Когда киты лишаются ног

Несомненно было одно: здешняя вонь и в самом деле парализовывала обоняние. Матт уже не замечал мерзкого зловония. Еда тоже казалась получше. Вкусной она, конечно же, не стала, но и прежнего отвращения не вызывала. День за днем он с Чачо и Фиделито ходил вдоль длинной вереницы креветочных чанов и вылавливал насекомых. Каждый вечер они тащились обратно, чтобы получить на ужин планктонные гамбургеры, планктонные макароны или планктонные бурритос. Идеи Карлоса о кулинарных достоинствах планктона казались неиссякаемыми.

Когда рост креветок заканчивался, Тон‑Тон выводил из ангара огромный, медлительный креветочный комбайн. Ковыляя, как подагрический динозавр, агрегат выливал содержимое чанов в свое бездонное брюхо. Затем Матт снова наполнял чаны свежей водой из трубы, тянущейся от Калифорнийского залива.

Дойдя до западной оконечности креветочной фермы, ребята могли заглянуть через забор и посмотреть на небольшой водоем, который когда‑то был бескрайним заливом. Вода в нем была темно‑синяя, над ней тучами кружили чайки. Чачо взобрался на край чана, чтобы рассмотреть получше.

До нижней части забора можно было дотронуться, но верхняя проволока гудела от электричества. Фиделито просунул руки сквозь проволочную решетку, словно хотел прикоснуться к манящей синеве. Матт искал в ограде слабые места. Его ни на минуту не оставляли мысли о побеге.

– Что это? – спросил Чачо и показал на север. Матт заслонил глаза от солнца. Там, среди неровностей почвы, отчетливо виднелось что‑то белое.

– На деревья вроде не похоже,– сказал Чачо.– Сгоняем посмотреть?

Солнце уже клонилось к западу, но соблазн увидеть что‑то новое был слишком велик.

– Далековато... Подожди нас здесь,– велел Матт Фиделито.

Он понимал, что у малыша не хватит сил на долгую прогулку.

– Вы не можете меня бросить. Мы же компадрес! – запротестовал Фиделито.

– Ты будешь охранять наши вещи,– сказал Чачо.– Если кто‑нибудь захочет их стянуть, пинай его, куда я тебе показывал.

Фиделито ухмыльнулся и отдал салют, как маленький коммандос.

Матт и Чачо отправились в путь. Расстилающаяся кругом местность была еще более унылая, чем пустыня вокруг соляных разработок. Там после дождей из земли кое‑где пробивались полузадушенные сорняки – здесь же не было ничего, кроме белесых солончаков. Земля была усеяна раковинами – напоминаниями о тех давно минувших днях, когда здесь от горизонта до горизонта плескалось полное жизни море.

– Может, это всего лишь большой солончак,– предположил Чачо.

Подойдя ближе, Матт увидел над землей странные силуэты. Одни из них походили на лопасти весел, другие были тонкими и прихотливо изогнутыми. Он никогда не видел ничего подобного. Ребята поднялись на небольшой холм и остановились как вкопанные. Перед ними раскинулась глубокая впадина. От края до края она была полна костей.

Несколько минут Чачо и Матт стояли молча. Потом Чачо пробормотал:

– Сколько же коров тут положили!

– Это не коровы,– сказал Матт.

Черепа были громадные, челюсти вытянуты, как чудовищные птичьи клювы. Каждое ребро было длиннее целой коровы. Вперемешку с ними лежали кости, широкие, как лопаты, и такие огромные, что из них можно было сделать стол или даже кровать. Здесь перемешалось столько скелетов, что Матт даже не стал их считать. Сотни, наверное. Тысячи...

– Это что, человеческий череп? – спросил Чачо. Матт вгляделся в переплетение теней на полпути вниз и понял, на что показывает Чачо.

– Подумать только,– сказал Чачо.– Если туда упадешь, никогда больше не выберешься.

Матт вздрогнул. Он уже собрался было обследовать яму, перелезая с кости на кость, будто по ветвям большого дерева, но теперь понял, что вся конструкция находится в хрупком равновесии. Наступи он на неверное место, и груда костей обрушится, как карточный домик. Он стиснул зубы, осознав, что чудом избежал смерти.

– Пошли обратно,– предложил Чачо.– Не хватало еще, чтобы Фиделито тут шастал.

В ожидании друзей Фиделито развлекался тем, что, сидя на краю креветочного чана, болтал босыми ногами. Сачок он нацепил на голову, чтобы укрыться от солнца.

– Что там такое? – спросил он.

Матт подробно описал кости, и, к его удивлению, малыш сразу же сообразил, кому они принадлежат.

