Глава 18. Очнувшись, Наката обнаружил, что лежит на спине в траве

Очнувшись, Наката обнаружил, что лежит на спине в траве. Приходя в себя, потихоньку открыл глаза. Ночь. На небе ни звезд, ни луны, но кое‑что разглядеть можно. Густые запахи летних трав. Пиликанье насекомых. Вроде тот самый пустырь, где Наката дежурил каждый день. Кто‑то терся о лицо чем‑то шершавым и теплым. Чуть повернув голову, он увидел, что Кунжутка и Мими усердно вылизывают его щеки маленькими язычками. Наката медленно приподнялся и, протянув руку, погладил зверьков.

— Наката спал? — обратился он к кошкам.

Кошки одновременно замяукали, точно хотели пожаловаться на что‑то, только Наката ничего не понял. Вообще ничего. Обыкновенное кошачье мяуканье. Только и всего.

— Извините. Наката не совсем понимает, что вы хотите сказать.

Встав на ноги, Наката оглядел себя — все, как всегда, нормально. Ничего не болит. Руки‑ноги шевелятся. Глаза довольно долго привыкали к темноте, пока он не разглядел, что ни на руках, ни на одежде крови нет. Одежда — та же самая, в какой он вышел из дома, — в порядке. Рядом лежала брезентовая сумка с термосом и бэнто. В кармане брюк обнаружилась смятая шляпа. Наката ничего не мог понять.

Только что он убил этого кошкодава — Джонни Уокера. Схватил большущий нож и убил. Чтобы спасти Мими и Кунжутку. Это Наката помнил совершенно четко. Рука еще чувствовала, как все было. Это не сон. Удар ножа, из раны на него хлынула кровь. Джонни Уокер рухнул на пол, весь как‑то скрючился и испустил дух. До этого момента Наката все помнил. Потом он плюхнулся на диван и провалился в обморок. И вдруг оказался здесь, в траве на пустыре. Как он сюда добрался? Да еще точно не зная обратной дороги. И одежда не в крови. Нет, это не сон. Иначе откуда взялись Мими и Кунжутка? Правда, теперь Наката совершенно не понимал их языка.

Наката вздохнул. Плохо он все‑таки соображает, но что поделаешь… Ладно, потом еще можно подумать. Он повесил на плечо сумку, взял кошек и зашагал с пустыря. Очутившись за забором, Мими заелозила у него на руках, намекая, что неплохо было бы ее отпустить. Наката спустил ее на землю.

— Отсюда, Мими‑сан, вы уж сами домой доберетесь. Тут рядышком.

Мими энергично завиляла хвостом в знак согласия.

— Наката никак не поймет, что случилось. В чем причина? Он больше не может с вами разговаривать. Зато Кунжутку отыскал. Теперь надо доставить ее госпоже Коидзуми. Там уж все ее заждались. Спасибо вам за все, Мими‑сан.

Мими мяукнула, еще раз вильнула хвостом и быстро исчезла за углом. И на ней тоже ни пятнышка крови, отметил про себя Наката.

Возвращение Кунжутки стало для семейства Коидзуми сюрпризом. Шел уже одиннадцатый час, дети как раз чистили зубы. Родители пили чай перед телевизором — смотрели новости — и радушно встретили Накату, появившегося с кошкой на руках. Выскочившие в пижамах дети, отталкивая друг друга, бросились обнимать любимицу. Тут же налили молока, насыпали корма, и Кунжутка накинулась на угощение.

— Извините, что побеспокоил так поздно. Хорошо бы пораньше, но Наката не мог выбирать…

— Что вы, что вы! О чем разговор! — проговорила госпожа Коидзуми.

— Время не имеет значения. Ведь она у нас как член семьи. Какой вы молодец, что нашли ее. Не присядете? Мы вас чаем угостим, — присоединился к ней муж.

— Нет‑нет. Накате надо идти. Он на минутку забежал, только Кунжутку вам передать.

Хозяйка вышла в другую комнату и принесла конверт. Господин Коидзуми вручил его Накате со словами:

— Вот, возьмите, пожалуйста. Это за то, что нашли Кунжутку. От всего сердца.

— Спасибо. С удовольствием, — с поклоном поблагодарил Наката, принимая конверт.

— Как же вы ее нашли? В такой темноте.

