Глава десятая. Лоррейн, у которой голова распухла от собственных проблем, шла по коридору в комнату для допросов

Лоррейн, у которой голова распухла от собственных проблем, шла по коридору в комнату для допросов. Вчера они целый день разговаривали с извращенцами и ничего нового не узнали, но каждый раз, когда дело касалось подростков, не достигших шестнадцати лет, нужно было снова вызывать этих мерзавцев для допроса. На сегодняшнее утро был назначен разговор с самыми мерзкими.

Клив Монро сидел спиной к двери. Сорокавосьмилетний отец четырех девочек, каждую из которых он совратил в возрасте меньше трех лет. Лоррейн перечитала его дело, крепко держа папку в руках. Насилие так и продолжалось бы, если бы он не начал домогаться дочерей своего друга.

Проходя к столу, Лоррейн заметила грязь на воротнике его красной рубашки и поморщилась. Люк, который все еще сидел на ее стуле, поднялся и отошел к окну.

– Ну? – требовательно сказала она, садясь. Затем стала смотреть Монро прямо в глаза. По его сальному лицу, покрытому рытвинами от оспы, струился пот. Глаза, утопленные в складках плоти, напоминали крохотные ягоды черной смородины.

– Он так и говорит, что ничего не знает, босс, – сказал Люк. – Настаивает на том, что полностью исправился.

– Да ну? Лучше пускай подумает и скажет что‑нибудь поправдивее. – Она мило улыбнулась Монро, прежде чем пнуть его в лодыжку.

Он вскрикнул и схватился за ногу руками:

– Ты не имеешь права так делать!

– Но сделала. Ты на моей территории, не забывай.

Монро затрясся и нервно стиснул руки. Он засунул ноги под сиденье как можно дальше и только после этого заявил:

– Ну и что, вас все равно могут засудить за то, что вы сделали.

Лоррейн повернулась к Люку:

– Поправь меня, если я не ошибаюсь, детектив. Вот ЭТО только что попыталось угрожать мне?

– Мне тоже так показалось, босс.

– Вы знаете, у меня есть права. – Голос Монро стал тихим и шуршащим. Такое поведение всегда сильно действовало Лоррейн на нервы, а сегодня окончательно достало ее.

Она привстала, наклонилась через стол и приблизила лицо вплотную к физиономии Монро.

– А теперь я скажу тебе кое‑что, жалкий ублюдок. – Она ткнула его пальцем в грудь. – Ты всего лишь вещь для меня, для моего друга, для всех других моих друзей здесь. И так как ты – вещь, у тебя вообще нет никаких прав. У тебя не стало никаких прав много лет назад, когда ты надругался над своими маленькими дочерьми. Где, – она снова ткнула его в грудь, и он поморщился, – где тогда были их права, а, недоносок?

– Я… я… – пытался возразить он.

– Я что, сказала, что ты можешь открыть свой поганый рот, урод?

Монро знал, что лучше не рыпаться. Он уже общался с Лоррейн раньше и потому опустил голову и уставился в пол.

– Уже лучше. Так, мы все знаем, что у тебя еще оставалось желание продолжить заниматься своими мерзостями. Ну, и чего ты хотел дальше? Каждую маленькую девочку в Хоктоне? И только попробуй хоть еще раз заявить о своих чертовых правах. Потому что, насколько я знаю, ублюдок, у тебя их не стало довольно давно. И если я разговариваю с тобой, то лишь как с чертовым прокаженным или с каким‑нибудь марсианином, мудак. Ты будешь сидеть здесь и слушать, и даже не пробуй начать говорить, пока я тебе этого не разрешу. А когда я скажу тебе говорить, убедись, что тебе есть что сказать. Ты понял меня, куриная задница?

Монро засопел.

Лоррейн прикусила губу:

– Боже, каким же жалким ты можешь стать. Как ты думаешь, Люк, он жалок?

– Конечно, босс.

Монро начал плакать.

– Ай‑ай‑ай. – Лоррейн кинула на стол дело Монро. Он дернулся. Люк сжалился и дал ему пару салфеток. Лоррейн смотрела, как Монро вытер глаза, потом холодным тоном сказала: – Ну, что говорят на улицах, недоносок?

Монро покачал головой, не поднимая глаз, и пробормотал что‑то неразборчивое.

– Говори, ублюдок. Нам тебя не слышно.

Он нервно откашлялся.

