Учительница

Матт старался как можно дольше оставаться под защитой уютной гавани Селииной квартиры. Но постепенно Селия и Мария выманили его сначала во внутренний дворик, а затем – и в другие места Большого дома.

Матт терпеть не мог эти вылазки. Слуги шарахались от него, как будто он был прокаженным, а Стивен и Эмилия, едва завидев, сворачивали в сторону. И еще всегда существовала опасность наткнуться на Тома.

Том любил играть с Марией. Он доводил ее до слез, но она всегда его прощала. Частенько он приходил вместе с ней и на квартиру к Селии, не обращая внимания на неприкрытую враждебность Матта – а может быть, именно из‑за этой враждебности. Казалось, ему нравится торчать там, где его не хотят видеть.

– Хорошо у тебя тут,– сказал Том и поднял с пола любимого плюшевого медвежонка Матта.– Мария, лови.

Он с силой крутанул мишку за порванное ухо и ударил им Марию по лицу. Ухо оторвалось. Том бросил его на пол.

– Ай! – завизжала девочка.

Матт хотел подобрать ухо, но Том наступил на него ногой. Матт налетел на него, и через мгновение оба катались по полу, пинаясь и кусаясь. Мария помчалась за Тэмом Лином.

С минуту телохранитель бесстрастно смотрел на дерущихся, потом наклонился и, схватив мальчишек за шивороты, растащил в стороны.

– Вам ведь было велено оставить Матта в покое, мастер Том,– сказал он.

– Он первый начал! – заорал Том.

– Это правда,– подтвердила Мария.– Но Том его дразнил.

– Врешь! – завопил Том.

– Нет, не вру!

А Матт ничего не сказал. Ему хотелось швырнуть в Тома чем‑нибудь тяжелым. Хотелось даже лягнуть Тэма Лина. Он попытался выкрикнуть что‑нибудь обидное, но слова не шли с языка. Они остались внутри, разбухая все больше и больше, пока в животе не забурчало.

– Ладно,– неожиданно сказал Том.– Я и правда дразнил Матта. Я прошу прощения.

Матт застыл в изумлении: Том переменился прямо на глазах. Красные пятна гнева на щеках поблекли. Глаза стали прозрачными и невинными. Трудно было поверить, что этот самый мальчик минуту назад брыкался и визжал.

Матту отчаянно хотелось научиться точно так же легко и быстро справляться со своими эмоциями. Если ему было больно, грустно или плохо, эти чувства впивались в душу острыми когтями и сидели там, пока сами собой не развеивались. Иногда на это уходило несколько часов.

– Вот это по‑честному! – Тэм Лин отпустил мальчиков.

Матт тут же схватил Тома и Марию за руки и потащил к дверям. Слова, которые так и остались невыкрикнутыми, переполняли его, мешая дышать.

– Хочешь, чтобы мы ушли? – закричала Мария.– После того, как мы помирились?

Матт кивнул.

– Ну и свинья же ты! Я не собираюсь ссориться с Томом только потому, что ты его не любишь. Правильно говорят, что ты противный.

Мария хлопнула дверью.

Матт опустился на пол. По лицу его текли слезы. Он громко всхлипывал – как свинья! – и ненавидел себя за это, но не мог остановиться. Если бы здесь была Селия, она бы пожалела, утешила его. А Тэм Лин только пожал плечами и вернулся к своей спортивной газете. Потом, придя в себя, Матт долго ползал по полу, ища ухо медвежонка, но оно куда‑то запропастилось.

Том был мастак на разные пакости. Он бил кулаком в воздух, едва не попадая Матту по уху, и говорил, что отрабатывает движения карате. Шептал обидные вещи так тихо, что никто больше их не слышал.

– Ты клон,– говорил он.– Знаешь, что это такое? Что‑то вроде блевотины. Тебя корова вытошнила...

Рядом со взрослыми Том был сама любезность. Спрашивал, как они поживают, и вежливо дожидался ответа. Приносил маме напитки, открывал дверь дедушке. Был внимателен и заботлив, но все‑таки...

Во всем, что делал Том, чувствовался подвох. Да, он приносил матери напитки, но стакан не всегда был чистым. Да, он открывал дедушке дверь, но когда дверь захлопывалась, то всегда била старика по пяткам. Била легонечко, так, чтобы тот не упал и вообще казалось, что это вышло нечаянно. Все верили Тому – как не поверить этому открытому, невинному личику, этому ангельскому взгляду? Но все‑таки...

