Глава 28. «Что, черт возьми, эти клоуны делают в Лэнгли?»

«Что, черт возьми, эти клоуны делают в Лэнгли?»

Весной 1968 года у Ричарда Хелмса возникли серьезные опасения по поводу того, что его следующим боссом окажется либо Роберт Кеннеди, либо Ричард Никсон. Как генеральный прокурор, Кеннеди злоупотреблял полномочиями агентства. Он фактически реквизировал ЦРУ и к самому Хелмсу относился с холодным презрением. Как кандидату в президенты и, возможно, будущему главнокомандующему, тайны, скрытые в многочисленных досье ЦРУ, были бы ему словно кость в горле. Хелмс был потрясен, узнав, что сенатор получил смертельное ранение после одного из июльских предвыборных выступлений в штате Калифорния.

Но нельзя сказать, чтобы Ричард Хелмс был всерьез опечален. На всю оставшуюся жизнь у него в душе остались глубокие шрамы от обструкций и упреков Кеннеди.

Еще одной проблемой был Ричард Никсон. Хелмс знал, насколько глубоко его негодование. Никсон считал, что агентство переполнено элитарными выходцами с Восточного побережья, «рефлекторными либералами»[29], джорджтаунскими сплетниками, людьми Кеннеди. Ни для кого не было секретом, что Никсон именно на ЦРУ возлагал ответственность за самую крупную неудачу в жизни: поражение на президентских выборах 1960 года. Он был убежден – причем ошибочно! – что тайны и ложь, переданные Алленом Даллесом, помогли Джону Кеннеди набрать важнейшие очки во время теледебатов. В своих мемуарах «Шесть кризисов», опубликованных в 1962 году, Никсон написал, что в случае избрания президентом он создал бы новую организацию – за пределами ЦРУ – для осуществления тайных операций. Это выглядело как угроза рано или поздно покончить с агентством.

10 августа 1968 года Никсон и Хелмс провели первую длинную беседу.

Президент Джонсон в свое время приглашал кандидата на свое ранчо в Техасе, угощал стейком и вареной кукурузой, катал по обширной территории ранчо в кабриолете. Тогда они с Хелмсом обсуждали острые проблемы: конфронтацию между Чехословакией и Советским Союзом, поддержку Фиделем Кастро революционных движений в мире и, наконец, секретные переговоры о мире между Северным Вьетнамом и Соединенными Штатами.

Никсон обратился к Хелмсу с резким вопросом.

– Они все еще полагают, что мы проиграли войну? – спросил он.

– Северные вьетнамцы убеждены, что после сражения при Дьен‑Бьен‑Фу они одержали победу, – сказал Хелмс.

Это было последнее, что хотел услышать Никсон.

Через три дня после своей победы на выборах Никсон позвонил Линдону Джонсону.

– Что вы думаете о Хелмсе? – спросил он. – Вы бы продолжили с ним работать?

– Безусловно, – ответил Джонсон. – Это чрезвычайно компетентный человек. Он лаконичен. Говорит все так, как есть, и он лоялен.

Это была высокая похвала. После полутора лет присутствия на обедах за одним столом с президентом Хелмс завоевал доверие Линдона Джонсона и заработал себе в Вашингтоне репутацию высококвалифицированного профессионала. Он считал, что ЦРУ за двадцать лет вырастило кадры аналитиков с уникальным опытом противодействия советской угрозе и сформировало тайную службу, способную успешно заниматься шпионажем. Себя он рассматривал как верного солдата на службе у своего президента.

Очень скоро Хелмсу предстояло узнать цену этой лояльности…

«Неизлечимо скрытные»

«Ричард Никсон никогда никому не доверял, – вспоминал Хелмс двадцать лет спустя. – Он стал президентом Соединенных Штатов и, следовательно, руководителем исполнительной власти, но при этом постоянно твердил, что военно‑воздушные силы в своих бомбардировках во Вьетнаме не могут поразить собственную задницу, что Государственный департамент – это всего лишь группа попивающих коктейли дипломатов, облаченных в костюмы в тонкую полоску, и что агентство не в состоянии предложить способ добиться победы во Вьетнаме… И так далее и тому подобное… Они тупые, глупые, не могут сделать то, не могут сделать это».

В один из январских дней 1969 года, когда новое правительство находилось у власти уже несколько дней, Хелмс сидел в Белом доме за ланчем. Стояла напряженная тишина. Никсон, сидящий неподалеку, вдруг встрепенулся, словно решив выместить свой внезапный гнев на твороге и консервированных ананасах, находящихся перед ним на столе. Президент принялся ругать ЦРУ, в то время как его советник по национальной безопасности Генри Киссинджер внимательно слушал.

