Глава 23. Ириша Рябова встретила меня приветливо

Ириша Рябова встретила меня приветливо.

– Лампа, ты решила заняться журналистикой? С чего бы?

– Понимаешь, – я начала усердно лгать, – предложили мне место в газете «Культура», дай, думаю, попробую.

– Конечно, – согласилась Ириша, – обязательно попытайся, главное, не комплексуй, что у тебе нет специального образования, самые лучшие «писаки» получаются из непрофессионалов. А я тебе зачем?

– Меня берут с испытательным сроком…

– Так всегда делают…

– В качестве проверки бойцовских качеств предложили сделать материал об архиве, где хранится информация о преступниках…

– У нас компьютер, – пробормотала Ириша. – И что это вдруг «Культура» уголовниками заинтересовалась? Совершенно не их тематика.

– Не знаю, – пожала я плечами, – мое дело исполнять.

– Верная позиция, – одобрила Рябова, – сейчас!

Она взяла трубку и радостно зачирикала:

– Платон Михайлович, «На страже порядка» беспокоит.

Я слушала ее плавную речь и разглядывала безделушки, теснящиеся на письменном столе: керамические свинки, пластмассовые ежики, ластики в виде зайчиков и кошечек… Внезапно на мои плечи навалилась дикая усталость, нет, определенно, нельзя сидеть на одном месте, моментально засыпаю, словно старая собака!

– Эй, ты чего, не слышишь? – толкнула меня Ирина.

– Что? – испугалась я.

Рябова тяжело вздохнула:

– Иди в третий подъезд, у дежурного тебя встретит Платон Михайлович, все вопросы к нему.

Возле постового стоял приятный дядька лет сорока, абсолютно лысый, носатый и кареглазый.

– Пойдемте, пойдемте, – радостно забубнил он, – наша служба самая важная.

Пока мы пробирались по бесконечным коридорам, Платон Михайлович говорил без остановки. Рот у него не закрывался ни на секунду. Мужик плавно пересказывал историю создания российской милиции, причем начал с 1918 года. Когда мы наконец добрались до цели, он как раз приступил к сообщению о деле Ионесяна, более известного под кличкой Мосгаз.

Я слегка обалдела от сведений, к тому же, старательно прочитывая все детективы, великолепно знала и про Мишку Япончика, и про Леньку Пантелеева, и про банду «Черная кошка», и про дело Мосгаза… В конце концов не утерпела и прервала словоохотливого Платона Михайловича:

– И что, в компьютере можно любого найти?

– Тех, кто хоть раз нарушил закон, всенепременно, – гордо заявил собеседник, – все на своих местах. Вот, смотрите.

Он умело защелкал «мышкой». На экране возникли две фотографии – анфас и профиль, рядом разместился текст: «Цулукидзе Занди Андреевич, 1947 года рождения, кличка Занди, конец срока 12. 04. 2001 г., вид режима особый…»

– Или вот, – не дал мне дочитать до конца Платон Михайлович, – еще один голубчик. «Бухникашвили Реваз Владимирович, 1952 г. р., кличка Пецо, конец срока 15. 10. 2000 г., лидер грузинской группировки в тюрьме города Владимира».

– Но эти еще сидят, – вздохнула я, – а те, которых отпустили, их в компьютере нет?

– Конечно, есть, – засмеялся Платон Михайлович, – любуйтесь. «Николаев Андрей Евгеньевич, 1972 г. р., осужден в 1994 году по статье 147 часть 3 сроком на семь лет. Условно-досрочно освобожден в 1999 году, особые приметы – на левом предплечье татуировка…»

– Ну надо же! – старательно восхитилась я. – Какой у вас замечательный порядок, как все отлично устроено, представляю, сколько сюда вы вложили сил, как трудились…

Платон Михайлович расцвел, словно фиалка душной ночью.

Я давно заметила: если хочешь, чтобы мужчина отнесся к тебе как к родной, похвали его! Восхищайся его редким умом, невероятной трудоспособностью, красотой и потенцией. Ржавый крючок лести особи противоположного пола заглатывают, не задумываясь. А уж когда рыбка попалась на крючок, вытаскивай ее на берег и делай что хочешь, сопротивления не последует. Сколько мужчин побежало в загс не оглядываясь, только потому, что хитрые дамы твердили с придыханием:

– Дорогой, как ты, ЭТО никто не делает, фантастика, фейерверк!

И ведь потом, в семейной жизни, даже не потребуется ругать супруга, достаточно его просто не похвалить, чтобы он начал тревожно озираться. Умная жена никогда не опустится до скандалов, она просто промолчит пару раз и добьется своего. Кстати, тот же эффект наблюдается и в животном мире. Собака, которая привыкла получать за хорошие манеры угощение, страшно расстроится, если однажды, подав лапу, не получит за это кусок сыра.

Расхвалив Платона Михайловича на все корки и поняв, что он теперь мой, я задала основной вопрос, старательно прикидываясь экзальтированной дурочкой:

– Ой, можно мне самой попробовать?

– Конечно, – умилился он, – давайте любую фамилию.

– Славин Виктор Сергеевич, 1969 года рождения.

– Так, – забормотал мужик, – пожалуйста, любуйтесь. «Осужден за убийство сроком на десять лет. Освобожден в 1997 году, прописан у супруги по адресу Новореченская улица, дом 7, кв. 46, Москва».

Я глянула на экран. Безусловно, это он.

– Супруга? Как же так? Насколько я слышала, Виктор сел восемнадцатилетним юношей.

– Ну и что? – изумился собеседник.

– Так он холостой был, откуда жена вдруг взялась?

– Ничего особенного, – спокойно пояснил Платон Михайлович, – в деле полный ажур. Брак зарегистрирован в колонии в 1994 году, а жена занесена в дело, вот и она, Зоя Родионовна Коростелева, врач, коренная москвичка. Он освободился, и семья воссоединилась.

К Зое Романовне я отправилась тут же, не задумываясь над тем, о чем буду с ней разговаривать. Но дома никого не было. Старенькая лифтерша только развела руками:

– Что ты, детка, разве Зоенька станет в такой час на диване лежать? На работе она.

– А где она работает, не знаете?

Бабулька покачала головой, а потом вдруг сообразила:

– У Вальки спроси, из 45-й, они дружат. Валя-то целый день дома, на биржу поставили, безработная она!

В 45-й квартире мне открыла симпатичная шатенка с приветливым лицом. Совершенно не удивившись визиту незнакомого человека, Валентина пояснила:

– Зоенька – хирург, великолепный врач, принимает сегодня в поликлинике на Дорогомиловской улице.

Я страшно обрадовалась. Надо же, как удобно, это рядом с Киевским вокзалом, побеседую с госпожой Коростелевой, куплю фрукты и отправлюсь в Алябьево.

Странное дело, но перед кабинетом Зои Родионовны не было ни одного человека. Я всунула голову внутрь и увидела приятную блондинку с полным отсутствием макияжа на лице. Впрочем, из-за африканской жары почти все москвички отказались от косметики. Широко разрекламированная тональная пудра от Max Factor и помада производства Dior не выдерживают такой температуры и стекают с лица, превращая красавиц в чудовищ. А может, она вообще не признает косметику; встречаются такие дамы, считающие, что природа и так создала их прекрасными.

– Вы ко мне? – не поднимая головы, поинтересовалась врач.

– Да.

– Садитесь.

Зоя Родионовна отложила ручку и спросила.

– Фамилия?

– Романова.

– Зина, поищи, – велела она медсестре и снова повернулась ко мне: – На что жалуемся?

Моя ближайшая подруга Катюша, мать Кирюшки и Сергея, хирург. И я знаю, что на каждого входящего в кабинет она смотрит так, как симпатичные скотчтерьеры на схему разделки говяжьей туши. Помните эту рекламу? Две собачки спорят о том, какой кусок мяса самый вкусный, а потом появляется сеттер и рекомендует всем «Чаппи». Естественно, Катерина не собирается есть больного, она просто приглядывается, какую часть тела ему следует отсечь, чтобы человеку стало лучше.

– У этих хирургов только два метода борьбы с болезнью, – ехидничает иногда Сережка, – ампутация и усыпление.

Но Катерина не обижается и даже рассказывает такой анекдот:

«Приходит мужчина к терапевту и чуть не плачет:

– Нос болит, отправился к хирургу, а тот и говорит: «Сейчас отрежем и забудем». Нельзя ли по-другому вылечить!

