Глава 20. «Эй, босс, мы ведь славно потрудились, не так ли?»

«Эй, босс, мы ведь славно потрудились, не так ли?»

В понедельник, 4 ноября 1963 года, уединившись в Овальном кабинете, Джон Ф. Кеннеди диктовал на магнитофонную ленту свои мысли о водовороте, который сам же привел в движение на другой половине земного шара. Речь шла о покушении на американского союзника, президента Южного Вьетнама, Нго Динь Дьема.

«Мы должны взять на себя значительную долю ответственности за происшедшее», – сказал Кеннеди. Он замолчал на некоторое время, чтобы поиграть с детьми, когда те бегали из комнаты в комнату. Затем он возобновил свой монолог. «То, как он был убит, – здесь Кеннеди снова сделал паузу, – внушает особое отвращение».

Люсьен Конейн из ЦРУ был шпионом Кеннеди среди мятежных генералов, которые и убили Дьема. «Я был неотъемлемой частью заговора», – неожиданно заявил Конейн несколько лет спустя.

Его прозвали Черным Луиджи; в его поведении иногда проявлялись черты корсиканского гангстера. Конейн в свое время вступил в УСС, проходил подготовку вместе с британцами и забрасывался в тыл к французам. В 1945 году он отправился в Индокитай, чтобы сражаться с японцами; в Ханое он познакомился с Хо Ши Мином, и какое‑то время они даже были союзниками. Он надолго остался во Вьетнаме и впоследствии стал одним из основателей ЦРУ.

В 1954 году Конейн был одним из первых американских разведчиков во Вьетнаме. После того как Хо Ши Мин одержал победу над французами при Дьен‑Бьен‑Фу, Вьетнам был разделен на Северный и Южный. Это произошло на международной конференции в Женеве, где Соединенные Штаты представлял заместитель Государственного секретаря Уолтер Беделл Смит.

В течение последующих девяти лет Соединенные Штаты оказывали поддержку президенту Дьему, как человеку, который усердно боролся с коммунизмом во Вьетнаме. Конейн служил под командованием Эда Лэнсдейла в новой военной миссии ЦРУ в Сайгоне. У Лэнсдейла были «весьма широкие привилегии», сказал Руфус Филипс. «То есть в буквальном смысле ему было сказано: «Эд, сделайте все возможное, чтобы спасти Южный Вьетнам».

В Северном Вьетнаме Конейн проводил диверсии, подрывал поезда и автобусы, загрязнял топливо и нефть. Он подготовил не менее двухсот вьетнамских коммандос и создал тайные склады оружия на кладбищах Ханоя. Потом он возвратился в Сайгон, чтобы поддержать президента Дьема, загадочного католика в буддистской стране, которому ЦРУ переправило миллионы долларов, предоставило целую фалангу телохранителей и обеспечило прямую телефонную связь с Алленом Даллесом. Агентство обеспечило создание политических партий Южного Вьетнама, подготовило местную тайную полицию, раскрутило популярные кинофильмы и даже выпустило астрологический журнал, в котором печатались предсказания о том, что звезды явно расположены в пользу Дьема. ЦРУ с нуля создавало новую нацию…

«Невежество и высокомерие»

В 1959 году выходцы из крестьян, солдаты Северного Вьетнама начали пробивать Тропу Хо Ши Мина через джунгли Лаоса; все лесные тропинки кишели партизанами и шпионами, направляющимися в Южный Вьетнам.

Лаос, земля райского изобилия и праздности, стал местом, в котором интересы США, по мнению Белого дома, подвергались «серьезному давлению со стороны коммунистического мира», – заявил Джон Гантлер Дин, в то время еще молодой сотрудник Государственного департамента при американском посольстве во Вьентьяне. ЦРУ взялось за работу, подкупая новое правительство Лаоса и формируя партизанскую армию для борьбы с коммунистами. Северные вьетнамцы в ответ не прекращали попыток проникновения в страну и активно занимались вербовкой и обучением местных коммунистов.

Архитектором американской политической стратегии в Лаосе был резидент ЦРУ, Генри Хекшер, ветеран Берлинской резидентуры и Гватемальского государственного переворота. Хекшер начал строить сеть американского влияния, используя младших дипломатов в качестве лоточников. «Однажды Хекшер спросил меня, могу ли бы я отнести чемодан премьер‑министру, – вспоминал Дин. – В чемодане, естественно, лежали деньги».

