Глава 24. «Начало длительного сползания в пропасть»

«Начало длительного сползания в пропасть»

Президент принялся за поиски «великого человека» на должность нового директора Центральной разведки – «такого, который сможет не ударить в грязь лицом, когда понадобится спасти свою страну».

Заместитель директора Центральной разведки Маршалл Картер предостерегал против выбора постороннего человека. Он заявил, что было бы «серьезной ошибкой» выбрать какого‑нибудь военного подхалима и «настоящей катастрофой» – поставить на этот пост близкого друга из числа политиков; если бы Белый дом посчитал, что у ЦРУ нет достойного кандидата в его собственных рядах, «нужно закрыть это заведение и отдать его индейцам». Почти единодушным выбором среди членов президентской команды национальной безопасности, в которую входили Маккоун, Макнамара, Раск и Банди, стал Ричард Хелмс.

Но Джонсон не посчитался с их мнением. В полдень 6 апреля 1965 года он позвонил пятидесятидевятилетнему адмиралу в отставке Реду Рейборну, уроженцу Декейтера, штат Техас. У Рейборна имелся свой надежный политический мандат: он завоевал расположение Линдона Джонсона, появившись в телерекламе во время избирательной кампании 1964 года, назвав кандидата от республиканцев, сенатора Барри Голдуотера из Аризоны, слишком глупым, чтобы быть президентом. Его претензии на популярность были связаны с разработками ядерной ракеты «Полярис» для подводных лодок, и эти усилия позволили ему заручиться немалой поддержкой в конгрессе. Он был превосходным кандидатом с отличным послужным списком в авиакосмической отрасли, к тому же он владел великолепным ранчо в Палм‑Спрингс с отличным полем для гольфа.

Ред Рейборн встал по стойке «смирно», услышав голос главнокомандующего. «Теперь вы нужны мне, – сказал Линдон Джонсон, – вы мне чертовски срочно понадобились». Лишь в середине беседы Рейборн наконец понял, что Линдону Джонсону хотелось поставить его во главе ЦРУ. Президент пообещал, что самую трудную и ответственную работу возьмет на себя Ричард Хелмс, как заместитель нового директора. «Вы даже сможете вздремнуть каждый день после обеда, – подбадривал его президент. – Мы не будем слишком переутомлять вас». Взывая к патриотизму Рейборна, Джонсон добавил: «Я знаю, что делает старый и опытный солдат, когда слышит звон колокольчика».

Адмирал прибыл к новому месту службы 28 апреля 1965 года. Церемонию его приведения к присяге в Белом доме президент превратил в настоящее шоу, сказав, что он наконец отыскал единственного достойного человека, который сможет справиться с этой работой. По щекам Рейборна покатились слезы благодарности. Едва ли он мог предположить, что это был его последний счастливый момент на посту директора Центральной разведки…

В тот же день резко накалилась обстановка в Доминиканской Республике. После убийства диктатора Рафаэля Трухильо в 1961 году Соединенные Штаты пытались, но оказались не в состоянии сделать эту страну главной «достопримечательностью» Карибского бассейна. Теперь на улицах столицы сражались вооруженные мятежники. Джонсон решил направить туда четыреста американских морских пехотинцев, отряд ФБР и подкрепление для местной резидентуры ЦРУ. Это была первая крупномасштабная высадка американских войск в Латинской Америке с 1928 года и первая вооруженная авантюра в Карибском море после провала операции в заливе Кочинос.

Во время совещания в Белом доме, состоявшемся той ночью, Рейборн доложил – не имея под руками улик и без надлежащей оценки сложившейся ситуации, – что мятежниками заправляет Куба.

«– По моему мнению, это реальная война, развязанная г‑ном Кастро, – сказал наутро Рейборн во время телефонного разговора с президентом. – Нет никаких сомнений, что это начало экспансии Кастро.

Президент спросил:

– Сколько там кубинских террористов?

Рейборн ответил:

– Нам удалось идентифицировать 8 человек. Список я направил в Белый дом около 6 часов утра – он должен находиться в оперативном штабе – там описано, кто они такие, что делают и как подготовлены». Перечень восьми «террористов Кастро» появился и в меморандуме ЦРУ, в котором, правда, говорилось, что «нет никаких свидетельств того, что в текущие волнения непосредственно вовлечен режим Кастро.

Президент повесил трубку и решил послать в Доминиканскую Республику… еще тысячу морских пехотинцев.

Поступило ли от ЦРУ какое‑нибудь предупреждение об этом кризисе? Утром президент спросил об этом у советника по национальной безопасности. «Ничего такого не было», – ответил Банди.

«Наше ЦРУ утверждает, что операция под полным контролем… Кастро, – сообщил президент своему личному адвокату Эйбу Фортасу, когда 30 апреля 2500 десантников приземлились в Доминиканской Республике. – Они говорят, что так и есть! Так сообщают их секретные агенты!.. Теперь нет сомнения, что здесь замешан Кастро… Значит, они перемещаются и в другие места нашего полушария. Это может быть частью глобального коммунистического заговора, связанного с Вьетнамом… Любые неприятности и политические катастрофы, которые могут на нас свалиться, окажутся на руку Фиделю». Президент приготовился направить в Санто‑Доминго еще 6500 американских солдат.

