Нью-Йорк 1 page

В полете я только о ней и думал. Пробовал занять себя работой, смотреть фильм, читать, но сосредоточиться не удавалось. Мысль беспрестанно возвращалась к тому, что с каждым медленно убывающим часом наша встреча все ближе. О сне и речи не было.

Самолет заходил на посадку над северо-восточной оконечностью Лонг-Айленда; сердце мое скакнуло, когда внизу промелькнуло что-то похожее на огни Вест-хэмптон-Бич. Открыли двери салона, и с первым же глотком теплого вечернего воздуха, пропитанного запахами реактивного топлива и электричества, я почти физически ощутил, что она совсем близко — просто рукой подать.

Но когда я наконец прошел таможню и паспортный контроль, всякая надежда свидеться с ней этим вечером испарилась. После двухчасового стояния в очереди (перед тем в аэропорту объявили тревогу, и служба безопасности мариновала прибывающие рейсы) злость и разочарование перебродили в усталую покорность.

— Отель «Карлейль», — сказал я шоферу, залезая в поджидавший меня лимузин.

Было далеко за полночь — слишком поздно, чтобы ехать в Вестхэмптон. Пока доберусь, все танцы уже закончатся.

На пути в Манхэттен я плеснул себе виски с содовой и, откинувшись на сиденье в серой кожаной обивке, думал о том, что скорее всего упустил верный и, пожалуй, единственный шанс разыскать девушку. Над Форест-Хиллс уже светлело небо, и до меня вдруг дошло, что в огромном городе я хочу найти человека, не зная его адреса, телефона и даже фамилии, — это было бы смешно, если б не так важно.

Но ведь ты хорошо знаешь Нью-Йорк, напомнил я себе. Все-таки здесь прошла почти половина моей деловой жизни. В этом городе я совершил прорыв в бизнесе, сколотил свой первый миллион, встретил Лору. Для меня Большое Яблоко всегда будет городом на верху горы.[82]Здесь ты можешь оказаться на самом дне (что со мной бывало дважды), но потом выкарабкаться и достичь успеха, ибо в этом городе нет ничего невозможного.

По радио шофер слушал Джеймса Брауна.[83]Я попросил сделать погромче и стал разрабатывать план действий на завтра.

Машина нырнула в туннель Мидтаун, а я раздумывал о трагедии Ситонов, поведанной в газетной заметке. Я сказал, что не знаю родителей мальчика, но размытая свадебная фотография не давала покоя — что-то в ней казалось знакомым. Может, она как-то связана с моим прошлым?

Наверняка не скажешь, но Джун Ситон слегка напоминала безымянную девушку из моего нечеткого нью-йоркского сна, в котором я смотрю на ее полуобнаженное тело, распростертое на дне черной слякотной ямы.

Казалось, телефон зазвонил минут через десять, как я уснул.

Я попросил Кэмпбелла дать мне время на кофе, но он спешил в Торрингтон на беседу с домработницей Грейс Уилкс, которая в последнюю минуту раздумала встречаться в «Небесном поместье», — дескать, там слишком много воспоминаний.

Я решил открыться ему насчет Джелены. Меня точила тревога, что Страж о ней знает. Пусть я ошибся, и он не подменял Джелли, пусть я преувеличил или нафантазировал грозившую ей опасность, но сыщик помог бы ее разыскать. Однако по телефону всего не объяснишь. Мы подтвердили нашу договоренность о завтрашней встрече. Ладно, до завтра терпит.

Приняв душ и позавтракав в номере — в «Карлейле», с которым у меня те же давние отношения, что и с парижским «Рицем», я чувствую себя как дома, — я принялся за дело.

Не имея обычных данных, приходилось довольствоваться весьма скудной информацией: я знал электронный адрес, знал, что Джелли берет музыкальные уроки у преподавательницы, которую называет «миссис К.», и занятия проходят неподалеку от ее бруклинской квартиры, знал, что она вроде бы воспитательница в детском саду. Джелли скрывала его название, но однажды случайно — а может, намеренно — упомянула ближайшую к нему станцию метро.

