Глава 17. Вячеслав Сергеевич остыл и об удочерении больше не заговаривал

Вячеслав Сергеевич остыл и об удочерении больше не заговаривал. Потом в доме начались таинственные пропажи. Сначала исчез кошелек Николая, затем из ящика буфета, куда Вячеслав Сергеевич клал деньги на хозяйство, пропала довольно крупная сумма. В воровстве заподозрили домработницу и уволили плачущую женщину. Но серия краж не прекратилась. Неизвестный вор переключился на вещи. Невесть как пропали дорогая серебряная тарелка с сахарницей, видеокамера Андрея…

29 сентября Нора в слезах вбежала в кабинет Славина и показала ему пустую бархатную коробочку. Академик побагровел. Дорогущее антикварное кольцо из платины с крупными бриллиантами, которое он в свое время преподнес Норе в день рождения, испарилось без следа.

Вне себя от гнева, Славин, несмотря на истерические рыдания Норы, вызвал милицию и попросил сотрудников как следует обыскать особняк.

Поиски длились недолго. В комнате Тони, под матрацем, завернутая в тряпочку, нашлась пропажа.

Когда Тоня вернулась с занятий, Славин мрачно произнес:

– Зайди в кабинет.

Примерно через десять минут раздались рыдания, девушка выскочила в коридор с криком:

– Это неправда, я ничего никогда не брала!

В тот день в доме были только Нора и Ребекка. Бекки предпочла не высовываться из комнаты, впрочем, ее мать тоже решила затаиться. Но у профессионального лектора Славина был громовой голос и очень четкая дикция, поэтому женщины услышали абсолютно все.

– Почему ты не пришла ко мне и просто не попросила денег? – гремел Славин. – Зачем надо было красть? Какая мерзость! И давно ты таким образом пополняешь свой бюджет?

– Я ничего не брала, – всхлипывала Тоня.

– Не ври, – оборвал ее академик, – у нас никогда ничего до этого не пропадало.

– Я говорю правду, – отбивалась Антонина.

– Вот что, – подвел черту Славин, – чтобы это было в последний раз! Имей в виду, никакого уголовного дела, естественно, я заводить не стану, но знай, если опять приключится кража, я самолично отведу тебя в милицию!

– Вы мне не верите? – выкрикнула девушка.

– Извини, нет, – ответил профессор, – кольцо-то лежало у тебя под матрацем.

Послышался дробный стук каблучков. Ребекка высунулась в окно и увидела, как Тоня, вся в слезах, бежит к воротам.

К ужину она не явилась, впрочем, на следующей день на занятия тоже не пришла. Обеспокоенный, Славин вновь обратился в милицию. Спустя два дня Тоню нашли в парке «Лосиный остров». Девушка повесилась на березе в глухом углу, куда редко забредали прохожие. В кармане у нее нашли записку. «Я не виновата, никогда ничего ни у кого не брала, пусть тот, кто на самом деле вор, и его дети, будут прокляты!»

Славин, тяжело переживая происшедшее, винил во всем себя:

– Налетел на ребенка, наорал! Надо было аккуратней, бог знает почему девочка решилась на воровство!

Нора старательно отвлекала бывшего мужа, пресекая все разговоры на щекотливую тему. Кто-то пустил по академии слух, что Антонина села на иглу и покончила с собой, когда узнала, что заболела СПИДом.

Абсолютно дикая версия, но она прижилась.

Ребекка замолчала, потом тихо добавила:

– Мне еще тогда кое-что показалось подозрительным. Ну зачем прятать кольцо под матрацем? Ведь она хотела его продать, не так ли? Значит, нужно было его унести, во всяком случае, я бы так и сделала… И потом, мама так странно себя вела после этой смерти. Все время нервничала, дергалась, а пару раз даже плакала. Меня это, честно говоря, удивило, она терпеть не могла Тоню. Конечно, жаль девушку, но Нора не слишком сентиментальна. Она, естественно, сказала все положенные в данном случае слова, устроила поминки, но рыдать… Рыдать бы не стала. Вернее, она могла картинно всхлипывать на кладбище, стонать на глазах у всех… Но дело в том, что мама плакала тихо, у себя в спальне, а вот это совсем не в ее духе. Словом, в голове у меня зародилось подозрение, но потом все забылось! И вот теперь получается, что Нора все подстроила, фактически убила Тоню. Даже, по-моему, статья есть в Уголовном кодексе – доведение до самоубийства. Дом преткновения!