«У меня нет малейшего сомнения, – вспоминал Хелмс, – что критика Никсона больно задела Киссинджера».

Избранный президент и выходец Гарварда обнаружили, что они – родственные души. «Оба были неизлечимо скрытными, оба окутаны тайнами, но Киссинджер в этом деле заметно выделялся, – вспоминал Томас Хьюз, директор бюро разведки Государственного департамента. – Оба являлись неисправимыми манипуляторами, но Никсон был более откровенным». Они как бы договорились между собой: «Мы, и только мы замышляем, командуем и управляем тайными операциями». Секретная операция и шпионаж могли быть инструментами, приспособленными для их личного пользования. Никсон использовал их, чтобы построить себе политическую крепость в Белом доме, а Киссинджер, по словам его помощника Роджера Морриса, стал действующим главой государства по вопросам национальной безопасности.

В качестве приоритетного акта самозащиты Хелмс создал Комитет мудрецов, названный Группой по расследованию секретных операций, чтобы донести до избранного президента значимость тайной службы и заодно защитить ее от нападок. Группу возглавлял Фрэнклин Линдсей, когда‑то правая рука Фрэнка Виснера; территориально она размещалась в Гарварде и собиралась тайно; основными ее участниками были Ричард Бисселл и Лаймон Киркпатрик. В нее также входило несколько профессоров из Гарварда, по совместительству состоящих на службе у Белого дома, Пентагона, Государственного департамента и ЦРУ. Трое из них были достаточно близки к Генри Киссинджеру и догадывались, что именно он, скорее всего, станет очередным президентским советником по национальной безопасности независимо от того, кто победит в президентской гонке, поскольку Киссинджер одновременно служил в качестве конфиденциального консультанта и Никсону, и Хамфри. Никакая другая кандидатура на этот пост не рассматривалась.

Тайный доклад Группы по расследованию секретных операций был датирован 1 декабря 1968 года. Одна из содержащихся в нем рекомендаций особенно пришлась по душе Киссинджеру: там говорилось, что новый президент должен предоставить одному из высших должностных лиц Белого дома полномочия по надзору за всеми тайными операциями. Киссинджер не просто наблюдал бы за ними. Он собирался ими управлять…

Доклад настоятельно призывал вновь избранного президента «четко разъяснить директору ЦРУ, что тот должен сказать «нет», если, по его мнению, предложенная операция не может быть выполнена». Этот совет Никсон так и не принял во внимание…

«Тайные операции редко когда могут достичь одной только важной цели, – говорилось в докладе. – В лучшем случае тайная операция поможет выиграть время, упредить государственный переворот или, так или иначе, создать благоприятные условия, позволяющие применить секретные средства, чтобы в конце концов достичь важной цели». Никсон так никогда и не понял этот принцип.

«Отдельный человек, политическая партия или действующее правительство могут серьезно пострадать за счет разоблачения фактов тайной помощи от ЦРУ, – говорилось в докладе. – В итоге это может стоить Соединенным Штатам мировой репутации. Одним это продемонстрирует игнорирование Соединенными Штатами национальных прав и прав человека; другим – только наше бессилие и некомпетентность… Представления многих американцев, особенно в интеллектуальном сообществе и среди молодежи, о том, что Соединенные Штаты участвуют‑таки в «грязных делишках», крепнут и постепенно отдаляют от собственного правительства… Разоблачения в такой обстановке создали для «новых левых» возможности затронуть намного более широкий спектр политического мнения, чем это было раньше. Соединенные Штаты всегда находились в центре внимания тех стран, которые заинтересованы в расширении правопорядка в международных отношениях. Наша убедительность и эффективность в этой роли пострадают до такой степени, что станет общеизвестным, что мы тайно вмешиваемся в то, что для других стран является сугубо внутренним делом». Никсон и Киссинджер преднамеренно проигнорировали все эти идеи.

«У нас создается впечатление, что ЦРУ слишком «укоренилось» за эти годы, – говорилось в заключение. – Почти все старшие сотрудники проработали в организации больше двадцати лет… Существует также значительная тенденция к изоляции и замкнутости… Ощущается нехватка инновационности и перспектив». Этому Никсон верил. Он намеревался просочиться в этот узкий круг людей. Начал он с того, что назначил генерал‑лейтенанта морской пехоты Роберта Кушмана, который в его бытность вице‑президентом работал помощником по национальной безопасности, заместителем директора Центральной разведки при Хелмсе. Задача Кушмана состояла в том, чтобы по поручению президента страны шпионить за шпионами Америки.