В «Гугле» я запросил «детские учреждения» в районе Проспект-Парка. Результат не заставил себя ждать. С помощью электронной карты я сузил круг поиска до трех детских садов, расположенных в пяти минутах ходьбы от станции «Черч-авеню» на линии «Кони-Айленд».

Сознаюсь, я не впервые пытался ее найти. Вскоре после нашего знакомства я предпринял вялую попытку отследить Озорницу. Просто из любопытства я передал ее электронный адрес одному из сетевых детективных агентств, которые за минимальное вознаграждение обещают разузнать о человеке все, вплоть до подробностей его истории болезни и платежеспособности. Агентство обмишулилось, и я оставил попытки. Девушка могла бы неверно истолковать мои намерения, если б узнала об этих проверках.

Теперь же совсем иная ситуация. Не знаю, какое желание — увидеть или защитить — подстегивало сильнее, но чувство безотлагательности действий крепло.

На такси я доехал до перекрестка Пятой авеню и Пятьдесят третьей стрит, где спустился в метро. На входе меня окатило знакомой жаркой волной воздуха, пропитанного стоялыми запахами мочи и претцелей,[84]отчего кольнуло ностальгическое воспоминание о временах двадцатилетней давности, когда я был ровесником Джелли и не всегда мог позволить себе такси.

Поезд выскочил на эстакаду; контуры Манхэттена отступали под грубым натиском плоского неказистого ландшафта: приземистые здания, рекламные щиты, обветшалые, залитые солнцем улицы. Меня грызли опасения, но не только из-за расставания с цивилизацией. Чтобы не выделяться, я надел старые джинсы, черную футболку и темные очки, однако вот что меня тревожило: спеша найти Джелли, я мог привести к ней Стража.

— Вы напрасно теряете время, — сказала Грейс Уилкс. — Я понятия не имею, что сталось с парнишкой, и даже не знаю, жив ли он.

— Хотелось бы услышать вашу версию событий.

— Как вы про меня узнали? — Грейс хмуро щурилась поверх чашки с кофе.

— Из местной газеты. — Это было недалеко от правды. Почему-то казалось неразумным извещать домработницу о беседе с доктором Стилуэллом. — Там сказано, что тела обнаружили садовник Эрл Уилкс и его жена Грейс… Вот я и провел небольшое изыскание в телефонном справочнике. — Кэмпбелл улыбнулся.

Грейс молчала.

— Я всем сердцем соболезную вашей недавней утрате, миссис Уилкс, — проникновенно сказал сыщик.

Вышло неуклюже, но вполне искренне.

Глаза женщины словно тонули в лице. Его нездоровая припухлость — видимо, следствие гормональных препаратов — стерла некогда миловидные черты. Этой невысокой и, в общем, изящной старушке в светло-зеленом спортивном костюме и кроссовках с помпонами на вид было под семьдесят; рядом со стулом она пристроила пару костылей, обвитых веселенькими шифоновыми косынками, оранжевой и желтой.

Трудно представить кого-то менее похожего на миссис Данверс.

Грейс опустила чашку, высыпала в кофе пакетик сахарина и неспешно проговорила:

— Эрл был хороший человек. В конце шибко мучился. Ни слова жалобы. Дозвольте кое о чем спросить, мистер Армур…

— Конечно, все, что угодно, — кивнул Кэмпбелл.

— Зачем опять ворошить печальную историю? Это случилось давно, я рассказала полиции все, что знала. И выкинула из головы. Пришлось.

— Я понимаю, мэм. — Кэмпбелл отведал фирменное блюдо — макароны с сыром под острым соусом — и пожалел, что не заказал апробированного жареного цыпленка. — Но не знаю, с чего еще начать. От полиции никакого толку, абсолютно.

Была мысль заглянуть к местному шерифу, но без лицензии частного детектива он далеко не продвинется и лишь привлечет к себе внимание. Шериф, который вел дело Ситонов, умер несколько лет назад.

— Вы не похожи на частного сыщика.