— Ой, долго рассказывать. У Накаты не получится. У Накаты голова не очень хорошо работает. Он долго объяснять не умеет.

— Хорошо‑хорошо. Как же вас отблагодарить? — говорила госпожа Коидзуми. — Ага! Вот у нас после ужина осталось… Жареные баклажаны и маринованные огурчики. Может, возьмете, Наката‑сан?

— С большим удовольствием. Наката очень любит жареные баклажаны и маринованные огурчики.

Поставив в сумку коробочки с баклажанами и огурцами и запихав туда же конверт с гонораром, Наката ушел. Быстрыми шагами он направился к станции и остановился у полицейской будки, стоявшей возле торговой улицы. В ней сидел за столом молодой полицейский и делал какие‑то пометки в разложенных бумагах. Его фуражка лежала здесь же на столе.

Отодвинув стеклянную дверь, Наката вошел и поздоровался:

— Добрый вечер. Извините за беспокойство.

— Добрый вечер, — отозвался полицейский, отрываясь от бумаг и окидывая Накату взглядом. Перед ним стоял с виду безвредный тихий старичок. Наверное, хочет дорогу спросить, подумал полицейский.

Стоя в дверях, Наката снял шляпу, сунул ее в карман брюк. Из другого кармана достал носовой платок и высморкался. Свернул платок и положил обратно.

— Что вы хотите? — спросил полицейский.

— Да вот… Наката только что убил человека. Полицейский уронил на стол шариковую ручку и, открыв рот, уставился на Накату.

— Э‑э‑э… А‑а… Ну‑ка присядьте. — Полицейский в сомнении указал на стоявший напротив стул и провел рукой по поясу, как бы проверяя, на месте ли его пистолет, дубинка и наручники.

— Есть, — сказал Наката и сел. Выпрямил спину, положил руки на колени и посмотрел прямо в глаза полицейскому.

— Значит, вы… убили человека?

— Да. Наката зарезал человека ножом. Совсем недавно, — чистосердечно признался Наката.

Полицейский достал чистый лист бумаги и, взглянув на стенные часы, записал время и слово — «поножовщина».

— Начнем с того, как вас зовут и где вы живете.

— Сатору Наката. Адрес…

— Погодите. Сатору Наката. Какими иероглифами пишется?

— Наката иероглифов не знает. Извините. Писать‑читать не умеет.

Полицейский нахмурился:

— Совсем не умеете? Имя свое написать не можете?

— Нет. Хотя до девяти лет Наката очень хорошо умел и читать, и писать. Но потом был несчастный случай, и Наката разучился. И с головой у него не в порядке.

Полицейский вздохнул и положил ручку.

— Получается, ни бумагу никакую, ни как имя свое написать, не знаете?

— Извините, нет.

— А близкие у вас есть? Семья?

— Наката совсем один. Семьи нет. Работы нет. Наката получает пособие от господина губернатора и так живет.

— Вот что я вам скажу: уже поздно, так что шли бы вы потихоньку домой. Поспите как следует. А завтра, если что вспомните, опять сюда приходите. Тогда и поговорим.

У полицейского дежурство кончалось, и он хотел разобраться с бумагами. После службы у него с коллегой был запланирован поход в ближайший кабачок. На возню с придурковатым дедком времени не оставалось. Но Наката сделал страшные глаза и покачал головой.

— Нет‑нет, господин полицейский. Наката хочет все рассказать, пока помнит. А если до завтра что‑нибудь важное забудется?.. Наката был на пустыре. Это во втором квартале. Искал там кошку Кунжутку. Коидзуми‑сан попросила. Вдруг появилась огромная черная собака и отвела Накату в один дом. Такой большой, с большими воротами и черным автомобилем. Адреса Наката не знает. Что это за место — тоже. Наверное, все‑таки Накано. В этом доме оказался господин Джонни Уокер. У него такая чудная черная шляпа. Высокая. В холодильнике на кухне рядами кошачьи головы. Штук двадцать. Этот человек собирал кошек, отпиливал им головы пилой и поедал сердца, а из их душ делал особенные флейты. А потом этими кошачьими флейтами собирал души людей. Джонни Уокер на глазах у Накаты убил ножом Кавамуру‑сан. Потом еще несколько кошек. Разрезал им животы. Он Кунжутку и Мими тоже убить собирался. И тогда Наката взял нож и зарезал Джонни Уокера… Этот Джонни Уокер сам захотел, чтобы Наката его убил. Наката не думал этого делать. Правда! Раньше Наката никого не убивал. Он только хотел, чтобы Джонни Уокер больше не убивал кошек. Но тело Накату не послушалось, само все сделало. Наката схватил нож и — раз! два! три! — воткнул его в Джонни Уокера, прямо в грудь. Джонни Уокер упал на пол весь в крови и умер. Наката тоже был весь в крови. Потом у него в голове закружилось, он сел на стул и, наверное, заснул. Открыл глаза — уже вечер, пустырь. Рядом Мими и Кунжутка. Все это только что случилось. В первую очередь Наката отнес Кунжутку к Коидзуми, а госпожа ему дала жареные баклажаны и маринованные огурчики, и он сразу пошел к вам. Наката подумал, что надо доложить обо всем господину губернатору.

