Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 7. Кошка, будто обидевшись, вырвалась из рук Василия Савельевича и скрылась





 

Кошка, будто обидевшись, вырвалась из рук Василия Савельевича и скрылась. Доктор хмурился. Аннушка сердилась. Аглая Тихоновна была явно огорчена. А Геля – Геля изнывала от любопытства.

Так это, значит, из‑за кошки с Полей случилось несчастье? Умереть‑уснуть, как интересно!

Но вечер вопросов и ответов, похоже, закончился.

Спохватившись, что время за полночь, Василий Савельевич отослал Полю, то есть Гелю – ах, неважно! – спать.

Но секретный агент Фандорина твердо решила разузнать все до конца (иначе ведь все равно не уснуть). Дождавшись, когда Аннушка принесет обязательный стакан молока на ночь, схватила ее за руку:

– Аннушка, миленькая, хорошенькая, расскажи мне про тот день. Как я упала? И при чем тут кошка? И что…

– Ну, застрекотала! – Аннушка улыбнулась. – Сорока как есть, сорока‑трещотка, – но тут же прошептала, опасливо оглянувшись на дверь: – Неужто и впрямь ничего не помните?

– Ни вот столечко! – уверила ее девочка.

– Да и стоит ли рассказывать? Вдруг разволнуетесь, да худо вам станет, да снова головка заболит? – словно бы сомневалась Аннушка, но сама уже присела на край кровати, и Геля поняла – расскажет, непременно расскажет! Чтобы окончательно рассеять ее сомнения, сказала, напустив на себя важный вид:

– Разве ты не помнишь, что говорил папа? Нужно мне все рассказывать, и тогда память непременно вернется. Не‑пре‑мен‑но!

Аннушка хихикнула:

– Бог с вами. Слушайте. Только рассказывать‑то особенно и нечего.

В ту пятницу вы из гимназии вернулись и бегом в столовую, с маменькой здороваться. Обычная ваша манера – носитесь как угорелая, и нет с вами никакого сладу. Двадцать раз вам было говорено – воспитанные барышни не бегают, а ходят, да толку чуть, – Аннушка вздохнула и поправила Гелино одеяло, – а тут, как на грех, гадина эта и шасть вам под ноги! Это уж у нее заведение такое – трех шагов не сделаешь, чтоб четырежды об поганую тварь не запнуться! Вы‑то ее всегда боялись – вот и отпрянули, поскользнулись, и со всего разбегу – хрясь! – затылком о порог. Аж звон пошел…

– То есть я споткнулась о кошку и упала? Всего‑то навсего? – разочарованно протянула девочка.

– Ну вы скажете – «всего‑то навсего», – обиделась Аннушка. – Уж мы страху натерпелись! Кинулись к вам, а вы лежите ни жива, ни мертва, глазки не открываете.

Хотела я вас поднять, а маменька ваша не позволила. Говорит, не тронь, Аннушка. Если человек так упал и сознания лишился – то, может, у него кость в голове треснула или шейные позвонки повредились. Отправляйся за Василь Савельичем, да поспеши.

 

 

Я юбки подхватила и бегом в участок. Телефонировать долго – пока соединят, пока подзовут, а участок вот он, в двух шагах.

Только в участке доктора не было.

– Где? – спрашиваю.

– Ушел.

– Куда ушел?

– А кто ж его знает. Сказал, ежели что спешное, так мальчонку за ним послать.

– Какого мальчонку?

– Да бойкий такой, вихрастый, у церквы Трех Святителей ошивался.

Я к церкве, а там мальчонков этих с дюжину. Православные за ради пятницы в храм валом валят, Святых Даров причаститься, вот пострелята хитрованские и попрошайничают – промысел у них такой.

Однако вижу личность одного мне вроде как знакомая. Пригляделась – и точно. Прынц ваш чумазый.

– Какой еще принц? – озадачилась Геля.

– Ох, горе горькое, – Аннушка жалостливо вздохнула. – Не помните? Крутился у нас под окнами, вошь трущобная. Все дожидался, пока вы из дому выйдете. Дождется, застынет чуть поодаль и пялит зенки. Уж и городовой его с бульвара гонял, и дворник – без толку.

Я, был грех, дразнила вас – поздравляю, мол, до чего ж завидный кавалер! А уж пригож да наряден – вместо соболя бить можно.

Очень вы сердилась и на меня, и на ободранца бедного, хоть он, по чести говоря, к обиде вашей был ни при чем. Все язык мой…

– Ну, Аннушка, рассказывай дальше! – нетерпеливо прервала причитания девушки Геля.

– Так вот. Подхожу к нему. Знаешь, – спрашиваю, – где господина Рындина сыскать? Доктора?

А он:

– Может, и знаю. А вам‑то что, тетенька?

– Я тебе дам тетеньку! – говорю. – Веди меня к доктору сей же час, с дочкой у него несчастье.

Он аж вскинулся:

– Что ж вы тогда тут расставились, как больная корова! Бегим!

И припустились мы вниз по переулку, да через площадь, к ерошенковскому дому. А у меня в голове стучит – пятница, тринадцатое, пятница, тринадцатое… Ох и страшно там! Век бы не видать. Внизу воровской трактир, а в верхнем этаже – ночлежка.

