ГЛАВА 5: Башня Аманды

Спустившись в круглый зал, застали там Арзона. Старый гном отпер ограду и что‑то колдует около машины. Оказывается, что аккуратно чистит ее мягкой щеткой.

– Буду сам прибирать здесь время от времени, – говорит он, поздоровавшись с нами. – Эльфы Везера подмели зал и уже ушли. Вот тебе ключ от ограды, Серж. Второй будет у меня, если что. Не волнуйся. Я всё аккуратно. Хотя и не понимаю, что здесь и зачем. Я предупредил, чтобы в чужие проходы наружу не выглядывали.

– Это очень сложная машина, Арзон, и притом еще и не вся, а только ее небольшая, но очень важная часть. Остальное в другом месте. Я тебе уже говорил, что если повредить машину, то этот зал исчезнет и ходить друг к другу в гости уже не получится. А как вы узнали о его существовании?

– Фея Роза как‑то совсем недавно нас сюда привела. С год назад вроде бы.

– А она откуда узнала?

– Сама не представляет. Во сне, что ли, увидела. Меня тоже удивляет, как народ из разных мест вдруг узнает друг о друге. Спрашивал у многих – и те тоже удивляются. Ладно, есть так есть, и пусть будет. Да, граммофон для тебя мы отдали Жанне – твоей экономке. И пластинки, которые она выбрала. Денег у нее не взяли. Она чуть не обиделась. Потом сказала, что тогда хотя бы раз в неделю будет даром присылать служанку, чтобы прибрать лавку. Присылает. Теперь у нас в лавке чисто. Хорошая девушка твоя помощница.

– Хорошая, – подтвердил я. Если у вас в Верне появятся какие‑нибудь сложности, то обращайтесь к ней. Обязательно поможет. А как Нельга поживает?

– Чуть не каждый день приходит и интересуется новыми пластинками. Куда она их только складывает? Мы теперь думаем, как бы делать пластинки с нашей музыкой и песнями.

– Если надумаете, то у Жанны чудесный голос и слух.

– Будем иметь ее ввиду.

– Нам пора, Арзон. Кого увидишь – всем передавай привет от меня.

При выходе к чудному озерцу пропустил девочек вперед. Пока шли до виллы, всё любовался стройными конструкциями их опорно‑двигательных аппаратов и слаженным изяществом работы аппаратных механизмов. Не говоря уж об эстетическом наслаждении безукоризненной геометрией седалищных холмов.

Интересно, а как я через год буду объясняться с ними по поводу необходимости проведения таинства зачатия, о котором договаривались с Антиопой? А может быть, всё будет очень просто? Антогору же они ко мне ночью подсылали. А та сказала, что они еще и выбирали, кому идти. Но почему‑то совсем не привлекает, чтобы лишь ради этого «таинства» год пролетел побыстрее. Хочется совсем обратного – чтобы Антогора, Охота и Ферида как можно дольше были бы рядом…

– Погуляли, повеселились, и теперь я долго не буду обращать внимания на ваши капризы, – сказал я девочкам в спину.

Промолчали. Только Охота досадливо дернула плечом. Тащит себе тяжелый ящик с патронами с легкостью спичечного коробка – и хоть бы что! В саду застали всех обитателей и гостей виллы. И Габор тут с приятелями. Габор спорит о чём‑то с, видимо, только что прибывшим Александром, а Антогора, Анна и Мар наблюдают за этим и потешаются.

– Да что ты говоришь, Александр, – горячится Габор, – виллу мы охраняли, а то, что за это время не случилось на нее нападения или воровства, и защищать ничего не пришлось, – нас не касается. Гони бочку вина – и всё тут!

– Нет, так не пойдет. Такая работа на бочку вина не тянет. Кувшин в день и не больше. Стало быть, четыре кувшина и будьте довольны.

Чувствуется, что весь этот спор Александр затеял лишь ради забавы и кувшин или бочка ему совершенно всё равно.

– Какие четыре кувшина! – вскричал фавн. – Поимей совесть! Хотя бы по кувшину в день на каждого и то получается… Антогора, сколько получается?

– Двенадцать кувшинов, Габор.

– Вот видишь, Александр, уже двенадцать кувшинов. Почти целая бочка. А ты из‑за этой малости такой торг устроил.

– Ты поучись у Антогоры считать. В бочке сорок кувшинов, а не двенадцать. В общем так, полбочки вина и обед. Договорились?

– Вторые полбочки вина нам вперед за следующую охрану и обед. Тогда договорились.

– Ну и вымогатели! Чёрт с вами! Мар, пусть возьмут бочку вина. Только в саду свою гулянку не устраивайте, и нимфам купаться не мешайте. Бочку не забудьте вернуть!

Пообедали все вполне мирно, и фавны с ликованием покатили свою добычу через сад куда‑то в лес, а мы поднялись в библиотеку. Анна прочла вслух статью из парижского «Фигаро». Посмеялись.

– Странные подарки дарят в Париже мужчины молодым девушкам, – проговорил Александр, разглядывая пистолеты. – Комиссар полиции, говорите? Это ж за какие заслуги? За ликвидацию банды? Тогда понятно. Мог бы и пулемет подарить. А Антогора‑то тут причем? Ее же с вами не было. Ладно, всё равно я не пойму, что к чему. Тут за событиями нужно бы своими глазами наблюдать. Только, ради Юпитера, не перестреляйте друг друга! Подарки есть подарки. Никто их у вас не может отнять. А портреты славненькие. Охота и Ферида совсем как живые. Давайте повесим их здесь, в библиотеке. Только нужно будет потом и Антогору к ним добавить.

Забрав свои пистолеты и вскрыв ящик с патронами, амазонки отправились учить Антогору премудростям стрельбы. Вскоре со стороны поля послышались выстрелы.

– Час от часу не легче, – посетовал Александр. – Хорошо хоть патронов не вагон. Быстро кончатся. И что там интересного вы видели в Париже?

– Лувр, Версаль и «Мулен Руж». На башню залезли и убедились, что даже Париж двадцатых больше древнего Рима в сто раз. Девочки в восторге. Требуют, чтобы всё это показали и Антогоре.

– И «Мулен Руж»? – переспросила Анна. – Забавное сочетание с Лувром. Хотя я заметила, что ваши амазонки не лишены остроты ума, своеобразной мудрости и довольно строгой морали кое в чём. Такие девушки прекрасно разберутся в разнице жанров, и получат удовольствие от противоположностей. Мы с Антогорой тоже заглянули в музей искусств. Не Лувр, но приятно провели время.

– А я бы лучше в «Мулен Руж» заглянул. Много о нём говорят.

– Ну и загляни. Возьми Антогору, а Фериду с Охотой в качестве гидов и отправляйтесь. Много проще, чем из Питера с оформлением паспортов и виз. Тем более что в «Мулен Руж» у нас теперь блат есть. Вот и остаток денег, – и я выгреб из карманов кучу банкнот.

– Блат? Откуда?

– Одним из совладельцев «Мулен Руж» является наша пропавшая из Дома студентка Института культуры.

– Да ты что! – хором воскликнули мои собеседники.

– Тебя куда ни пусти, то обязательно откопаешь что‑нибудь интересненькое, – завистливо пробурчал Александр.

– Я бы тоже с удовольствием составила вам компанию в такой прогулке, но у нас с Сергеем намечено другое дело. Завтра нужно быть на месте.

– Да, я не забыл. Как там в Гешвиге? Удалось что‑нибудь раскопать?

– Михаэль Рюгер помог нам получить доступ к архивам технического института и музея Швейцера. На мой взгляд, там всё больше касается работ Генриха после семнадцатого года. Есть еще частный архив его помощника, который умер лет тридцать назад. Но наследника не удалось застать в городе. Придется поиски отложить на некоторое время.

– Ну, это не горит. Вы когда отправитесь по своим‑то делам? – поинтересовался Александр.

– Утречком, пожалуй. Как, Анна?

– Можно утром. Только пораньше. Нужно успеть до приезда гостей хотя бы часа за два.

Девочки вошли в библиотеку слегка возбужденные. Ферида и Охота даже не взглянули в сторону своих любимых шахмат. Зато Антогора не изменила своей любимой кушетке и с довольным вздохом завалилась на нее, поигрывая разряженным пистолетом.