Хрустящие банкноты заставили лидеров Лаоса «понимать, что реальную силу в американском посольстве представляет собой не сам посол, а резидент ЦРУ, – сказал Дин, позднее – американский посол в Таиланде, Индии и Камбодже, а также других странах. – Посол, как предполагалось, поддерживал правительство Лаоса и, по сути, не лез в бутылку. Генри Хекшер выступал против занимавшего нейтральную позицию премьер‑министра – и, возможно, спровоцировал его крушение. Вот что произошло».

ЦРУ помогло сместить свободно избранное коалиционное правительство и усадило в кресло премьер‑министра принца Суванну Фуму. Оперативным руководителем у премьер‑министра был Кэмпбелл Джеймс, богатый наследник железнодорожного магната, который одевался, действовал и мыслил как британский гренадер XIX столетия. Выпускник Йельского университета, он видел себя вице‑королем Лаоса и вел соответствующий образ жизни. Джеймс заводил дружбу и пользовался влиянием среди лидеров Лаоса в частном игорном клубе, который сам же и создал; его центральной частью было колесо рулетки, заимствованное у Джона Гантера Дина.

Настоящая битва за Лаос разыгралась после того, как Билл Лэйр из ЦРУ, руководивший школой военной подготовки для тайских коммандос, обнаружил в числе своих «учеников» Ванг Пао, генерала Королевской армии Лаоса, выходца одного из горных племен хмонгов. В декабре 1960 года Лэйр сообщил шефу Дальневосточного отделения ЦРУ, Десмонду Фицджеральду, о своем новичке. «Ванг Пао говорил: «Нам не ужиться с коммунистами, – докладывал Лэйр. – Он просил: «Дайте нам оружие, и мы начнем с ними сражаться». На следующее утро Фицджеральд проинструктировал Лэйра о дальнейших действиях. «Телеграмма была длиннющая, на 18 страниц, – вспоминал Лэйр. – Ответ пришел очень быстро… Это был сигнал к реальным действиям».

В начале января 1961 года, в заключительные дни правления администрации Эйзенхауэра, пилоты ЦРУ доставили хмонгам первые партии оружия. Шесть месяцев спустя более 9 тысяч соплеменников под командованием Ванг Пао присоединились к 300 тайским коммандос, подготовленных Лэйром для ведения боевых действий против коммунистов. Вооруженным силам Лаоса в столице и племенным лидерам в горных районах страны ЦРУ переправило автоматы, деньги, радиостанции и самолеты. Наиболее важная и срочная задача состояла в том, чтобы перерезать Тропу Хо Ши Мина. Ханой провозгласил о создании на юге Фронта национального освобождения. В том году от рук вьетконговцев погибли 4 тысячи южновьетнамских чиновников.

Через несколько месяцев после того, как к власти пришел президент Кеннеди, судьбы Лаоса и Южного Вьетнама рассматривались неотрывно друг от друга. Кеннеди не хотел посылать американских солдат на смерть в этих непроходимых джунглях. Вместо этого он обратился к ЦРУ с просьбой удвоить «племенные» войска в Лаосе и «предпринять все возможные усилия по усилению партизанских действий в Северном Вьетнаме», для чего активно использовать азиатских рекрутов.

Американцы, направленные в Лаос за годы правления Кеннеди, не знали названия племени хмонгов. Они звали их пренебрежительно «мeo», это означало нечто среднее между «варваром» и «черномазым». Одним из таких молодцов был Дик Холм. Оглядываясь назад, он сожалел «о невежестве и высокомерии американцев, прибывающих в Юго‑Восточную Азию. «У нас были крайне ограниченные познания в местной истории, культуре и политике народа, которому мы захотели помочь… Наши стратегические интересы лежали в области, по которой президент решил провести «жирную черту», отделив ее от коммунизма. И мы делали это по‑своему».

«Активисты» в штаб‑квартире ЦРУ были обеими руками за войну в Лаосе, – сказал Роберт Эймори‑младший, заместитель директора по разведке. – Они считали, что это отличное место для новой войны».

«Мы собрали целый урожай лжи»

Почти у всех американцев, посланных во Вьетнам, было одинаково глубокое невежество в области истории и культуры этой страны. Но сотрудники ЦРУ видели себя ключевыми фигурами в глобальной войне с коммунизмом.

