Венеция 4 page

Наверное, я предчувствовал, что она сейчас скажет.

оз: эдди… тебе будет неприятно это слышать оз: я должна уйти пр: уйти? Только что приехала оз: жаль, не могу еще поговорить, вправду пора… прямо сейчас пр: нет, погоди… я хочу кое-что тебе сказать пр: минутку-то можешь подождать… эй, вернись!

Она исчезла. Я недоверчиво коснулся пальцами экрана. Как она могла вот так взять и уйти? Разве так можно? Меня накрыло волной обиды. Неужели она не понимает — произошло нечто невероятное. Обратной дороги уже нет.

Что с тобой, мать твою за ногу? — крикнул я, будто вслед тому, кто вышел из комнаты, хлопнув дверью… Но вопрос был адресован мне. Что со мной? Почему виртуальные появления и уходы человека, которого я в глаза не видел, баламутят меня так, что я начинаю орать на компьютер? Да какая, к черту, разница, встретимся мы с ней еще или нет?

Я откинулся в кресле, глядя в пустоту. Тупая боль под ложечкой не давала подумать о том, что внезапный уход Джелли мог иметь невинное объяснение. Он меня опустошил, я был в ярости, но в то же время удивлялся собственному поведению.

Вот шанс, говорил внутренний голос, положить конец этой ерунде: стукни по клавише «удалить», забудь о ней и сваливай… пока еще можно.

Вспомнилось предостережение Уилла: интернет может стать такой же страстью, как азартные игры и кокаин. Но я знал — здесь другое.

Нужно было глотнуть свежего воздуха.

Я бесцельно брел по набережной Тюильри; затем подземным переходом вышел к воде, оказавшись напротив музея д'Орсэ. У реки всегда прохладнее, а старые булыжные набережные в зеленоватом свете фонарей, равномерно установленных на парапете, выглядят спокойным местом для вечерней прогулки.

У моста Искусств я остановился и закурил. Взглянув вверх по течению, где нос острова Ситэ надвое разделяет Сену, сквозь арку моста я увидел краешки башен Нотр-Дам. Приевшийся открыточный вид показался новым, иным. С левого берега плыли зыбкие обрывки мелодии, и город вдруг ожил, наполнившись неведомой прелестью и интересом. Вышагивая по набережной, я представлял, что под руку со мной идет Джелена и я знакомлю ее с Парижем.

Симптомы были налицо, но мое обостренное чувство нелепого не откликнулось на эту картину: перезрелый англичанин околачивается на берегах Сены, потеряв голову из-за девушки, которую в глаза не видел и которой, строго говоря, не существует. Что-то во мне еще сопротивлялось.

Я пытался выбросить из себя эту историю как обломок душевной бури. Наверное, я искал то, что пропало в моем браке. Не в этом ли все дело? Или же это как-то связано с моим горем и решением найти убийцу? Я понимал, что рассуждаю как шурин Уилл. Вообрази, что станет с Лорой, семьей и всем, ради чего ты трудился, если пустить на самотек это абсурдное увлечение. Что скажут окружающие? Подумай, какой вред будет всем нанесен. Однако во мне не было убежденности доктора Каллоуэя.

В отель я возвращался через сад Карусель перед Лувром; остановившись под фонарем, я набрал номер Сам Меткаф.

Хорошо, что она вне опасности и просто скачет по Европе, забавляясь с дружком, но я хотел удостовериться, что завтрашняя встреча на Восточном вокзале состоится. Взбалмошную бабу можно списать со счета, но ее компьютер — источник важной информации.

Телефон Сам молчал. Может, Джимми наконец-то ее отловил и теперь они улаживают свои проблемы за бокалом шампанского? Немного погодя я снова набрал ее номер.

И услышал гудки.

— Слушай! — тихо, но отчетливо выговорил он в микрофон, закрепленный возле губ.

На панели инструментов зажегся зеленый огонек. Система восприняла команду и перешла в режим распознавания.

Пока все хорошо. Теперь проверка звука.