Желая выслужиться перед вновь избранным президентом США, ЦРУ направляло Никсону такие же ежедневные разведсводки, которые получал в свое время Линдон Джонсон. Так ни разу и не прочитанные, они огромной кипой хранились в сейфе в апартаментах Никсона на тридцать девятом этаже в отеле «Пирр» в Нью‑Йорке. Эта кипа росла и накапливалась в течение месяца, пока Киссинджер, наконец, в декабре не дал понять, что Никсон никогда это не прочитает. Он объяснил, что отныне все, что агентство хочет сообщить президенту, будет направляться через него, Киссинджера. Ни Хелмс, ни кто‑либо другой из ЦРУ никогда не встречались с Никсоном один на один.

С самого начала Киссинджер осуществлял плотный контроль за операциями ЦРУ. В 1967 – 1968 годах «надзиратели» ЦРУ в Комитете 303 вели оживленные дебаты по поводу проведения тайных операций. Но те дни безвозвратно ушли. Над всеми членами комитета и каждым в отдельности, будь то Хелмс, генеральный прокурор Джон Митчелл и высокопоставленные представители Государственного департамента и Пентагона, доминировал Генри Киссинджер. Это превратилось в настоящий бенефис. За два с половиной года Комитет технически одобрил почти сорок секретных операций, но при этом никогда фактически не собирался. В целом более трех четвертей программ секретных операций при администрации Никсона никогда не проходили процедуру формального утверждения Комитетом. Противозаконные операции Соединенных Штатов одобрял или не одобрял только один человек – Генри Киссинджер.

В 1969 году, как известно, президент санкционировал телефонное прослушивание частных лиц, чтобы остановить утечки новостей и контролировать поток информации внутри правительства. Его советник по национальной безопасности пошел дальше: Киссинджер также использовал ЦРУ, чтобы шпионить за американцами. Этот факт по каким‑то причинам «ускользнул» от историков.

После того как представители антивоенного движения призвали к ежемесячному национальному мораторию, однодневной приостановке американской деловой активности, Хелмс получил приказ от Киссинджера шпионить за его лидерами. В служебном дневнике Роберта Л. Баннермана, старшего сотрудника в Управлении безопасности ЦРУ, была сделана запись: «Д‑р Киссинджер – запрос информации».

«Д‑р Киссинджер направил запрос относительно того, какую информацию мы собрали на лидеров групп, которые провели мораторий по Вьетнаму, – говорилось в служебной записке ЦРУ. – После рассмотрения этот запрос был передан [имя удалено], который выразил согласие заняться этим сообщением, и работа над ним велась весь уик‑энд». Это не было просто продолжением «Хаоса» – поиском ЦРУ источников иностранной поддержки антивоенного движения. Это был конкретный запрос в ЦРУ от президентского советника по национальной безопасности на предмет предоставления досье на американских граждан.

Вышеупомянутый доклад не отражает колебаний со стороны Ричарда Хелмса. С 1962 года три президента США поочередно приказывали, чтобы директор Центральной разведки шпионил за американцами независимо от ограничений, содержащихся в уставе ЦРУ. Никсон считал, что в области национальной безопасности все действия президента являются легальными. Если президент что‑то делает, говорил он, то это не может быть незаконным. Среди его преемников только Джордж У. Буш целиком воспользовался такой интерпретацией президентской власти, укоренившейся в божественном праве королей. Но одно дело издать такой приказ президенту, и совсем другое – поступить так от имени президента неизбранному чиновнику.

«Ударьте по Советам, притом покрепче»

Никсон и Киссинджер действовали на уровне секретности за пределами ЦРУ. Когда они вступали в контакт с противниками Соединенных Штатов – во время тайных переговоров с Советами, китайцами, северовьетнамцами, – ЦРУ либо знало об этом немного, либо вовсе ничего. И на это были свои причины: Белый дом не верил большей части того, что эксперты ЦРУ вещали о силах и ресурсах коммунизма, особенно в части оценки агентством военной мощи Советского Союза.

«Я не хочу сказать, что они лгут или искажают разведданные, но мне хочется, чтобы эти парни более деликатно и осторожно отделяли факты от чьих‑то мнений», – заявил Никсон Хелмсу 18 июня 1969 года на заседании Совета национальной безопасности.

«Дело в том, что наши разведывательные прогнозы на 1965, 1966, 1967 и 1968 годы – а я познакомился с каждым из них – примерно на 50 процентов оказались ошибочными на предмет того, что затевают русские, – сказал Никсон. – Мы должны начинать с фактов, собрать все факты и делать выводы на основе неопровержимых фактов. Это теперь понятно?»

Никсон был взбешен, узнав, что, по утверждению ЦРУ, у Советов нет ни намерений, ни технологий, чтобы нанести упреждающий ядерный удар. Этот вывод был сделан в суматохе формальных оценок советских стратегических сил, каждую из которых Никсон отклонил. «Бесполезно, – написал он на полях служебной записки Хелмса по поводу ядерных ресурсов Москвы. – Это поверхностное и бессмысленное цитирование информации, которую мы и так ежедневно получаем из прессы». Исследования ЦРУ бросали вызов планам Никсона построить противоракетную систему – прелюдию к «Звездным войнам» будущего. «А собственно, на чьей стороне агентство? – задавали вопрос Хелмсу из Белого дома, и это являлось главным аргументом вашингтонской администрации. – Другими словами, «давайте все соберем до кучи и «согласуем» все факты и улики».

В конце концов Хелмс именно так и поступил, удалив ключевой абзац из самой важной оценки ЦРУ советских ядерных сил в 1969 году. В очередной раз агентство перестроило свою работу, чтобы соответствовать политическим рамкам Белого дома. Решение согласиться с линией Белого дома «явно не встретило одобрения со стороны аналитиков агентства, – записал Хелмс в своем дневнике. – В их глазах я поступился одной из фундаментальных обязанностей агентства – мандатом оценки всей доступной информации и высказывания собственного суждения, независимо от текущей американской политики». Но Хелмс не рискнул ввязаться в эту битву: «Я был убежден, что в споре с администрацией Никсона мы потерпим поражение, и при этом агентству будет нанесен серьезный ущерб». Его аналитики жаловались на подавление инакомыслия и отказ учиться на ошибках прошлого. Но никакого плана по улучшению анализа военных ресурсов и намерений СССР все равно предложено не было.

ЦРУ уже в течение восьми лет изучало фотографии территории СССР, полученные со спутников‑шпионов, пытаясь с орбитальной высоты собрать воедино хитрую мозаику советских вооруженных сил. Агентство работало над очередным поколением спутников‑шпионов, которые планировалось оснастить телевизионными камерами. Хелмс всегда был убежден, что никакие технические устройства не смогут заменить живых шпионов. Однако он заверил Никсона, что они дадут Соединенным Штатам возможность удостовериться, как Москва выполняет соглашения и договоренности, достигнутые в Хельсинки в ходе продолжающихся переговоров по Ограничению стратегических вооружений (ОСВ).

Но чем больше свежих данных получало ЦРУ о советских вооруженных силах, тем менее ясной становилась общая картина. Никсон справедливо критиковал агентство за то, что оно недооценило советскую ядерную мощь в 1960‑х годах; он не забывал напоминать об этом в течение всего срока своего президентства. Результат этого давления теперь очевиден: в течение тринадцати лет, с эры Никсона до заключительных дней холодной войны, каждая новая оценка советских стратегических ядерных сил завышала фактический уровень модернизации Москвой своих вооружений.

Никсон тем не менее полагался на ЦРУ, стремясь ужалить Советский Союз при каждом удобном случае – не только в Москве, но и в любой точке земного шара.

«Президент вызвал меня и Генри Киссинджера в Овальный кабинет после заседания Совета национальной безопасности, которое превратилось в 25‑минутное обсуждение множества тем, включая ОСВ, Лаос, Камбоджу, Кубу и противозаконные операции, – записал Хелмс 25 марта 1970 года. – Что касается противозаконных операций, то президент приказал мне ударить по Советам, притом покрепче, и делать это в любом удобном месте в мире. Он сказал, что можно «действовать на свое усмотрение», но при этом держать Генри Киссинджера в курсе всех дел и проявлять как можно больше творчества и смекалки. В этот момент он был красноречив и эмоционален, как никогда». Поощренный столь редким моментом президентского внимания, Хелмс «воспользовался случаем, чтобы подчеркнуть, что, по его искреннему убеждению, Соединенные Штаты не должны отказываться ни от чего, что способно оказать давление на Советский Союз или вызвать недовольство или раздражение Советов». Он пообещал президенту разработать множество новых секретных операций против Советов.

Из всего достаточно объемного текста, который Хелмс направил в Белый дом на следующей неделе, Никсон пробежал глазами лишь один параграф…

Хелмс еще раз пересмотрел работу радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода», в развитие которых за двадцать лет было вложено более 400 миллионов долларов, и оценил их способность поддерживать мятежный «огонь» инакомыслия по ту сторону железного занавеса. Он проанализировал работу советских диссидентов, таких как физик Андрей Сахаров и писатель Александр Солженицын, высказывания которых передавались в эфир на территории Советского Союза через ЦРУ. 30 миллионов человек в Восточной Европе слушали «Свободную Европу», а многие советские граждане настраивались на волну «Свободы», хотя Москва тратила 150 миллионов долларов в год, чтобы заглушить их сигналы. Кроме того, с конца 1950‑х годов «Свободная Европа» и «Свобода» распространили в Советском Союзе и странах Восточной Европе почти 2,5 миллиона экземпляров книг и периодических изданий. Выражалась надежда на то, что слова, произнесенные в эфире и через печать, могут стимулировать порывы к интеллектуальной и культурной свободе.

Все это было хорошо, но для Никсона – уже далеко не оригинально. Всерьез он воспринимал лишь способность ЦРУ фальсифицировать результаты выборов. В этом деле ведомство и в самом деле преуспело.

«Во многих случаях, оказавшись перед угрозой победы на выборах коммунистической партии или представителей Народного фронта, мы достойно противостояли этой угрозе и добивались успеха, – напомнил Хелмс президенту. – «Гайана в 1963 году и Чили в 1964‑м – достойные примеры того, чего можно добиться в непростых обстоятельствах. Подобные ситуации могут вскоре возникнуть в различных частях мира, и у нас на этот случай подготовлены тщательно спланированные секретные программы». Это уже был совсем другой разговор. Деньги и политика были гораздо ближе к сердцу Никсона.

«Старый и надежный способ»

ЦРУ на всем протяжении холодной войны тайно поддерживало политических деятелей в Западной Европе. В этот негласный перечень входили канцлер ФРГ Вилли Брандт, премьер‑министр Франции Ги Молле, а также любой христианский демократ, когда‑либо одерживающий победу на выборах в Италии.

ЦРУ потратило двадцать лет и по меньшей мере 65 миллионов долларов, подкупая влиятельных политиков в Риме, Милане и Неаполе. В 1965 году Макджордж Банди назвал секретную программу в Италии американским «ежегодным позором». Но он, этот позор, все же продолжался. Иностранные державы вмешивались в итальянскую политику в течение многих столетий; в этом смысле Вашингтон следовал «в традициях того, что фашисты, коммунисты, нацисты, британцы и французы уже делали прежде», – сказал в интервью Томас Фина, американский генеральный консул в Милане при Никсоне и ветеран американской разведки и дипломатии в Италии. ЦРУ «субсидировало политические партии, передавало деньги одним политическим деятелям, не давая их другим; оно финансировало публикацию необходимых изданий, контролировало содержание радиопередач, субсидировало газеты и отдельно взятых журналистов», – отметил Фина. У ЦРУ имелись для этого «финансовые и политические ресурсы, влиятельные друзья и возможности для шантажа».

Никсон и Киссинджер эту традицию восстановили. Их инструментом стала Римская резидентура ЦРУ и посол Грэм Мартин.

Киссинджер вызвал к себе Мартина, которого в качестве комплимента называл «хладнокровным». «Он, очевидно, восхищался теми, кто мог быть столь же безжалостным в осуществлении своих полномочий, как он сам, – заявил главный политический советник Мартина в Риме Роберт Барбур. Другие американские дипломаты считали Мартина призрачной и странной фигурой, «скользким, как целая корзина угрей». Двадцать лет назад в американском посольстве в Париже Мартин преобразовал средства из плана Маршалла в фонды ЦРУ. Он работал в тесном сотрудничестве с ЦРУ в качестве посла в Таиланде с 1965 по 1968 год. Ни один американский дипломат не был более увлечен тайными операциями.

Никсон был о нем очень высокого мнения. «Я лично испытываю большое личное доверие к Грэму Мартину», – заявил он Киссинджеру 14 февраля 1969 года, и «машина» пришла в движение.

Назначение Мартина послом в Италию стало делом рук богатого американца по имени Пьер Таленти, проживавшего в Риме. Здесь, с помощью своих друзей и политических союзников, он собрал в 1968 году сотни тысяч долларов для поддержки избирательной кампании Никсона. Это открыло ему дверь в Белый дом. Таленти отправился туда, чтобы встретиться с полковником Александром M. Хейгом‑младшим. Хейг служил военным советником Киссинджера. Таленти предупредил о том, что социалисты могут вот‑вот захватить власть в Италии, и предложил направить в страну нового американского посла, который, по его мнению, был необходим, чтобы активнее противостоять левым. Он назвал кандидатуру Мартина, и его предложение тут же было отправлено в высшие круги. Мартин убедил Никсона и Киссинджера, что «является именно тем самым, крепким как гвоздь, человеком, который способен вызвать позитивные сдвиги в итальянской политике», – сказал в интервью Уэллс Стэблер, его заместитель в Риме.