– Я ничего не знаю. Я больше не общаюсь с теми людьми.

Лоррейн воздела глаза к потолку:

– Пож‑а‑а‑луйста, только не говори мне, что на тебя сошло прозрение.

Монро бешено затряс головой.

– Да, да, – лепетал он, словно от этого зависела его жизнь. – Я теперь хожу в церковь.

Лоррейн застонала, а Монро продолжал:

– Я вступил на истинный путь пять лет назад, в тюрьме, но вы все еще цепляетесь ко мне, когда что‑либо расследуете. Это нечестно.

– Нечестно! – взорвалась Лоррейн. – Черт тебя подери, нечестно! Я не ослышалась, детектив?

– Мне кажется, что вы слышали то же самое, что и я, босс.

Лоррейн почувствовала, как кровь прихлынула лицу. На этот раз она ткнула его костлявую голову двумя пальцами.

– Ты что, думаешь, если ты стал ходить в церковь, тут же за минуту стал святым? Чертов святой Монро? Ты что, думаешь, тебе из‑за этого поверят, что ты теперь уже больше никогда не станешь домогаться детей? Что это заставит нас тебя уважать, так, что ли? – Лоррейн хотелось плюнуть в него. – Ангел ты наш чертов.

Скривившись, она повернулась к Люку:

– Убери, пока меня не вырвало на ЭТО.

– Хорошо, босс.

Люк двинулся вперед и взял Монро за руку. Когда они подошли к двери, Лоррейн очень тихо произнесла имя Монро. Он медленно обернулся, не осмеливаясь посмотреть ей в глаза.

– Когда это все закончится, Монро, если до меня дойдут слухи, что ты знал об этом даже самую малую малость, я доберусь до тебя. И поверь мне, недоносок, ты не сможешь спрятаться в своей чертовой церкви, какой бы большой она ни была. Понял?

Он кивнул, опустил голову, и Люк вывел его за дверь.

Дверь с легким щелчком закрылась, Лоррейн встала и подошла к окну. Она ощущала потребность принять душ. Когда она дышала одним воздухом с такими недоносками, то чувствовала себя так, словно вся в грязи. Она ненавидела необходимость общаться с такими людьми. Они предавали доверие детей. Большую мерзость трудно себе представить. К тому же они все кривлялись и начинали рыдать – большинство из них так и делало, моля о прощении, уверяя, что виновата их болезнь, и они не могли ничего с собой поделать – ну, кто‑нибудь слышал о болезни, которая приносит удовольствие?

Привстав на цыпочки и заведя руки за спину, Лоррейн стала смотреть из окна. Отсюда ей были видны двери суда. Люди самого разного возраста стояли на ступеньках, курили и разговаривали.

Она улыбнулась, когда увидела Аду Джонстон, тяжело опиравшуюся на абсолютно не нужную ей палку. Старушка подошла к толпе и потихоньку стала взбираться по ступеням. В свои семьдесят два года Ада Джонстон была одной из лучших магазинных воров Хоктона. Обычно ее ловили, товары отбирали, а ее выводили и велели никогда туда больше не возвращаться. Это предупреждение она частенько игнорировала. Один из магазинов устал от ее вылазок и подал на нее в суд. Лоррейн покачала головой. Ада, скорее всего, получит небольшой штраф и уже на следующий день примется за старое.

Сверху толпа у входа выглядела как ряд козырьков, направленных в одну сторону. Многие приходили сюда за вещами, и, может, даже среди них не было настоящих перекупщиков. И все же народ жалуется ежедневно, что мы ничего не делаем. Ей казалось, что она билась головой о стену. Почему они не могут понять, что, если перекупщики не выявлены, то полиция не может сделать абсолютно ничего?

К подъезду подъехало такси и остановилось у ступеней. Лоррейн присвистнула, когда из него вышел Кэл Блек – только этой занозы в заднице ей и не хватало. Просто и смех и грех с этим Кэлом. Он, должно быть, уже отработал по решению суда сотни часов на общественных работах, но даже там умел очаровать всех, кто с ним сталкивался.

Когда Лоррейн было всего пятнадцать, ей приходилось нянчить его. Тогда он был маленьким ангелочком, а в восемнадцать лет превратился в высокого светловолосого обольстителя, открытого и обаятельного. Он не сразу научился пользоваться своим обаянием. А сгубила его любовь к быстрым машинам.