Но Макнамара не доверял тому, что Рейборн сообщил президенту. «Вы думаете, что ЦРУ не сможет документально подтвердить это?» – спросил Линдон Джонсон у министра обороны. «Вот именно, г‑н президент», – ответил Макнамара. «Никто пока толком не знает, что затевает Кастро. Вам придется нелегко, если вы попытаетесь доказать, что Кастро совершил нечто большее, чем просто подготовил этих людей, а ведь сами мы натренировали такого сброда во много раз больше».

Это несколько охладило пыл президента. «Хорошо, значит, вы полагаете, что вам, мне и Рейборну нужно встретиться и поговорить? – спросил он. – ЦРУ доложило, что в мятеже участвуют два лидера от Кастро. Немного позже сообщили, что их восемь, а потом – что пятьдесят восемь…» – «Не верю я в эти сказки», – категорически заявил Макнамара.

Президент тем не менее в обращении к американскому народу заявил, что не позволит «коммунистическим заговорщикам» в Доминиканской Республике установить «еще одно коммунистическое правительство в Западном полушарии».

Доклад Рейборна по поводу кризиса в Доминиканской Республике произвел на Линдона Джонсона тот же эффект, что и несвоевременный запуск самолета‑шпиона U‑2 в СССР – для Эйзенхауэра и провал в заливе Кочинос – для Джона Кеннеди. Это привело к первым утверждениям в американской прессе о том, что у Линдона Джонсона наступил «кризис доверия». Эта фраза впервые прозвучала 23 мая 1965 года. Она больно ужалила и стала «верной спутницей» Джонсона.

Больше президент не пользовался советами своего нового директора Центральной разведки.

При шатком правлении Рейборна моральный дух в штабе ЦРУ сильно упал. «Это было довольно трагично, – говорил Рэй Клайн, заместитель директора по разведке, – и фактически начало длительного падения». Горькая ирония заключалась в том, что Даллес управлял счастливым и беззаботным кораблем, Маккоун – кораблем со строгими порядками, а Рейборн – кораблем, терпящим бедствие. «Бедный старина Рейборн, – сказал Ред Уайт, один из его заместителей. – Он приезжал каждое утро в 6:30 и завтракал в напряжении, думая, что ему вот‑вот позвонит президент». Но Джонсон так и не позвонил. Было очевидно, что Рейборн «совершенно не годится для того, чтобы руководить ЦРУ», – сказал Уайт. Несчастный адмирал «абсолютно не владеет ситуацией. Если вы заговорите о каких‑то зарубежных странах, то он не поймет, имеете ли вы в виду государство в Африке или в Южной Америке». По мнению сенатора Ричарда Рассела, новый директор выставил себя в неприглядном свете, дав свидетельские показания перед конгрессом. Он предупреждал президента Джонсона: «У Рейборна есть один недостаток, который ему дорого обойдется. Он никогда не признает своей неправоты или невежества… Если вы когда‑нибудь решите избавиться от него, то просто назначьте на его место Хелмса. У него больше здравого смысла, чем у любого другого кандидата».

Именно Ричард Хелмс управлял ЦРУ, в то время как Рейборн лишь топтался на месте и занимался никому не нужной возней. В тот год было намечено завершить три крупные секретные операции. Каждую из них начинал еще президент Эйзенхауэр, затем продолжал президент Кеннеди, а теперь они играли ключевую роль в стремлении Линдона Джонсона любыми способами выиграть войну в Юго‑Восточной Азии. В Лаосе ЦРУ стремилось перекрыть Тропу Хо Ши Мина. В Таиланде оно намеревалось фальсифицировать выборы. В Индонезии ЦРУ оказывало секретную поддержку лидерам, которые уничтожали расплодившихся там коммунистов. Все три страны являлись важными инструментами для президентов США, которые приказывали ЦРУ держать там руку на пульсе и не выпускать ситуацию из‑под контроля, опасаясь, что если одно из звеньев индокитайской цепочки выпадет, то Вьетнам почти наверняка будет поглощен коммунистами.

2 июля Линдон Джонсон позвонил Эйзенхауэру, спросив у него, нужно ли наращивать американское военное присутствие и начинать полномасштабную войну.

На тот момент список погибших американских солдат насчитывал 446 человек. К власти в Сайгоне с момента убийства президента Дьема пришла уже девятая по счету хунта во главе с Нгуен Као Ки – бывшим пилотом, который перебрасывал военизированные группы агентов по заданиям ЦРУ, и Нгуен Ван Тхиеу, – генералом, который впоследствии стал президентом страны. Kи был злобным и жестоким, а Тхиеу погряз в коррупции. Вместе они олицетворяли образ «демократии» Южного Вьетнама.

«Как вы считаете, мы сможем разбить вьетконговцев?» – спросил президент.

Победа целиком и полностью зависит от качественной разведки, ответил Эйзенхауэр, а «это, пожалуй, самое трудное».