«Мартин решил, что в данной ситуации велосипед изобретать не стоит: должен сработать старый и проверенный способ», – сказал Уэллс Стэблер, ставший невольным участником возрождения американской секретной операции в Италии. «Начиная с 1970 года, после получения формального одобрения от Никсона, Мартин контролировал распределение 25 миллионов долларов христианским демократам и итальянским неофашистам, – сообщил Стэблер. – Деньги делились в «задней комнате» – отделении ЦРУ внутри роскошного американского посольства; это делали «непосредственно сам посол и шеф резидентуры… Иногда деньги передавались партиям в целом, иногда – отдельным лицам. Иногда шеф резидентуры или я высказывали какие‑то рекомендации, но окончательное одобрение давал именно посол». Местным шефом ЦРУ был Рокки Стоун, участник государственного переворота в Иране и провала в Сирии, который приехал в Рим после трех лет работы в качестве оперативного руководителя Советского отдела.

Приблизительно 6 миллионов долларов Стоун передал господствующим в политической системе христианским демократам. Миллионы ушли в различные комитеты, которые проталкивали «ультраконсервативную политику», сказал Стэблер. И еще миллионы и миллионы потекли в карманы нелегальных крайне правых.

Деньги, как и обещал Мартин, преобразовали политическое лицо Италии. Человек, которого он поддержал, Джулио Андреотти, победил на выборах как раз с помощью денег ЦРУ. Но в 1970 году тайное финансирование крайне правых привело к неудавшемуся неофашистскому перевороту. Деньги ЦРУ помогали финансировать тайные операции крайне правых организаций, в том числе откровенные теракты, ответственность за которые итальянская разведка возлагала на крайне левых. Все это привело к самому громкому политическому скандалу в послевоенной Италии. В результате парламентского расследования было обнаружено, что генерал Вито Мичели, руководитель итальянской военной разведывательной службы, принял от ЦРУ по меньшей мере 800 тысяч долларов. Мичели был заключен в тюрьму за попытку переворота. Андреотти, самый стойкий итальянский политический деятель на протяжении десятилетий, провел последние годы жизни отбиваясь от уголовных обвинений, включая даже обвинение в убийстве.

Времена покупки ЦРУ политического влияния в Италии наконец закончились, когда Грэм Мартин уехал из Рима, чтобы стать следующим – и последним – американским послом в Южном Вьетнаме.

«Мы вполне осознаем, что стоит на кону»

На протяжении 1969 и 1970 годов Никсон и Киссинджер сосредоточили внимание ЦРУ на расширении секретной войны в Юго‑Восточной Азии. Они распорядились, чтобы агентство произвело «политические выплаты» в сумме 725 тысяч долларов президенту Южного Вьетнама Тхиеу, взяло под свой контроль средства массовой информации в Сайгоне, фальсифицировало выборы в Таиланде и усилило тайные рейды коммандос в Северном Вьетнаме, Камбодже и Лаосе.

Накануне турне Никсона в Юго‑Восточную Азию Хелмс мрачно доложил президенту о затянувшейся военной операции ЦРУ в Лаосе. Агентство «поддерживало секретную нерегулярную армию общей численностью 39 тысяч человек, которая несла на себе основное бремя активных боев» с коммунистами, – напомнил он Никсону. Это бойцы хмонги, которыми с 1960 года командует генерал Ванг Пао. «Эти нерегулярные силы измотаны восьмилетней войной, а генерал Пао… вынужден набирать в свои отряды 13– и 14‑летних подростков, чтобы хоть пополнять численный состав… В стремлении остановить северовьетнамское наступление с помощью военизированных формирований агентство достигло известного предела». Никсон в ответ приказал Хелмсу сформировать новый тайский военизированный батальон в Лаосе, чтобы укрепить отряды хмонгов. Киссинджер спросил, в какие районы Лаоса лучше всего направить бомбардировщики B‑52…

В то время как секретная война в Юго‑Восточной Азии вышла на новые рубежи, Никсон и Киссинджер запланировали втайне восстановить отношения с председателем КНР Мао Цзэдуном. Чтобы расчистить себе путь в Китай, они приостановили активные операции ЦРУ против действующего коммунистического режима.

На протяжении десяти лет, действуя от имени китайского коммунизма, ЦРУ тратило десятки миллионов долларов и переправляло тонны оружия сотням тибетских партизан, которые сражались за своего духовного лидера, его святейшество Тензен Гьятсо, четырнадцатого по счету далай‑ламу. Когда Аллен Даллес и Десмонд Фицджеральд в феврале 1960 года информировали Эйзенхауэра о начале операции, «президент задался вопросом, не спровоцируют ли эти операции еще более зверские репрессии со стороны китайских коммунистов».