Лоррейн видела, как Кэл, проходя мимо, улыбнулся двум женщинам‑полицейским, и те не могли сдержать ответной улыбки. Лоррейн покачала головой. Какая несправедливость! Он мог получить безо всякого труда все, что только пожелает, возможно, даже те дорогие машины, которые он сейчас угонял.

Ему пора повзрослеть. Судья не может назначать ему общественные работы всю жизнь. Очень скоро он получит срок, и в тюрьме с его личиком бог знает что может случиться. Правда, надо сказать, он всегда возвращает машины и оставляет их на том же месте, откуда угнал. И почти всегда машины возвращаются в целости и сохранности. Невероятно. Лоррейн опять покачала головой, потом резко повернулась, услышав, что Люк вошел в комнату, ехидно улыбаясь.

– Что такого смешного?

– Монро. Ты его до чертиков напугала.

– Ну и ну. Я еще сдерживалась. Но он ни сном ни духом не ведает, что произошло.

– Да, ты права. Едва ли кто‑либо из наших извращенцев занимается сейчас чем‑то противозаконным.

Лоррейн села и начала катать карандаш между ладоней.

– Чует мое сердце, что нам придется попотеть. Люк. И очень даже возможно, что этот ублюдок так и останется неизвестным.

Люк согласно кивнул.

– Хорошо, отправь Картера к следующему извращенцу. Пусть посмотрит, с чем нам приходится работать, надо дать ему сделать все самостоятельно. Думаю, ему не повредит?

– Конечно, нет. В любом случае, я думаю, он очень хороший парень.

– Да, я тоже так думаю, – кивнула Лоррейн. – Кстати, от Скотти сегодня новости были?

Люк отрицательно покачал головой.

– Нет? Кажется, пора сворачивать поиски. Новых тел не нашли.

– Слава богу. Когда Кларк увидит, что весь его садик‑огородик перерыт вдоль и поперек, нашему боссу придется забыть о конкурсе огородных рекордов на хоктонском фестивале…

Глаза Лоррейн потемнели, она явно развеселилась. Люку нестерпимо захотелось схватить ее и прижать к себе. Но за последние три года он научился держать свои чувства при себе.

Ближе к полудню Картер был выбит из колеи не меньше, чем те недоноски, которые распускали нюни перед ним.

За последние три месяца он успел поработать всего с тремя делами, сотрудничая то с одним, то с другим детективом, и, когда его взяли в главную команду, он был счастлив до предела. Сначала он было решил, как и другие до него, что большой черный парень будет всячески куражиться над ним. Зато потом, увидев в деле своего босса, красавицу Лоррейн, пришел в полный восторг. Здесь он даже умудрился выучить пару‑тройку новых ругательств. Жаль только, что, общаясь с женщинами, он тушевался.

Картер вывел последнего подозреваемого на улицу, а потом вернулся в комнату для допросов. Люк стоял у окна, а Лоррейн не отрываясь смотрела на ряд изжеванных карандашей.

Сердце Картера разрывалось оттого, что босс в таком плохом настроении. Но он чувствовал дистанцию и решил, что будет разумнее помолчать, подождать, пока старшие не заговорят первыми. Закрыв дверь, Картер сел у книжной полки, не заметив, как Люк и Лоррейн понимающе улыбнулись друг другу, когда он занял именно это место.

Стиви обошел вокруг пустого здания в Тюлип‑Крещент. Ему было известно и то, что здание заколочено давно, и что туда можно забраться. Просто пока не мог вспомнить, где проход.

Там обычно собирались подростки, там имелась и выпивка, и колеса. Ему подойдет и то и другое. От тех колес, что Стиви принял раньше – он должен был их продать, – кайф уже кончился. Ему надо было срочно дозаправиться, неважно чем, лишь бы срочно.

Он пнул дверь со злостью и услышал, как внутри что‑то зашуршало.

– Где, черт вас дери, вход? – сердито заорал он.

Тишина была ему ответом.

Он снова пнул дверь и начал колотить по ней кулаками:

– Откройте, черт вас возьми, это я! Стиви!

Он услышал какую‑то возню, потом кто‑то негромко ответил:

– Тише, а то еще какой‑нибудь коп услышит тебя.

Изнутри отодвинули засов.

– Заходи и не забудь запереть дверь.

Повеселев, Стиви пролез через так называемую дверь.

– Я знал, что вход был здесь, просто забыл. Что у тебя есть?

