ГЛАВА 4: Амазонки в Париже 5 page

Однако прибыли на стрельбище, проехав мимо большой, мощеной площадки, по которой за забором гоняются несколько машин с надписью «Полиция».

– Место для тренировки навыков вождения полицейских, – пояснил Легран.

Крытый тир и открытый тир с высокой насыпью в стороне стрельбы. Можно стрелять по мишеням, а можно и по бутылкам и банкам. Можно из ружья или винтовки, а можно из револьвера или пистолета. Патронов – завались. Только плати. Хоть до стрельбы, хоть после. Решили, что лучше после, когда девочки досыта настреляются. Легран начал учить.

– Вот обычная армейская винтовка…

– Комиссар, попроще, пожалуйста. Девушки не знают, что такое ружье, винтовка, пистолет и всё такое прочее. Патрон, пуля для них тоже неведомая тайна. Но они очень хорошо понимают и запоминают сказанное и увиденное.

– Вы меня ставите в тупик, Серж. Как я буду объяснять то, что знает каждый ребенок?

– Ладно, давайте я попробую. Девочки, идите ко мне поближе. Вот из этой железной штуковины с деревяшкой сзади можно подстрелить кого угодно, как из лука. Штука называется ружьем, а стрелы вылетают вот из этой дырки спереди.

– Брось, стрелы из дырок не летают и тетивы нет, – возразила Ферида.

– Попробуй молча слушать и поймешь, что всё, что нужно, есть и вылетает. Так вот – видите эту другую маленькую штучку с заостренным кончиком? Она называется патрон. Кончик как раз и есть такая маленькая стрела. А воткнута стрела в стаканчик, внутри которого порошок, дающий много дыма и огня. Если порошок загорится, то дым и огонь, как по волшебству, очень быстро вытолкнут стрелу из стаканчика – и она полетит далеко‑далеко. Дальше, чем стрела из лука. Только для того, чтобы такая маленькая стрела без оперения летела прямо, ее нужно протолкнуть через трубку ружья. Это даст ей нужное направление. Вот она и вылетит из дырки. Ружье, кроме всего, еще и поджигает порошок в патроне. Посмотрите, как это делает комиссар.

– Вот так лекция, – подивился Легран. – Много чудного слышал в жизни, но такого еще никогда. Особенно про патрон, стрела из которого без ружья куда‑то далеко полетит. Давайте теперь я попробую что‑нибудь растолковать по вашему примеру. Вот я кладу патрон со стрелой в ружьё, и запираю его там, повернув вот эту ручку. Теперь патрон не выпадет и не потеряется. Если я нажму на этот крючок, то порошок в патроне загорится, ружье грохнет, как сильный гром, и стрела вылетит из ружья, как из лука. Только прежде, чем нажимать крючок, нужно ружье направить на цель.

– Мы поняли, – успокоила комиссара Охота. – В ружье запихиваешь патрон, который содержит волшебную силу, толкающую наконечник стрелы. Потом прицеливаешь ружье куда надо, нажимаешь крючок и идешь собирать подстреленную дичь. Только вот нам непонятно зачем при этом нужен гром?

Насчет необходимости грома ни я, ни комиссар ничего не смогли толком сказать.

– Гром? Ну, он, вообще‑то, не нужен для стрельбы. Просто он есть – и точка! Волшебная сила ведь иногда и грохочет. Видите, как комиссар держит ружьё у плеча? А теперь смотрите вон на ту бутылку.

Грохнуло. Девочки вздрогнули. Бутылка разлетелась вдребезги.

– Видели стрелу?

– Вот это да!

Охота схватила выброшенную гильзу и чуть не обожглась.

– Ой, горячая‑то какая, и наконечник стрелы пропал!

Дайте мне скорее попробовать!

Легран загнал новый патрон и передал винтовку Охоте. Она ухватила оружие точно как комиссар и, не целясь, дернула за курок. Бабахнуло. Никуда, конечно, не попала.

– Теперь я, теперь я, – запрыгала на месте Ферида и получила в руки винтовку.

Опять бабахнуло. Похоже, громыхание ружья показалось девочкам самым занятным из всей процедуры стрельбы. Я отошел немного в сторонку и присел на скамейку. Легран с видимым удовольствием начал растолковывать девочкам, как нужно заряжать одним патроном, обоймой и как нужно прицеливаться с помощью мушки. Потом Легран оставил Охоту и Фериду самих палить в белый свет и подсел ко мне.

– Стрелки из них, конечно, никакие, – поделился он наблюдениями. – Даже не пытаются прицеливаться.

– Они привыкли стрелять навскидку. Ведь на стрелах мушек для прицеливания нет. Да и времени на прицеливание у них обычно тоже нет. Вы удивитесь результату, если поставите им мишени для пристрелки четырьмя‑пятью патронами с сорока‑пятидесяти метров. А потом поставите чистые контрольные мишени.

– А что, давайте попробуем. Скажу, чтобы поставили мишени.

Я подошел к девочкам.

– Сейчас поставят круглые мишени. Похожие на те, которыми вы пользуетесь при тренировке. Пять выстрелов для пристрелки. Потом мишени заменят и десять выстрелов на поражение.

– Понятно. Это уже интереснее, чем по банкам.

Легран принес еще одну винтовку. После каждого пристрелочного выстрела девочки бежали к мишеням смотреть, где получилась дырка. На мушки всё так же не обращали никакого внимания.

– Мы готовы, – после четвертого выстрела заявила Ферида. – Поставьте мишени подальше.

Мишени сменили и отодвинули.

– Сейчас мы увидим какой‑то аттракцион, – предупредил я Леграна, узрев, как, зарядив винтовки, девочки взяли по второй обойме в зубы, словно заправские вояки.

Десять выстрелов за двадцать секунд! Первый раз, держа оружие в руках. Легран присвистнул от удивления, когда принесли мишени. У Охоты одна круглая дырка точно в центре. У Фериды тоже одна, но чуть‑чуть овальная.

– Всадили пуля в пулю! И вы скажете, что они держат винтовку первый раз в руках? Вы разыграли меня, Серж. Никогда не поверю, что это не спектакль.

– Напрасно. Так и есть – в первый раз. Просто они очень талантливые и хорошо тренированные.

Охота и Ферида, слушая нас, удовлетворенно улыбаются донельзя довольные произведенным впечатлением.

– Тогда ваши племянницы просто бесценное сокровище!

– Вот тут вы совершенно правы насчет сокровища и его бесценности. Могу вас также заверить, что и это довольно скромная оценка. Сам я их воспринимаю как неповторимое чудо. Эй, чудо несказанное! Давайте я вас поцелую в носики.

– Если всё так, то и с пистолетом они управятся в один момент. Уже и без советов по стрельбе.

Мы перебрались в крытый тир. Я опять занял позицию сидячего наблюдателя. Легран продемонстрировал девочкам, как работают пистолет, револьвер, и присоединился ко мне. За неполный час девочки пропуляли, наверное, с полтысячи патронов, если не больше. Пистолет амазонкам очень понравился. Поинтересовались: а нельзя ли купить? Легран сказал, что огнестрельное оружие иностранцам не продают.

– Комиссар, а как у вас со временем? Есть еще? – попытался я прощупать почву для другого дела.

– Найдем, если нужно. В комиссариате поживут немного и без меня. А в чём вопрос?

– Я обещал девочкам, что при случае они смогут попробовать управлять автомашиной. А сейчас и случай благоприятный. Машина есть, полицейский автодром рядом. Нужно только проникнуть на него.

– Почему бы и не проникнуть? Это легко устроить. Утренние занятия как раз кончаются, и там будет свободно.

Расплатились за патроны и подъехали к полицейскому автодрому.

– Этьен, – говорю я шоферу, – вот пятьсот франков за дополнительную работу, которую вы сделаете для нас. Нужно хотя бы немного научить девушек водить машину. На вот эту площадку комиссар вас проведет, а там уж всё сами. Мы с комиссаром будем ждать вас через час‑полтора вон в том кафе напротив ворот. Согласны?

– Еще бы! За пятьсот‑то франков!

Этьена с девочками и машиной пропустили на полицейскую площадку, а мы с Леграном перешли улицу и устроились за столиком летнего кафе. Заказали кофе и круассаны.

– Вы знаете, Серж, по сравнению с вами я старик и меня почему‑то не покидает ощущение, что драка в «Ритце» – это еще не конец ваших приключений в Париже. Боюсь, что вам еще придется встретиться с полицией по какому‑нибудь поводу. Необязательно со мной, и это удручает. Мне кажется, что с вашей троицей всё время должно что‑то случаться. Хотя вы сами этого не желаете и намеренно или даже случайно не провоцируете. Может быть, какой‑то злой рок? А ведь ваша маленькая компания мне как‑то необъяснимо симпатична. Ребяческая непосредственность ваших племянниц и ваша, Серж, ненаигранная терпимость к окружающим как‑то очень необычны для нашего времени.

– Благодарю, комиссар, также и за вашу к нам доброжелательность. Вы совершенно справедливо заметили, что с нами всё время что‑то случается. Меня это очень досадует, хотя, как мне кажется, и имеет объяснение совсем не в виде какого‑то неизбежного рока.

– И что же это за объяснение?

– Объяснение вон там на машине гоняет.

– Ваши племянницы?

– Ну, да. Вы же видите, что это за явление. А внешность? Я всё время влипаю с ними в какие‑нибудь истории. Причем в одни и те же. Кому‑то они вдруг понравились, и этот кто‑то сразу же воображает, что имеет какое‑то право господина на девочек. Может говорить им любые гадости или лапать их, как захочется. Почему так? На них что – лежит печать доступности и готовности на всё? Нет, конечно.

А дальше всё очень просто. Если бы девочки молча сносили бы такое отношение, то и историй никаких не было бы. Отошли в сторону – и нет истории. Так ведь не позволяют отойти – преследуют. Нужно защищаться. А как только защитился, то тут и возникает история с полицией. Слова «отстань» прилипчивые, агрессивные типы не понимают. А как только получат по морде за свои фокусы, то начинают вопить во всё горло о нападении и нанесении ущерба. Я уже как‑то к такому привык. Так что и возражать вашим ощущениям, комиссар, не буду. Вероятность очередного нежданного приключения всё время довольно велика. Но они могут за себя постоять. Причем не только в плане сексуальных посягательств, а и вообще любой угрозы, попытки нападения. А вот от юридического крючкотворства у них защиты нет. Так и живем. Они защищают нас от насилия, а я защищаю от всего остального.

– Понятно. А откуда любопытство к огнестрельному оружию? Это не криминал, конечно, но интересно. Если бы я чувствовал какое‑то опасное внимание, то не привел бы вас сюда.

– Интерес простой и однобокий. Знаешь, что за оружие, – то будешь и знать, как от него защититься. После ваших уроков по стрельбе они имеют представление о такой опасности и будут для нее почти неуязвимы. Сами пистолеты и ружья им совершенно не нужны. Разве что как сувениры.

– Значит и в самом деле до сегодняшнего дня они не имели представления об огнестрельном оружии?

– А вы всё еще сомневаетесь, комиссар? Напрасно. Девочки обманывать не умеют.

– Ну, у вас и компания! Я в первый раз как‑то сразу почувствовал себя в присутствии ваших красавиц спокойно и комфортно. Совсем не как на месте преступления и в присутствии подозреваемых. Хотя доверчивым меня не назовешь. Интуиция, однако. Смотрите, Серж, – они выезжают.

Охота и Ферида просто сияют от сознания своей первой победы над машиной.

– Ну, как?

– Здорово! Теперь мы и Антогору за пояс заткнем.

– Кто это – Антогора? – сразу спрашивает Легран.

– В нашей компании три девочки, но одна сейчас занята делами и не смогла приехать с нами.

– Такая же красавица?

– Нет, гораздо красивее, – смеются Охота с Феридой.

– Тогда хорошо, что ее нет с вами. Втроем вы бы от Парижа камня на камне не оставили бы.

– Ну, что вы такое говорите, комиссар…

– Можете звать меня просто Вивьен. Когда я не на службе.

– Очень хорошо, Вивьен. Приходите к нам вечером, посидеть за чашкой чая, – пригласила Ферида.

– Спасибо. Не знаю, получится ли.

Мы высадили Леграна у комиссариата и начали думать, что неплохо было бы где‑нибудь пообедать. Поколесили по окрестным улицам и обнаружили симпатичный кабачок «Клиши» на улице Сент‑Оноре. Народа немного, чисто, едва слышно играет музыка.

– А где Этьен‑то? Совсем про него забыли. Ферида, сходи за нашим возницей.

Ферида выскочила за дверь и вернулась с шофером.

– Извините, Этьен, совсем упустили из вида, что нас сегодня четверо, а не трое, как обычно. Где сядем?

– Вон там, у стеночки как раз столик на четверых, – приметила Охота.

Сели за столик. Заказали. Получили. Этьен заметно стесняется. Видно, ему непривычно такое отношение со стороны седоков «Мерседеса». Ничего, переживет. А то нам было бы как‑то неуютно, оставь мы его в машине голодным. Недурно, очень даже недурно кормят в этом заведении! Это хорошо, но куда бы нам пойти после обеда? Неплохо бы сводить девочек на Монмартр и самому бы тоже впервые полюбоваться им, хотя бы зрительно приобщиться к парижской богеме. С другой стороны, хотелось бы пройтись и по местам моего прошлого пребывания в Париже с Пьером и Арманом. Но это желательно сделать без суеты и вопрошающих обо всём спутниц. Очень уж это личное. Решено! Бросаю девочек на произвол судьбы. Взрослые уже. Пусть погуляют самостоятельно, а я пройдусь по старым местам.

– Этьен!

– Да, месье Серж?

– После обеда я вас покину. Вам не трудно показать моим племянницам интересности Парижа? Скажем, Монмартр и еще что‑нибудь.

– Нисколько не трудно. Но на Монмартр не везде на машине въедешь.

– А вам и не нужно въезжать. Договоритесь, где будете их ждать, и пусть погуляют сами.

– Ты хочешь оставить нас одних? – опасливо встрепенулась Ферида.

– А за тобой кто будет присматривать? – добавила Охота. – Случись, что с тобой в этом сумасшедшем городе – и как нам тогда быть? Мы с Феридой изведемся. Я уж не говорю про Антогору, которая нас всякими словами изобьет. А Александр? Антиопа же нас домой обратно не пустит. Так что даже не думай один ходить.

– Девочки, у меня здесь есть дело лично для меня. Спутников со мной быть не должно. И не забывайте, что я мог бы вас с собой и не брать. А вот за заботу огромное спасибо. Я очень ценю такое ваше отношение ко мне. Вы стали для меня совсем как семья, но погуляйте сами, посмотрите по сторонам, купите себе и Антогоре что‑то на память. Где наш отель, вы знаете. Там вечером и встретимся. Мороженого много не ешьте, с газетчиками не разговаривайте, с полицией не деритесь и на вопросы незнакомых людей не отвечайте.

Я расплатился за обед и скоренько выскочил на улицу, чтобы избежать каких‑либо расспросов. Куда сначала? Пожалуй, как раз с самого начала – с «Сосновой шишки» и начну. По улице Риволи потихоньку дошел до Лувра, свернув, вышел на набережную и по мосту О’Шанж перебрался на остров Сите. «Сосновой шишки», где мы встретили трясущегося от страха будущего Мольера, напротив Нотр‑Дам не оказалось. На месте таверны какое‑то муниципальное здание. Какая досада! Похоже, что будут и еще сюрпризы. Этот с таверной уже второй. До него, проходя мимо Лувра, не обнаружил на месте дворца кардинала Ришелье. Жаль. А как было бы приятно встретить старых знакомых! Хотя бы и неодушевленных.

Заглянул в собор и потолкался среди приезжих. Вышел на набережную острова и посидел в кафе, наблюдая за проходящими судами. Вроде бы даже и задремал чуть‑чуть. Улицы, где был убит нами отец Жозеф, нет и в помине. Как и множества других узких и извилистых улочек, по которым мы проходили с Арманом и Пьером, подготавливая заговор. Осталось заглянуть лишь на улицу Капуцинок. Судя по карте, она есть и притом совсем рядом с Вандомской площадью. Так что это по пути к отелю. А если свернуть чуть‑чуть в сторону, то по пути к отелю окажется и улица Монмартр. Через нее тогда и пойду. Может быть, и на «племянниц» там наткнусь. Хотя вряд ли. Дело уже идет к вечеру, и их там уже быть не должно.

Интересно, а вот эти уличные художники Монмартра сидят здесь до самой темноты? Но пока светло брожу среди них, разглядывая живописные поделки. Вот тебе и раз! Вот так встреча! Охота собственной персоной. Но не живьем, а ее портрет карандашом в полный рост на листе бумаги выставлен для обозрения бородатым парнишей, сидящим на складном стульчике рядом со своими, выставленными для продажи работами. Подхожу и, указывая на портрет, спрашиваю у бороды:

– Давно они тут проходили?

– Да уж часа три почти прошло, как они позировали Мадлен и Жюстену. Приметные особы. Я вот тайком от них даже набросок сделал, – признался борода, заинтересованно и завистливо окидывая взглядом мою джинсу. – Ваши знакомые?

– Родственницы.

– Ага, родственницы, – с глубоким сомнением в голосе поддакнул борода. – Мне бы таких родственниц! Когда они уходили, то у меня была мыслишка присоединиться к ним. Но вот именно эта ваша родственница окинула меня таким взглядом, что стало ясно – мне там ничего не отломится.

– Да, они такие. И куда пошли?

– Мадлен и Жюстен пригласили их к себе на чашку кофе. Понятно, с какой радости. Такие щедрые клиенты чрезвычайно редки. Заплатили по двести франков каждая за свои пятиминутные портреты карандашом. Правда, и Мадлен с Жюстеном – лучшие из портретистов на Монмартре. Мечтают поступить в Академию, но денег на учебу никак собрать не могут. Но всё равно вместо десяти франков двести за каждую картинку…

– А где живут ваши коллеги по кисти? Здесь рядом?

– На улице Башомон, но в каком доме – не знаю. Еще ни разу у них там не был. Мадлен с Жюстеном только недавно съехались вместе.

– А вы ведь тоже неплохо рисуете. Пока еще не совсем стемнело, вполне можете нарисовать и мой портрет за сто франков. Это, конечно, не двести, но всё же и не десять. А плюс еще и вот этот портрет, сделанный вами тайно от натуры, который я тоже заберу за сто, то и будет вам тоже двести франков.

Борода споро принялся за свое дело и десять минут спустя я уходил с Монмартра с двумя свернутыми в рулон портретами подмышкой. Еще даже не зажгли и уличные фонари. Стало быть, не так уж и поздно. Пройдусь пешком до улицы Капуцинок. Прошелся и дошел, когда небо уже совсем потемнело и фонари зажглись. Улица есть, но ни монастыря, ни дома нашей засады на кардинала нет. Была бредовая мыслишка завтра поездить по окраинам и посмотреть, нет ли где следов от графского замка Аманды. Теперь эта мыслишка ушла. Зачем попусту расстраивать себя. Но всё равно сожаление свербит где‑то в глубине души. Пожалуй, и в самом деле, пора снять напряжение в замке Аманды, в приятной компании титулованных друзей из Парижа семнадцатого века.

* * *

Наш «Мерседес» без шофера стоит у отеля. Стало быть, девочки уже вернулись. О господи – совсем забыл о существовании газетчиков! Влетаю в вестибюль – работники пера мигом подруливают ко мне.

– Месье Андроник, а где ваши племянницы? Каковы ваши планы в Париже? Будет ли мадмуазель Охота подавать в суд на оскорбителя?

Вот так вопрос! Где мои племянницы? Их что – в отеле нет? Где же они тогда, на ночь глядя? Уже сильно жалею, что оставил их одних. Не отвечая на вопросы журналистов, в растерянности оглядываюсь вокруг и вижу, что из дальнего угла ко мне спешит Этьен. Хватаю его за рукав и, взяв у портье ключи от номера, не отвечая на вопросы газетчиков, проскакиваем вместе с водителем в лифт. Краем глаза замечаю, что ключи от номера девочек с доски за спиной портье не взяты.

– Где они, Этьен? – спрашиваю, войдя в номер.

– Не знаю. Договорились, что я буду ждать ваших племянниц в начале Монмартра. Они сказали, что, если через час не вернутся, то, значит, чтобы не идти далеко назад к машине пошли в отель пешком. Я прождал часа полтора и приехал сюда. При мне они не приходили.

– Ваш рабочий день давно закончился, Этьен, но я попросил бы вас задержаться. Уже десять вечера, и меня очень беспокоит отсутствие девушек. Не пришлось бы идти их искать.

– Конечно, месье Серж. Я задержусь, насколько потребуется.

Молча сидим. То есть сидит‑то Этьен, а я бесцельно брожу по номеру туда‑сюда. В половине двенадцатого снимаю телефонную трубку и прошу телефонистку соединить меня с комиссариатом первого округа. Леграна, конечно же, там нет. Пытаюсь узнать его домашний номер и после долгого препирательства с дежурным всё же получаю его.

– Комиссар, добрый вечер. Извините, что нарушаю ваш покой. Серж Андроник. Мои девочки пропали. Что, что? Не знаю. Сейчас буду.

Оборачиваюсь к шоферу:

– Этьен, едем в полицию! Комиссар сейчас подойдет.

Легран еще не пришел, и мы с Этьеном сидим на скамье в коридоре полицейского участка напротив барьера дежурного. Из недр здания, откуда‑то из‑за поворота коридора доносится развеселое пение хора женских голосов. Дежурный на это никак не реагирует, спокойно читая вечернюю газету и изредка бросая на нас поверх листа внимательный взгляд. Хлопает входная дверь, и появляется Легран.

– Что это за концерт, Леон? – коротко глянув на нас, спрашивает у дежурного комиссар, прислушиваясь к пению. – И почему костоломы из банды Сабо слоняются около участка?

– Инспектор Лурье проводил облаву. Притащил десятка полтора девиц с улицы Волне. Сидят в большом обезьяннике. Сегодня почему‑то не ругаются, а поют. Вон их барахло, – и дежурный кивнул на стол в углу позади него, где свалены кучей дамские сумочки и еще какие‑то вещи. – А ребята Сабо, наверное, ожидают, когда их девиц выпустят.

– Странно. С чего бы это вдруг у них внезапно проснулась именно сегодня такая трогательная забота о подопечных проститутках? Знают же, что утром их всё равно выпустят. Еще кто‑нибудь за нами есть?

– Только Малышка Жюль. Опять попался, когда вылезал из форточки. Сидит отдельно.

– Ну, этот к ним отношения не имеет, – и, обращаясь уже к нам: – Пройдемте в мой кабинет, господа.

Когда мы шли по коридору, из двери дежурного инспектора выглянуло заспанное лицо, кивнуло Леграну и поинтересовалось:

– Что это вы, Вивьен? Я нужен?

– Нет, мы по своим делам, Пьер. Отдыхайте.

Лицо кивнуло и скрылось во тьме за дверью. Войдя в свой кабинет, комиссар зажег свет и со вздохом опустился в кресло за столом.

– Когда и где они пропали?

– У меня были свои дела, и я отпустил их погулять самостоятельно. Водитель довез их до Монмартра и ждал их в начале улицы часа полтора. Они не вернулись. Их видели где‑то около шести или семи вечера, когда они пошли к тамошним художникам Мадлен и Жюстену в гости на улицу Башомон. В каком это доме неизвестно. И отель они тоже до сих пор не вернулись.

– Может быть, всё‑таки задержались в гостях?

– Определенно нет. Они понимают, что я буду беспокоиться.

– Понятно. При них было что‑нибудь ценное или, вообще, из вещей?