Айк тем не менее одобрил программу в целом. Агентство устроило тренировочный лагерь для тибетских боевиков в Скалистых горах штата Колорадо. ЦРУ выплачивало непосредственно далай‑ламе ежегодную субсидию в сумме около 180 тысяч долларов, учредило Тибетские дома в Нью‑Йорке и Женеве, призванные служить его неофициальными посольствами. Цель состояла в том, чтобы поддержать мечту о свободном Тибете, в то же время не оставляя в покое Красную армию в Западном Китае. Результатом стали сотни погибших бойцов сопротивления и всего один запачканный кровью ранец c китайскими военными документами, захваченный в перестрелке.

В августе 1969 года для поддержки тибетских повстанцев агентство запросило еще 2,5 миллиона долларов, назвав военизированную группу численностью 1800 человек «силой, которая может эффективно использоваться в случае военных действий» против Китая. «А есть ли нам от этого хоть какая‑нибудь прямая выгода?» – спросил Киссинджер. Он ответил на собственный вопрос. Хотя выплаты ЦРУ далай‑ламе продолжались, тибетское сопротивление было оставлено без поддержки.

Киссинджер собственноручно похоронил остатки двадцатилетней миссии ЦРУ по проведению тайных операций против Китая.

На смену отважным рейдам коммандос времен корейской войны пришли нерегулярные радиопередачи из Тайбэя и Сеула, сбросы листовок на материк, выпуски новостей, сфабрикованные в Гонконге и Токио, и то, что само агентство описывало как «действия во всем мире, нацеленные на клевету и обструкцию Китайской Народной Республики». ЦРУ продолжало сотрудничать с генералиссимусом Чан Кайши, поддерживая его обреченные на провал усилия по освобождению Tайваня, не осознавая, что Никсон и Киссинджер всерьез планировали сесть за стол переговоров с председателем Мао и премьер‑министром Чжоу Энлаем в Пекине…

Когда Киссинджеру наконец удалось начать переговоры с Чжоу, китайский премьер‑министр спросил о последней кампании «Свободный Тайвань»: «А ЦРУ здесь никак не участвует?»

Киссинджер заверил премьера Чжоу, что «тот значительно переоценивает силы и способности ЦРУ».

– Эти люди стали популярной темой обсуждения во всем мире, – задумчиво сказал Чжоу. – Всякий раз, когда в мире что‑нибудь происходит, о них вспоминают в первую очередь.

– Верно, – ответил Киссинджер, – и это льстит им, но, поверьте, они этого не заслуживают.

Чжоу Энлай был весьма рад узнать, что Киссинджер лично одобрял тайные операции ЦРУ. Но все же высказал свои подозрения, что агентство все еще ведет подрывную деятельность против Народной Республики.

Киссинджер ответил, что большинство офицеров ЦРУ занимается бумаготворчеством – «написанием длиннющих, непостижимых отчетов и уже давно не делает революций».

– Вы используете слово «революция», – заметил Чжоу. – Мы же имеем в виду подрывную деятельность.

– Ну хорошо, пусть будет подрывная деятельность, – уступил Киссинджер. – Я понимаю. Мы осознаем, что именно угрожает нашим отношениям, и не позволим какой‑то организации проводить мелкие операции, которые могут воспрепятствовать этому курсу.

Это был конец. На многие последующие годы ЦРУ фактически лишилось былого поля деятельности в Китае…

«Демократия не работает»

Ради поддержки войны во Вьетнаме ЦРУ сражалось на всех фронтах. Часть его усилий реализовалась через три недели после того, как президент Никсон занял свой пост. В феврале 1969 года секретная операция ЦРУ создала видимость демократии в Таиланде.

В течение одиннадцати лет в Таиланде правила военная хунта, а на тайских военных базах к сражениям против Ханоя готовились десятки тысяч американских солдат. Диктатура, естественно, мало что сделала для поддержки иллюзии о том, что американские военные в Юго‑Восточной Азии, оказывается, борются за демократию…

Операция ЦРУ под кодовым названием «Лотос» изначально была задумана послом Грэмом Мартином в 1965 году, одобрена президентом Джонсоном и вновь подтверждена президентом Никсоном. Резидентура ЦРУ в Бангкоке уговорила хунту к проведению выборов, однако генералы все время их откладывали. Наконец в 1968 – 1969 годах ЦРУ вложило миллионы долларов в политическую систему Таиланда. Роль «мешочника» ЦРУ выполнял Поте Сарасин – посол Таиланда в Соединенных Штатах с 1952 по 1957 год, генеральный секретарь Организации Договора Юго‑Восточной Азии (СЕАТО) с 1957 по 1964 год и ведущий гражданский представитель правящей хунты.

Выборы все‑таки состоялись, и правящая хунта ловко одержала на них победу. Но правители все же были озабочены распространением демократии в стране. Они вскоре закончили свой эксперимент, приостановили действие конституции и расформировали парламент. В ночь бескровного государственного переворота Поте Сарасин повторно занял пост гражданского представителя режима военного положения и заставил генералов тем же вечером объясниться перед своими друзьями в американском посольстве в Бангкоке. Те заявили, что уважают принципы демократии, и пытались применить их на деле. Но, по их словам, «было ясно, что сегодня в Таиланде демократия не работает».

Секретная операция ЦРУ стала явной показухой.

«В отношениях Таиланда и США не должно быть никаких изменений, – заявил Киссинджер Никсону после переворота. – Лидеры Революционного совета – фактически те же самые лица, с которыми мы имели дело все это время, – сказал он. – Можно ожидать, что все наши программы в Таиланде будут продолжаться без каких‑либо срывов».

«Заставьте этих ротозеев из ЦРУ работать!»

В феврале 1970 года президент приказал, чтобы агентство срочно «обратило внимание» на Камбоджу. После годичного планирования кампанию массированных бомбардировок вьетконговских объектов в этой с формальной точки зрения нейтральной стране собирались начать 17 марта. Американские бомбардировщики B‑52 должны были сбросить 108 823 тонны бомб на шесть коммунистических лагерей, которые ЦРУ и Пентагон неверно идентифицировали как северовьетнамские скрытые командные пункты.

Когда Ричард Хелмс пытался создать новое отделение ЦРУ в Камбодже, власть в стране захватил премьер‑министр Лон Ноль, представитель крайне правых кругов. Захват власти случился как раз в тот день, когда начались американские секретные бомбардировки. Этот переворот стал потрясением для ЦРУ и остальной части американского правительства.

«Что, черт возьми, эти клоуны делают в Лэнгли?» – негодовал Никсон.

«Заставьте этих ротозеев из ЦРУ работать в Камбодже», – приказал он. Он поручил Хелмсу отправить Лон Нолю тысячи автоматов AK‑47, отпечатать миллион пропагандистских листовок и дать понять всему миру, что Соединенные Штаты готовы вторгнуться в эту страну. Потом он велел ЦРУ передать новому камбоджийскому лидеру 10 миллионов долларов. «Доставьте эти деньги Лон Нолю», – настаивал он.

Никсон потребовал точно подсчитать количество оружия и боеприпасов, переправляемых противнику через камбоджийский порт Сиануквиль. Агентство безуспешно работало над этим вопросом в течение пяти лет. Никсон предположил, что поток оружия можно прекратить, если ЦРУ подкупит правых камбоджийских генералов. Хелмс возражал против такого решения, причем не без оснований: на торговле оружием местные генералы зарабатывали миллионы, а у агентства не было средств, чтобы купить или «арендовать» их лояльность. Этот аргумент не произвел на президента должного впечатления. 18 июля 1970 года на встрече со своим Консультативным советом по иностранной разведке Никсон раскритиковал работу агентства.

«По описанию ЦРУ, поток оборудования и материалов через Сиануквиль представляет собой тонкую «струйку», – заявил он. Фактически же через этот порт поставлялось до двух третей всего коммунистического оружия, имеющегося в Камбодже. – Если подобные ошибки совершаются в столь простом и очевидном деле, – продолжал он, – как же нам тогда относиться к оценкам ЦРУ куда более важных событий?»

«США ежегодно тратят 6 миллиардов долларов на разведку и вправе получать от нее гораздо больше, чем это есть на самом деле», – сказал Никсон. В протоколе заседания отмечен возросший гнев президента. Президент сказал, что «терпеть не может людей, которые сообщают ему ложные сведения. Если разведка не отвечает поставленным требованиям или сообщает о провале, он хочет знать об этом как есть и не потерпит никаких исковерканных оценок».

«Он понимает, что разведывательное сообщество несколько раз подвергалось болезненным нападкам и упрекам и, следовательно, склонно к тому, чтобы составлять свои донесения настолько мягкими, насколько это возможно, чтобы избежать упреков, – говорится в протоколе. – Он полагает, что лица, ответственные за преднамеренное искажение разведывательных сводок, должны быть уволены. Он предположил, что настанет время, когда всему разведывательному сообществу ему придется вынести строгое предупреждение».

В этот довольно деликатный момент Никсон приказал ЦРУ обеспечить «надлежащие» результаты очередных выборов в Чили…

Date: 2015-06-05; view: 412; Нарушение авторских прав