У кошки девять жизней

– Ты прям как дикий зверь,– сказала Мария, стоя в дверях комнаты Матта.– Прячешься тут, будто медведь в берлоге.

Матт равнодушно посмотрел на занавешенное шторами окно. Ему нравилась спокойная, уютная темнота.

– А я и есть зверь,– ответил он.

Когда‑то эти слова больно ранили душу, но теперь он привык к своему статусу.

– Мне кажется, ты просто любишь валяться в грязи,– сказала Мария и, раздвинув шторы, распахнула окно. Оно выходило в огород, где Селия выращивала кукурузу, помидоры, фасоль, горох...– Сегодня у Эль‑Патрона день рождения, так что кончай дуться.

Матт вздохнул. Своим угрюмым ворчанием он мог кого угодно вывести из себя, но только не Марию, о нет! Та лишь смеялась. Разумеется, ему и в голову не приходило ворчать на Эль‑Патрона в тех редких случаях, когда старик наведывался в Большой дом. Это было просто немыслимо.

С каждым разом Эль‑Патрон выглядел все слабее, а мысли его все больше путались. Когда Матт смотрел на старика, у него разрывалось сердце. Он любил Эль‑Патрона. Он был всем ему обязан.

Матт с ужасом вспоминал те страшные времена, три года назад, когда его держали в курятнике, он дружил с тараканами и играл с куриными косточками. И он знал, что, если бы не старик, он до сих пор сидел бы там – или Роза давно похоронила бы его косточки под полом.

– Сегодня Эль‑ Патрону исполняется сто сорок три года,– сообщил Матт.

Мария поежилась.

– Невозможно представить себе такую старость!

– Селия говорит, если в пирог воткнуть столько свечей, краска на стенах расплавится.

– В последний раз, когда он приезжал, он был каким‑то странным.

«Можно сказать и так»,– подумал Матт. Эль‑Патрон стал очень забывчив, по нескольку раз повторял одни и те же фразы.

– Я еще не умер? – спрашивал он.– Я еще не умер? И, поднеся руку к лицу, долго рассматривал пальцы, как будто хотел убедиться, что и впрямь еще жив. В комнату влетела Селия.

– Ты готов? – воскликнула она, крутя Матта и поправляя ему воротничок.– Не забудь, сегодня вечером ты сидишь рядом с Эль‑Патроном. Будь внимателен и отвечай на все его вопросы.

– А если он будет вести себя... чудно? – спросил Матт. Слишком хорошо он помнил, как в прошлый визит старика снова и снова отвечал на бесконечное: «Я еще не умер?»

Селия оставила в покое воротничок и опустилась на колени.

– Послушай, милый. Если сегодня случится что‑нибудь плохое, сразу же беги прямо ко мне. Я буду в буфетной позади кухни.

– А что может случиться плохого?

– Трудно сказать.– Селия уклончиво отвела глаза, обвела взглядом комнату.– Просто пообещай, что не забудешь.

Матт подумал, что такие обещания давать очень трудно – никто ведь ничего не забывает нарочно,– но все‑таки кивнул.

– О, ми ихо, как же я тебя люблю!

Селия бросилась к нему на шею и залилась слезами. Матт даже испугался. Что ее так огорчает? Он покосился на Марию. Девочка скорчила рожу, словно показывая, как надоели ей эти сопли. В последнее время «распустить сопли» стало ее любимым выражением. Она переняла его у Тэма Лина.

– Обещаю,– сказал Матт. Селия резко выпрямилась.

– Ну и дура же я! Даже если ты все поймешь, что толку‑то будет? Только хуже станет.

Казалось, она разговаривает сама с собой. Матт встревоженно наблюдал за ней. Она принялась расправлять складки на фартуке.

– Бегите, чикос, развлекайтесь. А я буду в кухне и приготовлю такой вкусный обед, что пальчики оближете. Вы оба выглядите чудесно, будто артисты из кино.

Прежняя, уверенная в себе Селия вернулась, и Матту сразу стало легче.

Ребята вышли.

– Я пойду принесу Моховичка,– сказала Мария.

– Не надо! Нельзя брать собаку на званый обед.

– Можно, если я хочу. Посажу его на колени, никто и не увидит...

Матт вздохнул. Спорить с ней было бесполезно. Мария повсюду таскала Моховичка с собой. Тэм Лин говорил, что это не собака, а лохматый отросток у нее на руке. Предлагал сводить ее к доктору и отрезать его.

В комнате Марии сидел Том, Моховичка же нигде не было видно.

– Ты что, его выпустил?! – вскричала Мария, заглядывая под кровать.

– Я его и в глаза не видел,– сказал Том, буравя Матта недобрым взглядом.