– Что? – не поняла я.

– Папа так говорил, – пояснила Бекки, – есть выражение: камень преткновения, знаешь?

– Конечно.

– Ну вот, а у нас дом преткновения. Нора очень боялась, что после смерти папы особняк в Алябьеве придется делить между нами и Светой, дочкой Тамары. Сейчас, когда папы нет…

Она замолчала. Я удивилась:

– Но ведь Нора понимала, что Лика тоже наследница.

Бекки пояснила:

– Ну, когда произошла история с Тоней, о Лике и речи не было. Мама надеялась, что отец больше никогда не женится, она страшно любит своих детей, нас то есть, просто до умопомрачения, а этот особняк для нее нечто особенное. Папа получил участок в Алябьеве очень давно, в 70-м году, но тогда у них не было денег на роскошное строительство, и тут возвели простенький домик. Его постепенно переделывали, надстраивали и только в 94-м году, уже при Лике, отстроили этот дворец.

Но Нора самым парадоксальным образом считала, что дом принадлежит ей и детям. Они все станут тут жить, вместе, в родовом гнезде! Она даже пару раз в шутку сказала Лике:

«Вот, не дай бог, со Славиным что случится, и ты нас выгонишь из любимого дома».

Анжелика пропустила замечание мимо ушей и никак не отреагировала, но, когда Нора стала снова и снова повторять эту фразу, последняя жена Славина спокойно сказала:

«Не волнуйся, Нора! Если с Вячеславом Сергеевичем, не дай бог, произойдет несчастье, то и я жить не стану. У Светы есть отличная квартира, к тому же им с Тамарочкой просто не на что содержать особняк, так что дом твой».

«Я тоже не слишком обеспечена», – быстро ответила Нора.

Лика рассмеялась:

«Если ты продашь все бриллианты, которые дарил тебе Вячеслав Сергеевич, хватит на три жизни, пожалуйста, не жалоби меня, я прекрасно знаю, сколько стоят те драгоценности, что сегодня на тебе, а ведь они не единственные».

Нора вспыхнула. Лика как ни в чем не бывало продолжала:

«Хочешь, оформим у нотариуса бумаги?»

«Какие?»

«В случае кончины Славина я отказываюсь от всех прав на дом, но пойми, Нора, даже если у меня не хватит духу покончить с собой, все равно я не смогу жить в особняке, где была столь счастлива!»

Неожиданно Нора стала оправдываться:

«Пойми, у меня дети!»

«Конечно, – кивнула Лика, – ты – мать и думаешь в первую очередь о них».

Ребекка опять вытащила сигареты.

– Я поражалась Лике. Нора покупала занавески, меняла ковры, словно и в самом деле была хозяйкой, а Анжелика лишь улыбалась и говорила: «Хорошо, что есть человек, на которого можно положиться в трудном деле домоустройства».

Однажды Ребекка не выдержала и поинтересовалась у подруги:

– Скажи, тебе не обидно, что мама тут вовсю орудует?

Лика вздохнула:

– Для меня главное – покой Вячеслава Сергеевича, а если отнять у Норы любимую игрушку, то спокойной жизни придет конец. Честно говоря, мне без разницы цвет ковров, в своей комнате и спальне Славина я ей хозяйничать не дам, а остальное… да Аллах с ним.

Бекки замолчала и распахнула окно. Свежий вечерний воздух ворвался в помещение, запахло жасмином и чем-то сладким, приторным. На улице стемнело.