— Привет. — Страж наговаривал первое, что пришло в голову: — Заглавная буква в первом слове и заглавная дальше: Джимми, восклицательный знак, с новой строки и заглавной буквы: надеюсь, запятая, ты отведаешь с нами мороженого и печенья в ознаменование дня рождения, последнее слово удалить, похорон, с заглавной, Линды, запятая, которые состоятся в пятницу в одиннадцать часов, точка.

На экране ноутбука мигал огонек, вслед за которым с небольшой задержкой возникал текст. Отладив технику, Страж заговорил естественно, без длинных пауз между словами. Конечно, в поезде не идеальная акустика, но могло быть и хуже, если б купе оказалось прямо над колесной парой.

Страж усмехнулся — слово «похороны» казалось забавным.

Ну вот, все дурное начисто стерто, и лицо ее вновь стало невинно, каким, наверное, было в детстве… Она тоже звала мамочку, как Софи…

Да, кольнуло сожаление, но… это было неизбежно. Страж размял обтянутые латексом пальцы.

На трусиках узор — медвежата коала, она и впрямь точно ребенок.

Внезапно поезд качнуло, и рука мертвой девушки упала на его ногу. Страж дернулся как ошпаренный. Противно торчать с покойницей в уборной, где воняет сардинами; похоже, кондиционер сломался.

В купе он обшарил каждый дюйм, но ничего не нашел. Наверное, Сам взяла компьютер с собой. А если отдала на хранение Риверсам? Дожидаясь ее здесь, он сильно рискует. Все пошло наперекосяк. Слишком много непредсказуемых факторов, может выйти полная лажа.

Страж пересел на унитаз, размышляя, где ему лучше расположиться к возвращению Сам. Покойницу он убрал с глаз долой, затащив ее в крохотную душевую кабинку, — из-под занавески торчали большие голые ноги. Чем-то воняло.

Небесно-голубой цвет больше не появлялся.

— Не слушай! — скомандовал Страж в микрофон.

Отсмотрев пробный текст, он исправил пару орфографических ляпов; серьезных ошибок не было — никакого слияния нераспознанных слов, никакой белиберды.

Истинная проблема — время.

Что если они засидятся за ужином? Что если Сам не сразу пройдет в купе? Страж посмотрел на экранные часы — 21. 43. Через тридцать пять минут поезд прибывает в Линц. Если в ближайшие четверть часа Сам не объявится, он уйдет несолоно хлебавши.

И жертва Линды станет напрасной.

— Если все сложится удачно, где вы себя видите лет этак через пять? — спросил Балф Риверс, подзывая официанта.

— На пляже? — Сам одарила его простодушным взглядом и ухмыльнулась. — Пять лет… Надо подумать.

— Что за вопрос, дорогой? — вмешалась Ферн. — Замужем, полный дом карапузов — ты это хочешь услышать? Она сделает карьеру и станет директором какого-нибудь замечательного музея, вот увидишь.

— Дай ей ответить.

«Вроде я уже ответила», — подумала Сам.

Но пара еще чего-то ждала.

— Надеюсь когда-нибудь вернуться в Италию. Насовсем.

— Во Флоренцию? Вы чокнулись… — Ферн слегка опьянела.

— Да, во Флоренцию. — Сам замялась. Да ладно, ведь завтра они распрощаются. — Там осталось мое сердце, — просто сказала она.

Ферн приподняла бровь, но от комментариев супруги воздержались. Официант принес счет, и тема будущего Сам отпала.

— Ну как вам ужин, детка? — Балф откинулся на диванчике и потер руки.

Оголодавшая Сам заказала пате дё камань, пуле ле-страгон, а на десерт торт шатен[56]— стандартное меню парижского кафе, но в шикарном вагоне-ресторане все казалось вкуснее.

— Спасибо, чудесный. — Сам вздохнула и покачала головой. — Знаете, я хочу вас поблагодарить… за все.

— Никакой это не Восточный экспресс,[57]— буркнула Ферн.