Ну я, знаете, не робкого десятка. Укрепилась сердцем и ничего, иду за этим крысенышем.

Лестницы темные, грязные, со стен течет, а, стесняюсь сказать, вонь – как в зверинце.

Людей тьма‑тьмущая, спят вповалку на дощатых нарах, а какие – и на полу, в тряпье.

Мальчонка головой повертел и потащил меня в дальний угол. Гляжу – и точно, за рогожкой, на низком топчане в три доски лежит страсть какой тощий, больной господин (сразу видно – из образованных, хоть и в таком месте), а рядом сидит Василь Савельич.

– Ничего, – говорит, – Алексей Кондратьевич, мы еще повоюем!

– С кем прикажете воевать? – силится улыбнуться тот. – Водка да чахотка – вот мои погубители. И больше никто.

Тут Василь Савельич нас приметил, сразу с пациентом распрощался, завернул меня на выход и только уж на площади спросил:

– Кто? Что?

Я ему – так и так, мол, Поля упала и сильно головой зашиблась. Без памяти лежит. Доктор, ни слова не говоря, развернулся, да как наддал к дому – едва я за ним поспевала.

Вы как лежали на пороге, так и лежите, маменька ваша на полу подле вас в голос не плачет, да от этого только страшнее. Доктор вас осмотрел и говорит жене – самую малость рассечена кожа на затылке. Шейные позвонки не повреждены и затылочная кость цела.

– Разве ты можешь быть уверен? – тихо так спрашивает Аглая Тихоновна.

А доктор пожимает плечами: – Чего ж не быть? Моя, мол, практика в области травм даже несколько избыточна. Эти хитрованские апаши колотят и режут друг друга с утра до вечера. У Поли, говорит, по всей вероятности, ушиб или сотрясение мозга.

– Отчего же она не приходит в себя?

А доктор ей – очнется. Может быть, через час. Может быть – через несколько. Последствия, мол, сотрясения мозга прогнозировать затруднительно. Я, однако же, хотел бы, чтобы Полю осмотрели и другие врачи. Телефонируй, пожалуйста, доктору Такому‑то и профессору Эдакому. Попроси срочно приехать.

Аглая Тихоновна сразу подхватилась и к телефону, а Василь Савельич велел мне принести воды и льда, а сам уложил вас в постельку – на боку, с согнутыми коленями, рука под головой. Потому как при потере сознания нельзя оставлять человека лежать на спине – корень языка западает и может перекрыть дыхательные пути, – важно объяснила Аннушка.

– Ужас какой! – с готовностью испугалась Геля.

– То‑то что ужас. На докторе лица не было, на что уж он строгий мужчина.

Тут и профессура слетелась – очень Василь Савельича уважают, быстрехонько приехали. Стали консилиум делать – вертеть вас да щупать, и все болбочут – рефлексы… реакция конечностей… плавающие зрачки… Опасность того, да опасность сего, последствия обратимые… да необратимые.

Один немец больше всех старался, однако и он все то же сказал, что Василь Савельич, добавил лишь, что забытье может продлиться несколько дней.

 

И покатились у нас дни эти – серые да тяжелые, будто камни.

В доме тихо, муторно. Аглая Тихоновна от вас не отходит. Василь Савельич не шутит, не скандалит, ест, что дают. Раз ему консоме подсунула, с белой спаржей и кнелями, думала – хоть оживет. Нет. Съел и не заметил.

Вы все в забытьи лежите.

Через неделю снова немец этот приехал, с лютеранской больницы.

Посмотрел вас, отвел Василь Савельича в сторонку и говорит – состояние барышни внушает серьезные опасения. Чем дольше она находится в коме, тем меньше надежда на благоприятный исход. Даже если очнется, последствия столь длительного беспамятства могут быть весьма скверными.

Доктор осерчал, на немца напустился – торопитесь с выводами, говорит, пока нет никаких оснований…

– Основания есть, – отрезал немец. – Если через неделю улучшения не наступит – перспективы неутешительные. Вам стоит подготовить жену. Честь имею.

И уехал, ворона эдакая.

Аннушка замолчала, глядя куда‑то поверх Гелиной макушки.

– А дальше? Ну, рассказывай, что же дальше?

– Ну что дальше? Через неделю вы не очнулись. Я уж, был грех, в уныние впала. Все, думаю, приговорил мою Полиньку окаянный колбасник.

Только напрасно я усомнилась в Василь Савельиче. Где уж какому‑то немцу против нашего доктора в травмах понимать! Ровно на следующий день вы с постели и встали, так‑то вот!

– Ну ты даешь! – выдохнула Геля. – Тебе бы сценарии к сериалам сочинять! – перехватив недоумевающий взгляд Аннушки, тут же поправилась: – То есть я хотела сказать – книжки. Книжки бы тебе писать! Я, знаешь, до последнего момента волновалась – очнусь или не очнусь.

– Книжки пусть бездельники пишут, я‑то и читать едва успеваю, – проворчала Аннушка, но было видно, что слова девочки ей польстили. – Спите уж, барышня. Доброй ночи.

 

 

Date: 2016-02-19; view: 356; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию