Глава 21. Когда через месяц выздоровевший Слава вернулся в школу, одноклассники встретили его тягостным молчанием

Когда через месяц выздоровевший Слава вернулся в школу, одноклассники встретили его тягостным молчанием. Потом чья-то меткая рука швырнула железную линейку, тонкая полоска угодила мальчику прямо в лицо и рассекла лоб. Неизвестно, что последовало бы дальше, но тут в класс вошла Анна Ивановна, должен был начаться урок математики. Мигом оценив ситуацию, директриса протянула пареньку ключи и со словами: «Иди быстро в мой кабинет» – вытолкала его в коридор.

– Сын за отца не ответчик, – начала было директриса, – и потом, у него только что погибли отец и мать…

Но тут из-за парты поднялась Лена Якушкина, чей папа был посажен Рожковым, потом встал внук Шульман, потом Леня Леонидов, потерявший деда с бабкой…

Анна Ивановна замолчала. А дети все поднимались и поднимались, и через пару секунд стоял почти весь класс, осталась сидеть лишь Майя.

Подростки не говорили ни слова, они только смотрели на директора. Коломийцева рухнула на стул и зарыдала:

– Господи, дети мои, что же мы с вами сделали и что вы с нами сделаете, когда вырастете!

Слезы директора, очевидно, растопили какую-то ледяную преграду, потому что Миша Сомов, признанный лидер класса, Миша, которого воспитывала полуслепая бабушка, так как мать сидела в лагере, решительно сказал:

– Не плачьте, Анна Ивановна, ради вас мы его не тронем, только пусть он с нами не разговаривает. Простить его все равно не сможем.

Не менее жесткую позицию заняли и педагоги.

– Пока я жива, – твердо сказала русичка, – Вячеслав медали не получит!

Ее поддержали и другие учителя. Неожиданная помощь пришла оттуда, откуда Коломийцева ее совсем не ждала.

– Слушайте вы, Макаренки, – обозлился физкультурник, – экие вы смелые после драки кулаками махать. Месяц тому назад небось побоялись бы Рожкова сыпать, а теперь обрадовались? Стыдно на вас глядеть, Ушинские вы мои!

Учителя замолчали. Слава получил медаль, единственный в том учебном году, но никакого ликования по этому поводу в школе не устраивали.

– И что теперь делать будешь? – поинтересовалась Анна Ивановна у него после экзаменов.

Начиная с февраля Слава жил у директора, мальчику просто было некуда деваться.

– Уеду отсюда куда глаза глядят, – хмыкнул парень, – в Новосибирский университет.

Коломийцева забарабанила пальцами по столу.

– Вот что, Славик, послушайся меня, плохого не посоветую. Отправляйся лучше в Москву, с золотой медалью и такой светлой головой можешь попробовать штурмовать МГУ. И потом…

Она замолчала, не зная, как объяснить юноше свою позицию.

– Говорите, Анна Ивановна, – попросил Слава, – я все пойму.

– Детка, – как можно мягче сказала педагог, – в Новосибирск ехать нельзя.

– Почему?

– Он слишком близко от Мартынова, и имена твоих родителей там на слуху. Москва – огромный город, там легко затеряться в толпе. И еще…

– Что, – напряженно поинтересовался Слава – еще что?

– Времена меняются, – вздохнула Коломийцева, – приходят другие люди к власти. Видишь, что вокруг творится, ну подумай, каково тебе будет по жизни идти с такой анкетой, как только ты напишешь, где отец и мать работали, сразу…

Она примолкла. Слава засмеялся:

– Да уж, не слишком мне повезло, но ведь с этим ничего не сделать?

– Почему, – медленно пробормотала Анна Ивановна, – у меня в восьмом классе учится Семен Новосельцев, жуткий двоечник, первый кандидат в ремесленное училище.

– Не понимаю, – напрягся Слава.

– Мать балбеса, – пояснила Анна Ивановна, – на все готова, чтобы Сеню в девятый перевели. Сам понимаешь, без десятилетки теперь никуда.

– Ну?

– Так она работает в городском загсе, – улыбнулась Коломийцева, – и сделает тебе новую метрику, а аттестаты я сама выписываю, никто проверять не станет. Матерью меня поставим, а отцом покойного Славина Сергея, папу Майи, земля ему пухом. Станешь Славиным и начнешь жизнь с чистой страницы. Поверь мне, безупречная анкета в нашей стране главное.

– Наверное, вы правы, – прошептал юноша, – только страшно, вдруг проверят?

– Волков бояться – в лес не ходить, – весело сказала Анна Ивановна, – главное, чтобы здесь никто не узнал, а в столице растворишься.

Сказано – сделано. Мама двоечника Семена моментально состряпала нужную бумагу, просто списала бланк, как испорченный, но не уничтожила зелененькую книжечку, а отдала со всеми необходимыми печатями Коломийцевой.

– Неладно вышло, – вздохнул Слава, – я теперь будто брат Майи, и фамилия у нас одна – Славины.

– Что же плохого? – улыбнулась Анна Ивановна.

– Мы хотели пожениться.

Директриса махнула рукой:

– Пока о свадьбе рано мечтать, сначала следует образование получить. Ничего, что-нибудь придумаем.

В столицу уехал Славин Вячеслав Сергеевич, Рожков Слава исчез без следа. Майечка осталась в Мартынове, с ее сплошными тройками нечего было рассчитывать на столичное образование. Майе предстояло идти в Мартыновское медицинское училище.

Первое время из Москвы приходили радостные письма. Слава сообщил о поступлении, потом пару раз писал о студенческих делах, а потом замолк. Майечка извелась, бегая к ящику, но конвертов со штемпелем «Москва» не было.

Анна Ивановна, как могла, утешала дочь. В 1956 году она уговорила Майечку выйти замуж. Девушка послушалась, но из брака ничего хорошего не вышло. Молодые пожили полгода и разбежались.

Шла жизнь, Слава навсегда исчез где-то в столице. Майя больше не пыталась строить семейную жизнь, и Анна Ивановна только вздыхала, когда дочь звонила домой с работы и сообщала, что остается в больнице на незапланированное ночное дежурство. Да и что было Майе делать вечерами? А остальных медсестер ждали мужья и дети.

В 1968 году Майечку, как лучшую сотрудницу, премировали двухнедельной поездкой в столицу. Девушка вернулась назад с чемоданом покупок и страшно веселая, в истерическом, взвинченном настроении. Анна Ивановна даже перепугалась, услышав раскаты громового хохота, с которым Майя рассказывала о своих московских приключениях. До сих пор ее дочь была тихой и разговаривала почти шепотом.

Затем Майя заболела, что-то случилось с желудком. Беднягу выворачивало наизнанку и тошнило при виде любой еды. И только когда дочь стала стремительно раздаваться в боках, директриса прозрела:

– Ты беременна! От кого?

Майечка подняла на мать абсолютно счастливые глаза и ответила:

– Давай считать, будто ветром надуло!

В 1969 году к матерям-одиночкам относились иначе, чем сейчас. В глазах общественности они прочно были шлюхами. В Европе и Америке зарождалась сексуальная революция, молодежь уже не считала нужным вступать в брак, а женщины рожали детей «для себя». Но СССР находился в изоляции, и там сохранились патриархальные взгляды. Даже в Москве косо поглядывали на даму, имевшую в паспорте при отсутствии штампа загса запись о ребенке. Что уж говорить о Мартынове! Но Коломийцеву в городе любили, а Майечке многие были благодарны за бессонные ночи, которые она провела у их кровати.

Родился мальчик, хорошенький, здоровый, губастенький Витюша.

Анна Ивановна вмиг полюбила внука и умилялась его первым шагам и робким попыткам разговаривать.

Счастье, как и беда, никогда не приходит одно. В начале семидесятых в больницу попал один мужчина, Федор Крелин. Через год сыграли свадьбу, и в 1973-м родилась девочка Тоня. Анна Ивановна ликовала. Жизнь дочери налаживалась, семья, дети… Зять оказался хорошим, порядочным мужиком. Детей на своих и чужих не делил и хотел усыновить Витю.

– Пусть Витюша будет Славиным, как я, и носить отчество, как у меня, – коротко, но твердо заявила Майя.

Федор удивился, но настаивать не стал, Славин так Славин. Крелин никогда не интересовался, от кого мальчик, считал, если жена захочет, сама расскажет. Но Майя хранила упорное молчание. Правда, один раз Федя не утерпел и попробовал прояснить ситуацию, но всегда тихая, мягкая, даже какая-то бесхребетная жена так на него глянула, что у мужика больше не возникало желания заговаривать на щекотливую тему. Кстати, Анна Ивановна также старательно не задавала никаких вопросов.

Витя рос и наконец пошел в школу, естественно к бабушке. Попал он в класс к пожилой, но очень хорошей учительнице Оксане Михайловне. Хлопот первоклассник не доставлял. Был тихий, как мать, послушный, много не бегал на переменках. Но голова ему явно досталась не от троечницы Майи. Оксана Михайловна не успевала довести объяснение до конца, как Витюша протягивал готовую работу. Другим детям приходилось растолковывать материал по восемь, десять раз, Виктор схватывал все на лету, и Оксана Михайловна только вздыхала:

– Может, перевести его сразу во второй класс? В первом ребенку явно делать нечего!

В конце учебного года сделали традиционную фотографию. Девочки в белых фартучках сидели в первом ряду. Мальчики в синеньких костюмчиках стояли сзади. Оксана Михайловна посередине, в нарядном платье, с букетом цветов.

Анна Ивановна как раз проверяла билеты для восьмиклассников, когда Оксана Михайловна вошла в кабинет и положила на стол директора снимок.

– Вот, вам как бабушке.

– Спасибо, Оксаночка Михайловна, – улыбнулась Коломийцева, – какое отличное фото, Витенька отлично вышел.

– Замечательный мальчик, – согласилась Оксана Михайловна, – весь в отца, такой же умный и начитанный!

– Что ты имеешь в виду? – медленно спросила Коломийцева, снимая очки. – На что ты намекаешь?

Оксана Михайловна усмехнулась, тоже отставив в сторону церемонную вежливость:

– Ну не делай ты вид, что не знаешь!

Анна Ивановна непонимающе уставилась на нее. Та ахнула:

– Неужели ты и впрямь не догадалась? Где у тебя школьные фото 1947 года?

Коломийцева вытащила из шкафа тяжелый альбом:

– Вот.

– Смотри, – велела Оксана Михайловна, – я тогда в первый раз детей набрала и ужасно нервничала. Ага, первый «А», это твоя Майя, а здесь кто?

Директриса проследила за пальцем Оксаны и увидела… Витю, только не в синей форме современного школьника, а в серой тужурочке с золотыми пуговицами и фуражке с кокардой.

– Теперь наконец поняла? – спросила учительница. – Я-то сразу вспомнила, они на одно лицо.

– Это кто такой? – растерянно пробормотала Анна Ивановна.

– Ну ты даешь! – воскликнула Оксана Михайловна. – Ну кто у нас самый умный был? Слава Рожков!

Коломийцева чуть не упала замертво.

– Не неси чушь!

Оксана Михайловна рассмеялась:

– Да ты глянь внимательно! Одно лицо!

Придя домой, Анна Ивановна не утерпела, зазвала Майю к себе в спальню и сказала:

– Значит, ты в Москве нашла Славу!

Дочь вспыхнула огнем и открыла было рот, но мать опередила ее:

– Не надо лгать, я все знаю!

Майя кивнула:

– Нашла.

– Мне кажется, – сурово заявила директриса, – что Вячеслав может признать ребенка и платить на него алименты.

– Нет, мамочка, – прошептала Майя, – не надо, Витенька мой, Слава ничего не знает.

– Как это? – усмехнулась Анна Ивановна. – Он тебе ребенка под наркозом сделал?

– Ну почти, – ответила Майя, – он был сильно пьян, мы ходили в ресторан, а потом поехали к нему на квартиру. Его жена была на даче…

– Так он еще и женат, – всплеснула руками директриса, – ну не негодяй ли!

– Не надо, мамуля, я сама захотела, – пробормотала Майя. – Слава порядочный человек, но он, по-моему, и не понял, что произошло, совсем плохой был. А рано утром я убежала, пока он спал!

– Между прочим, – не успокаивалась Анна Ивановна, – он великолепно знает наш адрес и ни разу за столько лет не написал. Ну а ты-то хороша, медик! Рожать ребенка после алкогольного зачатия! Это же черт-те что получиться могло!

– Но ведь все хорошо!

Анна Ивановна не нашлась, что ответить.

Время летит быстро, не успела Коломийцева опомниться, как внук пошел в выпускной класс. Учился он блестяще, и все понимали, что Славин – первый кандидат на золотую медаль. Анна Ивановна не могла нарадоваться на мальчика. Ему достались от отца ум, трудолюбие, усидчивость, а от матери – нерешительность, мягкость и обостренное чувство справедливости. Витя легко попадал под чужое влияние и был скорее ведомым, чем ведущим. Но именно таким в глазах людей и выглядит настоящий ученый: умный, эрудированный, но слегка чудаковатый, растерянный… Виктору прочили блестящую научную карьеру.

– Ну Славин, естественно, поступит в МГУ, – говорили учителя.

Впрочем, его сестра Тоня, хоть и имела другого отца, тоже великолепно успевала по всем предметам.

Анну Ивановну местное начальство постоянно нахваливало, приговаривая в конце каждого совещания:

– Вот у Коломийцевой и в школе порядок, и дочь отличный специалист, и внуки лучшие ученики. Да, хороший педагог, сразу видно.

Но накануне выпускных экзаменов случилось непредвиденное. 31 мая Витя отметил восемнадцатилетие, в детстве он часто болел, к мальчику липла всевозможная инфекция, и Анна Ивановна посоветовала отдать его в школу восьмилетним.

Погуляв с приятелями, Виктор отправился провожать домой хорошенькую Сонечку Звягинцеву и не пришел ночевать. Анна Ивановна вся извелась. У Звягинцевых никто не подходил к телефону. Бабушка совсем уже решила было бежать на другой конец города, но зять остановил тещу:

– Тетя Аня, не надо, небось у Сони родители на дачу уехали, дело молодое, пусть их, вернется утром, тогда отругаем паршивца.

– Но почему он не звонит? – тревожилась бабка.

– Боится, что велим немедленно домой идти, – хохотнул Федор, – а может, забыл про все! Ну кто в такой момент о родителях беспокоится!

Анна Ивановна попыталась лечь, но сон не шел. Так она и провела всю ночь, поджидая звонка.

Утром телефон ожил, только в трубке звучал не виноватый голос внука, а официально-холодный милицейский тон:

– Квартира Славиных? Позовите Майю Сергеевну.

Майечка только кивала головой, потом села на диван и пробормотала:

– Жуткое недоразумение, наверное, спутали.

– Что случилось? – тихо спросила Анна Ивановна.

Ее сердце тревожно сжалось. Каким-то звериным чутьем бабка поняла – с внуком беда.

– Говорят, Витя арестован, он убил ночью человека.

Коломийцева мгновенно схватила сумку:

– Бежим в отделение.

Мартынов – провинциальный городок. И хоть он растянулся на несколько километров вдоль быстрой реки Лопатинки, жители великолепно знали друг друга. Тем более Анну Ивановну, которая выучила сотни детей. Следователем, который вел дело Виктора Славина, оказался Иннокентий Комов, бывший подопечный Коломийцевой. Увидав перевернутое лицо директора, недавний троечник тяжело вздохнул и развел руками:

– Ерунда получается, Анна Ивановна, только ничего поделать не могу, даже под подписку выпустить, прокурор против.