Матт ответил ему тем же. Лохматые обычно волосы Тома сейчас были тщательно прилизаны, ногти обрамлены аккуратными белыми полумесяцами. В торжественных случаях Том всегда был отмыт до блеска, что вызывало бурю восхищения у женщин.

– Он потерялся! – зарыдала Мария.– Он, когда теряется, всегда ужасно боится. Мальчики, ну помогите же мне его найти!

Том и Матт нехотя прекратили пожирать друг друга свирепыми взглядами и приступили к поискам. Они заглядывали под подушки, за шторы, в ящики комодов. Безрезультатно – Моховичка не было нигде! Мария тихонечко хныкала.

– Он, наверное, выбежал из дома и теперь развлекается вовсю,– предположил Матт.

– Он терпеть не может гулять,– возразила Мария сквозь слезы.

Матт охотно в это поверил. Песик был таким трусливым, что шарахался даже от воробьев. Но все равно он мог выбраться наружу и сейчас сидеть, дрожа, в каком‑нибудь укромном уголке. До обеда его никак не найти... И тут он заметил одну странную вещь.

Том...

Том принимал участие в поисках, но, похоже, и не думал всерьез искать собачку. Описать словами это было сложно. Он вроде везде заглядывал, двигался как положено, но глаза его при этом непрерывно следили за Марией. Матт остановился и прислушался.

– Я что‑то слышу! – воскликнул он и бросился в ванную.

Поднял крышку на унитазе – и вот он, Моховичок собственной персоной, насквозь мокрый и измученный, барахтается в воде и еле слышно жалобно скулит. Матт поспешно вытащил собачку и завернул в полотенце. От усталости у песика даже не осталось сил кусаться. Он лежал обмякший, пока Мария не подхватила его на руки.

– Как он туда попал?! Кто опустил крышку? О, дорогой мой, милый, маленький Моховичок! – Она прижала крошечное существо к груди.– Теперь ты спасен! Хороший мой песик. Сладенький мой...

– Он часто пьет из унитаза,– сказал Том.– Наверно, упал и на лету захлопнул за собой крышку. Я позову горничную, пусть искупает его...

Он вышел, но, прежде чем дверь захлопнулась у него за спиной, Матт успел заметить на его лице гримасу неподдельной ярости. Том чего‑то хотел, и он этого не получил. Матт был уверен, что Том нарочно бросил Моховичка в унитаз, хотя до этого не выказывал ни малейшей неприязни к собаке. Это было очень похоже на Тома. На вид он казался любезным и всегда был готов прийти на помощь, но никогда нельзя было сказать наверняка, что таится в безднах его черной души.

Матт поежился. Если бы он не нашел Моховичка, песик наверняка утонул бы. Откуда в человеке столько жестокости?! И для чего Тому обижать Марию, такую добросердечную, что она жалела убивать даже ядовитых пауков? А еще Матт знал: если он обвинит Тома, ему никто не поверит. Он всего лишь клон, и его мнение никому не интересно.

«Было неинтересно»,– подумал он.

Ибо в голове его созрел восхитительный план...

Слуги, как правило, не обращали на Матта ни малейшего внимания, а Алакраны и вовсе смотрели мимо, будто он был букашкой на окне. Мистер Ортега, учитель музыки, редко что‑нибудь говорил, только восклицал «Нет! Нет! Нет!», когда Матт брал неверную ноту. Однако в последнее время мистер Ортега говорил свое «Нет! Нет! Нет!» все реже и реже – Матт играл блестяще и считал, что учитель может хотя бы изредка сказать: «Хорошо!» Но слово это явно не входило в лексикон старого музыканта: когда Матт играл хорошо, губы мистера Ортеги кривила слабая улыбка, и это уже само по себе было похвалой. А когда Матт играл очень‑очень хорошо, то сам был настолько поглощен музыкой, что не задумывался над тем, что скажет учитель.

Но на ежегодном празднике в честь дня рождения Эль‑Патрона все менялось. Главным именинником был, конечно, Эль‑Патрон, но сложилось так, что Матта поздравляли тоже. По крайней мере, это делали Селия, Тэм Лин, Мария и сам старик. Остальные лишь скрипели зубами и терпеливо сидели за столом.

В этот единственный день в году Матт мог попросить все, чего только душа пожелает. Мог потребовать, чтобы Алакраны относились к нему с уважением. Мог заставить Стивена и Тома – да‑да, даже Тома! – быть с ним вежливыми (по крайней мере, на людях). Никто не отваживался сердить Эль‑Патрона, а значит, никто не отваживался пренебрегать Маттом.