Ночью мне не спалось. Обычно я моментально проваливаюсь в сон, стоит только донести голову до подушки, но сегодня не помогло ничего: ни сорок капель валокордина, ни рюмка коньяку, ни чай с медом. Я вертелась в кровати с боку на бок, пытаясь вытянуть ноги между Мулей и Адой, преспокойненько храпевшими под пледом. Сон не шел. Измучившись вконец, я встала, открыла окно и, глядя, как на приветливый свет настольной лампы летит рой мошкары и глупых ночных бабочек, стала размышлять о том, кто убил Славина? Тот, кому его смерть была выгодна, или тот, кто его за что-то сильно ненавидел…

Но в академии Вячеслава Сергеевича обожали, после его безвременной кончины вуз, скорей всего, закончит свое существование, следовательно, педагоги останутся без работы. Наверное, академик не был таким уж белым ангелом, вероятно, у него случались конфликты и трения с сотрудниками, кому-то он объявлял выговор, кого-то ругал, но… Но, по большому счету, его любили, а главное, понимали – исчезнет Славин, пропадет вуз. И потом, подземный ход, сделанный ребячливым профессором!.. Нет, заказчика нужно искать среди домашних.

Опять неувязочка. Уж не настолько глуп Николай, чтобы не понять: без отца он – пустое место. Впрочем, и Андрей, и Сергей, и Ребекка знали, что живой Славин для них лучше, чем мертвый. Нора, та вообще не работала и жила исключительно на содержании бывшего мужа. Уж не знаю про Тамару и Свету, но две эти тихие серые мышки, лишний раз не открывающие рта, мало похожи на гражданок, замысливших преступление.

И ведь смерть Вячеслава Сергеевича потянула за собой цепь других убийств. Сначала попала под машину незадачливая актрисочка Лена Яковлева. Может, она, конечно, переходила дорогу в неположенном месте, но что-то мне мешает думать, будто это было самое обычное дорожное происшествие. Затем Лена… Ну зачем, спрашивается, Николаю уничтожать девушку? Никаких скандалов у них не было, отношения давно прервались… К чему лишний труп?

Я ожесточенно грызла ручку. Что-то никак не складывается картинка, все разваливается в разные стороны. Честно говоря, я подумала, что Николай сегодня выкупил у Павлика свои часы. Почему? Испугался, что их обнаружат на месте гибели Лики и начнут задавать ненужные вопросы? Ведь в милиции Николя сообщил, что в тот день, когда погибла Лика, он сидел безвылазно на работе…

А кто тогда лишил жизни несчастного Павлушку? Окончательно запутавшись, я затрясла головой. И каким образом Николай мог оказаться сразу в двух местах: я видела его на Солнечной, а он таинственным образом вмиг переместился в Тушино. Потом Фрося сказала, что мужчина покупал у Павла часы около девяти утра, но именно в это время за Николаем пришла милиция и нашла его дома!

Хотя… От неожиданной мысли я так и подскочила. Почему я решила, что часы купил Николай? Фрося просто сказала «мордастый дядька»…

Пытаясь успокоить бунтующие мысли, я легла на кровать. Завтра, обо всем подумаю завтра… Сон начал мягкой лапой нажимать на веки. Глаза захлопнулись, руки отяжелели, и, медленно погружаясь в объятия Морфея, я внезапно вяло подумала: а что, если разгадку нужно искать у Анны Ивановны Коломийцевой, потерявшей любимую внучку?

На следующее утро, накормив детей и собак завтраком, я решила провести следственный эксперимент. Положив в сумочку фотографию Николая и прихватив часы, я отправилась к Фросе.

На стук в окно никто не отреагировал. Крики: «Фрося, Фрося, Ефросинья!»– тоже не принесли никакого результата.

Устав от воплей, я толкнула дверь в барак и оказалась в узком, темном, вонючем коридоре. Налетая на велосипеды, ведра и какие-то сундуки, я кое-как добралась до первой двери и постучала.

– Войдите! – раздался высокий голос.

В комнате, тесно заставленной мебелью, царила дикая духота. Интересно, как здесь передвигаются обитатели? В небольшом пространстве находились три раскладушки, диван-кровать, обеденный стол, холодильник, штук шесть стульев и телевизор. Скомканное постельное белье возвышалось грязными кучами, а у левой стены, на небольшом свободном пятачке, восседал на горшке крохотный ребенок. Увидев меня, малыш испугался и зарыдал. Толстая тетка лет пятидесяти со всего размаха шлепнула его кухонной тряпкой:

– Заткнись, урод!