– Это киты,– заявил Фиделито.– Я видел целую кучу китов, когда жил на Юкатане. Иногда они выплывают на берег и не могут вернуться обратно. Ми абуэлита говорила, это потому, что раньше они ходили по земле, а потом забыли, что у них больше нет ног. Фучи! Тьфу! От них воняло, как от ботинок Хорхе! Жителям деревни пришлось похоронить их в песке.

Всю обратную дорогу к фабрике Фиделито весело щебетал о гниющих китах. Любые воспоминания о бабушке придавали ему бодрости.

«Какая сила заманила этих китов навстречу смерти?» – размышлял Матт, с трудом волоча ноги мимо вереницы креветочных чанов.

Может быть, когда пересох Калифорнийский залив, эта впадина была еще полна воды. Может быть, киты решили переждать здесь, пока придут дожди и залив наполнится снова. Но только он не наполнился, а киты уже давно лишились ног и не смогли уйти домой.

Каждый вечер Хорхе проводил воспитательную беседу на ночь, а потом ребята признавались в своих грехах. И каждый вечер все мальчишки, возглавляемые Тон‑Тоном, бросали в лицо Матту обвинения одно страшнее другого. Это должно было унизить его, но, как ни странно, чем дольше тянулась экзекуция, тем меньше боли она причиняла. Матту казалось, что он забрел на скотный двор, полный индюков. Иногда, перед зваными праздниками, Эль‑Патрон заказывал по нескольку дюжин этих забавных птиц, и Матт любил, облокотившись на изгородь, наблюдать за ними. Тэм Лин говорил, что индюки – самые глупые птицы на свете. Если они в дождь поднимут голову, то могут захлебнуться.

Едва в небе показывался полосатый ястреб, индюки принимались как угорелые носиться по двору, в панике сталкиваясь лбами. «Кулды‑кулды‑кулды»,– верещали они, хоть весили впятеро больше ястреба и могли с легкостью растоптать его. Вот и теперь, когда мальчишки начинали с азартом перечислять его преступления, Матт слышал то же самое: «Кулды‑кулды‑кулды».

Когда Матт отказывался покаяться – а такое случалось довольно часто,– глаза Хорхе прищуривались, а губы сжимались в тонкую ниточку. Чачо и Фиделито быстро усвоили, что самый легкий способ избежать больших бед – это сделать то, чего хочет хранитель. Они признавались в самых невероятных прегрешениях, и Хорхе так радовался, что почти никогда не наказывал их.

Вечером после прогулки к китовой яме Матт очень устал. Он вяло пробормотал Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления. Вполуха прослушал беседу хранителя. Речь шла о том, что для игры на пианино нужны все десять пальцев. Пальцы должны поддерживать друг друга и не проявлять индивидуализма.

Фиделито признался, что подавился планктонным молочным коктейлем, а Чачо сказал, что ругался плохими словами, когда зазвенел будильник. Хранитель улыбнулся и повернулся к Матту. Но Матт упрямо молчал. Он понимал, что ведет себя глупо – признался бы в какой‑нибудь ерунде, и дело с концом,– но не мог заставить себя пресмыкаться перед Хорхе.

– Я вижу, наш аристократишка нуждается в дальнейшем образовании,– сказал хранитель и обвел глазами сгрудившихся вокруг мальчишек.

Атмосфера в комнате мгновенно переменилась. Все уставились в пол, никто больше не поднимал руки. Матт, все еще пребывающий в сонном оцепенении, ничего не заметил.

– Ты! – неожиданно рявкнул Хорхе так, что ребята съежились, и указал на Тон‑Тона.

– Э... я? – пискнул Тон‑Тон, как будто не поверил своим ушам.

– Ты стащил из комнаты хранителей голографическую игру! Мы нашли ее под кучей тряпья на кухне.

– Я... гм... я... гм...

– Убираться в комнатах хранителей – почетная обязанность! – гремел Хорхе.– Ее можно заработать покорностью и хорошим поведением, но ты не оправдал доверия. Что надо сделать с мальчиком, который шарит по комнатам и берет вещи, которых нет у других?

«У хранителей есть вещи, которых нет у других»,– пришел к выводу Матт, но вслух этого, естественно, не сказал.

– Он должен выполнять самую тяжелую работу,– попробовал угадать один из мальчишек.

– Нет! – заорал Хорхе.

– Может быть, он должен... должен извиниться? – дрожащим голосом предположил кто‑то другой.