Столы для праздничного обеда расставили на одной из просторных лужаек, окружавших Большой дом. Газон был безукоризненно подстрижен, все травинки выровнены до одинаковой высоты. За газоном ухаживали идиойды – накануне они целый день ползали на коленях, подстригая траву большими ножницами. К завтрашнему утру трава будет вытоптана, но сегодня она сверкала в мягком послеполуденном свете, как зеленый изумруд.

Столы были застелены белоснежными, без единого пятнышка скатертями, уставлены тарелками с золотой каймой, свеженачищенными серебряными ножами и вилками. Возле каждого прибора стоял хрустальный бокал.

В углу, под развесистой бугенвиллеей высилась огромная куча подарков. Все они предназначались Эль‑Патрону, хотя на свете не было ничего такого, чего он уже не имел, да и мало осталось вещей, способных принести радость стосорокатрехлетнему старцу. Было несколько подарков и для Матта: небольшие, с любовью подготовленные дары от Селии и Марии, что‑нибудь полезное от Тэма Лина и громадный, чрезвычайно дорогой презент от Эль‑Патрона.

Гости переходили от стола к столу, выбирая деликатесы себе по вкусу. Служанки разносили изысканные лакомства. Официанты предлагали всевозможные напитки, а тем, кто желал покурить, подносили кальяны. Среди гостей были сенаторы и знаменитые актеры, генералы и прославленные на весь мир врачи, несколько экс‑президентов, с полдюжины диктаторов из стран, о которых Матт слыхал только по телевизору. Была даже одна престарелая принцесса. И конечно же, было много других фермеров. Фермеры в этих краях считались настоящими аристократами – они правили наркоимпериями, сложившимися на границе между Соединенными Штатами и Ацтланом.

Сейчас фермеры собрались в кружок вокруг человека, которого Матт никогда раньше не видел. У него были щетинистые рыжие волосы, мягкое одутловатое лицо, темные круги под глазами. Выглядел он весьма нездоровым, но, несмотря на это, пребывал в отличном настроении. Он громко разговаривал и то и дело бесцеремонно тыкал собеседников пальцем в грудь. По одному этому Матт понял, что это, наверное, тоже фермер. Никто другой не осмелился бы на такие вольности.

– Это мистер Макгрегор,– шепнула Мария.

Она тихонько подошла к Матту и встала у него за спиной. На руках у девочки сидел пушистый после мытья Моховичок.

– Кто?!

На миг Матту почудилось, что он снова оказался в домике среди маковых полей.

Ему шесть лет, и он читает потрепанную книжку про Педро Эль‑Конехо, который забрался в сад к сеньору Макгрегору. Сеньор Макгрегор хотел сделать из Педро котлетку.

– Он владеет фермой недалеко от Сан‑Диего,– сказала Мария.– Лично у меня от него мурашки по коже бегают.

Матт присмотрелся к человеку внимательнее. Он совсем не походил на сеньора Макгрегора из книжки, но что‑то неприятное в нем действительно было.

– Всех просят пройти в салон,– сказала Мария, поудобнее перехватывая Моховичка.– Только не вздумай скулить,– сказала она собачке.– Даже если кто‑то из гостей тебе не понравятся...

– Спасибо большое,– сказал Матт.

В салон вела роскошная мраморная лестница, уставленная огромными вазами с благоухающими цветами и мраморными статуями, столь дорогими сердцу именинника. Гости послушно направились в дом, дабы исполнить почетную обязанность и лично поздравить Эль‑Патрона со стосорокатрехлетием. Матт приготовился к тяжелому испытанию. Он редко видел Эль‑Патрона, и с каждым разом старик выглядел все хуже и хуже.

Гости выстроились широким полукругом. Разговоры стихли. Затопившую салон тишину нарушали лишь пение птиц в саду да журчание фонтанов. Неподалеку пронзительно закричал павлин. Матт ждал. Вот‑вот должно было послышаться жужжание моторчика инвалидной коляски Эль‑Патрона.

И тут, ко всеобщему удивлению, занавеси в дальнем конце салона распахнулись, и в зал вошел Эль‑Патрон. Он шел медленно, неуверенно, но все же шел. Матт едва не задохнулся от счастья. След в след за стариком шествовали Простак Дональд и Тэм Лин, оба катили инвалидные коляски.

По салону прокатилась волна изумленных возгласов. Кто‑то – кажется, престарелая принцесса – воскликнул:

– Гип‑гип‑ура!

Зал взорвался аплодисментами, и Матт тоже зааплодировал, искренне радуясь за Эль‑Патрона. За спиной у него пробормотали:

– Старый вампир. Сумел‑таки опять выбраться из гроба.

Матт быстро обернулся, чтобы посмотреть, кто это сказал, но недовольный уже растворился в толпе гостей.