В Сайгоне у них была полная свобода действий. «Они работали там под самыми разнообразными прикрытиями: как кино– и театральные продюсеры, продавцы промышленной продукции; на самом деле они были инструкторами, экспертами по оружию, торговцами тем же оружием, – заявил посол Леонардо Хегер, в то время сотрудник Государственного департамента в Сайгоне. – В их распоряжении были невероятные средства… Они великолепно проводили время. У них было все, что они хотели».

Но вот в чем они испытывали недостаток, так это в разведывательной информации о противнике. Это входило в зону ответственности Уильяма Колби, резидента в Сайгоне с 1959 по 1961 год, которому вскоре предстояло стать шефом Дальневосточного отделения тайной службы.

Колби, который когда‑то сражался в тылу противника в качестве диверсанта УСС, фактически повторял все то, что он делал во время Второй мировой войны. Он инициировал операцию под названием «Тигр» для переброски 250 южновьетнамских агентов в Северный Вьетнам. Через два года 217 из них были зарегистрированы как убитые, без вести пропавшие либо подозревались в двойной игре. В заключительном отчете перечислялась судьба пятидесяти двух групп агентов, в каждой из которых насчитывалось до семнадцати коммандос:

«Схвачены вскоре после приземления».

«Радио Ханоя объявило о захвате».

«Группа уничтожена».

«Группа под контролем Северного Вьетнама».

«Схвачены вскоре после приземления».

«Двойные, играли, уничтожены».

Последняя фраза предполагает, что Соединенные Штаты обнаружили, что группа коммандос тайно работала на Северный Вьетнам; ее отследили и уничтожили. Причины провалов различных миссий ускользали от ЦРУ вплоть до окончания холодной войны, когда обнаружилось, что один из пособников Колби, капитан До Ван Тьен, заместитель начальника проекта «Тигр», все это время шпионил для Ханоя.

«Мы собрали целый урожай лжи, – сказал Роберт Барбур, заместитель начальника политического отдела американского посольства. – Некоторые из тех, кого мы хорошо знали, просто вводили нас в заблуждение».

В октябре 1961 года президент Кеннеди направил генерала Максвелла Тэйлора, чтобы оценить ситуацию. «Южный Вьетнам в состоянии острого кризиса доверия», – предупредил Тэйлор в секретном донесении президенту. Соединенные Штаты должны были «продемонстрировать делами – а не просто словами – серьезность своих намерений по спасению Вьетнама». Он написал: «Для большей убедительности это намерение должно быть подкреплено отправкой во Вьетнам некоторого количества американских войск». Это была тайна за семью печатями.

Чтобы выиграть войну, продолжал генерал Тэйлор, Соединенные Штаты нуждались в гораздо большем количестве шпионов. В секретном приложении к своему донесению заместитель шефа резидентуры ЦРУ в Сайгоне, Дэвид Смит, сообщил, что ключевое сражение разгорится в правящих кругах Южного Вьетнама. Он сказал также, что американцы должны просочиться в сайгонское правительство, оказать на него давление, «ускорить процессы выработки решения и сами действия» – а в случае необходимости сменить его.

Эта часть работы была поручена Люсьену Конейну.

«Дьем не нравился никому»

Конейн начал сотрудничать с полубезумным братом президента Дьема, Нго Динь Нью, чтобы провести в жизнь стратегическую программу, в соответствии с которой крестьян сгоняли из родных деревень в военные лагеря в качестве оборонительных мер против подрывной деятельности коммунистов. Несмотря на мундир подполковника армии США, Конейн глубоко погрузился в загнивающую военно‑политическую структуру Южного Вьетнама.

«Я мог отправиться в любую провинцию и побеседовать с командирами местных частей, – сказал он. – С некоторыми из этих людей я был знаком много лет; некоторых знал даже по Второй мировой войне. Многие занимали уже серьезные посты». Его контакты в скором времени стали самыми ценными из всех, которые ЦРУ завело во Вьетнаме. Но было здесь и много такого, чего он не знал.

7 мая 1963 года, в канун 2527‑го дня рождения Будды, Конейн отправился в Хюе, где обнаружил множество военных, присутствия которых он объяснить не мог. Его настойчиво «попросили» улететь отсюда на следующем же самолете. «Мне хотелось остаться, – вспоминал он. – Хотелось посмотреть на празднование дня рождения Будды. Я хотел увидеть лодки со свечами, плывущими по благоухающей реке, но этому не суждено было случиться». На следующее утро сюда ворвались солдаты Дьема и убили членов буддистского окружения в Хюе.

