ потерял последнюю из своих функций в этой области, закрыв свой кооперативный отдел. Применение по всему тексту термина "потребительские коммуны" свидетельствовало о желании предать прошлому даже само понятие "кооперация" [29].