Дойдя до середины салона, Эль‑Патрон подал знак Тэму Лину, и тот подкатил к нему коляску. Старик тяжко опустился на заботливо подложенные полушки. Потом – к вящему удивлению Матта – во вторую коляску сел мистер Макгрегор.

«Выходит, они друзья»,– подумал Матт.

Почему же он не видел мистера Макгрегора раньше?!

– Добро пожаловать,– сказал Эль‑Патрон. Голос его звучал, по обыкновению, негромко, но, как всегда, сразу же привлек всеобщее внимание.– Добро пожаловать на мой сто сорок третий день рождения. Все вы – мои друзья и соратники или же члены моей Семьи.– Старик тихо рассмеялся.– Представляю, как им хотелось бы увидеть меня в гробу, но вот ведь не повезло. Я прошел курс лечения у лучших врачей мира, и теперь эти же самые люди лечат моего друга Макгрегора.

Мистер Макгрегор усмехнулся и поднял руку Эль‑Патрона, словно рефери на ринге – руку боксера‑победителя. Почему мистер Макгрегор вызывает такое отвращение?! Матта аж затошнило, хотя особых причин не любить этого человека у него не было.

– Подойдите же сюда, чудотворцы мои,– сказал Эль‑Патрон.

От толпы послушно отделились двое мужчин и две женщины. Они подошли к коляске и низко поклонились.

– Я уверен, что вы удовлетворились бы и моей сердечной благодарностью,– Эль‑Патрон хихикнул, глядя, как вытянулись лица эскулапов,– но мне почему‑то кажется, что чек на миллион долларов порадует вас гораздо больше.

Врачи тотчас же приободрились, одна из женщин залилась краской.

Гости зааплодировали.

Тэм Лин поймал взгляд Матта и кивнул. Матт выступил вперед.

– Ми вида,– сказал Эль‑Патрон с неподдельной теплотой в голосе и поманил мальчика костлявой рукой.– Подойди поближе, дай мне посмотреть на тебя. Неужели и я когда‑то был так же красив? Наверное, был...

Старик тяжело вздохнул. Тэм Лин знаком велел Мат‑ту встать рядом с коляской.

– Я был бедным мальчишкой из нищей деревни,– продолжил Эль‑Патрон, обращаясь к столпившимся вокруг президентам, диктаторам, генералам и прочим знаменитостям.– Однажды на Пятое мая[8]ранчеро[9], владевший нашей землей, решил устроить парад. Мы с моими пятью братьями, конечно же, пошли посмотреть. Мама взяла сестренок. Одну она несла на руках, другая держалась за ее юбку...

Матт словно воочию увидел пыльные поля и лиловые горы Дуранго. Увидел ручей, который два месяца в году бушевал водой, а в остальное время пересыхал... Он много раз слышал историю Эль‑Патрона и знал ее чуть ли не наизусть.

– Во время парада мэр города выехал на белом коне и стал кидать в толпу монетки. Мы как шальные бросались на них, будто свиньи катались в грязи! Так нам нужны были деньги! Мы были бедны как церковные крысы, без гроша в кармане. Потом ранчеро закатил пир на весь мир. Мы могли есть сколько влезет, а простым людям нечасто выпадает такое везение. Животы у нас с голодухи так усохли, что даже горошинки перца проскакивали туда только одна за другой, по очереди. На том пиру мои сестренки подхватили тиф. Они умерли в один и тот же час. Какие же они были маленькие!

Салон затопила мертвая тишина. Где‑то вдалеке, в саду, нежно ворковала голубка.

«Не будет,– слышалось Матту в ее ворковании.– Не будет. Не будет».

– Потом умерли мои братья – все пятеро,– продолжил Эль‑Патрон.– Двое утонули, у одного прорвался аппендицит, а у нас не было денег на врача. Двоих последних насмерть забила полиция. Нас было восемь, а до взрослого возраста дожил я один.

Матт заметил, что гости явно скучают, хотя и стараются не подавать вида. Они слышали эту речь из года в год.

– Я пережил своих братьев и сестер, пережил всех своих врагов. Разумеется, новых врагов завести никогда не поздно...– Эль‑Патрон обвел гостей взглядом, и некоторые попытались выдавить из себя улыбку, но, заглянув в стальные глаза старика, тотчас же снова приняли серьезный вид.– Говорят, что у меня, как у кошки, девять жизней. И пока на свете есть мыши, я намерен продолжать охоту. Спасибо врачам, мне это пока что под силу. Теперь можете хлопать.

Эль‑Патрон обвел публику горящим взглядом, и гости – сначала неуверенно, потом все громче и громче – начали аплодировать.

– Точно роботы,– пробормотал себе под нос Эль‑Патрон. И добавил чуть громче: – Я немного отдохну, а потом приступим к обеду.

Date: 2015-12-12; view: 390; Нарушение авторских прав