«Священная война»

Операции в Лаосе начинались как война разведок. В соответствии с соглашениями, подписанными сверхдержавами и их союзниками, предполагалось, что все иностранные войска должны покинуть эту страну. Недавно прибывший американский посол Уильям Салливан лично помог в достижении этих договоренностей. Но Ханой держал на севере тысячи солдат, поддерживая коммунистические силы Патет Лао, а у ЦРУ на территории Лаоса имелись собственные шпионы и солдаты. Резидентам и подчиненным им офицерам был отдан приказ вести войну тайно, не выплескивая наружу дипломатических ухищрений и фактов боевых действий.

Летом 1965 года, когда Линдон Джонсон направил во Вьетнам уже десятки тысяч американских солдат, войной в Лаосе «управляли» от силы тридцать офицеров ЦРУ. Получая перебрасываемое воздушным путем военное оборудование и снаряжение, они вооружали соплеменников народности хмонг, которые выслеживали партизан, совершали инспекторские поездки на участки Тропы Хо Ши Мина и наблюдали за подготовкой тайских коммандос, которой руководил Билл Лэйр.

Лэйр управлял военными действиями в Лаосе с секретного аэродрома на базе Удорн, построенном при участии ЦРУ и Пентагона. Аэродром располагался в Таиланде, на противоположном берегу Меконга. Лэйру было сорок лет, и он работал на ЦРУ в Юго‑Восточной Азии уже в течение четырнадцати лет. Предки его жили в Техасе со времени памятной осады Аламо, но сам он был женат на тайской женщине, питался липким рисом со жгучим перцем и пил «огненную воду» хмонгов. Когда дела в Лаосе пошли наперекосяк, все важные документы он запер у себя в сейфе. Когда в бою погибал кто‑нибудь из коллег‑офицеров, Лэйр никаких сведений никому не сообщал. Война, как предполагалось, велась «настолько незаметно, насколько это было возможно, – говорил Лэйр. – Идея состояла в том, чтобы держать все в тайне, потому что на тот момент, когда мы пришли туда, мы, по большому счету, понятия не имели, что США собирались здесь делать… А как только начали придерживаться тактики секретности, то отвыкать было уже довольно трудно».

Отважнее всех в Лаосе сражался Энтони Пошепни, известный всем как Тони По. В 1965 году ему, так же как и Лэйру, было сорок лет. Еще юнгой получив ранение в боях за Иводзиму, а впоследствии став ветераном военизированных миссий ЦРУ в корейской войне, он был в числе пяти офицеров ЦРУ, которые в 1958 году бежали с острова Суматра на подводной лодке, когда в Индонезии провалилась попытка государственного переворота. По жил на базе ЦРУ в долине Лонг‑Тьенг в центральной части Лаоса, в 100 милях к северу от столицы страны. Редко расстававшийся с бутылкой виски или рисовой водки хмонгов, Тони По был действующим полевым командиром тайной войны, вместе со своими солдатами из числа тайцев или хмонгов он продирался по горным тропам и долинам. По почти полностью перенял местные привычки и обычаи и, по утверждению многих, немного тронулся.

«Он мог творить совершенно непонятные вещи, – говорил Лэйр. – Я знал, что, если вы отправите Тони домой, он не протянет там и пяти минут. Без агентства он себя не представлял. Внутри нашего ведомства было немало парней, которые восхищались им, но это потому, что они никогда не сталкивались с ним лично, хотя он был способен и на кое‑что хорошее… А крупные воротилы в агентстве… те‑то уж точно знали, что с ним происходит, но держали язык за зубами».

Своим пехотинцам По приказывал отрезать уши у тех, кого они убили, в качестве доказательства своих побед в боях. Он складывал их в зеленый целлофановый пакет, а летом 1965 года принес в резидентуру ЦРУ во Вьентьяне и вывалил на стол заместителя начальника. Несчастным получателем бесценного груза оказался Джим Лилли. Если целью Тони По было встряхнуть и шокировать очередного выходца из Лиги плюща, то ему удалось это с блеском.

Лилли вступил в ряды ЦРУ, едва закончив Йельский университет в 1951 году. Он вошел в состав Дальневосточного отделения и во время корейской войны занимался переброской агентов в Китай и вступал в сомнительные сделки с китайскими националистами. Затем он продолжил службу в Пекине, сначала в качестве резидента ЦРУ, а затем – американского посла в Китайской Народной Республике.

В мае 1965 года Лилли приехал в Лаос в качестве заместителя шефа местной резидентуры и, когда его босс, как говорится, сошел на нет, занял его место. Он сосредоточился на организации политической войны в столице. Деньги ЦРУ втекали сюда «как часть наших общих усилий по формированию нации», сказал он в интервью, и «мы закачали довольно большую сумму в адрес политических деятелей, которые должны были прислушиваться к нашим советам». Результаты очередных выборов в Национальное собрание Лаоса полностью оправдались: пятьдесят четыре из пятидесяти семи мест заняли кандидаты, выбранные по указке ЦРУ. Но Вьентьян все равно оказался крепким орешком.

«Мы стали свидетелями гибели наших молодых парней в вертолетных авариях, – вспоминал Лилли. – У нас случались государственные перевороты, наводнения и масса других неприятностей, с которыми приходилось иметь дело. Мы видели, как некоторые из наших соотечественников ломались, не в силах это выдержать».