— Правда? — Кэмпбелл улыбнулся. Интересно, чем он вызвал сомнение: молодостью или этнической принадлежностью? — Значит, хорошо замаскировался.

Вопреки надеждам разговор не складывался. Более уверенный в общении с плазменным экраном, сыщик не желал признать, что отсутствие опыта играет против него.

Они сидели в кофейне «Гриль Энни» в Торрингтоне — захудалом рабочем поселке, что в десяти милях к югу от Норфолка. Место встречи, от пола до потолка выложенное белой плиткой и украшенное магнолией, выбрала Грейс. Она ничего не ела.

— Не понимаю, чем могу помочь.

— Вы его знали, миссис Уилкс, — подался вперед Кэмпбелл. — Вы единственная ниточка, никого не осталось, кроме вас.

— Наверное. А что конкретно ваш клиент от него хочет?

Кэмпбелл откинулся на стуле и помолчал, ковыряя в тарелке.

— Вопрос конфиденциального характера, — сказал он официальным тоном, глядя поверх очков. — Могу лишь намекнуть, что дело касается наследства.

Грейс секунду раздумывала.

— По телефону вы сказали, что мое беспокойство может окупиться. Как это понимать?

— Мой клиент предлагает существенное вознаграждение за любую информацию, которая поможет узнать местопребывание Эрнеста Ситона.

Наступило молчание. Грейс придвинула к себе розовый мобильник-раскладушку, лежавший рядом с ее чашкой.

— Может, для начала расскажете, что произошло тем вечером? — спросил Кэмпбелл.

Секретарша «Всесвятского дошкольного центра» по имени Джой — беременная индианка в сари — напевным шепотом сообщила, что вакансий не предвидится до будущей весны.

— Я не по поводу устройства ребенка, — терпеливо объяснил я. — У меня тут приятельница работает. — Я огляделся. — Кстати, а куда все подевались?

Стояла необычная для детского сада тишина.

— Тихий час, — сказала Джой. — Пожалуйста, говорите тише.

Я показал фотографию Джелли; едва взглянув, секретарша вернула снимок и помотала головой:

— Не знаю такую.

— Кажется, она воспитательница. Еще… играет на пианино.

Джой скосила коровьи глаза к стене, где висел общий снимок всесвятского персонала под предводительством мамаш-наседок миссис Куинн и миссис Арбогаст. Джелли в этой группе не было.

— Как, говорите, ее фамилия?

— Фамилии я не знаю. Послушайте, это важно. Может, я спрошу кого-нибудь из сотрудников?

— Говорю же, здесь она не работает. — Тон секретарши стал жестче и утратил любезность.

Та же история повторилась в «Лягушке-попрыгушке» и «Цветах жизни». Никто не узнал Джелену ни по фотографии, ни по моим отвлеченным описаниям. Еще час я мотался по жаре, проверяя другие окрестные сады, которые на карте пометил как «возможные». Безрезультатно. Конечно, насчет работы Джелли могла слукавить, но было жаль расстаться с идеей, что она как-то связана с этим районом. Станция метро была моей единственной зацепкой.

Я уныло плелся по грязным улицам с чахлыми деревцами. Разношерстные дощатые жилища мелких лавочников, дома из силикатного кирпича, разрисованные надписями, захудалый угловой мини-маркет — все это сильно разнилось с отелем «Карлейль». Когда я дотрюхал к перекрестку с Макдональд-авеню, футболка моя промокла от пота. Асфальт лип к подошвам, каждый шаг давался с трудом, словно я брел по зыбучим пескам.

Наверное, это был знак.

Помню, я стоял перед федеральным банком «Астория», раздумывая, зайти или нет — Джелли говорила, что одно время работала в банке, — когда почти над головой со звуком рвущейся бумаги пронесся реактивный истребитель. Я взглянул на пульсирующее белое небо, и вдруг закружилась голова. Я хотел шагнуть, но не видел тротуара, не чувствовал ног. Кто-то поддержал меня под руку.

Глаза мои заволокло чернотой, едва мы вошли в мороженицу, что соседствовала с банком. Я думал, упаду, но отпустило.

