Креветочный комбайн

Когда Матт поднялся на ноги – чтобы сберечь жалкие крохи тепла, еще остававшиеся в теле, он всю ночь пролежал, свернувшись клубочком,– небо было темно‑синим, а грязь подернулась тонкой пеленой инея. Студеный ветер покрыл рябью мелкие лужицы, разбросанные по пустыне. На востоке пламенела желто‑розовая заря.

Еще никогда в жизни Матту не было так холодно. Зубы выбивали отчаянную дробь, тело словно превратилось в один большой сгусток гусиной кожи. В разгорающемся свете он разглядел, что, путешествуя по костяной яме, изорвал в клочья одежду. Руки и ноги были поцарапаны. В ходе отчаянной битвы за жизнь он не замечал мелких порезов, но теперь все тело мучительно ныло.

– Чачо! – позвал он, глядя на расстилающееся внизу море костей, сероватое в предутреннем свете.– Чачо!

Порыв ледяного ветра унес голос Матта прочь.

– Я на берегу. Я выбрался! И ты выберешься. Иди на мой голос.

Ответа не было.

– Ты немножко спустишься, но в конце концов все равно доберешься до края. И тогда я тебе помогу,– кричал Матт.

Никакого ответа! Матт расхаживал вдоль края ямы. Он имел примерное представление о том, где находится Чачо, но не видел его.

– Здесь есть вода – осталась после грозы. Я не могу принести ее тебе, но ты сам до нее доберешься. И тебе станет легче. Пожалуйста, Чачо! Не сдавайся!

Но мальчик не отвечал. Матт нашел впадинку с дождевой водой и пил, пока не свело зубы. Вода была ледяной. Вернувшись к яме, он звал, молил, даже ругал Чачо, лишь бы добиться ответа. Безуспешно!

Когда над горизонтом взошло солнце и его лучи залили бледно‑оранжевым светом окрестные холмы и кустарники, Матт свернулся калачиком под большим камнем и заплакал. Он не мог придумать, что еще предпринять. Чачо там, внизу, но его не найти. Даже если удастся найти, к нему не спустишься. В пустыне нет растений, из которых можно свить достаточно длинную и прочную веревку...

Матт плакал до изнеможения – то есть недолго, потому что сил у него осталось совсем ничего. Солнечные лучи немного согрели воздух, но, едва Матт поднялся на ноги, ветер тут же унес тепло прочь.

Что делать?! Куда идти?! Не ждать же здесь, пока Хорхе приедет посмотреть, как идут дела. Но нельзя и бросить Чачо. Он снова поплелся к яме и уселся на краю. Говорил и говорил, то призывая Чачо идти на голос, то просто вспоминая свое детство.

Он рассказывал об Эль‑Патроне и его фантастических днях рождения. О Марии и Моховичке. Он говорил, пока в горле не пересохло, но и тогда не замолчал, потому что это была единственная ниточка, связывавшая его с другом. Если Чачо слышит, ему будет не так одиноко и, может быть, он останется жив.

Солнце поднялось уже достаточно высоко и наконец заглянуло в яму. Невдалеке Матт увидел коричневое пятнышко. Это была рабочая униформа, которую носили все мальчишки на фабрике.

– Я тебя вижу, Чачо,– заорал Матт.– Ты недалеко от края. Попробуй, ты выберешься.

Издалека послышался металлический лязг. Это не могло быть тележкой Хорхе, но, быть может, сегодня хранитель взял что‑нибудь помассивнее. Матт прикрыл глаза от солнца. Хотел было убежать, спрятаться, но с ужасом понял, что оставил на мягкой после дождя глинистой земле множество следов. До прибытия машины их не сотрешь!

Он в отчаянии ждал хранителей, но вместо них с радостным изумлением увидел креветочный комбайн Тон‑Тона. Он тащился по пустыне, постанывая и содрогаясь от носа до кормы. На капоте сидел Фиделито. Заметив Матта, он соскочил и со всех ног бросился к нему.

– Матт! Матт! – вопил малыш на бегу.– Ты выбрался! Где Чачо?!

Он кинулся Матту на шею, чуть не сбив того с ног.

– Как я рад! Ты жив! Я так волновался!

Матт придерживал его за рукав, чтобы малыш ненароком не свалился в яму.

Креветочный комбайн остановился.

– Я... гм... подумал, может, тебе нужно помочь,– пропыхтел Тон‑Тон.

Матт расхохотался. Смех получился несколько истеричным.

– Нужно помочь? – выдавил он.– Можно сказать и гак.

– Я и сказал,– озадаченно проговорил Тон‑Тон. Матт задрожал всем телом, смех перешел в бурные рыдания.