«Дьем был далек от реальности», – сказал Конейн. Его разведчики, одетые в голубую униформу, смахивающую на мундиры гитлерюгенда, его обученный с помощью ЦРУ спецназ, а также тайная полиция стремились насадить католический режим в стране, исповедующей буддизм. Угнетая монахов, Дьем сделал их мощной политической силой. В течение следующих пяти недель их протесты усилились. 11 июня шестидесятишестилетний монах по имени Кванг Дук уселся на одном из перекрестков Сайгона и поджег себя. Снимки этого добровольного жертвоприношения обошли весь мир. Теперь Дьем, чтобы удержать свою власть, принялся разорять пагоды, убивая монахов, женщин и детей.

«Дьем не нравился никому, – вскоре после этого заявил Бобби Кеннеди. – Но как избавиться от него и заполучить человека, который продолжил бы войну, не расколол страну на две части, не проиграл бы эту войну и не потерял страну? Вот что представляло для нас самую большую проблему».

В конце июня – начале июля 1963 года президент Кеннеди начал в кулуарах вести разговоры о том, чтобы избавиться от Дьема. Если это вообще можно было осуществить, то лучше всего, если это будет сделано втайне, решил он. Для начала президент назначил нового американского посла: им стал властный Генри Кэбот Лодж, политический конкурент Кеннеди, которого он дважды победил, один раз в гонке за кресло сенатора от Массачусетса и второй раз – в качестве кандидата на пост вице‑президента у Ричарда Никсона. Лодж с радостью принял это назначение, когда понял, что в Сайгоне ему будут предоставлены почти королевские полномочия.

4 июля Люсьен Конейн получил послание от генерала Тран Ван Дона, действующего руководителя Объединенного штаба армии Южного Вьетнама, человека, которого он знал долгих восемнадцать лет. «Давайте встретимся в отеле «Каравелла», – говорилось в послании. Той ночью в прокуренном и битком забитом людьми полуподвальном ночном клубе в гостинице генерал Дон сообщил, что военные готовы выступить против Дьема.

«Как отреагирует американская сторона, если мы выступим?» – спросил Дон у Конейна.

23 августа Джон Ф. Кеннеди дал свой ответ.

Дождливым субботним вечером он сидел один в своем доме в Хайянниспорте, горюя о мертворожденном сыне Патрике, похороненном всего две недели назад. Сам Кеннеди в эти дни страдал от участившихся сильных болей в спине, отчего вынужден был передвигаться на костылях. Около 21:00 президент поговорил по телефону со своим помощником по национальной безопасности, Майклом Форрестолом и без лишних преамбул одобрил текст конфиденциальной телеграммы, предназначенной для недавно назначенного посла Лоджа. Телеграмму составил Роджер Хилсман из Государственного департамента. «Мы должны исходить из того, что сам Дьем не сможет удержать власть», – говорилось в телеграмме. Далее послу надлежало «составить подробные планы того, каким образом мы могли бы осуществить замену Дьема». С госсекретарем, министром обороны и директором Центральной разведки никаких консультаций не проводилось. Все трое сомневались по поводу своевременности переворота.

«Я не должен был давать свое согласие», – признался президент после того, как стали очевидны последствия этого шага. Но приказу уже был дан ход.

Хилсман проинформировал Хелмса, что президент приказал устранить Дьема. Хелмс передал это поручение Биллу Колби, новому шефу Дальневосточного отделения ЦРУ. Колби, в свою очередь, передал его Джону Ричардсону, своему избраннику на пост резидента в Сайгоне: «При сложившихся обстоятельствах полагаю, что ЦРУ должно полностью принять директивы высокопоставленных политиков и изыскать способ достижения поставленных ими целей», – проинструктировал он Ричардсона, хотя «согласно этому приказу мы, по‑видимому, выпустим синицу из рук, прежде чем опознаем тех журавлей, которые кружат в небе, или песни, которые они могут нам спеть».

29 августа, на шестой день своего пребывания в Сайгоне, Лодж телеграфировал в Вашингтон: «Мы ступили на путь, с которого уже нельзя свернуть: ниспровержение правительства Дьема». А в Белом доме Хелмс стал свидетелем, как президент получил это донесение, одобрил его и тут же приказал, чтобы Лодж обеспечил прежде всего надежное «алиби» для США и чтобы никто не заподозрил американского участия в государственном перевороте против Дьема.