— Абсолютно не за что, Сам. — Балф улыбнулся, игнорируя неуместную реплику жены. — Ваше общество доставило наслаждение.

— Он будет скучать по вас. — Глаза Ферн нехорошо блеснули; пауза чуть затянулась. — Я тоже.

— Это и есть Восточный экспресс — прямой потомок поезда, что отправился из Парижа в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году, — продолжил Балф. — В нем чувствуется настоящая порода, это вам не Венеция — Симплон — древняя колымага, которую восстановили для богатеньких туристов. Тут настоящее дерево.

— Ой, ну надо же! — перебила Ферн. — Может, хватит? Уже всех задолбал своим поездом.

— Закажем еще бутылочку красного? — предложил Балф. — Все вместе посидим до Линца.

— Не знаю… — Сам посмотрела на Ферн.

— Это же наш последний вечер, ребятки. Давайте слегка встряхнемся.

— Делайте, что хотите. — Ферн выбралась из-за стола, ее кукольный морщинистый рот сложился в натянутую улыбочку. — Я иду спать.

Сам было неловко. Хорошо бы остаться в ресторане. Пока она с Риверсами, ей ничто не грозит, но незачем влезать в их супружеские дрязги.

— Наверное… я тоже пойду. — Сам встала.

— Точно? — Балф смотрел на нее, закинув руку на спинку диванчика. — А вы знаете, что Линц — родина Гитлера? — Он сложил ладонь горстью и улыбнулся. — Зачерпнем грехов?

Андреа Морелли колебался: препроводить девушку в ее номер или оставить? Тихонько похрапывая, она свернулась рядом, ее тонкая загорелая рука лежала на его груди.

От вина смаривало. Еще немного, и он сам уснет, а совместное пробуждение вовсе ни к чему. С другой стороны… Взгляд съехал на полоску блестящих золотистых волос внизу ее живота. Инспектор вздохнул.

Зачем кому-то понадобилось впихивать труп в холодильник?

Вероятно, для того, чтобы его не сразу нашли… жарко, а так запаха не будет. Или чтоб сохранить свежим. Может, убийца людоед? Или этот Макчадо помешал краже? Инспектор все еще не мог пережить наглость Луччи, который снова позвонил (хотя ему было приказано не беспокоить), чтобы сообщить ничего не говорящее имя. Хорошо еще, что звонок сукина кота не застал в критический момент. Может, Лучча не совсем виноват. Видимо, Эд Листер надавил.

Морелли слишком устал, чтобы перезванивать Листеру. Что еще такое срочное понадобилось обсудить средь ночи? Наверняка терпит до завтра.

— Мне нужно поспать, малышка, — пробормотал инспектор, расталкивая Гретхен за прелестное плечико. Потом уловил ее запах — смесь свежескошенной альпийской травы и яблок — и счел его веской причиной к тому, чтобы она осталась.

Одна перемена плана повлекла за собой другую.

Сунув под спину подушку, он потянулся к гостиничному телефону и набрал номер парижского отеля «Риц». Когда на чудовищном французском инспектор попросил соединить его с Эдвардом Листером, возникло предчувствие, что он раскается в обоих решениях.

— Merci, monsieur… ne quittez pas.[58]

Через минуту оператор сообщила, что линия занята.

В качком коридоре они еще постояли перед купе 21/22. Сам не спешила входить к себе. Дружелюбная соседка оказалась болтушкой — из тех, кто твердо намерен рассказать вам всю свою жизнь.

— Я вот подумала… Не могли бы вы за ним присмотреть? — Сам подняла сумку с ноутбуком. — Всего на ночь.

— Буду рад. — Балф сиял улыбкой. — Еще один знак нашей дружбы… В смысле — вы доверяете нам столь бесценный груз.

Риверсы уже привыкли, что она повсюду таскает с собой компьютер. В нем результаты десятилетних изысканий по истории искусства, но не все материалы имеют копии, объяснила Сам. Что было не так уж далеко от правды.