– Разве ты еще ничего не понял?! – взревел хранитель.– Рабочие пчелы должны думать обо всем улье. Если они собирают нектар для себя и ничего не приносят домой, то, когда наступят холода, улей погибнет от голода. Так рабочие пчелы не делают. Так поступают только трутни. Они крадут у других. Но когда приходит зима, что случается с трутнями?

– Хорошие пчелы убивают их,– подсказал мальчик, на вид не старше Фиделито.

«Это еще что такое?!» – удивился Матт.

– Правильно! Хорошие пчелы жалят плохих трутней до смерти. Но мы не станем заходить так далеко,– сказал Хорхе.

Матт, затаивший дыхание, с облегчением вздохнул. В Опиуме убийства были делом обычным. Кто знает, какие порядки царят здесь...

Но Тон‑Тон был совершенно сломлен ужасом. По его непривлекательному лицу текли слезы. Матт почувствовал, что жалеет мальчишку, и сам себе удивился. Тон‑Тон был гнусным подхалимом и заслуживал любого наказания.

– Встань в позу,– велел Хорхе.

Тон‑Тон вытянул руки и, широко расставив ноги, оперся о стену ладонями.

– Не забывай: если шевельнешься, будет только хуже. Тон‑Тон кивнул.

Хранитель отпер стенной шкаф и принялся выбирать трость. Матт увидел, что внутри хранятся трости самых разных размеров. Хорхе не сразу выбрал подходящую. Тон‑Тон тихонько подвывал.

Наконец хранитель остановился на палке толщиной с большой палец. Хлестнул ею по кровати, проверяя на прочность. В комнате воцарилась мертвая тишина, ее нарушали только всхлипы Тон‑Тона.

Хорхе, похлопывая себя тростью по ладони, медленно расхаживал взад‑вперед. Казалось, он решает, с какой части тела Тон‑Тона лучше начать. У мальчишки тряслись руки и ноги; казалось, он вот‑вот рухнет на пол. Матту с трудом верилось в происходящее. Это было так жестоко, так бессмысленно! Тон‑Тон уже показал, что готов повиноваться. Он унижался перед хранителями по первому их требованию. Но может быть, в этом‑то и дело. Эль‑Патрон не раз говорил: если не можешь добраться до своего заклятого врага – для острастки накажи у него на глазах первого, кто попадется под руку.

«Это я,– подумал Матт.– Я тот самый враг, которого Хорхе хочет запугать!»

Внезапно хранитель перестал расхаживать и молнией метнулся вперед. Тон‑Тон, вконец обезумевший от ужаса, бросился бежать. Хорхе в два прыжка догнал его, повалил на пол и принялся лупить куда попало. Он хлестал и хлестал, пока трость не окрасилась кровью. Фиделито спрятал лицо на груди у Матта.

Наконец Хорхе отступил, тяжело дыша.

– Отнесите его в лазарет,– велел он мальчишкам, жмущимся у двери.

Те покорно подхватили Тон‑Тона, обмякшего, как тряпичная кукла, и унесли.

Хорхе прислонил трость к кровати и вытер лицо полотенцем. Никто не шелохнулся. Мальчишки затаили дыхание. Через мгновение Хорхе поднял глаза, и на лице его снова появилось всегдашнее выражение доброго учителя. Ярость схлынула с него, как мгновенно исчезала когда‑то с лица Тома, и эта перемена была даже страшнее, чем сам гнев.

– Думаю, наш аристократ усвоил урок,– ласково произнес он.– Итак, Матт, продолжим. Ты можешь признаться нам в каких‑либо проступках?

– Нет,– сказал Матт, оттолкнув Фиделито от греха подальше.

Все ахнули.

– Прошу прощения?

– Я не сделал ничего плохого.

Матт хорошо усвоил урок. Его смысл был таков: даже рабская покорность не помогает избежать наказания.

– Понятно,– вздохнул хранитель.– Тебе уже ничем не поможешь. Встань в позу.

– Не вижу разницы,– сказал Матт.– Вы избили Тон‑Тона, хотя он лежал на полу.

– Послушайся. Тебе же легче будет,– осмелился шепнуть кто‑то.

Хорхе резко обернулся, но разглядеть говорившего не успел.

Матт скрестил руки на груди. В душе он дрожал от страха, но старался не показывать этого. Он смерил хранителя холодным презрительным взглядом, каким Эль‑Патрон обычно смотрел на провинившихся слуг.

– Некоторые мальчики,– произнес Хорхе тихим, вкрадчивым голосом, от которого у Матта по спине побежали мурашки,– некоторые мальчики слишком непослушны, и их приходится учить трудным способом. Их приходится ломать, чинить и снова ломать, пока они не научатся делать, как велено. Задание может быть совсем простым, например подмести пол, но они будут выполнять его с охотой, чтобы их не сломали опять. И они будут поступать так всегда, до конца своих дней.