– Должны бы быть два собственных карандашных портрета на бумаге. Да денег тысяч по двадцать франков.

– Ого! – присвистнул Легран. – По двадцать тысяч у каждой! Да за двадцатую часть такой суммы в Париже иногда убивают, не задумываясь.

– Разве что. Отобрать‑то их у девочек невозможно пока они живы.

– О, Господи, что вы такое говорите, Серж! К чему такие страсти!

– Да нет, во‑первых, они не станут никому показывать, что у них в карманах. Поэтому вряд ли бы сами вызвали ограбление. Во‑вторых, они не позволили бы себя убить и тем более сразу обеих. В‑третьих, в Париже вряд ли есть препятствия, которые помешали бы им вовремя вернуться домой. Только если они сами себя задержат. Такое могло бы случиться, но я не представляю, в какой ситуации это бы произошло.

– Понятно. То есть вы полагаете, что пропажа не бытовая, и не криминальная. А что остается? Таинственная история. Несчастный случай? В больницы звонили?

– Как‑то даже не подумал. Девушки очень осторожны и предусмотрительны. О таком побеспокоился бы в последнюю очередь. Да и сразу обе…

– Вот задачка‑то. Монмартр – это одиннадцатый округ. Сейчас попытаемся что‑нибудь узнать.

Легран поднял телефонную трубку, задумался на несколько секунд и положил обратно.

– Нет, по телефону у дежурного мы вряд ли что‑нибудь путное узнаем. Лучше съездить туда самим. Вернее будет.

Выходим из участка, и Этьен заводит мотор. Неподалеку от дверей стоит троица здоровых парней интернационально блатной внешности. Поглядев на их рожи, никогда не заподозришь обладателей таких физиономий в доброте, мягкосердечии и отсутствии хотя бы ножа в кармане.

– Наше почтение, комиссар, – крикнул нам вслед один из них, – не подумайте чего. Мы своих девочек ждем.

– Это Фернан Закладчик из банды Сабо. Головорез еще тот, – сообщил мне Легран, когда мы уже порядочно отъехали от полицейского участка.

– Закладчик?

– Да, странноватая казалось бы кличка. Любит биться об заклад по любому поводу. Вот и Закладчик. В главных подручных у крупного местного гангстера Жюльена Сабо.

Монмартр даже среди ночи довольно оживленное место. Прохожие совершенно без страха снуют туда‑сюда. Правда, всё больше молодежь оживленными компаниями. Останавливаемся у одиннадцатого участка и заходим внутрь.

– Здравствуйте, комиссар. На редкость спокойная ночь, – сообщает нам дежурный сержант, оторвавшись от иллюстрированного журнала и отвечая на вопросы Леграна. – Вызовов пока никаких нет. Думаю, инспектор Мишлен, пожалуй, и задремал. Пойдете к нему?

– Мишлен? А почему он здесь? Он же в третьем округе.

– Перевелся уже, наверное, как месяца два.

– Тогда мы пройдем к нему.

– Третья дверь слева, – направил нас дежурный и снова уткнулся в какие‑то комиксы.

– Мишлен довольно толковый малый. Проходил у меня стажировку, – сообщил Легран, без стука открывая дверь с табличкой «Дежурный инспектор».

Инспектор не спит, а, закрыв глаза и шевеля губами, штудирует какой‑то учебник, лежащий перед ним.

– Доброй ночи, Жан. Никак к экзамену на комиссара готовишься? – поприветствовал коллегу Легран.

– Рад вас видеть, комиссар. Готовлюсь, будь он трижды неладен. Что за дурацкие у нас инструкции! Не на понимание, а на заучивание. Что вас в такое время привело к нам?

– Познакомься, Жан, – это Серж Андроник из Рима и его шофер. У Сержа где‑то у вас прошедшим вечером пропали племянницы. Вот и ищем.

Легран изложил суть проблемы.