— Знаете, столько разговоров о кражах в поезде.

Балф кивнул, глядя ей в глаза. Ферн настояла, чтобы он проводил Сам до купе. Пожалуй, надо прощаться.

Сам уже хотела отдать сумку, когда сквозь перестук колес расслышала знакомую мелодию своего мобильника. Опустив сумку на пол, она достала из поясного футляра телефон и знаком попросила Балфа обождать.

— Эд? — Сам узнала номер на дисплее.

— Не могу дозвониться с тех пор, как вы сели в поезд…

Связь была плохой. Кажется, он спросил, все ли в порядке.

— Все хорошо, — ответила Сам. — Чудесно.

— Я так и думал. Не знаю, что там у вас происходит, но я не люблю, когда меня дурачат.

— О чем вы?

— Кто бы ни угрожал вам во Флоренции… то есть если такой звонок действительно был… он не тот человек…

— По-вашему, я придумала?

— … что на снимках. Вы меня слышите? Это разные люди.

— Откуда вы знаете?

— Жаль, что вы не рассказали о своем приятеле Джимми Макчадо.

— Вы знаете Джимми? Погодите, с ним что-то случилось?

— Кто-то действительно за вами следил… может, и сейчас следит. Наверное, он в поезде. Что бы вы сказали, если б это оказался Джимми?

— Джимми?! — Сам расхохоталась. — Полный бред. С какой стати ему за мной таскаться? И вообще, в последний раз я о нем слышала, когда он валялся на пляже Порто-Эрколе.

— Когда это было?

— Не помню… позавчера.

— В воскресенье. По моим сведениям, в воскресенье ваш приятель…

Конца фразы Сам так и не услышала. Уши заложило от свиста, когда без всякого предупреждения поезд нырнул в туннель. Коридор наполнился грохотом.

— Я не поняла… Алло? — Сам зажала открытое ухо и придвинулась к окну. — Алло?

Связь прервалась.

Сам уставилась на фонари туннеля, слившиеся в одну сплошную белую линию. Что если и вправду Джимми был в Венеции?.. Нет, это невозможно. Он бы позвонил.

Что-то коснулось ее плеча — Балф стоял так близко, что его дыхание щекотало шею. Блин, только этого не хватало, подумала Сам; она зажмурилась, но ничего не сказала — у него еще секунда, чтобы убрать лапу.

Рука никуда не делась; так, возникла проблема.

— Длина туннеля восемь с половиной миль, — сказал Балф.

Сам повернулась к нему лицом.

— И что?..

— Я без ума от вас. — Он неуклюже попытался облапить ее за талию.

Сам отшагнула.

— Господи, Балф! — рассмеялась она. — Это шутка, да? Знаете, весьма неудачная.

— Думаете? — Глаза его сверкали голодным блеском.

— Вы сами знаете. Ничего не будет. Так что успокойтесь, и мы все забудем, ладно?

— Я с ума схожу. С той самой секунды, как вас увидел.

— Ничего подобного, — твердо сказала Сам. — Просто вы слегка расшалились.

Она взяла тяжелую сумку и шагнула к двери купе. Вставляя в замок карточку, Сам боялась, что ошалевший кавалер ввалится следом.

Опасения были напрасны.

— А как же компьютер? — спросил Балф. — Приглядеть не нужно?

Покорность в его голосе ее смягчила. Он был таким жалким в своей аккуратной бабочке и блейзере, она почти успокоилась.

— Да нет, я сама справлюсь. Но все равно спасибо. Вообще-то он милый и безобидный старикан.

Сам улыбнулась.

— Спокойной ночи, Балф.

— Угу. — Он кивнул и отвернулся.

Сам отворила дверь; как ни странно, она огорчилась тому, что повела себя как неблагодарная ломака, — ну и что такого, если б дедок ее поцеловал?

Помешкав, она ступила в темноту купе.

Когда я наконец прорвался к Сам Меткаф, я плохо соображал. Успокоенный ее ровным и даже веселым голосом, я тратил драгоценное время и уличал ее в обмане, вместо того чтобы расспросить о Джимми Макчадо.