Потом повернулась в мою сторону и спокойно пояснила:

– Дочка в подоле принесла, любовь у ней вышла! Любовь-то прошла, а подарок остался… Вы из управы? Глядите, глядите, как живем!

– Нет, вы не знаете случаем, куда подевалась девочка Фрося?

– Так они уехали.

– Куда?

– Шут их знает! Райка, Фроськина мать, малахольная совсем. Она и сюда тоже заявилась год тому назад. В одной руке младенец, в другой девка. Устроилась дорожной рабочей, ей дали комнату в нашем бараке. А вчера заходит и говорит: «Прощай, Люська, сваливаем». Куда, чего, не сказала, перекати-поле она, цыганка.

– Цыганка?

– Ну не знаю, может, молдаванка, черная такая, юркая, говорливая. Фроська в отца небось пошла, а Борька, младший, – вылитый цыганенок!

– Здесь еще живет шестилетняя Лена…

– Иди в самый конец, последняя дверь, только от бабы Клавы толку не добьешься.

– Почему?

– А ты сходи и сама увидишь!

Стараясь не дышать, я добралась до нужного места и распахнула дверь. Комната была на удивление большой и почти пустой. Вместо занавесок на окне приколота кнопками пожелтевшая газета, стол тоже прикрыт какой-то рваной бумагой. В углу на железной кровати куча тряпок и разодранное одеяло, из прорех которого торчит серая вата.

– Есть тут кто? – что есть мочи завопила я.

Одеяло зашевелилось, показалась седая всклокоченная голова.

– Чего надо?

– Лена где?

– Убегла.

– Куда?

– Хрен ее знает.

– Как же вы отпускаете маленького ребенка одного! – пришла я в негодование.

– Пошла ты на… – буркнула бабка и смачно захрапела.

Пришлось абсолютно ни с чем идти на платформу. Сев в электричку, я посмотрела на часы. Так, теперь засечем время и посчитаем, за сколько минут можно добраться до Тушина.

Состав несся по залитой солнцем равнине. Большинство пассажиров уткнулись в газеты и журналы, у меня был с собой детектив. Но не успела я погрузиться в чтение, как рядом раздался тихий голос:

– Простите, это про вас написано?

Милая девушка с приятной улыбкой протягивала мне газету:

– Вот тут ведь вы, правда? Я сразу узнала!

Я глянула на страницу и почувствовала, что сейчас упаду в обморок. Под броской «шапкой», гласившей «Необычное имя – редкий талант», красовались фотографии. На одной – всклокоченная женщина с идиотской ухмылкой ребенка, страдающего болезнью Дауна, держит на руках боченкообразных собак. На другой – та же тетка, еще более взлохмаченная и с полубезумным взором, пытается откусить от завернутого в бумагу чизбургера.

– Сразу узнала, – радостно тараторила девушка, – сделайте милость, напишите вот здесь, в уголке!

Я в ужасе посмотрела на говорившую. Она сразу узнала?! Неужели я такая? Честно говоря, я считала, что выгляжу куда более привлекательно! И почему Ада с Мулей похожи на гигантские перевернутые груши? Они же вполне нормальные собачки.

– Ну вот тут, напишите, – ныла девица.

– Что писать?

– Как – что? – изумилась попутчица. – «Дорогой Свете от…» Вас правда так странно зовут?

Взяв протянутую ручку, я быстренько накорябала требуемое и, натянув бейсболку как можно ниже, перешла в другой вагон. Но и там многие читали эту газету, впрочем, в метро тоже, потому до Аэродромной улицы я ехала, не снимая кепки, водрузив на нос темные очки. Отчего-то было стыдно и неуютно.

Дом, где жила Лена, стоял в глубине просторного двора. Хорошая погода выгнала обитателей хрущобы на улицу. Куча разнокалиберных собак бегала по грязной траве. Детей не было видно, очевидно, их вывезли на дачи. На скамеечках тесно сидели женщины, чуть поодаль, вокруг деревянного, потемневшего от дождя стола устроились доминошники. Я обратила внимание на небольшую странность. Самая удобная лавочка, тосковавшая в тени раскидистого тополя, отчего-то была пуста. Бабы предпочли тесниться на двух других, находящихся на самом солнцепеке.