– Мадлен и Жюстен, – задумчиво повторил Мишлен. – Может быть, и видел таких, но я ведь здесь недавно и мало знаком со здешней публикой, не нарушающей порядка. А никаких серьезных жалоб с прошедшего вечера к нам не поступало. Вот если позвонить комиссару Пернье, то он что‑нибудь посоветует. Только поздно уж слишком.

– Ничего, он вроде бы, если мне память не изменяет, живет один. Не убьет нас. Набирайте номер, а трубку, Жан, передайте мне.

Мишлен набрал номер.

– Не отвечает. Нет, взял. Комиссар? Это Жан Мишлен. У меня комиссар Легран. Он хочет с вами поговорить. Нет, срочно. Передаю.

Легран прижал трубку с уху:

– Здравствуй, старина, извини, что разбудил в такое время. Сам понимаешь, я не стал бы беспокоить тебя по пустякам. Скажи, пожалуйста, не знаешь ли ты таких портретистов с Монмартра, как Мадлен и Жюстен? Они недавно съехались вместе на улицу Башомон. Знаешь, но куда переехали тебе неизвестно? Как‑как? Мамаша Барси с улицы Башомон, одиннадцать? Спасибо, ты меня очень выручил. Спокойной ночи, старина, – и, положив трубку, объяснил нам: – Мамаша Барси может быть в курсе. Она промышляет на Монмартре как посредник при сдаче жилья внаем.

Мамаша Барси оказалась дородной и словоохотливой матроной. Причем дамой насколько информированной, настолько и любопытной. Даже слегка не посетовала на вторжение среди ночи. Но, наверное, извелась от неизвестности: зачем это полиции среди ночи потребовались милейшие молодые люди Мадлен и Жюстен? Да, конечно, она их знает. Они теперь живут в соседнем доме. Квартира тридцать пять.

– Нет, комиссар, не знаю, зачем вы их ищете, но уверена, что они ничего не могли натворить. Что случилось? Уж я‑то должна знать! Как зачем? Ничего не натворили? А чего не натворили? Как так? Ужас! Какой вы скрытный, комиссар…

Разбудить Мадлен и Жюстена оказалось нелегкой задачей. Однако Мадлен минут через пять нашего стука всё же высунула нос в приоткрытую ею дверь. Поднялся с проклятиями и Жюстен. Потом оба поуспокоились, и мы все устроились за столом в довольно просторной кухне. На плите заурчал кофейник.

– Да, Охота и Ферида были вчера нашими гостями, – сказала Мадлен. – Как было их не пригласить! Такие интересные и внимательные особы! Они мне сразу понравились. Поговорили о Париже, Лувре, где они вчера были, и Академии художеств, в которую мы с Жюстеном мечтаем поступить.

– Чудесные девушки. И просто необычайно добрые, – поддержал подругу Жюстен. – Ушли они от нас, наверное, часов в девять. Сказали, что им пора вернуться в отель. Спросили, в каком направлении Вандомская площадь. Вот и всё, что мы знаем. Если они, как мы им объяснили, пошли по улице Пти Шам, то пропасть никак не могли. Она людная и прямиком ведет к Вандомской площади.

Опять мы в тупике.

– Жюстен прав, – сказал Легран, когда мы вышли от художников, – на Пти Шам в девять вечера трудно пропасть бесследно. Слишком оживленно. Но между одиннадцатым округом, где Монмартр, и первым, где «Ритц», лежат еще два округа, через которые проходит Пти Шам. Нужно ждать утра, когда вчерашние полицейские придут в свои участки на работу. Сейчас там некого опрашивать. Можем еще проехать в Управление полиции на набережной Орфевр. О серьезных происшествиях окружные полицейские участки обязаны докладывать в Управление в течение двух часов круглые сутки. Можем посмотреть сводки.

– Тогда поехали, – оживился я.

Увы, и на набережной Орфевр мы не обнаружили ничего полезного для себя. Молча вернулись туда, откуда выехали на Монмартр. Отпустили Этьена. Бандитская троица всё так же околачивается здесь. Тротуар вокруг них забросан окурками сигарет. Чувствуется, что они в большой досаде от такого времяпрепровождения. Молча и зло покосились на нас с Леграном, когда мы прошли мимо.