– Жук ползучий,– ворчал Тэм Лин.

Матт был рад обнаружить, что телохранитель тоже не любит Тома.

Тэм Лин...

Первую неделю Матт ходил вокруг телохранителя на цыпочках. Тот был такой большой, такой страшный! Словно в доме поселился ручной медведь. Тэм Лин усаживался в кресло и молча смотрел, как Мария и Селия уговаривают Матта почитать, решить головоломку, поесть... Матт любил эти занятия, но еще больше ему нравилось, чтобы его упрашивали. Иногда Мария чуть не плакала от досады и бессилия. Селия же только гладила Матта по голове и грустно вздыхала. Тэм Лин делал вид, что читает, но глаза его то и дело взлетали над газетной страницей, не упуская ни единой подробности из происходящего.

Матту казалось, что Тэм Лин сердится, хотя наверняка сказать было трудно. Великан вообще был не особенно улыбчив...

Часто заходил врач, потому что у Матта начался кашель. Поначалу мальчик не придавал этому особого значения, но однажды ночью проснулся оттого, что горло его было заполнено слизью. Он не мог вдохнуть. Матт постучался в стену Селииной комнаты и, согнувшись пополам, рухнул на пол. Селия закричала, вызывая Тэма Лина.

Телохранитель ворвался в комнату, схватил Матта за ноги, перевернул вверх тормашками и, недолго думая, с силой шлепнул ладонью по спине. Матт отхаркнул большой комок густой слизи.

– Я делал так с ягнятами на отцовой ферме,– пояснил Тэм Лин, передавая мальчика Селии.

Когда пришел Виллум, Тэм Лин внимательно следил за всем, что делает врач. Телохранитель не произносил ни слова, но в его присутствии ладони Виллума покрывались бисеринками пота. Матт не знал, почему врач боится Тэма Лина, но это его очень радовало.

– Эй, идиойд, мне надо ехать в школу,– сказала однажды Мария.– Каникулы кончились – Матт молча смотрел в окно, словно наказывая девочку за то, что она его покидает.– Понимаешь, я здесь не живу. Может быть, когда‑нибудь тебе разрешат приехать ко мне в гости. Тебе у нас понравится! У меня есть собачка, черепашка и попугай. Попугай умеет разговаривать...

Матт повернулся так, чтобы его презрение было более заметным. Если Мария не заметит, что он ее отвергает, весь спектакль потеряет смысл.

– Я думаю, ты мог бы заговорить, если бы захотел,– продолжала девочка.– Все говорят, что ты слишком глуп, но я им не верю. Матт, прошу тебя.– Она тронула мальчика за плечо.– Скажи, что будешь по мне скучать. Или обними меня. Я пойму. Моховичок всегда скулит, когда я ухожу из дому...

Матт повернулся к ней спиной.

– Какой же ты противный! Я бы взяла тебя в школу, но клонов туда не пускают. Да и другие ребята...

Мария запнулась, но Матт и так догадался, что она хотела сказать. Другие дети будут убегать, точно так же, как убегают Стивен и Эмилия.

– Когда начнутся каникулы, я опять приеду. А ты будешь учиться здесь.

Она умоляюще протянула ему руку. Матт оттолкнул ее.

– Ну вот...– Ее голос дрогнул.

«Как же легко довести ее до слез»,– подумал Матт.

Потянуло сквозняком – дверь открылась. Неужели она бросила его и ушла?! Наверно, отправилась к своему любимому Тому, просит его пойти с ней в школу, потому что он нравится ей больше, жук ползучий...

– Мог бы и повежливее,– сказал Тэм Лин.

Матт продолжал не отрываясь смотреть в окно. Какое дело Тэму Лину до Марии?! Он его телохранитель, а не ее...

– О, ты меня прекрасно понимаешь,– сказал телохранитель.– Я к тебе давно приглядываюсь. Глазки‑то у тебя смышленые. Ты ловишь все, что при тебе говорят. Ты точь‑в‑точь как старик. Я не очень‑то разбираюсь в клонах – мне было двенадцать, когда я в последний раз закрыл за собой школьную дверь,– но‑ты его точная копия. Как будто старый стервятник заново родился на свет.