– Вот это подарок! – восторженно произнесла амазонка. – Какая штука! И как громко грохочет! Жаль ей нельзя пользоваться как оружием. Разве что только дома для интереса, как сегодня.

– Почему нельзя? – удивился Александр.

– Нечестно будет.

– Вот, Анна, видишь, какие тут у нас моральные устои. Везде бы так, то люди бы и горя не знали.

– Девочки, – обратился я к нашим красавицам, – Александр хочет сходить с Антогорой в «Мулен Руж» и Лувр.

Охота с Феридой мигом навострили ушки, учуяв возможность тут и самим поживиться.

– Ты только взгляни, Александр, как эта пара в момент возбудилась. Сразу уловили, что без них этот поход не обойдется. Ты только повнимательнее присматривай за нашими красавицами. Иначе не только развлечения, но и приключения тебе будут обеспечены. Комиссар Легран справедливо заметил, понаблюдав за Охотой и Феридой, что если их будет уже не две, а три, то они не только на уши город поставят, как уже постарались, но и разнесут вдребезги весь Париж. Помнится, твои римские друзья как‑то такое опасение уже высказывали относительно Рима.

Девочки, как только доберетесь до Парижа, то прямо с вокзала позвоните комиссару Леграну. Вот его служебный и домашний номер телефона. О чём его спросить сами знаете.

– О том, не ищут ли нас? – сообразила Охота.

– Вот именно. Дальше. Денег у нас осталось после вашего покровительства искусству около сорока тысяч франков. Вот вам по пять, а остальное будет у Александра. На Монмартр сходите обязательно и притащите оттуда портрет Антогоры для библиотеки и еще три портрета вас всех на память для меня. И я вас у себя дома повешу.

– Что‑что? Как это нас повесишь? За что? А как же ваши с Александром клятвы в любви и дружбе? Александр хочет повесить здесь наши портреты, а ты у себя дома нас самих?

– Вот как раз от избытка любви‑то на стену и повешу. В картинках, конечно. Будете навечно услаждать мой взор. Вас самих‑то я бы и в объятиях задушил. Если бы вы прежде не удавили бы меня в своих.

Ладно, шутки шутками, а в «Мулен Руж» билетов не ищите. Загляните туда днем и спросите Люсьену Ваньи. Она всё устроит. Комиссара поблагодарите за подарки. Вот вроде бы и всё. Антогору приодеть не забудьте прежде, чем отправиться в Париж.

Да, Александр, пригляди, чтобы они мороженого не переели. А то они как увидят его, то весь свой разум и рассудительность теряют начисто. Вот пирожные в Марли рекомендую попробовать. Они там лучше, чем в Париже. И еще одно. Не позволяй Люсьене Ваньи охмурять девочек. Только почувствуешь что‑нибудь такое – немедленно обрывай ее. Сам понимаешь, какой у Люсьены может быть интерес. На ней там вся концертная часть.

* * *

Французское лето в разгаре. Мы с Амандой сидим на башне замка Жуаньи и наслаждаемся окружающей природой. Гийом остался внизу встречать гостей. На башню вынесены большой стол и стулья. Растянут навес для защиты от жаркого солнца. Благодать! С сыном Аманды я так и не познакомился. Антуана в замке нет. Занят обустройством своего владения, выделенного ему матерью, готовясь к переезду туда со своей будущей женой. Пока гости не прибыли, болтаем с Амандой о том, о сем.

– Всё же я так и не могу понять суть ваших с Александром отношений с амазонками, – недоумевает Аманда. – С одной стороны, они вроде бы охрана и прислуга. Подчиняются без разговоров. А с другой стороны, сами, как хозяйки делают, что хотят и даже помыкают вами. Странно как‑то.

– На самом деле всё очень просто и очень запутанно, – засмеялся я. – На них распространяется обязательство защищать и обслуживать нас с Александром. Как я тебе уже говорил, защищать даже ценой собственной жизни. И тут вовсе не формальное обязательство, а и их собственное убеждение в необходимости этого.

Как я понимаю, здесь сложились очень прочные отношения на основе взаимной выручки и доверия. Основу еще давно заложил Александр. Медицинская помощь, которую он организовал для племени амазонок, спасла многие их жизни, и они благодарны за это. А недавно племя получило от нас в подарок большое, очень большое земельное угодье. Теперь им вообще никто не посмеет мешать жить, как они того хотят. Они считают себя обязанными. Едва удалось убедить их, что наши отношения с племенем исключительно дружеские. Нельзя обременять их чувством оплаты какого‑то долга. Вот они и стараются в эту дружбу внести свою посильную лепту. Ты же сама видишь, что они хоть и воительницы, но совсем не такие, как описаны в истории Геродота и мифах.

– Если они все такие же, как и Антогора, – уравновешенные, умные и сообразительные…

– Вот именно. Все или почти все. Во всяком случае, те, которых я знаю. А уж красавицы‑то какие! И ведь Александр в свое время их не задумывал совсем. В результате чего так сложилось, мы понятия не имеем. Но факт налицо. Феномен! У них очень быстрый и острый ум. И нет ни малейшей враждебности к окружающим, которые не пытаются им чем‑то угрожать. А ведь пережить племени пришлось многое. Не зря они стали воительницами. А отсутствие мужчин означает отсутствие распрей внутри племени. Но возникают сложности с тем, что не на кого излить естественные эмоции заботы и ласки, присущие женщинам. Трудновато им.

– Понятно. У Охоты, Антогоры и Фериды сейчас есть на кого излить такие эмоции. Хотя бы в виде опеки ваших персон от возможной опасности.

– Наверное. Девочки беспрекословно исполняют всё, что может хоть как‑то касаться их обязанностей, которые они сами на себя и возложили. При этом не важно, в какой форме они получат распоряжение. Как приказ, просьбу или пожелание. Выполнено всё будет мгновенно, безукоризненно и без вопросов. Почему так? Вероятно, в предположении, что мы лучше них знаем, что нужно делать в какой‑то ситуации. Но также они прекрасно понимают и другое. Что мы всегда полагаемся… ну, как бы сказать, на их компетентность, что ли. И никогда не потребуем от них чего‑нибудь сомнительного, вредного, а то и отдадим всё на их рассуждение.

– Да уж, рассудительности у них хоть отбавляй и безрассудства почему‑то тоже.

– А ты посмотри, когда он безрассудны, а когда рассудительны. Безрассудства покажется больше. Намного больше.

– Ну вот, а ты говоришь…

– Да, но ты посмотри, чего касается безрассудство. Только личного, мелкого, необязательного. Можно покапризничать, пошутить, побаловаться невинно, как в кругу семьи или близких друзей. Они одинаково с нами свободны в доме Александра. Если смотреть со стороны получается, как ты и говоришь, странная картина. В один и тот же момент полная свобода и тут же беспрекословная дисциплина подчинения. И никогда не путается, когда можно пошалить, а когда требуется собраться и сделать. Добавь сюда еще взаимное уважение между нами всеми, и я бы даже сказал несексуальную, но молчаливую, нежную любовь друг к другу вот и получишь уже совсем странное наблюдение. Знаешь, что мне прямо сейчас пришло в голову?

– Что?

– Вот нас пятеро, кого машина Швейцера по каким‑то положительным критериям выбрала из всех окружающих. У нас и представления о морали схожие, и понимаем друг друга с полуслова, и взаимное доверие. И даже мечты во многом перекликаются, хотя и разные по форме. Чувствуется какое‑то эмоциональное родство между нами, когда мы собираемся вместе.

– Да, и я тоже это заметила. И что?

– Нас‑то всего пятеро, а там, где‑то на границе лесов и полей в Римской империи, существует целое племя женщин такого же склада характера численностью в две тысячи человек. Вот с ними нам легко и комфортно. А им с нами. Знаешь, Аманда, у амазонок самым жестоким наказанием считается отлучение от племени. Только мысль об этом им страшнее геенны огненной. Охота говорит, что не слышала ни об одной амазонке, наказанной таким образом. Самодисциплина‑то, однако, в племени какова!

– Мне кажется, я начинаю что‑то понимать, что словами не описать. Смотри‑ка, Серж, Пьер и Арман едут!

Мы с Амандой помахали им с башни и нам тоже ответили приветствием. Оба приятеля энергичны и веселы.

– Уф, жарковато нынешнее лето, – начал Пьер светский разговор. – Рады видеть тебя, Серж.

– Знаешь, Серж, как‑то скучно нам стало после той истории с кардиналом, – добавил Арман. – Получили письма от Аманды и подумали грешным делом, не случилось ли еще чего‑нибудь такого, во что можно было бы ввязаться. Война с гугенотами нам и даром не нужна, а вот влезть в какую‑нибудь авантюру с потасовкой всё‑таки хочется. А?

Аманда засмеялась:

– Не повезло вам, ребята. Нет у нас сегодня причин для потасовок. Просто захотелось вас всех повидать.

Из‑за деревьев к замковому мосту с грохотом вылетела карета.

– Вот, пожалуйста – Луиза своих бесценных коней гоняет без жалости, – заметил Пьер. – Сколько энергии в женщине! Сама всё время в движении и желает, чтобы и вокруг всё неслось вскачь.

– Так, Катрин как всегда прибудет самой последней, – слегка отдуваясь от подъема по лестнице, и подставляя щеку для поцелуев, посетовала наша герцогиня.

– А я подозреваю, что ты обогнала ее на дороге специально для того, чтобы было чем при случае уколоть, – разоблачил ее Арман.

На что Луиза весело рассмеялась. И в самом деле, показалась карета Катрин. Пять минут спустя и она сама в сопровождении Гийома присоединилась к нашей компании.

– Хулиганка! – бросила она Луизе. – Можешь не попрекать меня опозданием. Едва мою карету не столкнула с дороги – лишь бы оставить меня позади.

– Уж за что я люблю тебя, Катрин, так за сообразительность и уступчивость, – ответила та, обмениваясь поцелуем с подругой. – Чем нас тут будут угощать? Ого! Фазанчик, зайчик и кабанчик. Всё из твоих лесов, Аманда?

– Из моих. А вот эту бутылочку Серж принес. Вином назвать просто язык не поворачивается. Всем лишь по капельке достанется.

На несколько минут воцарилось ошарашенное молчание.

– Изумительно – это подойдет? – неуверенно спросила присутствующих Луиза.

– Не очень, – скривился на такую скромную оценку напитка Арман.

– Мы случайно не спим? – поинтересовалась Катрин. – В жизни ничего подобного не встречала. – И опять сунула нос в свой бокал.

– Где это ты добыл такое, Серж? – попытался выведать тайну Пьер. – Впрочем, что это я. Кто же свой волшебный источник раскроет!

– Не спрашивайте его. Источник далекий и скудный. Так что почерпать из него не удастся, – отмела все вопросы Аманда. – Лучше расскажите, что и где интересного происходит.

– Всё интересное сейчас под Ла‑Рошелью, – вздохнула Луиза. – Нас с королевой Анной совсем бросили на произвол судьбы. Анну бросил король, отбыв с войсками, а меня своими заботами бросил кардинал. Анна скучает без балов, а я… Мне просто как мечта снится мерзкая улыбка Ришелье, когда он готовится преподнести мне какую‑нибудь очередную гадость. Без кардинальских штучек и жизнь не в жизнь в Лувре. Так и подмывает отправить под Ла‑Рошель письмо, которое начиналось бы словами: «Дорогой кардинал…». Чего вы смеетесь? В самом деле, без этого злодея жизнь пресна. И он без меня, наверное, тоже страдает. Не зря же он возвратил меня из ссылки, в которую через короля сам же меня и отправил. Чего вы хохочете? Да ну вас!

– Не обращай внимания, Луиза, – утирая слезы смеха, посочувствовал ей Арман. – Это тебе в Лувре скучно, а вот выйди ночью на улицу и всю скуку, как рукой снимет. С уходом армии и почти всей стражи в Париже не стало спасения от воров и грабителей.

– Так это не только ночью, но и среди белого дня, – посетовала Катрин. – Вы только подумайте: позавчера еще и вечер не приблизился, когда я отправилась из Лувра домой. Вдруг на полпути карету останавливает какая‑то банда в масках и стаскивает кучера на землю. Двое бандитов раскрывают дверцы, а я уже, прощаясь с жизнью, приготовилась зажмурить глаза. Бандиты заглядывают в карету, и один из них кричит кому‑то снаружи: «Его здесь нет!» Через секунду на улице уже никого не было. Дверцы распахнуты, кучер валяется на земле, а со мной тихая истерика. Со вчерашнего дня меня сопровождают кроме кучера еще трое слуг с мушкетами. Но странные грабители теперь пошли. Не взяли ничего.

– Катрин, брось прикидываться, как будто ты не понимаешь, что это были не грабители, – заметила Аманда.

– Ну, и что? Зачем мне это понимать? Грабители – это так романтично. И в Лувре все завидуют и сочувствуют. Такое приключение!

– А ты никого из мужчин не должна была везти с собой в этот день? – спросил я. – Ведь твои разбойники явно кого‑то определенного искали. И при этом искали именно у тебя. Днем карету с гербом перепутать с другой невозможно.

– Побойся Бога, Серж! Какой мужчина? Когда Луиза в Париже и, тем более, в Лувре, то она мне не даст ни одним мужчиной попользоваться. Всех себе загребет.

– Луиза, признавайся, кого ты позавчера у Катрин отбила?

– Да вы что, какие мужчины! Никаких мужчин в Лувре не осталось. Одни с королем, а другие по своим поместьям разъехались, пока короля нет в Париже.

– Кто‑то из вас врет, – уверенно заявил Арман. – Катрин, во сколько случилось это нападение?

– Часа в четыре.

– Луиза, кто до четырех был в Лувре?

– Ты имеешь в виду из числа пригодных на любовные подвиги мужчин?

– Именно.

– Ну, граф де Граммон отпадает. Ему уже далеко за семьдесят, и он одной ногой в могиле. Правда, если Катрин стала тайной некроманкой[39]и хочет подготовить себе объект любви на будущее, то…

– И тебе не стыдно, Луиза, так меня позорить ни за что?

– С каких это пор склонность к разнообразию стала позором?

– Ну, словно дети. Кто там еще был, Луиза? – спросил уже я.

– Виконт де Шантильи. Но он ни на Катрин, ни даже на меня не клюнет. Еще не устал от молодой жены. Были еще четыре дворянина из стражи, но они на дежурстве до ночи и отлучиться никуда не смогли бы. Прочих слуг я не считаю. Моя подруга так низко не пала бы.

– И на том спасибо, Луиза.

– Не за что. Вот и всё. Я же говорю, что в Лувре остались одни дамы. Хотя нет, вру! Именно позавчера был в Лувре легат Папы Римского падре Березини, но он же монах. Ему была обещана аудиенция у королевы в два часа. Постой, постой, Катрин, а о чём это вы шептались с ним в голубой гостиной около полудня?

Катрин явно растерялась.

– Ни о чём. Об Италии и соборе святого Петра.

– Будет тебе врать‑то! Тебя на мессу не затянешь, и ты хочешь, чтобы тебе поверили, будто беседа со священником шла о святых местах? В его‑то возрасте!

– А что там с возрастом не в порядке у этого падре? – с любопытством поинтересовался я.

– У него‑то как раз всё в порядке. Нет еще и сорока. Теперь я всё понимаю. В два аудиенция не состоялась. Королева приняла легата Березини только в четыре, и он пробыл у нее почти до шести. Катрин об этом изменении не знала. Вот его в карете Катрин и не оказалось.

– С четырех до шести. Что‑то уж очень продолжительная аудиенция. О чём на ней был разговор.

– Не знаю. Письмо из Рима было длинным, и Анна читала его сама. Потом приказала всем, кроме легата, удалиться. Я слышала, что падре Березини остановился в аббатстве Сен‑Жермен де Пре. Это в противоположной от дома Катрин стороне.

– Катрин, так, где вы с падре должны были встретиться после Лувра? – возобновил допрос Арман.

– На улице Лувр, недалеко от дворца, я должна была его подобрать, – упавшим голосом наконец призналась она в подготовке грехопадения лица, облеченного церковным саном, – его там не оказалось. Я подождала с полчаса и поехала домой.

– Скверная история. Разбойники‑то, которые напали на тебя, не из добрых намерений скрывали лица. Обычно так делают, когда хотят кого‑то убить. Тебе повезло, что падре Березини не оказалось в твоей карете. Если бы легата убили на твоих глазах, то и свидетельница отправилась бы вслед за ним.

Катрин побелела как полотно.

– О, Господи! Что же делать?

– Держись от Березини подальше. Вот и всё.

– Но его же могут убить!

– Тоже верно. Ты никому не проговорилась, что собираешься с ним встретиться?

– Нет. Зачем бы мне это надо было?

– Странная история, – задумчиво произнес Арман.

– Ведь и священник не будет распространяться о своих похождениях. А кто‑то о них мгновенно узнал прямо в Лувре и даже успел хорошо подготовиться. Просто невозможное дело за такое короткое время. Что‑то тут не так.

– Так или не так, а предупредить Березини о том, что на него открыта охота, всё же надо, – высказался Пьер.

– Луиза, а в Лувре около Березини никто рядом не крутился? Может быть, он был не один или к нему кого‑нибудь приставили?

– Нет, если бы кто‑то был рядом, то Катрин не смогла бы к нему подкатиться.

– Загадочная история. Этот падре нам ничего плохого не сделал. Нужно ехать в аббатство. Может, он еще там – предостережем, если еще не поздно. Такой чудесный обед и компанию придется нарушить. Серж, ты с нами?

– Конечно!

– Вот тебе, Арман, и авантюра наметилась, – напутственно сказала Аманда. – А там, смотришь, и потасовка откуда‑нибудь подоспеет. Ты ведь этого хотел? Вы уж поосторожнее, пожалуйста. Не знаете же во что ввязываетесь.

Аббатство Сен‑Жермен находится сразу за воротами в крепостной стене. Этот въезд в город так и называется Воротами или Заставой Сен‑Жермен. Стучим в окованную железными полосами дверь монастыря. Открывается окошечко.

– Вам кого, благородные господа?

– Падре Березини, – и называем себя.

– Подождите.

Через пару минут дверь распахивается.

– Падре Березини ожидает вас в монастырском саду.

В самом деле, легату нет, пожалуй, и сорока. Приятное, приветливое лицо и неглупые глаза. Поочередно представляемся.

– Что вас привело ко мне, господа?

– Ваше знакомство с баронессой Катрин де Бово.

Приветливость с лица легата исчезла, и появилось беспокойство.

– И что из того, что я познакомился в Лувре с баронессой де Бово?

– В общем‑то, именно из этого ничего, – взял разговор в свои руки Арман. – Мы друзья госпожи де Бово и прекрасно осведомлены о ее легкомысленности. Но не о легкомысленности речь. Равно как и не о вашем интересе к женщинам или ваших отношениях с Богом. Это нас не касается.

Падре Березини вроде поуспокоился.

– Тогда что же вас касается?

– Таинственный случай, который произошел с баронессой два дня назад. Где‑то часа в четыре пополудни она в своей карете возвращалась домой, и на ее карету напала группа вооруженных людей в масках, – легат заметно вздрогнул и напрягся.

– Надеюсь, она не пострадала?

– Слава богу, нет, но была ужасно напугана. Судя по разговорам нападавших между собой, они ожидали обнаружить в карете какого‑то мужчину, но его там не оказалось. Мы знаем, что в этот момент в карете вместе с баронессой должны бы быть вы, но вас задержала королева. Мы здесь для того, чтобы предупредить вас об опасности. Также хотелось бы понять, что за люди напали на карету. Вдруг нападавшим придет мысль в голову поискать несостоявшегося спутника баронессы именно через баронессу? При нападении они об этом почему‑то не подумали и не задали ей никаких вопросов, но могут спохватиться. Баронессу такая перспектива совсем не радует. Вот такова цель нашего визита к вам, падре.

– Понятно, – задумчиво произнес папский легат. – Я имею в виду, что понятна цель вашего визита и очень благодарен вам за предупреждение. Но за этим начинаются для меня загадки. Кому понадобилось бы нападать на меня и зачем? О своей миссии к королеве я вам сказать не могу, но уверяю вас, что вряд ли именно она смогла бы стать предметом заговора со стороны. Интересно кто и как узнал бы, что я могу оказаться в карете баронессы?

– Вот‑вот, и мы этого тоже понять не можем. Баронессе не могло прийти в голову поделиться с кем‑то своими амурными намерениями. Вам, мы думаем, тоже. Похоже, вы вполне здравомыслящий человек. Подслушать вас тоже вроде никто не мог. И вдруг – так быстро и продуманно было совершено нападение, в котором чувствуется хорошая подготовка. Времени‑то на подготовку не было. Можно было бы подумать, что поджидали не вас, но тогда кого? Никого другого в карете не могло быть.

– А может быть, ошиблись каретой, а не мной?

– При такой‑то хорошей подготовке? Как можно спутать кареты, если на карете с обеих сторон легко узнаваемый герб?

– Да, вы правы. Совершенно непонятное событие. Но я вам очень благодарен за предупреждение и приму меры. Несмотря на отдаленность Рима от Парижа, у меня здесь, как у представителя Папы, есть связи и влияние. Попробую и сам что‑нибудь разузнать, и вы можете обратиться ко мне за содействием в случае нужды. Я еще не скоро отправлюсь обратно. Как мне вас найти?

– Через баронессу.

Мы распрощались с падре, и какой‑то монах проводил нас до дверей.

– Думаете, не врет? – поинтересовался Пьер. – Хотя зачем бы ему врать. Похоже, что он был здорово удивлен. Что будем делать?

– Пойдемте в «Сосновую шишку», – предложил я. – Посидим, а к ужину вернемся в замок.

Верхом до площади перед Нотр‑Дам чуть больше пяти минут ходу. В таверне не очень многолюдно, но народ есть. Будущий Мольер тоже тут. Сидит, скучая, за своим столом в углу у распахнутого окна. Присоединяемся к нему.

– Здравствуйте, Жан. Как ваши дела?

– О, Пьер, Арман, Серж, от души приветствую вас. Давно не виделись. А дела мои, сами понимаете, неважные. На ниве стихосложения полное затишье, как и ожидалось. Всё эта война, будь она трижды неладна! Если бы не ваша щедрость и не покровительство маркизы де Пуатье, то не знаю, что бы я делал. Вот влачу жалкое существование.

– И, пожалуй, неплохо влачите, если судить по слегка округлившимся щекам и вполне приличному вину перед вами, – отметил Арман, разглядывая бутылку, стоящую на столе. Мы, пожалуй, закажем такое же.

Жан слегка закраснелся от смущения, но быстро нашелся, что ответить.

– Жалкое существование может быть не только от бедности, но и от безделья, скуки.

– Бросьте, Жан, какая скука может быть с Сюзанной? Скука начнется, когда кардинал вернется из похода, – рассмеялся Пьер.

– Что вы, что вы, тише! Разве можно так неосторожно говорить, – забеспокоился поэт. – Вдруг кто услышит. Тогда скука мне будет обеспечена на много лет вперед. И это в лучшем случае.

– Ладно, ладно, оставим эту тему. Но скука имеет иногда и хорошую сторону. Скучая, вы прислушиваетесь к слухам, сплетням. А таверна для этого благодатное место. Поделитесь с нами, Жан.

– Но вас вряд ли интересует слух о сапожнике с улицы Флери, сбитом каретой.

– Нет, конечно.

– Графиня дю Валетт беременна на седьмом месяце. Хотя ее муж не приезжал в Париж из лагеря под Ла‑Рошелью уже больше года.

– Не нагоняйте на нас вашу скуку, Жан!

– А разговоры о том, проиграем мы войну с Ла‑Рошелью или не выиграем?

Мы дружно рассмеялись.

– Тоже ерунда. Нам бы что‑нибудь странное, таинственное.

– Понятно. Как обычно вас больше интересуют политические ужасы. Тогда, может быть, о заговоре герцогов? Хотя и с сапожником тоже много таинственного.

– А про герцогов это не сказка?

– Кто знает.

– И что про герцогов говорят? Какие герцоги?

– Говорят что‑то страшное и непонятное. Якобы крупные синьоры юга Франции очень недовольны кардиналом Ришелье и войной с Ла‑Рошелью.

– Ну, таких недовольных во Франции и Париже всегда полным полно!

– Так‑то оно так, но эти якобы уже сколачивают заговор в Париже для свержения короля и, конечно же, кардинала, а им потворствует сам принц Конде.

– Как раз вот этот‑то может потворствовать кому угодно, лишь бы сесть на трон. И что говорит молва о готовности заговора к действию?

– Говорит, что о готовности и думать нечего.

– Почему?