— Вам плохо? — услышал я женский голос. — «Скорую» вызвать?

— Водички, если можно.

Девушка вышла из-за прилавка и усадила меня на стул. В мороженице больше никого не было.

— Неважно выглядите, мистер.

Кто-то меня привел или мне показалось?

— Сейчас пройдет. Непривычен к жаре. — Я поежился — кондиционер шевелил майку на мокрой липкой спине.

— Вы уж поберегитесь, эта жара совсем замудохала.

Словцо удивило. Девушка выглядела школьницей лет шестнадцати: светленькая, юное конопатое личико. Воскрешенный ледяной водой, я поблагодарил ее за «спасение моей жизни» и дал чаевые, от которых ее глаза вспыхнули. Задержавшись у двери, я спросил:

— Скажите, кто-то помог мне войти сюда?

Девушка непонимающе воззрилась на меня и сдернула белый наушник.

— Что?

Я повторил вопрос.

— Честно говоря, я не видела. Вы уж поаккуратней.

— Было слишком тихо даже для воскресенья, — начала Грейс, нервно хлопая крышкой телефона. — Я еще в дверях почуяла неладное… Мертвая тишина и какой-то незнакомый запах.

— Время запомнили? — спросил Кэмпбелл.

— По воскресеньям мы приходили позже, около девяти.

— В доме вы не жили?

Грейс покачала головой:

— Съехала после замужества.

Кэмпбелл отвел взгляд.

— Значит, вошли в дом… И что потом?

— Там ни души, и я позвала Эрла, чтобы поднялся наверх… проверить, все ли в порядке… Я ждала у лестницы… Было ужасно тихо, а ведь маленький Эрни всегда носился по дому.

Старуха помолчала; было видно, что она отсеивает воспоминания, стараясь в них не потонуть.

— В зале тикали часы, потом я услышала, как Эрл постучал в дверь спальни и окликнул хозяев…

Кэмпбелл подтолкнул ее к развязке:

— Мальчик прятался в чулане под лестницей?

— Сначала мы подумали, он тоже мертвый.

Кэмпбелл кивнул:

— Писали, он был весь в крови.

— Мы его растолкали… Он не понимал, где находится, даже говорить не мог и только дрожал. Я укутала его одеялом и дала горячего чаю.

— Думаете, он от кого-то спрятался?

Грейс сощурилась:

— Эрни терпеть не мог, когда родители ссорились. Иногда он забирался в чулан, чтобы их не видеть. Это было вроде… его домика.

— Откуда на нем взялась кровь?

— Крови-то было чуть-чуть. Вечно газеты понапишут.

— Но как он измазал лицо и руки? Думаете, это произошло на его глазах или он вошел в комнату, когда все было кончено?

— Я-то откуда знаю?! — вдруг вспыхнула Грейс. — Я и тогда не хотела думать о том, что бедняжка видел и слышал, а сейчас и подавно не желаю этого знать.

— Я вас понимаю, — сдал назад Кэмпбелл.

Опять возникла пауза. Сыщик разглядывал замкнутое лунообразное лицо старухи, не зная, как поступить: постараться вновь расположить ее к себе или поднажать. Отодвинув тарелку, Кэмпбелл мягко спросил:

— Как он ладил с родителями?

— Эрни? Еще несмышленыш, он понимал, что такое Гэри Ситон — провинциальный неудачник, для которого только и радости что вдрызг нахлестаться в клубе «Джин и уха». Они не ладили. Мать была ему гораздо ближе.

— Я видел ее фото, — кивнул Кэмпбелл. — Привлекательная женщина.

— Знаете, в ней ощущалась какая-то сила… жизнелюбие, от которого всем становилось хорошо. У нее была куча поклонников, но она, неугомонная душа, вечно рвалась к приключениям. — Старуха помолчала. — Что ее и сгубило.

— То есть в семье она желаемого не находила?