Типичные пороки энергичных американцев, дислоцированных в тропических зонах боевых действий, – секс, алкоголь, безрассудство, – проявились и во Вьентьяне, чаще всего они выплескивались наружу в ночном клубе под названием «Белая роза». Лилли вспомнил, что как‑то раз «один из офицеров сообщил членам делегации конгресса о секретной войне внутри страны. В тот же вечер делегацию привезли в «Белую розу» для «разоблачения» бурной ночной жизни американских военных во Вьентьяне. Члены делегации воочию увидели, как крупный американец, совершенно голый, валялся на полу в баре и вопил: «Хочу сейчас!» Хозяйка задрала юбку и уселась к нему прямо на голову. Оказалось, что на полу лежал тот самый офицер, который проинформировал делегацию о ситуации в стране».

Резидентура ЦРУ стремилась выявить коммунистические цели в Лаосе, засечь и распознать все дорожки и тропинки, которые переплетались вместе и сливались в Тропу Хо Ши Мина, и вести активную охоту за противником. «Мы пытались сформировать племенные группы, – сказал Лилли. – Они сообщали нам об очень высокой статистике потерь со стороны северовьетнамцев, которая, мне кажется, была частично завышена». Они также намечали будущие цели для американских бомбардировщиков. Четырежды в 1965 году американцы разрушали гражданские объекты в Лаосе. Один раз они разбомбили дружественную деревню, которую за день до этого благословил своим визитом посол Салливан. О бомбардировке распорядился Билл Лэйр, пытавшийся спасти пилота ЦРУ, который приземлился с парашютом в тылу противника и был захвачен в плен солдатами Патет Лао. Бомбы же упали в 20 милях от намеченной цели; пилот, Эрни Брейс, провел восемь лет в качестве военнопленного в тюрьме «Ханой Хилтон»[25].

В июне 1965 года один из лучших офицеров Ванг Пао был убит наземным огнем, когда оказался у открытой дверцы вертолета, пытаясь визуально во время полета отыскать сбитого американского пилота на территории Северного Вьетнама, в 40 милях от южной границы. В августе вертолет компании «Эр Америка» упал в Меконг за пределами Вьентьяна; в результате этой катастрофы погибли Льюис Оджибуэй, шеф базы ЦРУ в Северо‑Западном Лаосе, а также полковник лаосской армии, который работал вместе с ним. В память об Оджибуэе на мраморной площадке в штабе ЦРУ поместили медную звезду. В октябре в джунглях у кампучийской границы разбился еще один вертолет; погибли Майк Дьюел и Майк Мейлони, двое молодых сыновей видного офицера ЦРУ. Были высечены еще две мемориальных звезды.

Война ЦРУ в Лаосе начиналась скромно, с «большого воодушевления, с ощущения того, что нам наконец удалось найти людей, которые будут бороться с коммунистами и время от времени даже побеждать их в партизанской войне, – сказал Лилли. – Это была священная война. Хорошая война».

Затем небольшой аванпост ЦРУ в Лонг‑Тьенге начал расти вширь: появились новые дороги, склады, казармы, грузовики, джипы, бульдозеры; большая взлетно‑посадочная полоса, увеличилось количество полетов, усилилась огневая мощь и поддержка наземных сил с воздуха. Хмонги прекратили заниматься сельским хозяйством, ведь рис стал в буквальном смысле слова падать с неба – в виде грузов, сбрасываемых самолетами ЦРУ. «Мы увеличили численность персонала, удвоив или даже утроив его», – сказал Лилли. Вновь прибывающие офицеры ЦРУ «и в самом деле рассматривали Лаос как проблему, которая успешно решается путем создания полувоенных формирований. У них не было глубокого понимания общей обстановки… Все стало немного напоминать то, что произошло во Вьетнаме. И именно в этот момент ситуация начала постепенно выходить из‑под контроля».

В октябре 1965 года в Лаос прибыл Билл Колби, который вылетел с инспекционной миссией в Лонг‑Тьенг. Война во Вьетнаме теперь уже шла полным ходом; к концу года численность дислоцированных там войск составляла 184 тысячи. Ключ к победе над Севером все еще лежал где‑то на Тропе Хо Ши Мина в Лаосе, по которой коммунисты перемещали свои войска и боевую технику и бросали их в бой быстрее, чем Соединенные Штаты успевали их уничтожить. Колби пришел в уныние: противник контролировал стратегические позиции на всей территории Лаоса, даже в предместьях Вьентьяна.

Билл Колби хотел видеть на посту шефа резидентуры нового человека – хладнокровного и авторитетного командира. Подходящим кандидатом для такой работы был Тед Шекли.

«Образец успеха»

К тому моменту, когда поступил соответствующий запрос, Шекли почти полгода проработал руководителем отделения ЦРУ в Берлине. В Германию он был направлен после длительных, но безуспешных попыток по свержению Кастро, предпринимаемых из оперативного штаба ЦРУ в Майами. Его работа была главным образом сосредоточена на операциях против Советов, кубинцев и восточных немцев. В Азии он никогда прежде не был. Шекли вылетел на базу Удорн в Таиланд, где американские бульдозеры взрывали красную глину, а камуфлированные американские реактивные самолеты с ревом взлетали для нанесения ударов по Вьетнаму. Шекли вспоминал, что, когда он увидел загруженные бомбами стеллажи, у него в голове мелькнуло: «Нет, здесь не до теорий…»

Ему хотелось сразу же вступить в бой и мгновенно достичь результата. С помощью своего заместителя Джима Лилли Шекли начал строить свою империю в джунглях. Они сделались близкими друзьями. Характеристика Лилли – человека «честолюбивого, практичного и безжалостного» – говорит сама за себя. «Он был решительно настроен создать резидентуру в Лаосе и сыграть важнейшую роль во вьетнамской войне, перерезав Тропу Хо Ши Мина, – сказал Лилли. – Он собирал и накапливал военизированные ресурсы, на которые мог рассчитывать при реализации своей главной цели. Он никогда не сидел без дела. Ему хотелось побеждать».