– Не плачь! – вскричал Фиделито.

– Чачо,– всхлипывал Матт,– он среди костей. Он не говорит. Наверное, мертвый!

– Где? – спросил Тон‑Тон. Матт, не выпуская руки Фиделито – он ужасно боялся, что малыш нечаянно упадет в яму,– показал на пятнышко коричневой униформы.

Тон‑Тон подвел комбайн к самому краю и, нажав какие‑то рычаги, потянулся к костям механической рукой, которой обычно опрокидывал в контейнер чаны с подросшими креветками. На конце руки был большой крюк. Медленно и методично Тон‑Тон принялся расчищать слой за слоем, пока на свет не показалось лицо Чачо. Глаза мальчика были закрыты. Тон‑Тон отодвинул еще несколько костей, и Матт увидел, что одежда Чачо порвана и окровавлена, но друг явно дышит.

– Было бы лучше, если бы он... гм... помог,– сказал Тон‑Тон.

Он управлял машиной бережно, как хирург на операции.

– Может, я вскарабкаюсь по руке и обвяжу его веревкой?

Матт перестал плакать, но все еще дрожал.

– Гм,– буркнул Тон‑Тон.– От тебя помощи будет как... гм... от пьяного канюка[22], который пытается тащить... гм... дохлую корову.

Он продолжал работать так медленно и осторожно, что Матт едва не закричал от нетерпения. Но в этом определенно был смысл. При малейшем неверном движении кости могли обрушиться и завалить Чачо.

Наконец Тон‑Тон сомкнул челюсти креветочного комбайна вокруг тела Чачо. Могучие створки были способны сокрушить камень, но Тон‑Тон подхватил мальчика осторожно, как хрупкое яйцо. Комбайн попятился. Механическая рука развернулась и опустила Чачо на землю. Тон‑Тон втянул руку и аккуратно уложил ее на крышу креветочного комбайна: методичный во всем, он не собирался оставлять дело незаконченным.

Матт упал на колени возле Чачо и нащупал пульс. Он был медленным, но ровным. Фиделито похлопал мальчика по лицу.

– Почему он не просыпается?

– Он... гм... в шоке,– ответил Тон‑Тон, вылезая из машины.– Я такое уже видал. Люди могут выдержать столько страха, сколько могут, и ни на йоту, гм, больше. Потом они впадают, гм, вроде как в спячку. Подержите его, я волью в него воды.

Матт бережно приподнял Чачо, и Тон‑Тон, разжав мальчику челюсти, влил ему в горло немного красной жидкости из пластиковой бутылки.

– Клубничная газировка,– пояснил он.– Хранители ее все время пьют. В ней есть электролиты. Полезна при обезвоживании.

Матт подивился медицинским познаниям Тон‑Тона. Этот малый сохраняет в памяти все, что услышит...

Чачо закашлялся, облизал губы, глотнул. Его глаза распахнулись. Он схватил бутылку и принялся жадно пить.

– Притормози! – крикнул Тон‑Тон и отобрал бутылку.– Если будешь пить так быстро, тебя, гм, вырвет.

– Еще! Еще! – стонал Чачо, но Тон‑Тон заставил его пить маленькими глотками.

Чачо отчаянно ругался, но Тон‑Тон пропускал его оскорбления мимо ушей и продолжал медленно цедить клубничную газировку в рот Чачо, пока не решил, что с того достаточно.

Потом он вручил еще одну бутылку Матту.

«Вкусно, как на небесах»,– подумал мальчик, прополоскав рот сладким напитком.

Наверное, для него вкус клубничной газировки будет тем же, чем были для Эль‑Патрона каменные крабы с Юкатана.

– Пора идти,– сказал Тон‑Тон и запустил мотор креветочного комбайна.

Эйфория мигом покинула Матта:

– Возвращаться?! Хорхе нас убьет. Я сам слышал, он так сказал.

– Рано прощаешься с жизнью,– сказал Тон‑Тон.– Мы едем в Сан‑Луис искать мою абуэлиту.

– Это я придумал,– вставил Фиделито.

– Нет, я! – твердо заявил Тон‑Тон.

Матт зажал Фиделито рот ладонью. Какая разница, кто что придумал, лишь бы Тон‑Тон не свернул с намеченного пути.

– Не знаю, далеко ли я смогу уйти,– прошептал Чачо. Он был на грани обморока.

– Вот поэтому я и захватил с собой... гм... креветочный комбайн,– сказал Тон‑Тон.– Вы с Маттом поедете в контейнере, а Фиделито... гм... сядет рядом со мной.