— Это был несчастливый брак… Они только и знали что собачиться. — Взгляд Грейс стал рассеянным, мысли унеслись в прошлое. — В тот вечер они затеяли свару… Я была в доме, собирала ужин. Гэри напился… оба так орали, что я уж хотела вызвать полицию. — Старуха тяжело вздохнула. — Но потом решила — пускай сами разбираются.

— Не помните, из-за чего они ругались?

— Да та же старая песня, Джун умотала в Нью-Йорк на вечеринку, гуляла всю ночь, да еще в больницу угодила. Ничего серьезного — сковырнулась и расшибла голову, но Гэри пришлось за ней ехать.

— Она ему изменяла?

Грейс кивнула:

— Гэри нашел письмо к какому-то парню, в которого она втрескалась. Наверное, забыла или не успела отправить.

— Вы видели письмо?

— Он стал ее обвинять… мол, она хочет его бросить и сбежать. Джун все отрицала, говорила, это понарошку. Тогда Гэри заставил ее вслух прочесть кусок… про то, как она влюбилась. Джун расплакалась.

— Не знаете, кому было адресовано письмо? Какое-нибудь имя упоминалось?

Старуха медленно помотала головой:

— Этого не знаю.

— А что стало с письмом? В дознании ничего не сказано. Вы говорили о нем полиции?

— Наверное, Гэри его порвал и выбросил; а может, затерялось в суматохе. Я сказала им все, что знала. Какая теперь разница?

Большая, подумал сыщик, однако промолчал. Наверное, более опытный следователь сейчас надавил бы, но он боялся, что старуха замолчит намертво.

— По-вашему, Джун действительно хотела его бросить?

— Как-то она сказала, что терпит лишь из-за сына. Мол, в этом огроменном доме она будто в западне, которая сводит ее с ума и высасывает жизнь. Гэри устроил ей комендантский час. Куда ни пойдет, он тотчас напоминает: «Смотри же, душенька, чтобы домой до темноты».

— Домой до темноты… — повторил Кэмпбелл.

— А Джун всегда за него договаривала, так, знаете, будто в насмешку над приказом: «А то боженька накажет».

— Очевидно, для вас это было настоящей пыткой, Грейс. — Кэмпбелл говорил спокойно, хотя сердце его колотилось. — Ведь в этой семье вы были больше чем просто служанка, верно?

— Пожалуй. Джун была очень дружелюбна с прислугой, но забываться не позволяла. Всегда держала грань. — Старуха вздохнула. — Однако я любила ее.

— А мальчика?

— Как собственное дитя. — Грейс приложила руку ко лбу.

— Вы с ним виделись после того, как бабушка забрала его в Нью-Йорк?

— Раза два пыталась созвониться. Затем от миссис Калверт пришло письмецо, дескать, мальчика отправили к родичам на запад… кажется, в Вайоминг. Она благодарила за верную службу, а еще приписала, что для всех будет лучше, если парнишка забудет прошлое и начнет новую жизнь.

— Значит, от него не было вестей? Ну там, в какую школу ходит, учится ли в колледже, где работает… Он не пытался с вами связаться?

— Сколько раз повторять-то? Нет.

Кэмпбелл отхлебнул содовой.

— Неужели за все эти годы вы не поинтересовались, как у него дела, как сложилась его новая жизнь?

Грейс отвернулась, взгляд ее беспокойно рыскал по автомобильной стоянке.

— Почему-то я знала, что с ним все хорошо. После всего пережитого Господь не оставил бы его своей заботой.

Помолчали.

— По сию пору каждое воскресенье я приношу цветы на могилу Джун.

Кэмпбелл вспомнил, как «миссис Данверс» вышла из верхней комнаты, спустилась по лестнице и повела его в лес, где луч фонарика скользил по темным деревьям.

— В «Небесном поместье» есть семейное кладбище?

Грейс покачала головой.

— Как вы думаете: может, тем вечером в доме был кто-то еще? — будничным тоном спросил сыщик.

Он внимательно следил за Грейс и заметил, как что-то промелькнуло в ее взгляде.

— Я слышала, что Гэри Ситон угрожает жене. Дескать, не мне, так никому. Он убил Джун, а потом застрелился. Если б Эрл был жив, он бы вам сказал…

Старуха осеклась, словно поняла, что сболтнула лишку.