– Оказывается, что и крупные синьоры северо‑запада Франции тоже недовольны правлением Людовика тринадцатого и готовят в Париже свой заговор под покровительством герцога де Бофора.

– И этот метит в короли?

– Вот это как раз и неизвестно. Может, метит, а может, прикрывает другого претендента. Во всяком случае, не Конде.

– А эти‑то готовы выступить?

– Тоже совсем не готовы. Обе группы, партии знают о существовании друг друга, но вступить в общий сговор не могут. Из претендентов на престол ни тот, ни другой от своих притязаний отказаться не хотят.

– Если они всё‑таки созреют и навалятся на короля, то Людовику и Ришелье придется туго. А потом уж они начнут драку между собой.

– Вряд ли потом, – вздохнул поэт. – Похоже, что они начали истреблять друг друга уже сейчас, под покровом ночи. Жертвы легко списать на ночных грабителей. Кто останется в конце – неизвестно. И сомнительно, что у победителя останутся силы совершить переворот во дворце. Говорят, что то тут, то там время от времени находят трупы мужчин в небедных одеждах и не ограбленных. Мертвых никто не опознаёт и не забирает для похорон.

Мы переглянулись.

– И много таких?

– По слухам уже с дюжину, но раз это слухи, то на самом деле меньше, наверное, вдвое.

– Вы подумали о том же, что и я? – спросил Пьер, и мы с Арманом дружно кивнули. – Да, ну и каша заваривается, если это всё правда. Спасибо, Жан, очень интересные слухи.

– Я от души рад вас развлечь, но уже вечереет и мне пора по своим делам.

– По вечерним делам? Ну, и проказник же вы, Жан, – поддразнил поэта Арман, а я спросил:

– Жан, вы тут упомянули о сапожнике, сбитом каретой и какой‑то таинственности этого случая. Что это за таинственность?

– Карета не остановилась, чтобы помочь пострадавшему. Один из очевидцев утверждает, что это была карета баронессы де Бово. А другой говорит, что этого не может быть. Он знает кучера баронессы, и на козлах был не он. Да и я ведь знаю доброту своей покровительницы, в имении которой скрывался целый месяц. Она никогда бы не бросила человека в беде. Даже простолюдина вроде меня или этого сапожника. Ну, я пошел. Всего доброго, господа. Рад был видеть вас всех в добром здравии.

Жан ушел, а мы сидим, молча осмысляя услышанные истории.

– Да‑а, – протянул Арман, – вместо одного интригана – герцога Орлеанского появилось сразу два. И при этом в Париже, оставшемся без защиты власти. Такого Ришелье и присниться не могло. Насколько эта опасность велика и есть ли она вообще – пока что большой вопрос. Но случай с Катрин говорит, что тут всё же что‑то, кажется, есть. И что это за непонятная муть вокруг кареты Катрин? А не пора ли нам двигать в замок к нашим дамам? А то в темноте добираться как‑то не очень хочется.

На башне замка ночной, почти домашний уют. Стол накрыт, а свечи поставлены в стеклянные вазы, чтобы ветер не задувал. А вокруг таинственная темнота. Навес от солнца убран, и над нами бездонное небо с мириадами звезд. Безлуние углубляет окружающую темноту, и площадка башни словно висит между небом и неизвестно чем. Дамы и Гийом внимательно, не перебивая, слушают подробный рассказ Армана о нашей поездке в Париж. Наконец он закончил.

– Так причем здесь падре Березини? – поинтересовалась Катрин.

– Откуда мы знаем? – отвечает Пьер вопросом на вопрос. – Мы даже в сомнении нужно ли воспользоваться его предложением помощи. Вроде бы следовало посвятить его в слухи о заговорах. Ордены монахов многочисленны и вездесущи. Если даже они и не слышали о заговорах, но вдруг начнут тут копать, то мигом до очень многого докопаются.

– Так в чём же дело? – вступила Аманда.

– А вдруг Березини осведомлен о заговорах, и начнет водить нас за нос. Мы так и не знаем, зачем он прибыл в Париж к королеве.

– Эй, эй, – словно проснулась Луиза, – Анну не троньте! Она сама себя свергать не станет.

– Это верно, – поддержал я Луизу, – не станет. И дело папского легата к королеве вряд ли связано с заговорами.

– Почему ты в этом уверен?

– В случае осведомленности Святого Престола о заговорах и желании предупредить о них, Рим не стал бы терять время и слать посла в Париж. Вестника послали бы под Ла‑Рошель к королю и кардиналу. Кавалерия и стража буквально через день‑два оказались бы здесь и задали перцу бунтовщикам. С другой стороны, У Святого Престола нет никакого интереса в тайных заговорах в Париже. Рим для своих интересов сталкивает между собой целые страны и такой мелочью, как заговор синьоров заниматься не будет. Мне кажется, с падре всё же имеет смысл побеседовать в любом случае. Либо он с нами чем‑нибудь поделится сразу, либо постарается что‑нибудь добыть.

– Да, да, – встрепенулась Катрин, – и при этом поговорить с ним лучше всего мне.

– Ага, – поддакнула Луиза, – но под присмотром Сержа, Пьера и Армана. А то ты забудешь, о чём нужно спрашивать.

– Зачем под присмотром? Почему как что, так под присмотром?

– Брось, Кэти, не путайся у мальчиков под ногами. Ты же слышала, что твой падре еще не скоро уедет из Парижа. Найдешь способ с ним увидеться. Обещаю, что претендовать на него не буду.

– Тогда ладно.

– А нужно ли нам вообще ввязываться во всё это? – со своим обычным сомнением обронила Аманда. – Нас‑то всё это не касается.

– Как не касается! – взвилась Луиза. – Катрин, похоже, это уже очень коснулось нападением на нее. Да и эти странности непонятного происхождения с ее каретой. Катрин, ты ведь сапожника не сшибала?

– Упаси Боже!

– Вот видишь, Аманда! А Анна? Мы что – должны бросить ее в такой момент? Не может того быть, чтобы заговорщики злоумышляли против короля и не тронули бы королеву.

– С каретой действительно творится что‑то странное, – продолжил я. – Перемещается по Парижу без своей хозяйки и своего возницы. А также подвергается хорошо организованному нападению, когда такой организованности вроде и не может быть. Катрин, когда ты в Лувре, где стоит твоя карета?

– На набережной, как и у всех.

– Пока тебя нет, ее может кто‑нибудь взять без твоего ведома? Кучер всегда при ней?

Катрин задумалась.

– Обычно я предупреждаю своего кучера, к какому времени он должен ждать меня со службы у кареты. Тогда он до этого времени может болтаться где угодно. Реже я не знаю, когда освобожусь, и тогда он ждет меня в помещениях дворца для прислуги, откуда его вызывают. Пожалуй, можно угадать, когда карета долго будет без присмотра. Когда кучер после того, как высадит меня, идет не к дворцу. Но то, что ты думаешь, просто невероятно. Постоянства‑то в использовании кареты нет. Да и кому, для чего она может понадобиться?

– Понятно. Иногда случается и самое невероятное. Может быть, кому‑то очень нужно удобно и незаметно перемещаться по Парижу. Так, на чём мы останавливаемся? Идем или не идем к падре Березини?

– Идем! – чуть не хором ответили Пьер, Арман, Гийом и Луиза.

– Идем, – слегка замешкавшись, согласились и Аманда с Катрин.

* * *

Утром мы опять втроем отправились верхом в аббатство Сен‑Жермен. Впереди нас пылили кареты Луизы и Катрин, отправившихся в Лувр по своим дворцовым делам, а позади тоже верхом тащилась пара слуг Аманды. Им было поручено весь день не выпускать из вида карету Катрин, но не препятствовать, если кто‑то захочет ее угнать. Только проследить, кто и куда на ней поедет. Падре Березини принял нас опять в саду. А садик‑то совсем не дурен. Умеют‑таки слуги божьи устраиваться в бренном мире.

– Падре, – начал Арман, – вчера до нас дошли довольно тревожные слухи о существовании в Париже каких‑то заговоров против короля.

– Слухи? Вы верите слухам?

– Иногда. Когда слухи подтверждаются какими‑нибудь действительными событиями. Сейчас мы склонны поверить и некоторым слухам. В Париже происходят какие‑то странные случайности и непонятное нападение на карету баронессы де Бове – одна из них, но не единственная.

– Так, и о чём же говорят слухи?