На этом, по мнению Тон‑Тона, дискуссия была закончена. Матт решил не спорить. После долгих и тщательных раздумий Тон‑Тон пришел к решению бежать с фабрики. И если он хочет бежать со скоростью пять миль в час, никакие доводы Матта его не разубедят. Матту стало интересно, каким образом Тон‑Тон собирается ускользнуть от хранителей.

Матт помог Чачо забраться в контейнер. Хоть стоячая вода и была спущена, внутри все равно пакостно воняло гнилыми креветками. Матта чуть не вывернуло наизнанку – даже несмотря на то, что желудок был пуст. Ладно, по крайней мере, по дороге есть не захочется...

Чачо тут же уснул на сыром полу, а Матт вскарабкался по лестнице и подставил лицо свежему холодному ветру.

Пять миль в час! Матт понял, что был чересчур оптимистичен. Даже Фиделито мог бы скакать по камням быстрее, чем ковылял креветочный комбайн. Приходилось объезжать камни и избегать ям; несколько раз машина едва не опрокидывалась, лишь в последний момент чудом выпрямляясь и продолжая путь.

Они поехали на север, обогнули впадину с костями и свернули к западу. Земля была усеяна валунами, комбайн то и дело увязал в глубоком песке и сдвигался с места с жалобным стоном. Наконец они добрались до забора, и Тон‑Тон остановился.

– Выходите,– скомандовал он.

Он помог Матту вытащить Чачо из креветочного контейнера. Парень был так слаб, что едва мог стоять на ногах. Ребята уложили его на мягкий песок. Фиделито возбужденно приплясывал вокруг.

– Останешься здесь,– велел Тон‑Тон малышу.– Я серьезно. Если, гм, увижу тебя возле комбайна, я из тебя, гм, мозги вышибу.

– Не вышибет,– шепнул Фиделито, глядя, как Тон‑Тон забирается на водительское сиденье.

– А где хранители? – спросил Матт.– Разве вы не боитесь, что они за нами погонятся?

– Еще чего! – Фиделито аж подпрыгнул от восторга.– Они все заперты у себя в корпусе. Двери и окна заложены мешками с солью. Целые горы мешков! Все мальчишки помогали...

– И хранители не пытались вам помешать?

– А они спали,– простодушно ответил Фиделито.– Тон‑Тон сказал, их не разбудишь, хоть из пушек пали...

У Матта в душе шевельнулось нехорошее подозрение, но он пока что решил воздержаться от вопросов – его слишком занимало то, что затеял Тон‑Тон. Парень подцепил челюстями креветочного комбайна одну из проволок в ограде, медленно подал машину назад, проволока натянулась и – щелк! – порвалась. Таким же манером Тон‑Тон разорвал вторую проволоку, потом еще и еще одну... Вскоре в заборе зияла дыра, в которую мог проехать весь комбайн.

Матт с тревогой смотрел на ограду. Самая главная, самая страшная проволока была еще на месте – она потрескивала и гудела на ветру.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Матт у Чачо.

– Не знаю,– слабым голосом отозвался мальчик.– Не понимаю, что со мной случилось. Я пытался добраться до тебя, но кости обрушились. Они были такие тяжелые, что я едва дышал. Меня как будто камнем придавило.

Он умолк.

– Грудь не болит? – спросил Матт.

Теперь он понял, почему Чачо не отвечал ему ночью.

– Немного. Но кажется, я ничего не сломал. Просто... мне как будто не хватает воздуха.

– Ты лучше помолчи,– сказал Матт.– Вот доберемся до Сан‑Луиса, сразу же отведем тебя к врачу.

Он очень тревожился, хотя тоже не понимал, что случилось с другом.

Тон‑Тон проехал в дыру и помог Матту затащить Чачо обратно в контейнер. Дальше дело пошло значительно лучше. Параллельно забору шла укатанная дорога, и креветочный комбайн ехал намного быстрее.

Все пили клубничную газировку – у Тон‑Тона в кабине был припасен целый ящик. Примерно через час пути они остановились размять ноги, а заодно и перекусить. При виде еды, разложенной Тон‑Тоном на капоте, у Чачо и Фиделито вырвался восторженный возглас: таких угощений они не то что не пробовали – в глаза не видывали! Они лакомились перечной колбасой и сыром, консервированными оливками и сливочными крекерами. После еды им захотелось пить, но газировки было хоть залейся. На десерт всем достались шоколадные конфеты в золотых обертках.

– Вот здорово! Я прямо как в раю,– вздохнул Фиделито, с довольным видом поглаживая себя по животу.

Матт же беспокоился: ему казалось, что они едут слишком медленно, да и вообще ведут себя чересчур беспечно.

– Ты не боишься, что хранители выберутся? – спросил он Тон‑Тона.