Теперь я жалею, что не выяснил, когда точно она разговаривала с ним в последний раз. Я бы заметил нестыковку и непременно спросил, возможно ли, что телефон Джимми украден и преследователь выдает себя за ее приятеля.

Я и хотел спросить, но связь прервалась.

Порой я думаю: изменилось бы что-нибудь, если б я не слонялся очумело по Парижу, а был сообразительней и расторопней? Наверное, выиграл бы немного времени, но и только. Полагаю, исход был неизбежен.

Сам не отвечала, и я подумал, что она не заинтересована в дальнейшем разговоре. Пересекая Вандомскую площадь, я беспрестанно набирал ее номер и сдался лишь у дверей отеля. Было почти десять. До первой остановки экспресса в Линце, на границе с Германией, оставалось менее получаса. Вот тогда и попробую снова, решил я.

В номере я сразу проверил компьютер. Была вероятность, что Сам ответила на письмо, в котором я предупреждал, что неизвестный с фотографии последовал за ней в поезд. Но в системном лотке меня ждало другое сообщение.

Я пыталась сказать, но не смогла… наверное, какое-то время меня не будет. Береги себя, ладно? Джелена.

Она значилась «вне Сети». Письмо было отправлено в 21. 35 — через десять минут после того, как она выскочила из последнего разговора, и минут через пять, как я ушел из номера. Этот грустный прощальный взмах объяснял внезапность ее бегства, подтверждая мое подозрение о том, как она восприняла нашу новую ситуацию.

Если Джелли захотела все оборвать, значит, боялась признаться себе в своих истинных чувствах. Я ей сочувствовал, ибо тоже еще боролся с собой, однако понимал: от себя не убежишь.

Собравшись ответить небрежным «как-нибудь свидимся», я не сумел взять верный тон. Вторая попытка вышла обиженной и сердитой. Я решил оставить все до утра, которое мудренее вечера. План хороший, но неосуществимый.

«Нужно поговорить», — написал я.

Че, музыка, что ль, слишком орет?

В перегородку барабанил сосед из квартиры 4В Ласло Калош. Джелли убавила звук и истошно завопила:

— Уймись, придурок! Чмо паршивое!

Потом врубила стерео на полную мощь. Бейонс, «Незаменимый».[59]

Глянув, нет ли чего от Эда, она подошла к окну, сквозь которое врывался рев машин на Лексингтон-авеню в час пик. Прикурив «Мальборо», сделала пару нервных затяжек и ткнула сигарету в цветочный ящик.

Стыдно, что наорала на Ласло. Он псих, но безвредный — лишь на разные голоса ведет сам с собой долгие беседы. Лучше уж псих, чем… Ласло — совсем небольшая плата за собственное жилье в самом центре Манн Чарпьз Панпин хэттена: недорогую комнатушку в доме без лифта посчастливилось унаследовать от подруги.

На всякий случай она соврала Эду, что живет в Бруклине.

Это безнадежно… Покачав головой, Джелли отошла от окна. Докатилась: с утра бродит в махровом халате на голое тело, на голове гнездо, душ не принимала и не знает, как быть с Эдом, черт бы его побрал.

Ясно одно: ситуация вышла из-под контроля. О чем еще говорить?

Господи, они только и делали, что говорили. БОЛТАЛИ!

С самого начала она не могла взять в толк, чем его так привлекает их знакомство. Просто мозги свернула, стараясь уразуметь, почему мужик, которому ничего не стоит заполучить кого и что угодно, предпочитает трепаться в Сети с какой-то шелупонью… Это уже пугало.

Блин, чего ему надо?

Джелли глубоко вздохнула и стала набирать текст.

Сам Меткаф тихонько прикрыла дверь купе. На верхней койке маячил силуэт соседки. Кажется, спит. Не дай бог всю ночь слушать ее болтовню.