— Что, Грейс? В доме был кто-то еще?

Я спустился в метро и сел на деревянную скамью, дожидаясь поезда в Манхэттен. Вспомнился приступ дурноты. В общем-то, пустяки — сочетание недосыпа и легкого теплового удара. Все длилось пару минут, и я уже совсем оклемался. Тревожило лишь воспоминание о сердобольной руке и ее крепкой свойской хватке.

Я представил, как в час пик сюда спускается Джелли. Наверное, она тысячу раз проходила по этой платформе и даже сидела на этой самой скамье — конечно, если вообще бывает на этой станции, если хоть в чем-то ей можно верить.

Помню, однажды я спросил, читала ли она «Завтрак у Тиффани» Трумена Капоте,[85]и удивился ее острой обиде. «Думаешь, я как та девушка из книги? Ты вправду считаешь, что я лгу в серьезных вещах?»

Интересно, каким было ее лицо, когда она это писала? Может, Уилл прав: всеобщее постоянное вранье — единственная достоверная черта интернета? Всемирная паутина лжи.

К противоположной платформе подкатил поезд линии «Шестая авеню». Думая о Джелли, я вполглаза наблюдал, как дюжина пассажиров выходит из вагонов и направляется к выходу. Потом состав отъехал, и я увидел девушку, которая осталась на платформе и сосредоточенно возилась с мобильником. Прежде я никогда ее не видел, однако что-то в ней показалось знакомым.

Чуть наклонив голову, она стояла ко мне боком. Высокая, стройная и даже вроде бы изящная — с такого расстояния не разглядеть. Болтая по телефону, девушка засмеялась и повернулась ко мне лицом. Я тотчас ее узнал.

Она оказалась выше, чем я представлял, либо такое впечатление создавала хитроумная прическа, в какую были уложены ее волосы (светлее и курчавее, нежели на фото).

Просто удивительно, как меня оглушило, каким неготовым я оказался к мигу, который так часто предвкушал. Я был сражен не столько ее внешностью, полностью отвечавшей моим грезам, сколько самим фактом ее реального существования, подтвердившим то, что уже знало сердце. Я признал в ней ту, кого любил.

Это стало сногсшибательным откровением.

Джелена меня не видела. Я не знал, что сделать: помахать ей, окликнуть или взлететь по лестнице, пересечь улицу и спуститься на ее платформу? Завороженный, я боялся шевельнуться, чтобы не разрушить чары. Проходившие мимо люди воспринимались как размытые тени.

Потом вдруг я заметил мужчину, стоявшего за чугунной колонной в конце платформы. Казалось, он тоже наблюдает за девушкой. Разглядеть его не удалось. Это мог быть кто угодно.

Поезд я услышал за секунду до того, как он загрохотал по разделявшему нас пути. Я вскочил, Джелли подняла голову, и на миг наши взгляды встретились.

Она не улыбнулась, в лице ее ничто не изменилось. Лишь в испуге или удивлении напряглись плечи — единственный знак, что она меня узнала. В следующее мгновение нас разлучил экспресс на Кони-Айленд.

Казалось, он будет тянуться вечно. Я тщетно пытался разглядеть ее сквозь яркое мельканье вагонных окон.

Когда платформа открылась, я уже мчался к выходу на Макдональд-авеню. Но Джелли исчезла.

— Вы сказали, в доме было пианино.

Она кого-то выгораживает или чего-то боится, думал Кэмпбелл.

— Старый инструмент, — кивнула Грейс. — Он до сих пор в гостиной. Джун любила поиграть. Талантливая была, выдумщица.

Что если Эрнест Ситон уже вышел на старуху? Тогда она передаст ему каждое слово. Может, рассказать ей о недавних убийствах, которые наверняка связаны с событиями в «Небесном поместье»? Нет, пока рано.

— Мальчик унаследовал музыкальные способности? — спросил Кэмпбелл.