Посол негодовал по поводу непомерно высокого, по его мнению, статуса ЦРУ в Сайгоне. В своем дневнике он записал: «У ЦРУ здесь больше денег; у его сотрудников более крупные особняки, чем у дипломатов; им больше платят; у них больше оружия и более современное оборудование». Он ревностно относился к полномочиям Джона Ричардсона и насмехался над предостережением резидента в отношении ведущей роли Конейна в планировании государственного переворота. Лодж решил, что ему нужен другой резидент в Сайгоне.

Ричардсон бесил его: «Он сорвал с него маску и передал его имя газетчикам», – как признался Бобби Кеннеди восемь месяцев спустя, – «скормив» хорошо продуманную информацию одному толковому репортеру, оказавшемуся проездом в Сайгоне. Статья получила большой резонанс. Назвав Ричардсона его настоящим именем – беспрецедентное нарушение мер безопасности! – автор писал, что у него был «безуспешный план действия, который г‑н Лодж привез из Вашингтона, поскольку агентство не согласилось с этим планом… Одно высокопоставленное лицо, человек, который посвятил большую часть жизни в службе демократии, уподобил рост ЦРУ злокачественной опухоли и добавил, что не уверен, что даже Белый дом может это проконтролировать». Статья была напечатана в «Нью‑Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Ричардсон, карьера которого пошла под откос, покинул Сайгон четыре дня спустя; выждав приличное время, в его дом переселился посол Лодж…

«Нам очень повезло, что Ричардсон отозван, – признался старый приятель Конейна, генерал Дон. – Будь он здесь, наш план, возможно, подвергся бы большой опасности».

«Абсолютная нехватка разведданных»

5 октября в штаб‑квартире Генерального штаба Люсьен Конейн встретился с генералом Дуонг Ван Минем, известным как Большой Минь. Он доложил, что генерал поднял вопрос о покушении и американской поддержки новой хунты. Дейв Смит, новый действующий резидент, рекомендовал, чтобы «мы не занимали бесповоротную позицию против плана покушения». Для посла Лоджа это прозвучало как приятнейшая музыка, а для Маккоуна – как проклятие…

Маккоун приказал Смиту прекратить заниматься «подстрекательством, одобрением и какой бы то ни было поддержкой идеи покушения» и бросился в Овальный кабинет. Избегая в своей речи слова, которые могли бы связать Белый дом с этим покушением, он позже свидетельствовал, что выбрал спортивную аналогию: «Г‑н президент, если бы я был менеджером бейсбольной команды и у меня был лишь один питчер, я бы в любом случае держал бы его на скамейке». 17 октября, на совещании Специальной группы, а потом с глазу на глаз с президентом четыре дня спустя, Маккоун заявил, что с прибытием Лоджа в Сайгон в августе американская внешняя политика во Вьетнаме испытывает «абсолютную нехватку разведданных». Ситуация, развивающаяся вокруг Конейна, «чрезвычайно опасна», сказал он, и это угрожает «полной катастрофой для Соединенных Штатов».

Американский посол постарался успокоить Белый дом. «Полагаю, что до настоящего времени наша причастность в лице Конейна все еще в пределах вероятного опровержения, – сообщил он. – Мы не должны сорвать переворот по двум причинам. Во‑первых, очередное правительство вряд ли допустит столько оплошностей и столько раз споткнется, сколько это сделал существующий кабинет. Во‑вторых, в конце концов, крайне неблагоразумно отбивать охоту от попытки государственного переворота… Нужно не забывать, что это единственный путь, которым народ Вьетнама может добиться смены существующего правительства».

Белый дом телеграфировал осторожные инструкции для Конейна. Выведать планы генералов, специально не поощрять их, вести себя сдержанно. Но было слишком поздно: невидимая граница между шпионажем и секретной операцией уже была нарушена. Конейн был слишком известен, чтобы работать под прикрытием. «Во Вьетнаме у меня была слишком заметная позиция», – говорил он. Все, кто был причастен к этому делу, точно знали, кто он такой и что собой представляет. Они верили, что эта высокопоставленная фигура в ЦРУ олицетворяет собой всю Америку.

Конейн встретился с генералом Доном в ночь на 24 октября и узнал, что до переворота осталось не больше десяти дней. Они снова встретились 28 октября. Дон позднее написал, что Конейн «предложил деньги и оружие, но я отказался, сказав, что пока мы нуждаемся только в храбрости и твердой вере».