Шекли собрал вокруг себя доверенных людей, с которыми работал в Майами и Берлине, и отправил их в отдаленные провинции, чтобы помочь сформировать там деревенскую милицию и сражаться с мятежниками. Милиционеры начали следить за Тропой Хо Ши Мина и вступали в локальные бои. Шекли открыл в Лаосе новые базы ЦРУ. Число работающих под его началом офицеров ЦРУ выросло более чем в семь раз: с 30 до 250 человек. Численность военизированных формирований Лао под его командованием увеличилась до 40 тысяч. Он использовал эти отряды в том числе и в качестве «воздушных диспетчеров» для американской авиации. К апрелю 1966 года двадцать девять групп «дорожных наблюдателей» ЦРУ в Юго‑Восточном Лаосе сообщали о перемещениях противника по Тропе Хо Ши Мина на базу Удорн, с которой вылетали американские бомбардировщики.

Американские военно‑воздушные силы постепенно превращали джунгли Лаоса в пустыню. Бомбардировщики B‑52 совершали рейды в Северный Вьетнам, разрушая и сжигая деревни у начала Тропы Хо Ши Мина. Армия и военно‑морской флот направляли коммандос, чтобы попытаться переломить хребет Тропы, которая постепенно изгибалась к югу.

Шекли подсчитывал понесенный ущерб и потери. Он пришел к выводу, что союз племенных горцев и американской военной техники «произвел революционные перемены в иррегулярной войне» и «дал американским творцам политики кардинально новое оружие». А в Вашингтоне люди из окружения президента читали донесения Шекли: столько‑то тысяч завербованных коммандос Лао, столько‑то коммунистов убито за месяц, столько‑то выполненных задач – и считали его работу «образцом успеха». Они одобрили дополнительное выделение десятков миллионов долларов на операции ЦРУ в Лаосе. Шекли думал, что он выигрывает войну. Но коммунисты продолжали упрямо двигаться по Тропе Хо Ши Мина…

«Важнейшее государство в Юго‑Восточной Азии»

В Таиланде ЦРУ столкнулось с еще более тонкой политической проблемой: иллюзией демократии.

В 1953 году Уолтер Беделл Смит и братья Даллес направили в Бангкок чрезвычайного американского посла: Дикого Билла Донована. Ему тогда было уже семьдесят лет, но бывший глава УСС все еще был полон сил. «Посол Донован рекомендовал президенту Эйзенхауэру закрепиться в Таиланде и попытаться оттуда проникнуть в ряд стран, чтобы остановить нашествие коммунизма, – сказал Билл Томас, главный сотрудник информационного отдела посольства в Бангкоке. – Деньги при этом значения не имели: можно было тратить сколько угодно».

После корейской войны Донован запустил целую волну тайных операций ЦРУ в Юго‑Восточной Азии. Ему помогали 40 тысяч сотрудников тайской национальной полиции, начальник которой, завербованный ЦРУ и посольством Донована, был вдобавок местным опиумным королем. Агентство и быстро расширяющаяся группа американской военной помощи снабжали оружием и обучали тайских военных, командующий которыми контролировал публичные дома Бангкока, скотобойни и склады спиртного. Донован публично поддерживал тайских генералов, как защитников демократии. ЦРУ использовало свои связи с ними, чтобы построить военную базу около Удорна. Являясь когда‑то руководящим центром для проведения тайных операций в различных уголках Юго‑Восточной Азии, после сентябрьских терактов в Нью‑Йорке эта база служила секретной тюрьмой для задержания и допроса исламских радикалов.

После отъезда из страны Донована Таиланд оставался под властью военной диктатуры еще более десяти лет. В 1965 году, по совету своих вашингтонских покровителей, генералы предложили провести в стране выборы. Но они опасались, что после голосования левые серьезно укрепят свои позиции. Тогда ЦРУ решило взять под собственный контроль демократические процессы в стране.

28 сентября 1965 года Хелмс, руководитель тайных операций Десмонд Фицджеральд и дальневосточный «барон» Билл Колби представили Белому дому свои предложения о «финансировании политической партии, обеспечении для нее электората и поддержке отобранных кандидатов в парламент от этой партии». Их планы горячо поддерживались коварным и честолюбивым американским послом в Таиланде Грэмом Мартином, который считал ЦРУ своей личной кассой и полицией. Проблема довольно щепетильная, сообщили они. «В Таиланде до сих пор действует режим военного положения, который не допускает легального существования политических партий»; тайские генералы «сделали совсем немного или вовсе ничего для развития и политической организации общества в подготовке к предстоящим выборам». Но под твердой рукой американского посла и ЦРУ они согласились объединить силы и сформировать новую партию. Для раскручивания новой политической машины ЦРУ пообещало им миллионы долларов.