– Косяки, – сказал двенадцатилетний школьник, все еще в школьной форме. Он сунул руку в карман и достал оттуда хорошую порцию гашиша.

– Клево.

– Эй, моя очередь! – визгнула черноволосая четырнадцатилетняя девица с высокой прической.

– Да пошла ты! – Стиви ударил ее кулаком по лицу.

Та упала назад, ее накрашенные черной помадой губы покраснели от крови.

– Ты, ублюдок, совсем спятил, что ли? Все лицо в кровь ей разбил, – пробормотала другая девица с такой же прической, примерно такого же возраста…

Стиви не обратил на нее никакого внимания. Наркотик подействовал сразу. Он ловил кайф и равнодушно наблюдал, как вторая девица помогала первой.

– Стиви, ты ведь сейчас работаешь на Арчер? – спросил школьник, у которого был гашиш.

– Ну.

– Я видел тебя у школы на днях. Знаешь Андреа Коул? Она пропала. Ходят слухи, что Арчер убила ее. Может, она просто уехала в Лондон? Как думаешь?

Стиви пожал плечами. Сейчас ему было на все наплевать. Андреа Коул та еще стерва. «А что, если ее нет в Лондоне?» – бился у него в мозгу слабый голосок. Андреа была далеко не дура, поговаривали, что она воровала наркотики у миссис Арчер.

«В точности, как ты теперь», – снова пропищал голосок.

– А пошел бы ты! – отмахнулся от этого писка Стиви.

– Чего? – спросил пацан.

– Да это не тебе. – Стиви огляделся. Девочки утешали друг друга в углу. – Я пошел. Стиви вскочил и шаткой походкой направился к двери.

– Надо поработать, – пробормотал он сам себе, неуклюже выбираясь наружу. Стиви напоролся рукой на гвоздь, который вырвал из его ладони кусок кожи с мясом. Но он ничего не почувствовал, даже не заметил, что капли крови оставляли красный след, тянущийся до Хоктона.

Лоррейн с Люком заехали в паб «Улей» на ланч. Они заказали отличные говяжьи отбивные, которые выбрала Лоррейн. Но через пару минут она оттолкнула тарелку в сторону:

– Не могу есть из‑за девочек. С каждым часом все меньше шансов найти их.

Люк кивнул, доел свое мясо, потом глотнул сок и сказал:

– Так‑то так, но никаких следов нет. Куда мы ни тыкались, каждый раз словно натыкались на стену. Всех, кого только можно подозревать, допросили. С проститутками поговорили. От информаторов не получили ни одной зацепки. Нигде ничего. Никогда такого не было, чтобы вообще никаких следов.

Лоррейн немного подумала, потом посмотрела на Люка:

– У меня такое впечатление, что какой‑то кукловод дергает за веревочки. Я вот все думаю… Помнишь Колина Стоуна?

– Лично знаком не был. Но разговоры о нем слышал. – Он не стал добавлять, что Лоррейн как раз и сравнивали с легендарным Колином Стоуном. С детективом, о котором много говорили в начале девяностых и чья храбрость была для многих образцом для подражания.

– Когда я работала в специальном отделе, он один раз заходил в участок, поговорил с нами. – Она начала постукивать пальцами по столу. – Насколько я помню, он охотился на местного авторитета, который держал в руках большую часть Сандерленда. Этот тип жил где‑то в Хоктон Ле Спринт.

– Стоун же умер?

– Одни говорят, что он умер не своей смертью, другие не верят в это. Но гангстера так и не нашли. Вообще не смогли найти о нем никакой информации. Даже последние шестерки сразу замолкают, когда пытаешься узнать что‑либо.

– Значит, это может быть кто угодно.

– Да уж. И скорее всего, он все еще заправляет своим курятником. – Такой мог заткнуть всех и надолго. Может быть, стоило снова покопать, хотя, когда пытаешься навести справки о том, чье существование попросту отрицают, это достаточно опасно.

Люк протянулся за стаканом и случайно дотронулся до руки Лоррейн. Она почувствовала, словно ее ударило электрическим током, и посмотрела на него, но тут же отвела взгляд.

У него восхитительные глаза. Боже, я слишком много слушала мать. Да, ей удалось вдолбить мне в голову Люка.

Она покопалась в сумке, закрыла молнию и встала:

– Пора вернуться на работу, Люк. Бедные девочки, они могут быть где угодно, и молиться о спасении, и ждать нашей помощи.