— Эрни? — улыбнулась Грейс. — Он вовсе не любил музыку. Совсем еще клоп, а уже заткнет уши и воет, даже если кто-нибудь рядом напевает. Хотя слух имел идеальный, проверяли.

Стилуэлл сказал, что сирота ассоциировал Моцарта с дохлыми мухами. Похоже, Грейс не в курсе, какой диагноз поставил доктор.

— Наверное, тяжело ему приходилось.

— Иногда, — не сразу ответила старуха. — Он был одиночка. С людьми сходился трудно, да и не нуждался в них. Другие дети считали его странным.

— Я в смысле воздействия музыки.

— Я поняла. Если включали пластинку или радио, он бесился, а папаша говорил: «Выкрутасничает», и делал погромче.

— Но вы-то знали, что для него это подлинное мучение.

Грейс кивнула:

— Помню, как-то раз Джун занималась в гостиной, все мусолила один и тот же кусок, а потом вдруг что-то как грохнет! Я влетела и вижу: крышка захлопнута, она склонилась над пианино, которое еще гудит… Эрни весь багровый и так исподлобья зыркает… Я аж струхнула. Ясно, что это было, но Джун все обернула в случайность. Не выдала его.

Он изгой по природе, думал Кэмпбелл, умен и вовсе не сумасшедший, но предрасположен к психозу и вряд ли способен испытывать угрызения совести или понять чувства других…

— Какая музыка была, не помните?

— Смеетесь, что ли?

Кэмпбелл оглядел пустую кофейню, затем подался вперед и чуть фальшиво просвистел начальные такты «К Элизе». Старухины брови съехались домиком, челюсть отвисла.

— Господи твоя воля, как вы догадались-то?

Кэмпбелл не ответил. Пусть сама подумает.

— Вы должны помочь найти его, Грейс.

Глаза ее увлажнились.

— Я уже сказала все, что знаю… и больше, чем надо.

— Имя «Страж» вам что-нибудь говорит?

— Нет. — С ответом старуха не замешкалась.

— Есть вероятность, что Эрнест, которого вы любили и воспитывали, стал опасен. Вы поможете ему…

— Ничего я его не воспитывала. Не ясно, что ли?

Не выдержав, она закрыла руками лицо и тихо разрыдалась. Кэмпбелл дождался, когда она успокоится, и спросил:

— Он вам звонил?

— Извините, не могу… мне пора.

Грейс сунула в карман розовый телефон, потянулась за веселенькими костылями и неловко встала; губы ее собрались в нитку, точно у старого упрямого пони.

Разбередил старуху. Жалко ее.

Заплатив по счету, Кэмпбелл вышел на парковку. Грейс тыкала ключом в дверцу древнего черного «форда», но дрожащие руки не давали попасть в замок.

— Позвольте мне, — сказал Кэмпбелл.

Грейс неохотно отдала ключ.

— Вы женаты, мистер Армур?

Кэмпбелл улыбнулся и показал левую руку с обручальным кольцом на безымянном пальце.

— В августе будет четыре года. У нас дочка Эми. — Он открыл дверцу.

Грейс закинула костыли в машину и взгромоздилась на сиденье. Достав из бардачка пачку «Ньюпорт лайте», она выбила сигарету, закурила и уголком рта выпустила струйку дыма в сторону от Кэмпбелла.

— Вот и езжайте к ним. — Она взглянула на сыщика. — Домой. Не лезьте в это дело.

— Сначала найду Эрнеста Ситона. — Кэмпбелл пригнулся к окну. — Я хочу спросить его об убийстве Софи Листер и Сам Меткаф. Если передумаете, позвоните — мои телефоны у вас есть.

Старуха снова затянулась.

— Не надо было говорить с вами вообще.

— Иначе еще кто-нибудь пострадает. Может, он вас послушает.

Старуха смотрела перед собой; потом носом выпустила дым и помахала рукой, разгоняя его. Ее лицо, наполовину освещенное солнцем, отливало нездоровым блеском. Зажав в губах сигарету, она повернула ключ зажигания и, не глядя на Кэмпбелла, глухо проговорила:

— Он не знает.