Цель состояла в том, чтобы продолжить «лидерство и контроль со стороны существующей правящей группы» и «обеспечить, чтобы вновь созданная партия добилась комфортного и внушительного большинства на выборах». Агентство сообщило, что может начать «построение демократического избирательного процесса с самого нуля», чтобы Соединенные Штаты могли полагаться на «стабильный прозападный режим в важнейшем государстве Юго‑Восточной Азии». Президент Джонсон лично одобрил этот план. Стабильность Таиланда являлось весьма существенным аспектом для обеспечения американской победы во Вьетнаме.

«Мы лишь гнали эти волны к берегу»

ЦРУ предупредило Белый дом, что потеря американского влияния в Индонезии сделает победу во Вьетнаме бессмысленной. Агентство не жалело сил на то, чтобы отыскать нового лидера для самой густонаселенной мусульманской страны в мире.

Затем, в ночь на 1 октября 1965 года, грянуло политическое землетрясение.

Спустя семь лет после того, как ЦРУ попыталось его свергнуть, индонезийский президент Сукарно втихаря начал то, что иначе как заговором против собственного правительства назвать было нельзя. После двух десятилетий правления страной его здоровье и авторитет были изрядно подорваны, и он решил укрепить власть, вступив в союз с Индонезийской коммунистической партией (ИКП). Эта партия значительно выросла в численности и окрепла, привлекая в свои ряды все новых и новых членов в результате непрерывных напоминаний о том, как ЦРУ пыталось посягнуть на национальный суверенитет страны. Теперь это была самая большая в мире коммунистическая организация за пределами России и Китая, имеющая в своем составе 3,5 миллиона членов.

Уклон Сукарно влево оказался фатальной ошибкой. В вышеупомянутую ночь были убиты по меньшей мере пять генералов, включая начальника штаба индонезийской армии. По государственному радио объявили, что управление страной в свои руки взял революционный совет, чтобы защитить президента и весь народ от ЦРУ.

У резидентуры ЦРУ в Джакарте были друзья в армии и правительстве. Один из агентов был особенно важным и ценным: Адам Малик, сорокавосьмилетний разочаровавшийся экс‑марксист, который работал послом Сукарно в Москве, а позднее – министром торговли.

После ссоры с президентом в 1964 году Малик встретился с сотрудником ЦРУ Клайдом Макэвоем на конспиративной квартире в Джакарте. Макэвой был тайным агентом, который десятилетием раньше помог завербовать будущего премьер‑министра Японии, а в Индонезию приехал с указанием просочиться в ИКП и правительство Сукарно.

«Я завербовал Адама Малика и контролировал его работу, – сказал Макэвой в интервью в 2005 году. – Это самый высокопоставленный из завербованных ранее индонезийцев». Их познакомил общий друг, поручившийся за Макэвоя; посредником стал японский бизнесмен в Джакарте и бывший член Коммунистической партии Японии. После вербовки Малика ЦРУ заручилось одобрением на проведение в жизнь интенсивной программы секретных операций, целью которой было вбить политический клин между левыми и правыми в Индонезии.

Затем, через несколько ужасных недель в октябре 1965 года, индонезийское государство раскололось надвое.

ЦРУ стремилось объединить теневое правительство – тройку в составе Адама Малика, правящего султана Центральной Явы и армейского генерал‑майора Сухарто. Малик использовал свои связи с ЦРУ, чтобы устроить ряд секретных встреч с новым американским послом в Индонезии Маршаллом Грином. Посол сообщил, что встретился с Адамом Маликом «в тайной обстановке» и получил «весьма ясное представление о том, что думают Сухарто и сам Малик и что они предлагают сделать», чтобы избавить Индонезию от коммунизма через новое, возглавляемое ими же, политическое движение Кап‑Гестапу.

«Я приказал, чтобы все 14 портативных радиостанций, которые имелись у нас в посольстве для аварийной связи, были переданы Сухарто, – сказал посол Грин. – Это обеспечило дополнительную внутреннюю безопасность для него лично и для его высшего офицерского состава», а также дало ЦРУ возможность контролировать их деятельность. «Я сообщил об этом в Вашингтон и получил весьма приятную ответную телеграмму от Билла Банди», заместителя госсекретаря по Дальнему Востоку и хорошего друга Грина, с которым их связывало почти тридцать лет, со времени учебы в Гротоне.

В середине октября 1965 года Малик направил помощника в дом старшего политического офицера американского посольства, Боба Мартенса, который служил в Москве в то время, когда Малик был, соответственно, индонезийским посланником. Мартенс передал эмиссару рассекреченный список из шестидесяти семи лидеров ИКП – список, который он лично собрал из вырезок коммунистических газет. «Это был конечно же не список приговоренных к смерти, – сказал в интервью Мартенс. – Это был некий инструмент для некоммунистов, которые в основном боролись за жизнь – вспомните: результат борьбы между коммунистами и некоммунистами все был подвешен в воздухе! – узнать организацию с другой стороны». Две недели спустя посол Грин и шеф ЦРУ в Джакарте Хью Тоувер начали получать вторичные донесения об убийствах и злодеяниях в Восточной и Центральной Яве, где с благословения генерала Сухарто гражданскими террористическими группами уничтожались тысячи людей.