– О существовании какого‑то заговора герцогов, как его называет молва. Будто бы две партии, одна из которых составилась из синьоров южных провинций, а другая – из синьоров северо‑западных провинций, вознамерились покуситься на трон, когда Париж оказался без защиты. Сойтись на одном общем лидере им не удается, и это радует. Пока что они тайно грызутся между собой, но нет уверенности, что они всё же не сговорятся или одна из партий не одержит верх. Тогда трон окажется в большой опасности.

Но только вот непонятно, что может дать им победа в Париже при живом короле и кардинале. Король вернется в столицу со свитой, армией – и весь заговор лопнет, как мыльный пузырь. Что‑то, наверное, затевается и кроме переворота во дворце. Но, что именно – пока непонятно.

– И кто лидеры партий?

– У южников – принц Конде, а у западников – пока будто бы герцог де Бофор.

– Понимаю. Вы хотите, чтобы я использовал свои возможности, о которых упоминал вам, и выяснил обоснованность слухов?

– Именно так. У монастырских братий и служителей храмов большие возможности собственных наблюдений и опроса паствы. Разумеется, речь не о тех, которые могут быть сами втянуты в заговоры. Что во французском королевстве совсем не редкость.

– А если втянуты?

– Тогда от них мы никаких сведений не получим, и это будет свидетельством причастности к заговорам. Для вас же, падре, это будет означать прямую угрозу лично вам, как задающему опасные для заговорщиков вопросы. Поэтому мы поймем вас, если вы откажетесь лезть в это дело.

– Вы плохо думаете обо мне, господа. Мое положение в Церкви, миссия в Париже, да и просто соображения чести не позволят отказать вам в помощи. И даже больше. Почитаю это своей обязанностью и долгом.

Сейчас же начну действовать.

* * *

– Никогда так не думал, но у меня после разговора с падре Березини сложилось впечатление, что и среди монахов встречаются порядочные люди, – поделился с нами своими мыслями Пьер, когда мы вышли из аббатства.

– Посмотрим – увидим, – ответствовал Арман, и мы, взгромоздившись на своих лошадей, направились к центру города.

Перебрались на остров Сите, проехали мимо Нотр‑Дам и «Сосновой шишки», перебрались на другой берег Сены.

– Куда мы едем? – поинтересовался Пьер.

– На улицу Медников, – ответил Арман.

– Что мы там забыли?

– Увидишь.

Улица Медников – вроде бы та самая кривоватая улочка, где в прошлом году мы поджидали отца Жозефа. Да, именно она. Вот и довольно большой сад за кованой решеткой. А вот напротив сада и тот дом с запыленными окнами, в котором мы прятались. Только окна сейчас не запыленные, а чисто вымытые. Да и сад хотя и такой же густой, но не выглядит заросшим и заброшенным.

– Хозяева вернулись, что ли?

– Нет, – отвечает Арман, – хозяева сменились. Мне тогда очень сад понравился. Да и дом неплох. Я их и купил. Своего‑то дома в Париже не было, а теперь есть.

– Неплохая покупка и особенно сад, – согласился Пьер и тут же поддел приятеля: – А призрак убиенного нами отца Жозефа не докучает по ночам.

– Не докучает, – смеется Арман. – Видно, слишком занят в аду и ему не до нас. Так, где посидим? В доме или в саду?

– В саду, конечно. В такую‑то погоду грех сидеть дома.

Привязываем лошадей к решетке. Арман достает ключ и отпирает калитку рядом с воротами. Сад очаровательный. Не хуже моего дворика в Верне, но только гораздо больше. В дальнем углу небольшой павильон или прямоугольная беседка, в которой можно укрыться от дождя или устроить пирушку. Большой стол посредине и маленький в углу, плетеные кресла. Вытаскиваем кресла в сад и ставим прямо на траве среди цветов в тени большого каштана. Красота! Над цветами и кустами в половину человеческого роста, сидя в кресле, через ажур решетки просматривается дом Армана и кусочек улицы.

Хлопнула дверь в доме напротив. Слышится скрип калитки и появляется приятная, молодая женщина в цветастом платье и белом переднике.

– Что‑нибудь нужно, хозяин?

– Вина, Франсуаза, и жареные орешки.

Маленький столик вытаскивается из павильона. Появляется бутылка вина, стаканы, корзиночка орешков и Франсуаза испаряется.

– Неплохо ты тут обжился. Даже экономка есть, а мне ни слова, – упрекает друга Пьер.

– Рано было еще говорить. Всего неделю, как ремонт дома и расчистка сада закончились.

Сидим, грызя орешки и лениво прихлебывая очень даже приличное вино. Обсуждаем, что бы нам нужно делать. Ничего путного не идет в голову – зацепиться еще не за что.

– Меня удивляет: как это двойной заговор такого масштаба оказывается скрытым для Лувра? Словно и не происходит ничего. Где оставленные в Париже шпионы и ищейки Ришелье? Вымерли или куплены? – Пьер развел руками. – Слухи‑то, которые дошли до нас, до службы кардинала и стражи в первую очередь должны бы были дойти. Слухи – дело всеобщее и вседоступное.

– Да, странная ситуация, – согласился я. – Может быть, заговоры настолько хорошо организованы, что слухов и нет. Тогда откуда Жан о них знает? Либо заговоров никаких нет и Жан нас дурачит. Либо слухи являются не слухами, а намеренно раскрытыми сведениями. Тогда эти новости гуляют не по Парижу, а только среди определенных людей. Не верится, что эти как бы слухи были бы предназначены именно нам. К нам они попали случайно только потому, что мы зашли в «Сосновую шишку». А могли бы и не зайти. Надо порасспросить Жана, где и от кого он всё это слышал. Сразу не догадались. А может быть…

– Что ты замолк? Что «может быть»?

– Нет, это просто невероятно!

– Что невероятно? – встрепенулись оба моих собеседника. – Не томи!

– Всё становится складным и понятным только в одном случае. Если Жан всё, что описал нам, сам же где‑то и подслушал. Никаких слухов нет и заговорщики очень осторожны. Никто ни о чём и не подозревает. Опять наш поэт влип в историю. За его голову никто и гроша ломаного не даст, если выплывет, что сведения исходят от него. Как это его угораздило снова вляпаться в тайную политику?

– Хорошо, что мы не упомянули Жана в разговоре с падре Березини, – пробормотал Пьер.

– А если Луиза упомянет его в разговоре с королевой? Нужно ехать в Лувр, – решил Арман. – Может быть, еще не поздно. Вот допьем вино и двинемся.

Однако получилось так, что мы двинулись с места раньше, чем допили вино. По булыжнику мостовой послышался стук колес приближающейся кареты. До нас донеслась ругань возницы. Наши привязанные к решетке сада лошади мешают проехать по узкой улице.

– Не смейте обижать наших лошадок! – заревел Пьер. – А то мы вас самих обидим!

Возница как‑то исхитрился и, свернув на тротуар, объехал наших лошадей и продолжил путь, скрывшись за соседним домом.

– О Господи! – пораженно, вполголоса вскрикнул Арман. – Это же карета Катрин, но кучер‑то не ее.

Мы бросились к калитке. Франсуаза, уходя из сада, заперла ее. Пока Арман доставал свой ключ, отпирал калитку и мы вываливались на улицу, карета уже скрылась в какой‑то из поперечных улиц.

– Вот чёрт, упустили! – раздосадовано посетовал Пьер. – А где же эти болваны, которые должны были следить за каретой? Вот я устрою этим ротозеям выволочку! Давайте скорее двигаться в Лувр.

– Что‑то странное было в карете Катрин, – задумчиво произнес Арман, – а что именно никак не пойму.

Болваны и ротозеи оказались на своем посту. Слоняются с независимым видом по набережной напротив Лувра и в ус не дуют, что у них из‑под носа увели карету.

– Вы что же, братцы, прозевали то, что было вам поручено, – сразу же насел на них Пьер. – Шевалье Гийом с вас шкуру спустит. Карета ездит по Парижу, а вы отдыхаете здесь.

– Как ездит? – слегка обалдели слуги Аманды. – Не может быть, господин маркиз! Вон она стоит.

И в самом деле, карета здесь – никуда не делась.

– Вот оказывается, что мне показалось странным! – воскликнул Арман. – У кареты Катрин спицы колес крашеные, а у той, которую мы видели у моего дома, – нет. Разные, но как две капли воды похожие кареты, и обе с гербом Катрин. Пошли во дворец!