– Объясни, бога ради, что случилось, – прошептала женщина.

Вчера вечером Витя довел Сонечку Звягинцеву до дома, и они немного посидели на скамейке. Потом Соня вошла в подъезд, часы показывали полночь. Если бы Виктор не задержался на детской площадке, поджидая, пока в окне Сони вспыхнет свет, если бы он сразу быстрым шагом ушел прочь… Но мальчик терпеливо ждал у входа, а квартире Звягинцевых продолжала царить темнота. Внезапно Витя насторожился. Сонечкины родители люди служивые, ложились спать рано, девочка, возвращаясь после свиданий, всегда заходила на кухню, включала свет и махала провожатому из окна. Но сегодня ничего не присходило.

Минут через пять встревоженный парень пошел в подъезд. На полу у почтовых ящиков он увидел сумочку Сони, одну туфельку, вторая валялась у входа в подвал. Вне себя от ужаса юноша ринулся по ступенькам вниз и увидел распростертую на полу Соню и полуобнаженную мужскую фигуру. Руки действовали быстрее ума. Виктор схватил какую-то железку и со всего размаха опустил ее насильнику на голову. Мужчина издал страшный, клокочущий звук и упал на бок. Витя подхватил Соню на руки и поволок в квартиру.

Разбуженные Звягинцевы чуть не умерли, увидав окровавленную дочь. Но Виктор, опустив бесчувственную Соню на диван, пояснил:

– С ней все в порядке, я убил человека.

Мама Сони, до тех пор приветливо принимавшая Славина у себя дома, отшатнулась. Отец вызвал милицию. До приезда оперативной группы он держал юношу в комнате, но Витя и не думал убегать. Его доставили в отделение, заперли в камере, отложив разбирательство до завтра. Утром следователь допросил Славина и тут же вызвал Соню. Девочка явилась в сопровождении мамы, Раисы Ивановна. На все вопросы Иннокентия отвечала мать, дочь лишь кивала, изредка говоря: «Да, да, да». В их рассказе дело выглядело по-другому. Соню никто не насиловал, она спокойно поднялась домой и уже лежала в кровати, когда в их квартиру с вестью об убийстве ворвался Славин.

Следователь крякнул, хитрость Звягинцевых была ему ясна. В маленьком Мартынове изнасилованной девочке ни за что не выйти замуж. Да спустя тридцать лет после происшествия злопамятные сплетники будут повторять:

– А, это та самая Софья, которую отымели в подъезде.

Придется либо отправлять девушку к родственникам в Новосибирск, либо уезжать всем вместе…

Сложность состояла еще и в том, что приехавшая бригада нашла труп в приличном виде. Кроме расколотого почти надвое черепа и кое-каких царапин, ничего не говорило о происшедшем. Брюки на мужчине, впрочем, как и нижнее белье, были надеты. Кто-то постарался до приезда специалистов исключить даже мысль об изнасиловании.

Иннокентий только тяжело вздыхал. Неизвестный, решивший запутать следы, не только одел труп, но и, воспользовавшись тем, что дело происходило в подвале, сорвал вентиль горячей воды. Оперативная бригада пробиралась к месту происшествия чуть ли не по колено в кипятке. Если на половых органах насильника и оставались следы, то их напрочь уничтожил поток. Впрочем, можно было отправить Соню к гинекологу, взять у нее из-под ногтей частички кожи насильника, но Раиса Ивановна категорически воспротивилась всем этим процедурам.

– С какой стати моя дочь, невинная девушка, станет отправляться на всякие осмотры? – кричала женщина. – Еще чего! Ишь придумали. Решили убийцу ценой Сонечкиной честной репутации спасти?

Виктор оторопел, узнав, какие показания дали Звягинцевы.

– Ну почему? Почему? – без конца спрашивал он Иннокентия.