– Я ему рассказал про мешки с солью,– встрял Фиделито.

– Они... гм... все спят,– коротко ответил Тон‑Тон.

– Вряд ли, столько времени прошло...– возразил Матт. И тут до него дошло: – Ты что, дал им лауданум?!

– Они его заслужили,– сказал парень тем же твердым тоном, каким до этого, в лазарете, защищал хранителей.

– Сколько?

– Достаточно.

Матт понял, что больше из него ни слова не вытянешь.

– Было так здорово! – щебетал Фиделито.– Тон‑Тон сказал, что мы поедем тебя спасать, надо только дождаться рассвета...

– Комбайн работает... гм... на солнечной энергии,– пояснил Тон‑Тон.

– Флако на всякий случай проверил, спят ли хранители. Он с другими ребятами спер еду, а потом они притащили целую кучу мешков с солью и сложили их вокруг корпуса, Флако сказал, что подождет гравилета, который привозит продукты, и полетит в главный... главный...

– В главный штаб хранителей,– подсказал Тон‑Тон.

– Да! И расскажет там, что натворил Хорхе!

– Флако доверяет главному штабу. А я нет,– сказал Тон‑Тон.

– Я тоже нет,– пробормотал Чачо.

Его прислонили к боку комбайна и вручили бутылку клубничной газировки. Мальчик, казалось, с трудом сохраняет сознание.

– Надо бы поторопиться,– сказал Матт, тревожно глянув на Чачо.

– Да,– согласился Тон‑Тон.

И креветочный комбайн покатил дальше, пока не достиг перекрестка, на котором изгородь сворачивала направо. Дорога уходила на север, к гряде невысоких холмов. Налево лежали остатки пересохшего Калифорнийского залива – выжженная солнцем пустыня безжизненных дюн. Над дюнами витал омерзительный запах – та самая неописуемая вонь, которую Матт когда‑то давным‑давно почувствовал около идиойдовых бараков, только здесь она была во сто крат резче.

Солнце клонилось к западу. По пустыне протянулись длинные тени. Креветочный комбайн медленно полз к холмам, но на полпути к перевалу, где дорога полностью терялась в тени, остановился.

– Все, приехали,– сказал Тон‑Тон, выпрыгивая из кабины.– До рассвета теперь с места не сдвинется...

Вдвоем с Маттом они вытащили Чачо из контейнера, бережно уложили его на дорогу и укутали в одеяла, которые Тон‑Тон предусмотрительно захватил с собой. Потом, оставив Фиделито на страже, они дошли до перевала и присели на корточки, глядя, как солнце медленно погружается в лиловую дымку.

– Далеко еще до Сан‑Луиса? – спросил Матт.

– Мили три или четыре,– ответил Тон‑Тон.– Придется пересечь Рио‑Колорадо.

– Вряд ли Чачо сможет дождаться утра... Тон‑Тон продолжал смотреть на исчезающее солнце.

Трудно было сказать, что у него на уме.

– Вон там я... гм... шел за родителями в Страну грез.– Он ткнул пальцем куда‑то в далекую дымку.– Хорхе спас меня от собак. Мне казалось, что он... гм... замечательный. А он, оказывается, считал меня... гм... кретином...

Тон‑Тон понурил голову.

Матт догадался, что он плачет, и сделал вид, будто не замечает этого. Не хотел смущать друга.

– Со мной тоже произошло нечто подобное,– сказал он.

– Правда? – спросил Тон‑Тон.

– Человек, которого я любил больше всех на свете, пытался меня убить.

– Вот это да! – Тон‑Тон присвистнул.–Да, брат, несладко тебе пришлось...

Они долго сидели молча. Издалека до них доносился звонкий голосок Фиделито: малыш рассказывал Чачо, как это здорово – спать под открытым небом, прямо под звездами, и сколько раз он и абуэлита ночевали так, когда ураган разрушил их домик на берегу моря.

– Наверное, тебе с Фиделито лучше... гм... пойти в Сан‑Луис пешком,– сказал Тон‑Тон.– Если найдете врача, приведите его сюда. А если не вернетесь... гм... до рассвета, я поеду дальше.

Тон‑Тон дал Матту и Фиделито карманные фонарики, одеяла, чтобы укрыться от холода, и лимоны, чтобы не задохнуться от вони.

– Рио‑Колорадо очень... гм... плохая,– сообщил он.– Она спрятана... гм... в трубу под дорогой, но все равно очень опасна. Держись от нее подальше, Фиделито,– предупредил он.– Будь осторожен, а не то я... гм...

– Вышибешь из меня мозги,– бодро закончил малыш.

– Еще как вышибу,– пообещал Тон‑Тон.