Катрин, оказалось, разыскать не трудно. Даже и искать‑то не пришлось. Сама двигалась нам навстречу, когда мы шли к покоям королевы.

– Вот, очень удачно ты нам попалась, – обратился я к ней. – Оказывается, в нападении на твою карету падре Березини никак не замешан. Просто по Парижу ездят две одинаковые кареты и обе с твоим гербом. Нападавшие ошиблись каретой. Наверное, вторая карета примерно в это же время должна была проезжать там же, где и ты.

– Зачем это кому‑то понадобилось делать копию моей кареты?

– Кто его знает! Наверное, какой‑то смысл есть. Кто‑то привык ездить в удобных каретах. Хорошая карета без гербов выглядела бы странно и привлекала внимание. А с гербом местной знати совершенно не выделяется среди прочих. Если не будет ездить там же, где и ты. Да и сходство карет кого‑то очень выручило в день нападения на тебя.

– А ведь верно! Я спасла от расправы кого‑то из заговорщиков. Как романтично! И что дальше?

– Скажи, кто делал тебе карету? Мы попытаемся узнать, кому была сделана вторая такая же.

– Мастер Перигор с Каретной улицы. Хороший мастер. Таких карет, как у меня, много катается по Франции. Некоторые очень похожи, но гербы‑то на всех разные, и цвет иногда тоже.

– Хорошо. Теперь вызови нам Луизу. Очень уж она нам нужна.

Обе дамы вышли к нам, когда не прошло и получаса.

– Дворцовый этикет, – пояснила Луиза. – Королеву так просто не покинешь. Что случилось? Про вторую карету Катрин мне уже сказала.

– Ты с королевой уже беседовала о заговорах?

– Говорила. Она возмущена и очень обеспокоена. Хотела вызвать для выяснения начальника стражи и оставшегося в Париже помощника Ришелье. Я уговорила пока не спешить. Сначала нужно выяснить, с чем имеем дело. А вмешательство стражи может либо спугнуть заговорщиков, либо ускорить события. Ни то, ни другое нежелательно. Анна пообещала нам любую помощь, которая будет в ее силах.

– Ты ей не называла имени нашего поэта?

– За кого ты меня принимаешь, Серж? Я достаточно опытная интриганка, чтобы умолчать о том, чего можно не говорить. Анна меня не спрашивала об источнике. Для нее источник – это я.

– Очень хорошо. О Жане никому ни слова. Помалкивайте обе. Иначе наша разговорчивость будет стоить ему головы.

– А что, он опять попал в оборот?

– Не то слово. Еще как попал!

– Тогда теперь моя очередь спасать его в моем поместье! – расхохоталась Луиза.

– Спасай, спасай, а я тебе такую же свинью подложу, как ты мне в прошлый раз, – посулила ей Катрин.

Мы быстро удалились, оставив Луизу и Катрин препираться между собой по поводу того, кто кому способен больше подгадить.

– Они всегда так? – спрашиваю я Армана.

– Почти. Насколько я наблюдаю их странную дружбу.

– Спектакль, да и только, – добавил Пьер. – Но как что‑то серьезное, то душу друг за друга заложат. Ну, что? На улицу Каретников?

Мастера Перигора мы нашли быстро, и наседать на него даже не пришлось. Тайна появления второй кареты раскрылась в нескольких фразах. К Перигору пришел человек и представился управляющим баронессы де Бово. Сказал, что баронесса хочет получить еще одну карету. Такую же, какая у нее уже есть. Чтобы была запасная на случай, если первая сломается. У мастера оказалась почти готовой подобная карета для свободной продажи. Карету доделали в два дня, и заказчик забрал ее, полностью рассчитавшись.

Так что с Каретной улицы мы ушли не солоно хлебавши и уже солидно проголодавшиеся отправились в «Сосновую шишку». В таверне шумновато в такое обеденное время, но стол Жана‑Батиста Поклена занят только им самим и его бумагами. В раскрытое окно вливается звон колоколов Нотр‑Дам. Сдержанно поздоровавшись, присоединяемся. Заказываем суп, рагу, пироги и молоко вместо вина.

– Пьер, с каких это пор вы перешли на молоко? – с шутливой улыбкой спрашивает поэт.

Пьер молчит. Жан переводит взгляд на Армана. Тот сидит с непроницаемым видом человека, не расположенного к разговорам. Поэт забеспокоился, заерзал на месте, вопросительно уставился на меня.

– Что‑то случилось?

– Да ничего особенного. Просто один человек, которому мы доверяли, обманул нас. Пришлось проделать кучу лишней работы, и Пьер с Арманом очень устали. Да и чертовски злы на обманщика.

– Ух, как я зол! – подтвердил Арман.

– А я еще злее! – подлил масла в огонь Пьер. – Намного злее тебя. А когда я так зол, то от меня можно ждать любых неожиданностей.

Поэт заерзал еще сильнее, уже предчувствуя, на кого может излиться злость таких серьезных особ, как Арман и Пьер.

– Так что, Жан, – говорю я ему, – выкладывайте по‑честному всё, что вы знаете о заговорах, пока злость моих друзей не выплеснулась наружу. Где вы подслушивали и кого? Никаких слухов ведь на самом деле не было и в помине.

– Здесь, в «Сосновой шишке», наверху в комнатах для постояльцев, – сразу раскололся служитель муз.

– Как вы там оказались? Вы же, Жан, не живете в этой таверне, а до дома вам два шага.

– Два‑то два, но зато, какие опасные два шага в нынешнее‑то время ночных разбоев на улицах! Иногда, если я засижусь здесь до темноты, то и остаюсь ночевать наверху. Стенки между комнатами тонкие, а через щели между досками слышно всё, что происходит у соседей. Если хорошо прислушаться, конечно.

– Понятно. И что за люди там разговаривают? Откуда?

– Что за люди не знаю. Никогда не видел их раньше, но по упоминаниям городов можно думать, что они с севера Франции.

– Имена какие‑нибудь называют?

– Кроме герцога де Бофора и принца Конде, я никаких имен не запомнил. Ругались по поводу принца и его приспешников с юга в Париже, которые уже кого‑то убили из тех, кто разговаривал за стенкой. Так я и понял, что партий заговорщиков две, и они во вражде. Упоминали какие‑то мне неизвестные фамилии и обращались друг к другу по именам, но я на них внимания не обратил. Всё равно с лицами‑то их не связать. А лиц этих с каждым днем всё больше и больше становится.

– Можете еще послушать их, Жан?

– Не выйдет. Приезжие уже заняли все комнаты по одну сторону дома. Начинают селиться и по другую.

– Жаль. Новоприбывших подслушивать бессмысленно. Пожалуй, здесь гнездо заговора одной из партий. Хотя вряд ли. Чтобы собраться вместе, нужно большое помещение. Они здесь только живут. Удобно. Если что, то можно оповестить сразу всех. Но место собраний нужно искать. Интересно, а представители какой из партий передвигаются в фальшивой карете Катрин? Бофорцы или кондейцы?

– Господа, вы думаете, госпоже де Бово что‑то угрожает? – забеспокоился поэт.

– Еще не знаем. Кто‑то из этих двух партий приобрел такую же карету, как у баронессы и разъезжает в ней. Не удивительно, что сбившая сапожника карета не остановилась.

– Я же говорил! Не может быть, чтобы это была госпожа де Бово.

Сидящий напротив распахнутого окна Арман вдруг напрягся, глядя на площадь.

– Эге! Сейчас мы узнаем что‑то новенькое.

– Что ты там увидел?

– Вторая карета Катрин. Она нас сегодня просто преследует. Какое‑то неправдоподобное совпадение.

Жан повернул голову и тоже глянул в окно.

– Тот, который пониже ростом, – из здешних постояльцев. Второго я никогда не видел. Что‑то уж больно жарковато для меня тут становится. Пойду, пожалуй.

Поэт дрожащими руками сгреб со стола свои бумаги и заспешил наружу, чуть не столкнувшись в дверях с входящей парой.

Вошедшая пара ничем не выделялась среди обычных парижских обитателей дворянского происхождения. Шпага, кинжал, но никакой роскоши и вызова в одежде. Разве что улавливалась некоторая разница в положении. Тот, который пониже ростом, вошел вторым, придерживая дверь перед первым, шествовавшим с важным и властным видом. Затем низкорослый забежал вперед, показывая дорогу к лестнице наверх, и снова пропустил своего бородатого спутника вперед. Оба скрылись из вида, поднявшись по лестнице.