Наката сидел прямо, как кол проглотил, и только выложив разом всю свою историю, смог наконец перевести дух. Еще ни разу в жизни он так много не говорил. В голове сразу сделалось пусто.

— Передайте это, пожалуйста, господину губернатору.

Полицейский ошарашенно выслушал Накату, но почти ничего не понял из его рассказа. Какой еще Джонни Уокер? Какая Кунжутка?

— Ясно. Все передадим господину губернатору, — пообещал полицейский.

— Хорошо бы Накату не лишили пособия.

Полицейский с серьезным видом записал что‑то на бумаге.

— Понятно. Так и запишем. Обратившийся гражданин просит не лишать его пособия. Правильно?

— Да‑да. Спасибо вам, господин полицейский. Наката столько времени у вас отнял. Передавайте привет господину губернатору.

— Обязательно передам. Будьте спокойны. И отдохните сегодня хорошенько, — сказал полицейский и напоследок добавил: — Между прочим, вот вы сказали, что убили человека и перепачкались в крови, а на одежде ничего нет.

— Совершенно верно. По правде, Наката тоже не понимает, как это получилось. Он точно был весь в крови, а когда очнулся, уже ничего… Странно.

— В самом деле странно, — с накопившейся за день усталостью в голосе промолвил полицейский.

Наката открыл было уже дверь, собираясь выйти, но остановился и оглянулся на полицейского.

— Кстати, господин полицейский, вы завтра вечером здесь будете?

— Буду, — осторожно проговорил блюститель порядка. — Завтра вечером я тоже дежурю. А что?

— Возьмите зонтик. Даже если небо будет ясное, возьмите на всякий случай.

Полицейский кивнул и, обернувшись, снова посмотрел на висевшие на стене часы. Скоро должен звонить сослуживец насчет кабачка.

— Хорошо‑хорошо. Возьму.

— А то с неба рыба будет падать. Вроде дождя. Много. Селедка, по всей вероятности, хотя, может, и ставриды немножко.

— Селедка и ставрида? — рассмеялся полицейский. — Тогда зонтик можно будет перевернуть, наловить рыбки и намариновать.

— Наката тоже любит ставриду с маринадом, — серьезно проговорил Наката. — Но завтра в это время Накаты здесь уже, наверное, не будет.

Когда на следующий день в районе Накано на этом самом углу с неба действительно посыпалась селедка и ставрида, молодой полицейский побелел как мел. Ничто не предвещало, что из облаков вдруг вывалятся тысячи две рыбин. Большинство при ударе о землю разбились, но некоторые были еще живы и трепыхались, с силой колотя хвостами по мостовой торговой улицы. На вид рыба оказалась совершенно свежая, еще пахла морем. Рыбины шлепались на людей, автомобили, крыши домов и, к счастью, никого серьезно не поранили — видно, высота, с которой они падали, была не так велика. Зато перепугали народ изрядно. Многие испытали психологический шок. Еще бы — рыба падала градом с неба. Апокалипсис!