Макджордж Банди и его брат Билл решили, что Сухарто и Кап‑Гестапу вполне заслуживают американской поддержки. Посол Грин предупредил их, что помощь никак не должна поступать со стороны Пентагона или Государственного департамента. Это не удалось бы скрыть; политические риски были слишком высоки. Три выходца из Гротона: посол, советник по национальной безопасности и заместитель госсекретаря по Дальнему Востоку – договорились о том, что финансирование нужно поручить ЦРУ.

Они согласились оказать поддержку индонезийской армии в форме медикаментов на сумму 500 тысяч долларов, которые предстояло переправить в Индонезию через каналы ЦРУ. При этом было оговорено, что армия продаст эти товары за наличные деньги. Кроме того, вышеупомянутые чиновники временно одобрили отгрузку сложного коммуникационного оборудования для индонезийских военачальников. Посол Грин, посовещавшись с Хью Тоувером из ЦРУ, отправил телеграмму Биллу Банди, в которой рекомендовал достойно оплатить труды Адама Малика:

«Настоящим подтверждаю ранее уже выраженное мной согласие с тем, чтобы предоставить Малику 50 миллионов рупий [примерно 10 тысяч долларов] за активную деятельность Кап‑Гестапу. Эта вдохновленная армией, но укомплектованная гражданскими лицами группа до сих пор несет на себе бремя усилий по подавлению мятежников… Думаю, наша готовность помочь ему именно таким образом представит в голове Малика наше одобрение его существующей роли в антикоммунистической борьбе и будет способствовать хорошим отношениям между ним и армией. Возможности обнаружения и последующее разоблачение нашей поддержки в данном случае минимальны».

В Индонезии поднялась волна насилия. Генерал Сухарто и Кап‑Гестапу уничтожили массы людей. Позднее посол Грин сообщил вице‑президенту Хьюберту Хамфри в кабинете последнего в американском Капитолии, что в «кровавой резне» убито «300 – 400 тысяч человек». Вице‑президент упомянул в беседе, что давно знает Адама Малика, а посол похвалил его как «одного из умнейших людей, которых он когда‑либо встречал». Малик был назначен министром иностранных дел и впоследствии приглашен на двадцатиминутную беседу с президентом Соединенных Штатов в Овальном кабинете. Большую часть отведенного времени они проговорили о Вьетнаме. В конце беседы Линдон Джонсон сказал, что с живейшим интересом наблюдает за событиями в Индонезии и передает наилучшие пожелания Малику и Сухарто. При поддержке Соединенных Штатов Малик позже стал председателем Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций.

Посол Грин пересмотрел свои оценки числа погибших в Индонезии на секретном заседании Сенатской комиссии по иностранным делам. «Думаю, эти оценки следует поднять до 500 тысяч человек, – заявил он при даче показаний, рассекреченных в марте 2007 года. – Конечно, точного числа не знает никто. Мы просто судим по количеству селений, которые были полностью истреблены».

Председатель комиссии, сенатор Дж. Уильям Фулбрайт из Арканзаса, задал прямой вопрос:

– Участвовала ли наша страна в перевороте?

– Нет, сэр, – ответил посол Грин.

– А принимали ли мы участие в предыдущей попытке переворота? – спросил сенатор.

– Нет, – ответил посол. – Не думаю.

– А сыграло ли в этом какую‑либо роль ЦРУ? – спросил Фулбрайт.

– Вы имеете в виду события 1958 года? – уточнил Грин. Агентство, естественно, с самого начала контролировало тот неудачный переворот, завершившийся полным провалом.

– Боюсь, что не могу ответить, – сказал посол. – Я ведь точно не знаю, что произошло.

Это был рискованный момент, когда речь шла о том, что фактически Индонезию подталкивали извне к пагубной операции и ее смертельным последствиям, но сенатор предпочел об этом умолчать.

– Никто толком не знает, было ли здесь вовлечено ЦРУ или нет, – сказал Фулбрайт. – Мы же в этом точно не участвовали.

– Нет, сэр, – подтвердил посол. – Определенно нет.

Более миллиона политических военнопленных было брошено в тюрьмы при новом режиме. Некоторые томились в заключении десятилетиями. Многие узники так и погибли, не выйдя на свободу. Индонезия оставалась военной диктатурой до самого окончания холодной войны. Последствия тех ужасных репрессий ощутимы и по сей день.

В течение сорока лет Соединенные Штаты отрицали, что имели какое‑либо отношение к резне в Индонезии, которая велась во имя антикоммунизма. «Мы сами не создавали эти волны, – заявил Маршалл Грин. – Мы лишь гнали их к берегу».

«Искренне и глубоко обеспокоенный»

За двадцать лет до этого Фрэнк Виснер и Ричард Хелмс вместе покинули Берлин и вылетели в Вашингтон, размышляя о том, будет ли когда‑нибудь создано Центральное разведывательное управление. Оба возглавляли тайную службу. Теперь один из них собирался достичь вершин власти. Другой провалился в пропасть.