Думая о ланче, инспектор Морелли топтался посреди пустой гостиной в квартире Сам Меткаф. Третий день он сидел на диете и теперь мечтал о бифштексе по-флорентийски и салате, какие подавали в его любимом семейном ресторанчике неподалеку от Порта-Романа. Задача избегать углеводов осложнялась тем, что он еще не оповестил Марию о своем желании сбросить вес.

По обнародовании новости его ждал прищур темных глаз.

Инспектор сам не знал, зачем он здесь. Случайно оказавшись в Олтрарно, он проезжал мимо квартиры Сам и решил еще разок ее осмотреть. Узнаю, когда что-нибудь найду, сказал себе Морелли, открывая окно, чтобы немного проветрить душную комнату.

Значит, молодая американка, которую впервые он увидел в Линце на столе морга, большую часть своей взрослой жизни называла домом вот эту дыру. Ее вещи отправили на прошлой неделе. Оставшаяся рухлядь принадлежала хозяину квартиры. Будто и не было человека на свете. Чтобы уловить печаль, витающую в трех пустых комнатах, надо знать историю бывшей жилицы, думал Морелли. В воскресенье сюда въедет новый постоялец.

Инспектор вспомнил мучительный телефонный разговор с родителями погибшей. Необходимость извещать родственников его коллеги считали самым паршивым, что есть в полицейской службе, к чему нельзя привыкнуть. Морелли же полагал, что разговор с теми, кто знал и любил жертву, очень помогает в работе. Он рассчитывал сообщить семье Меткаф об успехах в расследовании, однако отчет австрийских экспертов не обнадеживал.

Непостижимо, но убийца оставил вагон чистым, как и грот «Дома Нардини». Ни намека на следы. Подонка, натворившего дел в поезде, венская пресса окрестила «мастером смерти» — метко, но что толку?

Морелли прошел в туалет. Он заглянул под старомодную ванну на медных лапах и в шкафчик для лекарств; затем пошарил за сливным бачком, снял крышку и спустил воду. Его люди уже обыскали всю квартиру. Вряд ли они что пропустили.

Инспектор нахмурился своему отражению в зеркальной дверце шкафчика и, предаваясь грезам о чешке Гретхен, ополоснул руки и лицо. По телефону его пассия предложила устроить романтический уик-энд в Париже. Идея-то неплохая. Вот только как связать поездку со службой? Кстати, есть отличный повод для зарубежной командировки: нужно переговорить с Лорой Листер. Поведение в Париже ее муженька — большой знак вопроса.

Морелли побрел на кухню и сел за стол, прислушиваясь к тиканью часов над плитой. Настроение было поганое. С гибели Меткаф прошла неделя, а у него ни единой зацепки. Подозрение, что Эд Листер крутит с бабой вдвое моложе себя, вряд ли можно считать подвижкой в деле. Инспектор откинулся на стуле, размышляя об уроне, какой понесло семейство Листеров; что-то подсказывало: разгадка всей этой истории связана с их дочерью. Так, на здешние события он смотрит с точки зрения Сам. А ну-ка вернемся назад и попробуем иной подход: сфокусируем внимание на Софи, приходившей сюда ради компьютера.

Вероятно, она не рассказывала о незнакомце, с которым болтала в Сети, иначе Сам непременно упомянула бы о нем в сообщении Эду Листеру. Однако, судя по рисункам, Софи понимала — есть повод опасаться.

Может, она стеснялась или робела делиться этим с женщиной старше себя или же просто не успела — за неделю до убийства Сам улетела в Бостон навестить родных. Если же незнакомец настолько заинтриговал, что Софи повидалась с ним вживую — наверняка так и было, — тогда тем более она бы не стала никому о нем говорить.

Предположим, девушка согласилась на свидание, но в таком разе она должна была как-то позаботиться о своей безопасности: скажем, оставить записку с координатами или даже описанием того человека — на всякий случай подстраховаться. Может, загвоздка была в том, что она знала только его ник, если прежде с ним не встречалась.

Date: 2015-12-12; view: 413; Нарушение авторских прав