– Ох уж эти мне хирурги, – закачал головой терапевт, – все бы им скальпелем поорудовать! Не волнуйтесь, голубчик, вот вам таблеточки, месяц попринимаете, нос сам и отвалится!»

– Вашей карточки нет, – заявила медсестра.

– Я не записывалась.

– С острой болью идите в 15-й кабинет, – вежливо, но твердо заявила Зоя Родионовна и опять уткнулась в бумаги.

– У меня к вам личное дело.

– Какое? – опять не поднимая головы, осведомилась Коростелева. – Бюллетень могу дать только на три дня.

– Нет, спасибо, он мне не нужен. Скажите, где Виктор?

– Какой Виктор? – вздрогнула врач.

– Виктор Сергеевич Славин, 1969 года рождения, – тихо сказала я.

Зоя Родионовна мельком посмотрела в окно, потом быстро пробормотала:

– Зиночка, сделай милость, отнеси карточки в регистратуру, уже три часа, прием окончен, да расставь их сама по местам.

Пришлось сгорающей от любопытства медсестре взять стопку книжечек и удалиться.

Зоя Родионовна серьезно посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– Вы из милиции?

– Отчего вы так решили?

– Как правило, сотрудники правоохранительных органов так разговаривают. Называют имя, отчество, фамилию и обязательно год рождения. Витюша что-то натворил?

– Мне просто надо его отыскать, ничего страшного не случилось, – попыталась я успокоить Коростелеву.

– Надеюсь, вы говорите правду, – вздохнула женщина, – Витя и так уже настрадался, отсидел ни за что.

– Он убил человека.

– Насильника!

– А что, это дает право уничтожить его без суда и следствия?

Зоя Родионовна рассердилась:

– Та история препротивная! Девчонка…

– Знаю, – отмахнулась я, – он думал, что спасает Соню, только несчастного мужика все равно лишил жизни. Насколько я понимаю, ни за что. Парочка просто мирно предавалась любовным утехам, когда Витя влетел в подвал и схватился за железку.

– Ужасная, трагическая ошибка, – прошептала доктор.

Тут дверь кабинета распахнулась, тяжело отдуваясь, вошла толстая бабища в белом халате, грохнула на стол большую стопку пухлых историй болезни и пробасила:

– Ой, жара невозможная, думала, тапки отброшу. Народу в коридоре, жуть! Зоечка, вы закончили? А то мне пора прием начинать!

– Да, да, конечно, Евгения Михайловна, – ответила хирург и торопливо собрала сумочку.

Я дождалась ее в коридоре и взяла под руку:

– Мы не договорили.

– Здесь лучше не надо, – тревожно оглянулась хирург, – народу полно. Пошли в «Макдоналдс».

В кафе мы поднялись на второй этаж и забились в самый угол. Администрация не экономила на электричестве, и кондиционер работал на всю мощь, было даже прохладно.

– Зачем вам Витя? – настаивала Зоя Родионовна. – Он безобидный, как бабочка-капустница.

Я не стала ей объяснять, что это насекомое, портящее урожай, весьма вредное, а просто спросила:

– Он на работе?

Коростелева пожала плечами:

– Не знаю.

– Как это? Он же ваш муж.

– Был, мы уже год не живем вместе, но развод не оформляли.

Ну ничего себе, вот и надейся после этого на компьютер! Да эта идиотская консервная банка регистрирует только официальную информацию. Стоит людям просто разъехаться – и тю-тю уголовничек. Теперь понятно, отчего у нас в стране такой уровень преступности!

– Где он живет?

Зоя дернула красивым пухлым плечом:

– Понятия не имею.

Я посмотрела в ее широко расставленные карие глаза и четко произнесла:

– Виктор – убийца, за последний месяц он лишил жизни по крайней мере четырех человек.

Лицо Зои сравнялась цветом с белой стеной:

– Кого… кого он убил?

– Академика Вячеслава Сергеевича Славина, между прочим, своего отца, незадачливую актрисочку Елену Яковлеву, секретаршу Лену и мальчика Павлика. Думаю, следующая – вы.

– Почему? – прошептала Зоя Родионовна.

– Потому что вы единственный человек, на которого могут выйти сотрудники милиции в поисках Витюши. И вам лучше по-быстрому сообщить его адрес и вообще все, что про него знаете!