Следователю было жаль парня.

– Почему, почему, по кочану, – рассердился он, – меньше надо железными палками размахивать! Делать-то нам теперь чего? Ишь, сволочи, боятся, что слух про изнасилование пойдет!

– Понятно, – пробормотал Витя и замолчал.

Как ни старался Иннокентий разговорить подследственного, ничего не получалось. Славин только буркнул:

– Я лгал, убил его один. Сони там не было.

– Эй, парень, – предостерег следователь, – не глупи, времена рыцарей кончились, будешь потом полжизни за альтруизм расплачиваться!

Но Славин бубнил:

– Занесите это в протокол.

– Да зачем тебе его убивать! – взвился Иннокентий.

– Часы хотел снять, – ляпнул Славин и замолк.

Был в этом деле еще один момент. Убитым оказался вполне добропорядочный мужчина, отец семейства, живший в соседней с Соней квартире. Его жена, вне себя от горя, рыдала в кабинете у следователя, приговаривая:

– Мой муж никогда не кинется на женщину!

Да и характеристики с места работы убитого были великолепные.

Тогда Иннокентий, дождавшись момента, когда старших Звягинцевых не было дома, приехал к Соне и в упор спросил:

– Слушай, он ведь не насиловал тебя. Ты жила с ним, встречались небось в этом подвале. Просто в тот вечер он ждал тебя…

Сонечка вспыхнула, закусила пухленькую губку, и следователь понял, что угадал.

– Тебе было некуда деваться, – дожимал он девчонку, – когда Виктор ворвался в подвал, пришлось прикидываться жертвой, чтобы никто ничего не узнал, ни родители, ни супруга твоего полюбовничка.

– Ну и чушь вы придумали, – пришла в себя девушка, – и вообще, я несовершеннолетняя, вы не имеете права меня в отсутствие взрослых допрашивать!

Иннокентий пошел к двери, на пороге обернулся:

– Славина посадят!

Сонечка опять покраснела:

– Кто его звал в подвал! Зачем он пришел? Наломал дров, пусть расплачивается!

Дело дошло до суда. Когда Майечка услышала приговор, она даже не зарыдала – десять лет в колонии. Бедному Вите опять не повезло. Преступление он совершил на следующий день после того, как ему исполнилось восемнадцать. К несовершеннолетним нарушителями закон, как правило, более лоялен.

Славин отправился в Коми. Сначала оттуда пару раз пришли письма со странным обратным адресом – учреждение ИТК1149/8. Потом переписка прервалась. Очередная посылка с сушками и сгущенкой вернулась назад. «Осужденный Славин В. С. 1969 года рождения переведен в другое исправительно-трудовое учреждение». Анна Ивановна начала посылать запросы в Москву. Наконец пришел ответ на официальном бланке с печатью: «Осужденный Славин В. С. 1969 года рождения переведен по его просьбе в другое исправительно-трудовое учреждение: ИТК 1150/9». Анна Ивановна стала писать письма туда, но Витя не отвечал, зато пришел конверт, заполненный чужой рукой:

«Уважаемая Анна Ивановна, пишет вам воспитатель третьего отряда Романцев. Ваш внук, Славин В. С., 1969 г. р., чувствует себя хорошо, работает на производстве, а в свободное время повышает свой культурный уровень чтением книг. Славин В. С., 1969 г. р., не хочет получать от вас посылки, письма и бандероли. Он официально отказался от свиданий».

Витюша сделал все, чтобы не обременять семью. Содержание заключенного, как правило, тяжелым бременем ложится на бюджет семьи. Продукты, сигареты, вещи, лекарства, деньги на дорогу… Виктор считал, что он и так уже наказал своих, как мог…

Пролетели годы. Как-то незаметно угасла от рака Майя. Анне Ивановне казалось, что дочь съела тоска. Федор женился снова, Тоня осталась с бабкой. Внучка была единственной отрадой, светом в окошке…

Date: 2015-06-05; view: 368; Нарушение авторских прав