– Что скажете? – спросил я.

– Я их не знаю, – пожал плечами Пьер.

– А мне тот, что с бородой и важный довольно знаком, – порадовал нас Арман. – Правда, не лично, но в Лувре я его видел раза два‑три.

– И кто это?

– Герцог Генрих Лотарингский.

– Вот это фигура! – присвистнув от удивления, отреагировал Пьер. – Тогда в этой партии главную роль играет вовсе не герцог де Бофор. Что будем делать?

– Вряд ли Генрих Лотарингский здесь задержится. Тут он не живет, и жить не будет, а многочисленные встречи здесь невозможны. Я вижу, что кучер развернул карету в сторону правого берега. Пьер!

– Понял, – вставая из‑за стола, коротко ответил Пьер. – Пойду, займу позицию. Встретимся у Аманды.

Пьер вышел. Примерно через полчаса сверху спустилась и приехавшая в карете пара. Погрузилась в карету и отбыла. Мы же с Арманом влезли на своих лошадей и отправились домой.

По пути нагнали карету Катрин. Чтобы нагнать Луизу хотя бы верхом да вскачь, и мечтать нечего. Даже если бы она показалась в виду. А уж верхового, скачущего на рысях, ее черные красавцы, идущие не спеша, в четверть силы, обставят, как стоячего. Я чрезвычайно далек от любви к лошадям, но черная как смоль четверка скакунов Луизы даже у меня вызывает восхищение.

Аманда говорит, что отношения Луизы с королем испортились после того, как строптивая герцогиня отказалась продать свое подкованное сокровище для королевской конюшни. Луиза попала в опалу и ссылку из‑за какой‑то темной истории с участием Ришелье, о которой не любит вспоминать. Но не возникни лошадиный конфликт, Ришелье не удалось бы удалить Луизу от двора, несмотря ни на какие козни кардинала. Людовик XIII хотя и глуповат и бесхарактерен, но членов своей семьи обычно в обиду не дает. А Луиза далеко не последний человек в этой семье, но ей тесно и скучно в этом родстве.

Возвращением из ссылки Луиза тоже обязана своим небывалым коням. Королеве всё же удалось как‑то преодолеть озлобленность своей подруги Луизы к Людовику и герцогиню де Шеврез вернули из ссылки при очень интересном условии. Скрепя сердце, Луиза согласилась хотя бы предоставлять своих красавцев для случки с кобылами из королевской конюшни.

Вот такая лошадиная история.

Аманда, Луиза и Гийом уже прохлаждаются на башне. Добавились и мы трое. В ожидании Пьера рассказываем о событиях дня. Ждать пришлось долго.

– Куда же он пропал? – забеспокоилась Катрин. – Как бы городские ворота не заперли.

– Ворота – это пустяки. Переночевать можно и в городе, – высказала свое мнение Луиза. – Меня больше тревожит то, кого он взялся выслеживать. Генрих Лотарингский страшный человек. Даже в чужих владениях он ведет себя, как в собственных. Не дай Бог, Пьер попадется на глаза его клевретам[40].

– Пьер не то тот, кого можно взять голыми и даже не голыми руками, – попытался успокоить их Арман. – Если его припрут к стене, то он не постесняется и герцогу Лотарингскому глотку перерезать. Сами же его прекрасно знаете.

– Знать‑то знаем, а всё равно страшновато за него, – рассуждает, как обычно осторожная и как бы слегка боязливая Аманда. – Пока мы наблюдали со стороны, то нам ничего и не угрожало. А слежка означает, что мы уже влезли в эту историю и, если еще не по уши, то руками, как минимум, вляпались. А, зная вас всех, догадываюсь, что хода назад у нас уже не будет.

Почти стемнело, когда Пьера впустили в ворота. Все сразу повеселели. Гийом приказал подавать ужин.

– Мы беспокоимся, что всё перепреет на плите, а тебя всё нет и нет, – попенял Пьеру Гийом.

– Ничего, то, что я добыл, стоит вашего ожидания.

– Добыл, добыл, добыл! – оживились Катрин и Луиза. – Как мы любим это слово, когда ты его говоришь! Оно означает, что назревает интересный скандальчик. А что добыл‑то? Не томи! Что? Дать тебе отдышаться? Потом отдышишься! Жив и ладно.

– Нет, вы только посмотрите на этих индюшек! Никакого терпения.

– Мы всё терпение истратили, дожидаясь тебя.

– Ладно, перестаньте тарахтеть, садитесь за стол, – утихомирила всех хозяйка замка.

Пять минут прошли в молчании, жевании и глотании.

– Герцог Лотарингский обосновался в доме графа де Граммона. Причем подъезжает с заднего хода, – между глотками бросил нам Пьер первую порцию новостей.

Катрин даже рот раскрыла от удивления.

– Как это? А старик‑то тут причем? Он никогда не лез ни в какие интриги, а уж в заговоры и подавно.

– Не знаю. Герцог вышел из кареты вместе со своим провожатым и вошел в дом. Карета поехала дальше, но не далеко. Кучер пристроил ее на постоялом дворе через две улицы, вернулся пешком обратно и тоже скрылся в доме старого графа. Осторожничают, стало быть. И сами от кареты отстранились, и карета не привлекает внимания к дому.

– Интересно, а знают ли они о нападении на Катрин?

– как бы про себя поинтересовался Арман. – Катрин, ты всем в Лувре уже об этом раззвонила?

– А что?

– Старик Граммон часто бывает в Лувре и, если слышал твою историю, то мог передать ее заговорщикам. Даже неудавшееся покушение на лидера часто меняет запланированное течение событий.

– Граф де Граммон был в Лувре в тот день, когда напали на Катрин, но с тех пор во дворце не появлялся, – заметила Луиза. – Об истории с Катрин стало известно лишь на следующий день. Так что из первых рук граф знать об этом не может. Однако дело совсем в другом. Граф живет не в своем парижском доме, а в поместье недалеко от Парижа. Парижский дом занимает его вдовая дочь – маркиза Жермена ле Гран. Ей, наверное, лет тридцать. Жермена в ссоре с отцом и в Лувре не бывает. Так что, если у этих заговорщиков нет в Лувре регулярного поставщика дворцовых сплетен, то они могут и не подозревать о неудавшемся покушении на герцога Лотарингского. Если же герцог узнает о покушении на него, то ужасно разозлится и натравит своих клевретов на нападавших. Пока же в Париже не слышно ни о какой крупной стычке.

– За домом Граммонов ведется слежка не только нами, – со вздохом удовлетворения, отваливаясь от стола, подбросил нам очередную порцию известий Пьер.

На минуту все замолкли, ожидая продолжения.

– Ты что, злодей, извести нас задумал недоговорками? – возмутилась Катрин.

Пьер усмехнулся и продолжил:

– Два человека наблюдают за домом с той стороны, куда подъехала карета. Шпионы совсем неопытные, хотя в глаза и не бросаются. Держатся вдали от дома Граммонов и поэтому, наверное, их и не распознали.

– А как же ты их распознал?

– Когда возвращался за кучером от постоялого двора к дому Граммонов, то увидел тех же парней, но переместившихся на другое место. Заняты они были тем же самым – разглядывали упряжь своих лошадей. Тогда я объехал квартал и оказался перед парадным входом в дом Граммонов. Наискосок какой‑то крошечный кабачок, и я заглянул в него. Стол у единственного окна был занят двумя типами, старательно изучающими особняк напротив. Пришлось пристроиться за столом в глубине кабачка. К особняку подъехала карета. Из нее вышла дама со служанкой и скрылась в доме Граммонов. Через некоторое время из дома вышли двое мужчин и направились куда‑то. Один из сидящих у окна вскочил и вышел на улицу. Другой посидел еще с полчаса, ничего не дождался, расплатился с хозяином и тоже ушел.

– Получается, что лотарингцев довольно тщательно опекают. А кому это надо, кроме кондейцев? – проронил Арман. – У меня складывается впечатление, что здесь не просто соперничество за трон.

– Конечно, не только, – подала голос Луиза. – Здесь еще и застарелая, историческая вражда севера и юга. А также и личная неприязнь между синьорами севера и юга. Они уже многих друг у др