Труп с бьющимся сердцем

Многие эксперты считают 1960-70-е годы революционными для медицины. Это связано, в частности, с формированием такого ее направления, как реаниматология. Критерии человеческой смерти – прекращение дыхания и сердцебиения – преодолеваются с помощью технологий искусственного дыхания и кровообращения. Современному определению человека как разумного существа стал соответствовать и новый критерий его смерти – «смерть мозга», то есть невыполнение мозгом своих функций управления жизненными процессами в организме. При этом на основе изучения патологических процессов конечных стадий жизнедеятельности пересматриваются время, механизмы, критерии необратимости биологических процессов.

Реанимация (от лат. reanimatio) означает «оживление». Этот термин давно известен культуре. В новозаветных текстах описывается, как Христос оживлял людей – единственного сына вдовы у ворот Наина, дочь Иаира, «четверодневного» Лазаря... Деятельность человека во многом задана стремлением к уподоблению Творцу. Но это уподобление очень часто оборачивалось довольно плоской аналогией с весьма проблематичными для человека последствиями.

Любое изобретение и использование технических средств – дело разума и рук человека. Однако между человеком и техническими средствами, им созданными, возникает любопытная и достаточно жесткая взаимосвязь. Хайдеггер, например, приводит такое сравнение: «Техническое, в самом широком смысле слова, есть не что иное, как план» – созданный самим человеком план, который в конце концов вынуждает человека к действию, независимо от того, желает он этого или нет.

Реанимация – это воплощение технических достижений человека. Отделения интенсивной терапии современных больниц оснащены установками, делающими возможными различные процедуры. Хотите вы этого или нет, но система здравоохранения, оснащенная этой техникой, уже не способна отказаться от ее применения и подчас превращает своих пациентов в живые «памятники реанимации». Грань между поддержанием жизни и продлением умирания порой настолько стирается, что смерть становится длительным механизированным процессом умирания, который технологически можно продлить до 10 лет.

Говоря о коматозных больных, профессор Б.Юдин очень метко называет период между состоянием «определенно жив» и «определенно мертв» «зоной неопределенности». Эта неопределенность касается не только поиска объективных критериев того, жив человек или мертв, но и понятий «биологическая смерть», «вегетативная жизнь», «личностная смерть», «труп с бьющимся сердцем» и т. п. Эта неопределенность касается и того, что отсутствуют морально-правовые отношения к человеку, пребывающему в таком состоянии.

При искусственном продлении жизни перед врачом неизбежно встает вопрос: «Что же дальше? Отключать аппарат или не отключать?» Зона неопределенности оказывается в буквальном смысле слова вне пространства христианских этических заповедей. Шестая заповедь «не убий» здесь просто «не работает», ибо это – зона неизбежного убийства.

Ясное и детальное обсуждение правовых и этических аспектов этой проблемы нужно не только для больных, но и для врачей. Широко известна позиция западных специалистов, которые выдвигают принцип: «Врачи не должны убивать». Эти специалисты прекрасно понимают, что даже юридически безукоризненно оформленная процедура отключения пациента от жизнеподдерживающих систем будет сопровождаться резким умалением достоинства людей, вынужденных производить подобное отключение. При этом система здравоохранения неизбежно будет вынуждена включить в себя институт «смертеобеспечения». Что это, как не умаление нравственной задачи здравоохранения? Отказ от последовательного профессионального принципа сохранения и поддержания жизни чреват возможностью изменения моральных основ врачевания. Еще со времен Гиппократа известны и последствия данного изменения – это неизбежное падение результативности лечебной деятельности.

«ЛЕГАЛИЗАЦИЯ ЭВТАНАЗИИ – ЭТО
САМОУБИЙСТВО СОВЕСТИ»

У многих людей, которые следят за обсуждением проблемы легализации эвтаназии в России, вызовет удивление то, что доза ложно понятой свободы, принятая в начале 90-х годов, настолько разложила рассудок борцам за всяческие свободы и права, что они называют право на смерть «святым правом». Ведь под броским и, на первый взгляд, новым лозунгом «право на смерть» скрыта попытка не только оправдать, но и узаконить одновременно убийство и самоубийство безнадежно больных людей. Социальное и юридическое признание эвтаназии не может освободить человечество от болезней, но может стать и становится мощной самостоятельной причиной роста самоубийств, и не только по мотиву физических страданий.

Современная либеральная борьба за социальное и юридическое признание эвтаназии становится идеологической формой влияния на человеческую волю, внушая человеку, что жить надо как можно меньше.

Среди групп причин преждевременной смерти – смерть по причине самоубийства является наиболее значительным источником потерь населения современной России.