Позднее полиция провела расследование этого происшествия, чтобы выяснить, откуда и как рыба попала на небо, но вразумительно объяснить случившееся не сумела. С рыбных рынков и рыболовных судов рыба в таком количестве не пропадала. Самолеты и вертолеты в то время над этим районом города не пролетали. Смерчи не регистрировались, думать, что кто‑то так пошутил, оснований тоже не было. На подготовку такой шутки понадобилось бы слишком много времени. Санитарное управление Накано по просьбе полиции собрало рыбу, проверило ее, но отклонений от нормы не обнаружило. Самая обыкновенная селедка, обычная ставрида. Свежая, на вид вкусная. Однако полицейские принялись разъезжать по городу на машинах с громкоговорителями и вещать, что свалившуюся с неба рыбу есть не надо, поскольку она неизвестного происхождения и может содержать вредные вещества.

Понаехали и телевизионщики. Для них это стало настоящим подарком. Репортеры толпами бродили по торговой Улице и раструбили о таком небывалом происшествии на всю страну. Показали, как лопатами собирают валявшуюся на дорогу рыбу. Взяли интервью у домохозяйки, которой упавшая с неба ставрида заехала по голове и спинным плавником оцарапала щеку. «Хорошо хоть ставрида и селедка. А если бы тунец свалился? Что бы тогда было?» — говорила женщина, прижимая к щеке носовой платок. Вполне здравое суждение, но люди, глядя на это по телевизору, смеялись. Один героический репортер даже пожарил рыбу на месте происшествия и съел ее перед камерой. «Очень вкусно, — с гордостью заявил он. — Свежая, жирная. Сейчас бы к ней редьки и теплого риса».

Молодой полицейский не знал, что делать. Тот чудной старикашка… Как его звали‑то? Эх, забыл. Он ведь сказал, что сегодня вечером с неба рыба повалится. Селедка и ставрида. Так и вышло… А я засмеялся, имя и адрес не записал. Может, надо начальству доложить? Логично было бы. С другой стороны, доложишь — и толку? Никто вроде не пострадал, никакого преступления в этом нет. Ну рыба с неба упала. Только и всего.

И потом, начну я плести, что за день до этого ко мне в будку заглянул странный старичок и напророчил про селедку и ставриду. И что? Разве начальство поверит? Подумают еще, что я того. А то еще присочинят что‑нибудь, сделают из меня в управлении посмешище.

И еще. Старикан заявил, что кого‑то там убил. Явился с повинной. А я возиться с ним не захотел. Даже в журнал ничего не записал. Это же явное нарушение служебных обязанностей. За это можно схлопотать. Наплел старик какую‑то чушь. Не только я — никто его болтовню всерьез слушать бы не стал. Когда сидишь на дежурстве в будке, столько всяких дел, что не разгребешь. Двинутые толпами бродят, все лезут, будто сговорились, и несут всякую ерунду. Что мне, с каждым разбираться?

Но ведь дед этот предсказывал, что рыба с неба падать начнет (это же вообще полный бред). И сбылось. Выходит, и эта его история, как он кого‑то — Джонни Уокера, что ли? — зарезал, тоже не полная выдумка? А вдруг правда? Это же конец всему! Он пришел сдаваться, говорит: «Я только что человека убил», а я его отпустил и даже не доложил никому.

В конце концов муниципалитет прислал мусоровоз, чтобы вывезти валявшуюся на дороге рыбу. Молодой полицейский руководил дорожным движением — закрыл въезд на торговую улицу. Мостовую долго поливали водой из шлангов — никак не могли отмыть от рыбной чешуи. Дорога стала такая скользкая, что домохозяйки прямо падали с велосипедов. Рыбный дух никак не выветривался, всю ночь сводя с ума окрестных кошек. У полицейского от этого голова шла крутом, и он думать забыл о загадочном старичке.

Однако на следующий день в жилом квартале по соседству обнаружили труп мужчины, умершего от ножевых ран, и у молодого полицейского захватило дух. Убитым оказался известный скульптор, его обнаружила ходившая к нему через день домработница. Он лежал на полу в луже крови, почему‑то совершенно голый. Предположительно его убили двумя днями ранее, вечером; орудие убийства — нож для резки отбивных — нашли на кухне. Все, что рассказывал старик, — правда, сообразил полицейский. Ну и дела! Он должен был тогда позвонить в управление и вызвать за стариком патрульную машину. Признался человек в убийстве, надо было передать его куда следует. Пусть там и решали бы, нормальный или нет. Вот в чем заключался его долг. А он его не исполнил. Теперь остается только молчать, решил полицейский.

А Накаты в это время в городе уже не было.

Date: 2016-02-19; view: 297; Нарушение авторских прав