– Другими словами, вы хотите превратить меня в зомби,– сказал Матт.

– Ты что?! – вскричали сразу несколько голосов.

– Как ты смеешь обвинять меня в этом?! Хорхе потянулся за тростью.

– Я признаюсь за него! Я! – взвизгнул Фиделито, выскакивая на середину комнаты.– Он уронил мыло в душевой и не поднял его. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.

– Фиделито, ты идиот! – простонал Чачо.

– Он правда это сделал. Правда! – кричал малыш. Хорхе переводил заинтересованный взгляд с Фиделито на Матта.

– А ну, сядь,– прошипел Матт сквозь зубы.

– Стоп! – вскричал Хорхе.– Здесь мы видим пример наихудшего социального нарушения. Аристократишка превратил этого мальчика в лакея. И поэтому наказать следует лакея.

– Вы же его убьете,– вскричал Матт.

– Никто не может быть слишком мал для обучения,– возразил Хорхе.– Даже королей с младенчества пороли, чтобы приучить их не плакать на торжественных мероприятиях. С шестимесячного возраста!

«Он меня сделал»,– с тоской подумал Матт. Сколько бы он ни сопротивлялся повелениям Хорхе, малышом он поступиться не мог.

– Хорошо, я признаюсь,– сказал Матт.– Я в самом деле уронил мыло в душевой и не поднял. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.

– А еще? – с любопытством осведомился хранитель.

– Я пописал в креветочный чан – не спрашивайте в какой, не помню. И не закрыл воду в кухонной раковине.

– Встань в позу.

Матт послушался, ненавидя себя за это, но еще больше ненавидя хранителя. Пока Хорхе расхаживал вокруг, изматывая ему нервы, мальчик хранил гордое молчание. А когда хранитель метнулся через комнату и нанес первый удар, то не закричал, хотя едва не потерял сознание от боли.

Он безмолвно вытерпел и второй удар тоже, и третий, и четвертый. После шести ударов Хорхе решил, что на сегодня достаточно, а может, у него просто кончились силы, потраченные на порку Тон‑Тона. Матт счел, что ему крупно повезло, но не сомневался, что впереди его ждут еще худшие мучения. Хорхе так легко не сдастся.

Матт кое‑как доковылял до своего места и рухнул на койку. Он едва заметил, как ушел Хорхе, но, как только дверь закрылась, мальчишки повскакали со своих коек и сгрудились вокруг Матта.

– Ты молодчина! – кричали они.

– Хорхе – слабак,– презрительно бросил высокий тощий парень по имени Флако.

– Слабак?! – еле слышно проговорил Матт.– Но ведь уступил я.

– Чале! Ничего подобного! – воскликнул Флако.– Сегодня Хорхе перешел все границы. Если об этом услышат в главном штабе хранителей, ему конец.

– А кто им расскажет? – возразил Чачо.– Мы тут все равно что на Луне.

– Скоро я стану взрослым и выйду отсюда,– сказал Флако.– Тогда поеду в главный штаб и все расскажу.

– Жду не дождусь,– буркнул Чачо.

– А ты храбрый малый – принял наказание вместо Фиделито,– сказал Флако Матту.– Мы думали, ты гнилой аристократишка, а ты, оказывается, такой же, как мы,

– А я вам что говорил! – просиял Фиделито.

И тут мальчишки принялись спорить, кто из них раньше всех понял, что Матт не гнилой аристократишка, а муй хенте – классный парень. Матт лежал и чувствовал, чтоих признание обволакивает его, как теплая волна. От боли кружилась голова, но он был готов стерпеть все, что угодно, потому что его полюбили.

– Эй, надо его починить,– сказал наконец Флако.

Ребята выглянули в коридор, убедились, что там никого нет, и отнесли Матта в лазарет, где уже крепким сном спал перебинтованный Тон‑Тон. Рябой парень в зеленой униформе перевязал Матту раны и налил в ложку три капли бесцветной жидкости.

«Лауданум»,– понял Матт, заметив этикетку на пузырьке.

Он стал вырываться, отказываясь принимать лекарство. Он не хотел превратиться в зомби, как Фелисия, или умереть, как несчастный Моховичок. Впрочем, на долгое сопротивление сил у него не хватило. Плавая в наркотической дреме, Матт задумался: если он умрет и попадет в те места, куда после смерти попадают не‑люди, встретит ли он там Моховичка? И не вцепится ли песик Матту в лодыжку за то, что он отнял его у Марии?