– Я познакомилась с ним в исправительной колонии, – быстро начала Зоя.

Она явно перепугалась и теперь торопилась поскорей вывалить информацию.

В 1992 году она начинала карьеру хирурга и была отправлена в командировку на зону. Главное управление исполнения наказаний, ГУИН, практикует такую вещь: раз в год зону обязательно посещает врач, узкий специалист. Постоянно работающие в медпунктах фельдшерицы, к сожалению, не обладают высокой квалификацией. Впрочем, перебинтовать палец, дать полтаблетки анальгина и измерить температуру они в состоянии. Конечно, если зэк начнет совсем загибаться, например, от инфаркта или приступа аппендицита, его в конце концов отправят в больницу, но не во всякую, а только в такую, где есть специально оборудованная палата с решетками на окнах. Впрочем, кое-где на зонах имеются свои больнички. Там, где сидел Славин, как раз и была такая. Виктору повезло, в пятницу он сильно подвернул ногу, а в понедельник явилась из столицы Зоя Родионовна, вооруженная нужным инструментом и кое-какими лекарствами.

Славин попал к ней на прием только в среду, и Коростелева, успевшая насмотреться за два дня работы на местную тусовку, была приятно удивлена. Витя разговаривал тихо, и речь его была вполне интеллигентна, на теле не было никаких наколок, и он больше походил на молодого преподавателя, чем на уголовника, осужденного за убийство.

Надо сказать, что Иннокентий, следователь, который вел дело Славина, расстарался изо всех сил, пошептался с кем надо, и Витя попал сначала в очень хорошую колонию, а потом в образцовую.

Начальник колонии, хозяин по-местному, основательный полковник с крестьянской закваской, пытался, как мог, устроить быт своего контингента. На ферме подрастали свинки, превращавшиеся потом в котлеты, суп и колбасу, работали пекарня и крохотный цех по выпуску макарон. Словом, это было то редкое место, где зэки не голодали. Еще существовала фабрика по изготовлению мебели, и все местное начальство, впрочем и «шишки» из соседних городов, заказывали здесь кровати и стулья. Хозяйственный полковник понимал, что на свободе быстрее устроится на работу тот, кто имеет хорошую профессию, поэтому он ухитрился договориться с институтом в городе Касимове. Тамошние преподаватели давали заключенным задания, присылали литературу и приезжали принимать экзамены. Расплачиваться с ними деньгами полковник не мог, но добротно сделанные мебельные гарнитуры украшали квартиры профессуры. К тому же Касимов находился очень близко от колонии, в которой имелась великолепная автомастерская. Преподавательские машины чинили в ней особенно тщательно. Словом, это было удивительное место, где никого не опускали и не били.

Но Зоя Родионовна, первый раз столкнувшаяся с исправительной системой, искренне думала, что все зоны такие.

Витя понравился ей чрезвычайно, и она несколько раз зазывала парня в кабинет, якобы на перевязку. Необычный зэк запросто рассуждал о Шекспире, цитировал Андрея Белого и не путал Ван Гога с Гогеном. К тому же Коростелева узнала, что срок у Славина большой и он успел уже отучиться на механико-математическом факультете, получить диплом и снова пойти на занятия, на этот раз выбор пал на экономику.

Уже перед самым отъездом к хирургу запросился на прием Николаев Иван Михайлович. Зоя Родионовна к этому времени немного разобралась в обстановке и была в курсе того, что щуплый, похожий на подростка Иван на самом деле «смотрящий» на зоне и его слово значит не меньше хозяйского.

Иван Михайлович, пытаясь старательно говорить на обычном языке, начал втолковывать Коростелевой:

– Ты это, в общем, не обижай Ботаника.

– Кого? – не поняла Зоенька.

– Витьку, – пояснил Иван, – кликуха у него такая, Ботаник. Ему совсем кранты. Ни дачек, то есть передач, ни грева, еды, по-твоему. Корынка не пишет.

– Кто?

– Корынка, ну мать, и вообще он сюда по дури влип, за десять лет наблатыкаться не смог. По фене не ботает, паровозом пошел, косяка напорол из-за профурсетки, вот рога и намочил, стебанутый, одним словом. Ты в Москву свалишь, а он со своим червонцем на шконке останется, усекла?