Несмотря на то, что мы живем в начале XXI века, большинство «новых» и «прогрессивных» идей на поверку оказываются всего-навсего возрождением старых заблуждений. И одно из них – мотивированная связь физических страданий, болезни и самоубийства. В своем фундаментальном исследовании «Самоубийство», впервые вышедшем в Париже в 1897 году, Э.Дюркгейм, анализируя статистику самоубийств, приходит к выводу, что общепринятые мотивы самоубийства, в частности болезни и физические страдания, в действительности не являются его настоящими причинами. К настоящим причинам, превращающим человека в добычу монстра самоубийства, Дюркгейм относит вполне определенные черты общества: состояние морального распада, дезорганизации, ослабление социальных связей человека, разрушение коллективного состояния сознания, то есть религиозности.

По результатам статистических исследований Дюркгейма, христианское вероисповедание, а также иудаизм и ислам давали меньший во всех отношениях процент самоубийств. «Следовательно, влияние религии так велико, что превышает всякое другое»[64]. Причем среди самих христианских вероисповеданий католические кантоны, независимо от национальности их населения, дают в четыре или в пять раз меньше самоубийств, чем протестантские. Для Дюркгейма определяющими основаниями данной статистики оказываются два фактора: интенсивность организации церковной коллективной жизни (в протестантизме она практически сведена к минимуму) и принцип автономии и личной свободы (в протестантизме он явно доминирует не только по отношению к индивидуальной мысли, но и по отношению к индивидуальной воле, к установившимся обычаям).

В связи с этим напрашивается вывод, что атеистически ориентированное общество несет в себе серьезную угрозу для жизни человека. Атеизм – мировоззренческая система, находясь в рамках которой логически невозможно не признать правомерность самоубийства, если строго следовать ее исходным принципам и нормам. Среди них можно указать на следующие: человек – творец своей судьбы и даже своего здоровья (!), человек создан для счастья, исполнения желаний, наслаждений и т. п., человек не должен страдать. При этом человек объявляется самодержавным властелином собственного тела и души, и в этом состоит высшая ценность атеистического мировоззрения. Справедливости ради необходимо отметить, что эта жесткая логика атеистического сознания в условиях советского социализма не менее жестко блокировалась тоталитарным режимом с помощью коллективистских ценностей. Но эти ценности обесценились и пали вместе с советским режимом.

Однако, как известно, свято место пусто не бывает. И оно было поспешно занято идеологией «прав человека». Принцип права человека, вживленный в обезбоженное сознание, не содержит никаких препятствий, которые удерживали бы человека от самоубийства.

Активнейшее обсуждение на ТВ, в печати лозунга «право на достойную смерть» – лишь одно из первых свидетельств этого. Цель этих обсуждений – оправдание эвтаназии в общественном сознании. Следующий за этим шаг – подлинная легализация эвтаназии, то есть законодательное признание убийства и самоубийства с помощью современных гуманных медицинских средств. Выход самоубийств с уровня более или менее часто повторяющихся индивидуальных случаев на уровень морально допустимой социальной практики в рамках социального института здравоохранения может принять эпидемические масштабы, особенно если учесть известную всем культурам заразительность идеи самоубийства. Нельзя в связи с этим не напомнить об уже опробованной, опять же впервые в России, подобной практике.

В Уголовном Кодексе РСФСР 1922 года в статье 143 имелось примечание, согласно которому утверждалась ненаказуемость убийства, выполненного по просьбе. По сути дела настоящими пионерами в борьбе за легализацию эвтаназии были авторы этого примечания. Однако уже 11 ноября 1922 года IV сессия ВЦИК постановила исключить это примечание во избежание множества возникших злоупотреблений «просьбами» граждан. Для каждого, кто мало-мальски знаком с историей России этого периода, известен размах «гуманизма» 20-30-х годов. Но даже «гуманисты» – коммунисты той эпохи – достаточно оперативно оценили масштабы возможных социальных последствий «убийств по просьбе». «Гуманисты» эпохи либерального капитализма в России вновь как один выходят на борьбу против моральных и религиозных принципов за свободное убийство по согласию. В первых рядах борцов – антикоммунисты, демократы и антифашисты, признающие, как ни странно, фашистское оправдание эвтаназии. Например, В.Новодворская в своих публичных выступлениях заверяет: «Я отнюдь не против самоубийства. Причем не только по вопросам здоровья, но и по вопросам совести (!). Каждый волен уйти из жизни – это его святое право, его свобода». Нельзя не заметить при этом, с какой легкостью самоубийство превращается в «святое право»! А уникальное проявление ответственности человека, свобода – в произвол, пагубный для человека.

Известная восточная мудрость гласит: ошибиться – еще не значит совершить ошибку. Не исправить ошибку – вот что значит ошибиться. Церковь, сообщество верующих во Христа людей, вместе с большинством здравомыслящих неверующих и людей иных религиозных традиций, отклоняет различные варианты легализации эвтаназии не потому, что этим она демонстрирует свой катехизис: она выражает, прежде всего, простое, если не сказать элементарное, желание людей – желание жить в согласии с законами подлинной свободы и совести.

Date: 2016-02-19; view: 366; Нарушение авторских прав