Глаза привыкли к сумраку — верхний свет и лампочки в изголовье коек были выключены, горел только синий ночник, — и выяснилось, что бугор на полке вовсе не Линда, а ее громадный рюкзак.

Под дверью уборной возникла яркая полоска света. Или она просто не заметила ее раньше? Заурчал кран, полилась вода.

Значит, соседка принимает душ.

О господи… Сам втянула носом воздух и поморщилась. Что, эта Линда всю ночь будет шастать взад-вперед?.

Сам бросила сумку на нижнюю койку. Простыни сбиты. Неужели соседка валялась на ее постели? Ничего себе, это уж совсем ни в какие ворота… Сам заперла дверь купе, включила верхний свет и едва не вскрикнула.

На дверном крючке висело ее шелковое платье, купленное ради бывшего любовника, а затем подаренное Джимми в награду за помощь при бегстве из Флоренции.

Сердце скакнуло к горлу; на долю секунду возникла совершенно дикая мысль: уж не Федерико ли ее преследовал?

— Джимми? — робко окликнула Сам.

На экране застыл текст нашего разговора; я смотрел на фотографию Джелли и под ее острым насмешливым взглядом старался вникнуть в смысл того, что она сказала. Это было откровением.

Я представил ее дома: она за столом, в простенке между окнами висит обрамленный эстамп из комиссионки — натюрморт с музыкальными инструментами Брака[60](Джелли подробно описала свою бруклинскую квартиру). Я взглянул на фото и улыбнулся. Нет, все переменилось.

Весь мой мир перевернулся вверх тормашками.

Я прокрутил текст до того момента, промелькнувшего, точно падающая звезда, когда Джелена призналась: я для нее больше чем просто друг.

приблуда: что ты сейчас сказала… немного влюблена… это правда?

озорница: нет, я просто так

Я рассмеялся.

Пытаясь скрыть свои чувства, я соглашался, что нам следует «сохранять дистанцию», взять передышку и «не дергаться» (опять эта фраза), но теперь все это лишнее, ибо она выдала себя с головой. Я кайфовал.

пр: я знаю, это безумие… так никто не влюбляется оз: ты не слушаешь… я сказала, что не влюблена в тебя пр: ладно, все нормально… я понимаю оз: слушай, дай-ка я разъясню, ты мне приятен, но я не влюблена в тебя… и это не изменится пр: не знаю, что со мной случилось, так ни с кем не было оз: напомнить, что у тебя… жена и сын?

пр: словно всю жизнь я ждал тебя оз: чушь собачья! отец бросил нас, когда мне было десять… я не собираюсь быть разлучницей пр: ты милая и добрая, джелли… разве можно тебя не полюбить оз: о-о-о… не надо, пожалуйста, не надо

Не сразу, но она поймет все так, как понимаю я. Спешить некуда, у нас куча времени. Я был готов уступить ее желанию на пару недель разойтись, потому что теперь знал: в глубине души она чувствует, как я.

Я не был ослеплен. Возможно, я парил в небесах, однако сознавал, как сильно рискую. Наверное, со стороны мое поведение казалось ненормальным, бредовым и даже опасным, но это не так — я не сбрендил, я просто влюбился.

Может, написать ей? Лишь для того, чтобы она знала — я ни на секунду не перестаю о ней думать… И тут электронные колокольчики возвестили о письме.

В виду непревиденных обстоятельств раут состоится раньше означенного срока. Представление начнется незамедлительно. Приглашаем к участию.

Напыщенно официальное и одновременно ерническое послание было подписано: «Страж».

Я не забыл о сайте domoydotemnoty и приглашении на полуночное живое общение… Тревога за Сам Меткаф и собственная душевная сумятица меня отвлекли, но умение сравнительно легко отсекать лишнее, отделять зерна от плевел и переключаться с одного на другое хорошо помогало в бизнесе и жизни. Секрет в том, чтобы сохранять пробелы: я не люблю изображений, перетекающих друг в друга.

«Раут» отошел на второй план, но я надеялся, что он приблизит меня к убийце Софи. Неопровержимых улик, что этот человек связан с сайтом, не было. Я знал только, что под влиянием смутного или вполне реального страха Софи зарисовала дом и в компьютере подруги оставила адрес сайта. Вот и все. Я не видел четкой связи между нашим первым контактом с Сам и ее утверждением об угрозе и преследовании. Как и между тем, что я оказался в Париже, когда она вновь позвонила. Все было размыто, грань меж реальным и мнимым расплывалась, вселяя тревогу.

И все же я не мог избавиться от ощущения, что «раут» непременно все соединит, что нужный ответ ждет внутри дома. Получив доступ в мрачный особняк, я узнал лишь то, что один из его обитателей, музыкант-любитель, упорно терзает пианино.

Правда, теперь сайт знал о моем существовании. Лишь позже я задался вопросом, где отправитель записки взял мой электронный адрес.

Не важно, кто или что этот «Страж», контакт возник.

Я зашел на domoydotemnoty.net.

Сайт загружался медленнее обычного; либо так казалось из-за того, что знакомую картинку сменила ночная декорация. В окружении темных деревьев возник дом; под единственным источником света — клочком звездного неба, весьма рьяно мерцавшим над шиферной крышей, — желтели частокол и терраса с колоннами.

Весьма мирная сцена натолкнула на мысль, что я ошибся в характеристике дома: ночью он выглядел скорее деревенским, нежели загородным. Временами ухала сова, нарушая тишину.

Набрав пароль «балансбелого», я «прошел» по садовой дорожке и постучал в дверь. Она не открылась.

Я ждал, гадая, который там час. Темные, закрытые ставнями окна создавали впечатление, что обитатели дома отошли ко сну. Трудно вообразить менее гостеприимное место.

Меня же пригласили на вечер. Куда все подевались?

И тут я услышал музыку. Вновь очень тихую и неуверенную. Я вслушался в знакомую мелодию — кто-то в доме играл «К Элизе». Я понимал, что это всего лишь музыкальный эффект, но волосы на загривке вздыбились.

Зазвонил телефон. Я не сразу сообразил, где он звонит.

За решетчатыми ставнями верхнего окна вспыхнул свет. На оконный переплет упала тень, словно кто-то хотел ответить на звонок, но раздумал и стал взад-вперед расхаживать по комнате.

Я схватил трубку. Гостиничный коммутатор спрашивал, буду ли я говорить с Андреа Морелли.

Мягкое шуршание душа стихло. Затем раздалось тихое журчанье, природу которого она предпочла не угадывать. В уборной спустили воду. На всякий случай Сам повторила громче:

— Джимми?

Вновь никакого ответа.

— Линда? У тебя все нормально? — боязливо спросила Сам.

Молчание. Что-то не так.

Не спуская глаз с уборной, она медленно попятилась к двери. Под шелковым платьем нащупала ручку, но замешкалась, увидев оставленный на койке ноутбук.

Не успеть.

Сам нашарила выключатель и вырубила верхний свет. Через секунду исчезла световая полоска под дверью уборной. Сердце бешено колотилось; Сам повернула ручку. Та не поддалась — заперто на предохранитель.

— Господи боже мой… — выдохнула Сам, лихорадочно дергая ручку.

Открылась дверь уборной. На пороге возникла синяя фигура. Мокрая одежда создавала впечатление, что ее облили краской, но синеву придавали потолочный ночник и мертвенное сияние ноутбука, стоявшего на раковине.

— Что вам здесь надо?

За дерзкой атакой Сам прятала собственный страх. Лицо человека скрывали темные очки без оправы и низко натянутая купальная шапочка, поверх которой виднелись наушники с мини-антенной. Брови его были залеплены пластырем. Он походил на жука в спортивном костюме.

Это мог быть только Страж.

— Где Линда? — Голос Сам дрогнул. Противный запах заставил ее взглянуть на мокрый пол уборной. Человек молча шагнул вперед, и за его спиной мелькнули голые ноги австралийки, торчавшие из-под душевой шторы.

Сам закричала, но крик застрял в горле.

В стремительном выпаде человек одной рукой обхватил ее за шею, а другой зажал рот. Быстрота и мощь его атаки ошеломили, сделав сопротивление бессмысленным. Потом он чуть разжал хватку и серебристой лентой, рулон которой был надет на его запястье, точно браслет, дважды обмотал ее рот. Лицо человека было так близко, что ухо чувствовало его теплое дыхание.

— Слушай! — скомандовал он.

Сам подумала, что приказ адресован ей, но человек говорил в микрофон, закрепленный возле губ.

— Открыть кавычки, с заглавной: рад, запятая, что ты сумел выбраться, запятая, ПРИЯТЕЛЬ, прописными буквами, восклицательный знак, кавычки закрыть.

— Чем могу быть полезен, синьор Листер?

Тон, полный терпения и усталости, не оставлял сомнений в том, что мне делают одолжение, в такой час откликаясь на мой звонок.

— Спасибо, что перезвонили, Андреа. Я понимаю, уже поздно, но есть новости. Вы помните Сам Меткаф?

— Девица из Бостона, которая позволяла вашей дочери пользоваться своим компьютером? Вы собирались с ней встретиться и держать меня в курсе.

— Она так и не появилась.

— Не знаете почему?

— Говорит, ей угрожали. Я разговаривал с ней сегодня вечером.

Морелли вздохнул:

— Дальше.

Я вкратце поведал о телефонном звонке из Вены и подозрениях Сам, что ее преследует убийца Софи. Рассказал о фотографиях и звонках, которые вывели на ее приятеля Джимми Макчадо.

В трубке молчали. Потом Морелли сказал:

— Одну минуту.

Послышались отдаленный женский смех, затем приглушенное бормотанье и звук смачного поцелуя. Видимо, инспектор неплотно прикрыл микрофон.

Наконец он вернулся:

— Синьор Листер?

— Да, я здесь.

Морелли откашлялся.

— Сегодня Джимми Макчадо был найден мертвым в доме неподалеку от пьяцца Антинори.

— Боже мой! — выдохнул я. — Когда это случилось?

— На выходных. Судя по всему, он пролежал дня три. Я в отъезде и рапорта еще не видел. Похоже, он помешал ограблению.

— Вы понимаете, что это значит?

— Знаю, о чем вы думаете. Совсем не обязательно, что убийца забрал его телефон.

— Возможно, но суть в том, что кто-то звонил с его номера. Весьма вероятно, что этот человек следил за Сам Меткаф, а сейчас едет с ней в поезде.

— Пусть так, но отсюда… я мало что могу сделать.

— Слушайте, у девушки есть информация о человеке, который убил мою дочь. — Я сдерживался изо всех сил. — Если он в поезде, он убьет и ее. Через одиннадцать минут экспресс останавливается в Линце. Вы вполне можете связаться с австрийской полицией, чтобы этот чертов поезд встретили.

— Боюсь, это не так просто, синьор Листер.

— Так сделайте, чтоб было просто, черт вас возьми! — заорал я.

— Существует определенный протокол… на это нет времени.

— Если вы ничего не предпримете, еще один невинный человек погибнет в расцвете лет. Вы же пока ведете это дело, так?

Уже во время разговора я стал набирать номер Сам на мобильном. Гудки шли, но никто не отвечал. Я не сдавался и каждые тридцать секунд нажимал кнопку повтора. Взмокшие руки тряслись.

В зашоре я проглядел изменения на экране. Внимание привлекла музыка — звякающая реприза стала громче и настойчивее, словно предвещала драматические события.

Я посмотрел на дом. Ставни верхнего освещенного окна раскрылись, как рождественский календарь, явив мужчину и женщину, слившихся в страстном объятии.

Силуэт пары медленно поворачивался. Деталей было не разглядеть. В одном ракурсе эти двое словно бы целовались, а в другом женщина сопротивлялась, пытаясь вырваться.