Долгие месяцы Фрэнк Виснер провел в своем прекрасном доме в Джорджтауне, потягивая виски из хрустальных бокалов и пребывая в мрачном отчаянии. Одной из наиболее охраняемых тайн ЦРУ было то, что один из отцов‑основателей агентства в течение многих лет регулярно помещался в психиатрическую лечебницу. Виснер был удален с поста руководителя Лондонского отделения ЦРУ и вынужден был уйти в отставку после того, как его душевный недуг снова обострился в 1962 году. Он бредил об Адольфе Гитлере, видел непонятные предметы, слышал голоса. Он знал, что уже никогда не поправится. 29 октября 1965 года Виснер договорился поохотиться в своем поместье в восточной части Мэриленда вместе со старым другом из ЦРУ Джо Брайеном. В тот же день Виснер приехал в свой загородный дом, взял дробовик и выстрелил себе в голову. Ему было пятьдесят шесть лет. Похороны Фрэнка Виснера в Национальном соборе прошли с большой пышностью. Он был похоронен на Арлингтонском национальном кладбище, и надпись могильном камне гласит: «Лейтенант военно‑морского флота Соединенных Штатов».

Кастовый дух холодной войны начинал потихоньку слабнуть. Через несколько недель после похорон Виснера Рэй Клайн, заместитель директора разведки, отправился к Кларку Клиффорду, председателю президентского консультативного совета по разведке.

Клайн предупредил, что директор Центральной разведки представляет собой опасность для нации. 25 января 1966 года Клиффорд сообщил Макджорджу Банди, который готов был уйти в отставку после пяти утомительных лет на посту советника по вопросам национальной безопасности, что комитет по разведке «искренне и глубоко обеспокоен проблемами руководства ЦРУ». Несколько дней спустя после спланированной утечки газета «Вашингтон стар» сообщила, что Рейборн скоро уйдет в отставку. Адмирал сопротивлялся. Он направил длинный перечень своих достижений помощнику президента Биллу Мойерсу: агентство исключило утратившие силу и бесперспективные секретные операции, сформировало круглосуточный центр операций, чтобы поставлять новости и информацию президенту, удвоило силы контртеррористических отрядов во Вьетнаме и утроило силы в Сайгоне. Он уверял Белый дом о высоком моральном духе как в штабе, так и за границей. Утром 22 февраля 1966 года президент Джонсон прочитал яркую самохарактеристику адмирала Рейборна, поднял трубку и позвонил Макджорджу Банди.

Рейборн «совершенно не обратил внимания на то, что его не слишком высоко ценят и что он не выполняет должным образом свою работу, – сказал президент. – Он считает, что многое улучшил, усовершенствовал и добился больших успехов. И я боюсь, что Хелмс позволил ему так думать».

После отставки Банди на той же неделе Линдон Джонсон не обвинил ни одного из членов наблюдательного совета по секретным операциям, известного как Комитет 303, в том, что операции, которые требовали внимания со стороны Белого дома, временно находились в подвешенном состоянии, в том числе и план по подтасовке результатов выборов в Доминиканской Республике в пользу бывшего президента страны, живущего в ссылке в Нью‑Йорке, и план новых поставок денег и оружия для диктатора Конго. По милости президента Джонсона кресло директора Центральной разведки пустовало в течение марта и апреля 1966 года. Сначала ему захотелось, чтобы Комитет 303 возглавил Билл Мойерс, позднее самый здравомыслящий левый голос общественного телевидения. Мойерс посетил одно из заседаний 5 мая 1966 года, содрогнулся и отклонил лестное предложение. Тогда президент обратился к своему самому верному и безотказному Уолту Уитмену Ростоу с предложением стать новым советником по национальной безопасности и заодно председателем Комитета 303.

К прежней работе Комитет вернулся в мае. Несмотря на затишье, он одобрил пятьдесят четыре крупные тайные операции ЦРУ, большинство из которых планировалось провести в поддержку войны в Юго‑Восточной Азии.

Наконец, в третью субботу июня 1966 года телефонист Белого дома соединил кабинет президента с домом Ричарда Хелмса.

Пятидесятитрехлетний Хелмс, уже поседевший, по‑прежнему стройный благодаря регулярным занятиям теннисом, взведенный, словно швейцарские часы, каждое утро в 6:30 подъезжал на старом черном «кадиллаке» к зданию штаба, в том числе и в выходные. Вообще, свободные дни выпадали у него редко. То, что для него начиналось когда‑то как военный роман с секретной разведкой, стало со временем всепоглощающей страстью. Его двадцатисемилетний брак с Джулией Шилдс, скульптором, которая была на шесть старше лет самого Хелмса, потихоньку рушился из‑за взаимного невнимания супругов. Их сын учился в колледже. Жизнь самого Хелмса была полностью посвящена агентству.

Когда он поднял трубку телефона, то понял, что исполнилось его самое сокровенное желание…

Церемония приведения к присяге состоялась в Белом доме 30 июня. Президент даже пригласил оркестр морской пехоты. Теперь под командованием Хелмса находилось около 20 тысяч человек, больше трети которых шпионило за границей, а также годовой бюджет приблизительно на миллиард долларов. В Вашингтоне его воспринимали как одну из самых сильных и влиятельных фигур.