При этих словах глаза Матта широко распахнулись. Тэм Лин явно не стеснялся в выражениях. Никто никогда не отваживался так говорить об Эль‑Патроне!

– Знаешь, что я тебе скажу: есть в старике хорошее, есть и плохое. Его величество, если захочет, может быть черен, как ночь. В молодости он сделал выбор. Так дерево решает, в какую сторону ему расти: в ту или в другую. Он рос все выше и выше, зеленел и зеленел, пока не затенил собой целый лес, вот только многие ветки у него перекручены...

Тэм Лин опустился в кресло. Матт услышал, как под его тяжестью заскрипели, жалобно застонали пружины.

– Наверно, я беру выше твоей головы, парень. Но вот что я хочу тебе сказать: пока ты молод, можешь выбирать, в какую сторону расти. Если ты добрый и порядочный, то и вырастешь добрым и порядочным человеком. А если ты как Эль‑Патрон... Подумай об этом.

Телохранитель поднялся и вышел; Матт услышал, как внизу, во внутреннем дворике у него под окном, в тишине прозвучали его тяжелые шаги.

Матт не понял и половины из того, что говорил ему Тэм Лин. Он никогда не задумывался о взрослении. Теоретически Матт знал, что когда‑нибудь это произойдет, но не мог представить себя взрослее, чем сейчас. И мысль о том, что если ты плохой, то останешься плохим на всю жизнь, тоже никогда не приходила ему в голову.

Селия говорила, что если все время хмуриться, то лицо таким навсегда и останется. Ты никогда не сможешь улыбнуться, а если посмотришься в зеркало, оно разлетится на тысячи кусочков. А еще она говорила, что если проглотить много арбузных косточек, то у тебя из ушей вырастут арбузы...

Мария уехала, а вместе с ней уехала и Эмилия. Вскоре Стивен и Том должны были отправиться в интернат, и тогда из всех детей в Большом доме останется один Матт. Только он не был ребенком. Том говорил, что клоны – это совсем не дети. Ничего общего!

Матт часто смотрелся в большое зеркало в ванной у Селии. Он не видел никакой особой разницы между собой и Томом, но, может быть, эта разница скрывается где‑то внутри? Однажды врач сказал Розе, что клоны, когда подрастают, расходятся на какие‑то там части. Что это означает? Неужели они и вправду разваливаются на куски?!

Матт изо всех сил обхватил себя руками. Вдруг его руки и ноги внезапно отвалятся от туловища? А голова покатится по полу, как у того чудовища в фильме, который он смотрел накануне. Что случилось с чудовищем дальше, он не знал, потому что в комнату вошла Селия и выключила телевизор на самом интересном месте. Эта мысль наполнила его ужасом.

– Эй, парень, пора в школу,– окликнул его Тэм Лин. Все еще обхватив себя руками, Матт вышел из ванной.

В гостиной сидела незнакомая тетя. Она улыбалась Матту, но улыбка у нее была какая‑то странная. Она остановилась где‑то на краешке губ, словно невидимая преграда мешала ей распространиться дальше.

– Привет! Я твоя новая учительница,– сказала тетя.– Можешь называть меня просто учительницей, ха‑ха. Так будет легче запомнить.

Смех у нее тоже был какой‑то странный. Матт настороженно оглядел комнату. Тэм Лин притворил дверь, ведущую в дом.

– Учиться очень интересно! – сказала учительница.– Я уверена, ты умный мальчик. Ты наверняка быстро усвоишь все уроки, и твоя мама сможет тобой гордиться.

Матт бросил испуганный взгляд на Тэма Лина.

– Он сирота,– сказал Тэм Лин. Учительница замолчала, как будто плохо поняла сказанное.

– Он не разговаривает,– пояснил телохранитель.– Поэтому за него отвечать буду я. Зато он немножко умеет читать.

– Читать очень интересно! – самым сердечным голосом заявила учительница.

Она разложила на столе бумагу, ручки, карандаши и раскраски. Все утро Матт переписывал буквы и раскрашивал картинки. Каждый раз, когда он выполнял очередное задание, учительница восклицала: «Очень хорошо!» – и отпечатывала на бумаге улыбающуюся рожицу. Вскоре Матту захотелось встать из‑за стола, но учительница твердо усадила его обратно.

– Нет, нет,– нежно проворковала она.– Если уйдешь, не получишь золотую звездочку.