Конейн осторожно сообщил, что Соединенные Штаты вообще‑то выступают против покушения. Реакция генералов, по его словам, оказалась такой: «Вам не нравится? Хорошо, мы тогда пойдем своим путем… Раз вам не нравится, мы прекратим этот разговор». Он не стал их отговаривать. А если бы попытался, сказал он, «то тогда со мной прекратили бы всякие контакты».

Конейн доложил Лоджу о неизбежности государственного переворота. Посол направил Руфуса Филлипса из ЦРУ на встречу с Дьемом. Они сидели у него во дворце и беседовали о войне и политике. Потом «Дьем с недоумением взглянул на меня и говорит: «Против меня планируется переворот?»

Я посмотрел на него, и мне захотелось крикнуть, но я сдержался и говорю: «Боюсь, что так, г‑н президент», – сказал Филлипс. – Больше на эту тему мы не произнесли ни слова».

«Кто отдавал эти приказы?»

Вьетнамский переворот начался 1 ноября. В Сайгоне был полдень, в Вашингтоне – полночь. Вызванный из дома посланником генерала Дона, Конейн облачился в мундир и позвонил Руфусу Филлипсу, чтобы тот присмотрел за его женой и малолетними детьми. Затем схватил револьвер и сумку, в которой находилось около 70 тысяч долларов из фондов ЦРУ, запрыгнул в свой джип и помчался по улицам Сайгона в штаб‑квартиру Объединенного генерального штаба армии Южного Вьетнама. Повсюду были слышны автоматные очереди. Руководители переворота закрыли аэропорт, перерезали городские телефонные линии города, штурмовали центральный штаб полиции, захватили здание правительственной радиостанции и атаковали центры политической власти.

Конейн передал свое первое донесение вскоре после 2:00 пополудни по местному времени. Он оставался на связи с резидентурой ЦРУ через потайное переговорное устройство своего джипа; он описывал картины обстрелов, бомбардировок, сообщал о перемещениях войск и политические маневры по мере развития ситуации в столице. Резидентура передавала его донесения в Белый дом и Государственный департамент через зашифрованные каналы «от Конейна из штаб‑квартиры Объединенного генерального штаба, от генералов Большого Миня и Дона и свидетельства очевидцев», – говорилось в первой телеграмме. «Генералы пытаются связаться с Дворцом по телефону, но безуспешно. Их предложение состоит в следующем: если президент немедленно уйдет в отставку, они гарантируют его безопасность и отъезд его лично и Нго Динь Нью. Если президент не примет этих условий, то через час дворец будет атакован».

Второе донесение Конейн отправил спустя час с небольшим: «Никаких переговоров с президентом. Он либо скажет «Да» или «Нет», и на этом конец». Генерал Дон и его союзники позвонили президенту Дьему незадолго до 16:00 и попросили его сдаться. Они предложили ему надежное убежище и безопасный выезд из страны. Президент отказался. Затем президент Южного Вьетнама позвонил американскому послу. «Каково отношение Соединенных Штатов?» – спросил Дьем. Лодж ответил, что понятия не имеет. «Сейчас в Вашингтоне 4:30 утра, – сказал он. – У американского правительства, возможно, пока не выработано никакой точки зрения. Затем Лодж добавил: – По моим сведениям, лица, ответственные за происходящие события, предлагают вам и вашему брату безопасный выезд за границу. Вы в курсе?»

«Нет», – солгал Дьем. Затем он сделал паузу, возможно осознав, что Лодж тоже участвует в заговоре против него. «У вас есть мой номер телефона», – сказал он, и разговор на этом закончился. Три часа спустя они с братом были переправлены на конспиративную квартиру; фактически это был дом, принадлежавший китайскому торговцу, который финансировал личную шпионскую сеть Дьема в Сайгоне. Вилла была оборудована телефонной линией, подведенной к президентскому дворцу, сохраняя иллюзию, что Дьем оставался в центре власти. Сражение продолжалось всю ночь; при штурме мятежниками президентского дворца погибло около ста вьетнамцев.

Около 6:00 утра Дьем позвонил генералу Большому Миню. Президент сказал, что готов уйти в отставку, и генерал гарантировал его безопасность. Дьем сообщил, что будет ждать в церкви Святого Франциска Ксаверия в китайском квартале Сайгона. Генерал выслал туда бронетранспортер, чтобы забрать Дьема и его брата. Он приказал, чтобы конвой возглавил его личный телохранитель, а затем поднял два пальца на правой руке. Это был сигнал: убейте обоих.