– Нет, – совершенно честно призналась растерянная Коростелева, – почти ни слова не поняла, то есть не усекла!

– Охо-хо, – пробормотал Иван Михайлович. – Ну слушай, попробую попроще побалакать. Сел Ботаник по собственной глупости…

Зоя Родионовна внимательно слушала «смотрящего». Она была еще очень молода, ей недавно исполнилось двадцать восемь, и история, рассказанная Иваном, поразила ее до глубины души. Неужели еще есть люди на свете, готовые ради сохранения девичьей чести сесть на нары на такой безумно долгий срок?

Еще ее поразил тот факт, что «смотрящий», мужик с нехорошим, злым лицом, втолковывал ей:

– Ты уедешь, а он тут останется, не трави парню душу. Чистая она у него, прямо мученик христианский, все заработанные деньги жене убитого отправляет.

Зоя уехала в Москву и написала Ботанику. Неожиданно он ответил, завязалась переписка. Коростелева стала посылать передачи, потом приехала на свидание. Закончилось это свадьбой, на которой гуляла вся колония.

Освободившись, Витя перебрался в Москву, и Зоя прописала его в своей квартире. Сразу навалились проблемы, и основная – с трудоустройством. Кадровики в школах с распростертыми объятиями встречали молодого мужчину с двумя высшими образованиями и моментально менялись в лице, узнав, в каком месте будущий учитель получил дипломы. Полгода Витя пытался устроиться, но его не брали нигде. Но потом к Зое на прием пришла женщина, оказавшаяся сотрудником Министерства образования, и Виктор наконец получил место в кулинарном училище, правда, с крохотной зарплатой. Но жизнь наладилась, и какое-то время Зоя была безоблачно счастлива. Потом на семейный горизонт набежали тучи, и год тому назад супруги расстались.

– Почему? – бестактно поинтересовалась я.

Зоя Родионовна печально усмехнулась:

– Не сошлись характерами. Лучше не сказать. Понимаете, Витя – очень спокойный, даже апатичный; я – быстрая. Он – тихий, я – шумная. В выходные муж укладывался на диване с книгой – и все, его нет. Спрашиваешь о чем-нибудь, молчит. Я ему: «Витя, Витя…» Он наконец глаза оторвет от страницы: «Ты меня зовешь, заинька?» Сначала меня это умиляло. Потом стало раздражать. Еще он абсолютно доволен своей судьбой. Провел уроки, и все, в шестнадцать часов уже дома и снова на диванчик с какой-нибудь историей. Читает преспокойненько. Я с работы принесусь, язык на плече, а он так ласково из гостиной: «Заинька, мы есть будем? Очень проголодался!»

И чего, спрашивается, меня ждал? Мог бы и супчик приготовить, я-то больше занята. И потом… Знаете, времена тяжелые, все где-то подрабатывают… Я, например, в трех местах кручусь, чтобы на отдых насобирать. А Витя! Получал около тысячи рублей, и все. Хотя репутация у него была отличная, про то, что он бывший уголовник, все давным-давно забыли, мог репетиторством заниматься, хорошо оплачиваемый труд. Но нет, предпочитал сидеть на моей шее…

– Вы разделили квартиру?

– Нет, – ответила Зоя. – Витя очень порядочный человек, просто до болезненности. Жилплощадь ведь была моей до брака, и муж просто ушел.

– Куда?

– Он снял комнату в Подмосковье, в Гнилове, это близко, возле Митина. Улица Октябрьская, дом девять, хозяйку зовут Галина, вернее, баба Галя, она очень пожилая.

– Где Славин сейчас работает?

– А все там же, в кулинарном училище на Обнинской.

Она замолчала, потом неожиданно с жаром произнесла:

– Вы делаете большую ошибку.

Я вздернула брови:

– Да? И какую?

– Витя не способен на преступление.

Я хмыкнула.

– Та давняя история – случайность, – настаивала Зоя. – Поверьте, я хорошо знаю мужа, он не мог никого убить, он слишком мягкий, податливый, бесхарактерный, если хотите. Кто-то попросит, а Виктор бежит и делает.

Я тяжело вздохнула. Интересно, кто попросил его расстрелять Вячеслава Сергеевича Славина? Или сам догадался?