– Ему нужен перерыв,– сказал Тэм Лин.– И мне тоже,– вполголоса добавил он, провожая Матта в кухню.

Там он налил мальчику стакан молока и вручил печенье, а учительнице принес кофе и внимательно смотрел, как она его пьет. Казалось, эта женщина озадачивает его не меньше, чем Матта.

Остаток дня прошел за счетом. Матт считал горошины, яблоки и цветы. Ему было неинтересно раз за разом повторять одно и то же. Он уже умел считать, только сейчас приходилось делать это молча и писать на бумаге нужные цифры, вместо того чтобы произносить их вслух.

Наконец, ближе к вечеру, учительница сказала, что Матт поработал очень хорошо и мама может им гордиться.

За ужином Тэм Лин доложил Селии об успехах Матта.

– Ты мой умница.

Селия подложила Матту еще один кусок яблочного пирога. Оставшийся пирог достался Тэму Лину.

– Да, парень толковый,– промычал телохранитель с набитым ртом.– Но что‑то в этой учительнице есть странное. Все время как заводная повторяет одно и то же.

– Так, наверно, и учат маленьких детей,– предположила Селия.

– Может быть,– не стал спорить Тэм Лин.– Я в образовании специалист невеликий...

Второй день прошел в точности как первый. Матту стало скучно уже на десятой минуте: он снова и снова выводил одни и те же буквы, раскрашивал те же самые картинки, в который раз пересчитывал до смерти надоевшие горошины, яблоки и цветочки. Но он очень старался, чтобы Селия могла им гордиться.

После второго дня наступил день третий, четвертый, пятый...

– Кто скажет, сколько здесь яблок? – ворковала учительница на шестой день.– Наверно, это скажет мой хороший мальчик!

Неожиданно Матт взорвался.

– Я не хороший мальчик! – завопил он.– Я гадкий клон! Ненавижу считать! И вас ненавижу!

Матт схватил аккуратно разложенные яблоки и раскидал их по комнате. Сбросил на пол цветные карандаши, а когда учительница наклонилась их поднять, изо всех сил толкнул ее. Потом сел на пол и залился слезами.

– Кто‑то не получит в тетрадку личико с улыбочкой,– срывающимся голосом пролепетала учительница.

Лицо ее стало белым как мел; прислонившись к стене, она стала всхлипывать, словно испуганный зверек.

Ворвавшийся в комнату Тэм Лин по‑медвежьи обнял учительницу.

– Не плачьте,– прошептал он ей на ухо.– Вы хорошо поработали. Вам удалось исправить что‑то такое, что нам было не под силу.

Постепенно учительница стала дышать ровнее. Всхлипы стихли.

Матт так испугался, что тоже перестал плакать. Он понял, что произошло нечто необыкновенное.

– Я могу говорить,– пробормотал он.

– Девочка моя, сегодня напротив вашего имени поставят целых две золотые звездочки,– шептал Тэм Лин на ухо учительнице.– Бедняжка! А я все никак не мог сообразить, с кем имею дело.

Бережно поддерживая ее под локоть, телохранитель вывел женщину из квартиры, и Матт слышал, как он ведет ее по коридору, ни на секунду не прекращая нашептывать что‑то утешительное.

– Меня зовут Маттео Алакран,– сказал Матт, осваивая вновь обретенный голос– Я хороший мальчик.

От счастья у него закружилась голова. Как же теперь им будет гордиться Селия! Он будет читать, раскрашивать, считать, пока не станет лучшим учеником на свете, и тогда дети полюбят его и не будут убегать.

Его восторженные мысли прервал вернувшийся Тэм Лин.

– Надеюсь, это было не на один раз,– сказал он.– Ты и вправду умеешь говорить?

– Умею, умею, умею! – счастливо пропел Матт.

– Чудесно! Я и сам чуть не свихнулся, пока ты считал эти горошины. Бедняжка – она ведь больше ничего не умеет делать...

– Она идиойдка,– заявил Матт, повторяя самое страшное оскорбление, какое слышал от Марии.

– Никогда не употребляй слов, значения которых не понимаешь,– наставительно сказал Тэм Лин.– Знаешь что, парень? Это надо отпраздновать. Поехали‑ка на пикник.

– На пикник?! А что это такое? – спросил Матт, силясь вспомнить, что означает это слово.

Я тебе по дороге объясню...