Генерал Дон приказал солдатам очистить штаб, занести туда покрытый зеленым сукном стол и стал готовиться к пресс‑конференции. «Убирайтесь к черту, – сказал генерал своему другу Конейну, – мы приглашаем прессу». Конейн отправился домой, но его сразу же вызвал к себе Лодж. «Я отправился в посольство, и мне сообщили, что я должен отыскать Дьема, – вспоминал он. – К тому времени я сильно устал и был сыт происходящим по горло. Я спросил: кто отдавал такой приказ? Мне сообщили, что приказ получен от президента Соединенных Штатов».

Около 10:00 Конейн поехал в Генеральный штаб и принялся расспрашивать первого же попавшегося генерала. «Большой Минь сказал мне, что они совершили самоубийство. Я взглянул на него и спрашиваю: где? Он ответил, что в католической церкви в Чолоне, что там они и совершили самоубийство», – заявил Конейн в своих рассекреченных показаниях комитету сената, который расследовал обстоятельства этого покушения двенадцать лет спустя.

«Я думаю, что в этот момент потерял хладнокровие, – признался Конейн. Он размышлял о смертном грехе и своей вечной душе. – Я сказал Большому Миню: послушайте, вот вы – буддист, а я – католик. Если, как вы утверждаете, они совершили самоубийство в той церкви и священник вечером проводит здесь мессу, то ваша версия не выдерживает никакой критики. Я спросил, где они? Он ответил, что они в Генеральном штабе, то есть за зданием Генерального штаба. Хочу ли я их видеть? И я ответил, что нет. Он спросил: почему? А я ответил, что если случайно один человек из миллиона поверит в то, что они совершили самоубийство в церкви, а я увижу, что на самом деле они его не совершали, то тогда я навлеку на себя беду».

Конейн возвратился в американское посольство, чтобы сообщить, что президент Дьем мертв. Всей правды он докладывать не стал.

«Информирован вьетнамцами, что самоубийство произошло по пути из города», – телеграфировал он. В 2:50 утра по вашингтонскому времени пришел ответ за подписью Дина Раска: «Новости о самоубийстве Дьема и Нью всех потрясли… важно установить публично, что причиной смерти, вне всяких сомнений, является самоубийство, если это на самом деле так».

В субботу, 2 ноября 1963 года, в 9:35 утра президент созвал конфиденциальное совещание в Белом доме с участием своего брата, Маккоуна, Раска, Макнамары и генерала Тэйлора. Вскоре в кабинет вбежал Майкл Форрестол со срочной телеграммой из Сайгона. Генерал Тэйлор рассказал потом, как президент встал из‑за стола и «выскочил из кабинета с выражением ужаса и тревоги на лице, которого я никогда не видел у него прежде».

В 18:31 Макджордж Банди телеграфировал Лоджу (копии этой телеграммы получили лишь Маккоун, Макнамара и Раск): «Смерть Дьема и Нью, независимо от их деяний, вызвала настоящее потрясение, и существует опасность того, что положение и репутация нового режима могут значительно пострадать, к одному или нескольким членам нового правительства поступит информация о том, что фактически произошло покушение… В их глазах нельзя создавать иллюзию того, что здесь с легкостью воспримут политическое убийство».

В ту субботу дежурным офицером в американском посольстве в Сайгоне был Джим Розенталь. Посол Лодж направил его вниз, к парадной двери, чтобы принять важных посетителей. «Я никогда не забуду эту картину, – вспоминал он. – К зданию посольства подкатывает большой автомобиль, и сразу же отовсюду слышатся щелчки фотоаппаратов. С переднего сиденья выскакивает Конейн, открывает заднюю дверцу и приветствует выходящих из автомобиля людей. Как будто он специально доставил их в наше посольство, а именно так оно и выглядело! Я лишь поднялся с ними на лифте, а наверху прибывших уже тепло приветствовал Лодж… Приехали люди, которые только что осуществили переворот, убили главу государства, а затем явились в посольство, как будто для того, чтобы заявить: «Эй, босс, мы ведь сегодня неплохо потрудились, не так ли?»

Date: 2015-06-05; view: 493; Нарушение авторских прав