Посмотрев на часы, я произвела расчеты. Так, в электричку я села в 10.30, а сейчас половина первого. И ведь нигде не задерживалась ни на минуту, переходя со станции на станцию, неслась, словно курьерский поезд! Получается, что меньше чем за два часа сюда не добраться. А может, он от Киевского вокзала сел в машину? Что ж, завтра проверю, а сейчас попробую что-нибудь выяснить у этих теток, небось весь день во дворе торчат.

Я подошла к одной из скамеек и поинтересовалась:

– Не подскажете, 119-я квартира в каком подъезде?

Бабы настороженно глянули на меня, потом одна толстая, смахивающая на сейф старого образца, осторожно осведомилась:

– Вам кого надо?

– Лену.

– Зачем вам Ленка? – спросила другая женщина в цветастом халате. – Дело какое или вы ей родственница?

– Понимаете, – вдохновенно соврала я, – я квартиру решила менять, ваш район нужен, мать тут живет, больная совсем, мне из Лианозова не наездиться.

Женщины шумно вздохнули, потом «сейф» сообщил:

– Ищи другой вариант.

– Почему? – делано удивилась я. – В Лениной комнате что-то не так?

– В квартире-то порядок, – буркнула тетка, – с самой Ленкой беда вышла, убили ее!

– Как же это! – взвилась я. – За что? Кто? Ужас!

– Страсть господня, – закивал «халат», – прямо во дворе и порешили, вон на той скамеечке, мы теперь боимся туда садиться! Вот в РЭУ позвонили, попросили лавку убрать, да разве они сделают?

– Мой Мишка с работы придет и все как надо оформит, – сказала до сих пор молчавшая женщина в ярко-синих тапочках.

– Твой молодец, рукастый мужик, – вздохнула толстая.

– Кто же ее? – направила я разговор в нужное русло. – Вы видели?

– Не-а, – пробурчала одна, – вон, Зинка знает.

Зина всплеснула руками:

– Ну ведь словно нарочно время подобрал, сериал шел по НТВ, все в экраны и впялились. Народу во дворе никого, а я на кухне что-то готовила, окошко раскрыла, чтобы не задохнуться, гляжу, Ленка с мужиком идет. Я еще порадовалась!

Она замолкла.

– Чему порадовались? – удивилась я.

Зина усмехнулась:

– В нашем-то доме ничего не скрыть! Стены картонные, двери бумажные… Вон у Аллы ругаться станут или у Сашки, вмиг по подъезду разносится. Ленка была хорошая девка, не пила, не курила, в долг всегда давала, когда могла, правда ведь говорю?

Бабы закивали.

– Девка что надо, – продолжала Зина, – только с кавалерами никак не получалось. Ухаживал один за ней, мордастый. Видно, из богатых, она у него даже жила одно время, ну а потом он ее бросил. Ясное дело, небось в семье невестку-голодранку не захотели. Ленка все глаза проплакала, нам ее жаль было.

Бабы снова закивали, как китайские болванчики.

– А тут смотрю, он снова с ней сидит!

Я вытащила снимок Николая:

– Этот?

Зина тяжело вздохнула:

– Коли в милиции работаешь, чего прикидываться? Мы же понимаем, убийство – дело серьезное, не машина украденная. Похож очень, только я его издали видела. Но похож, лицо толстое, но не он убивал, точно знаю!

Зина готовила ужин, изредка бросая любопытный взор в широко распахнутое окно. Лена и мужик спокойно сидели на скамейке. Потом вдруг девушка вскочила на ноги и вскрикнула:

– Ты мне рот не заткнешь!

Мужчина схватил ее за руку и усадил на лавочку. Зина поняла, что бывшие любовники выясняют отношения, и принялась жарить котлеты. Потом с улицы раздался громкий гневный голос:

– Хочешь злиться, злись сколько угодно!

Зина вновь глянула во двор. Мужик стоял спиной к дому и, бурно жестикулируя, почти кричал:

– Я хотел, как лучше, а ты просто вздорная баба, ну и живи одна!

Лена сдавленным голосом тоже крикнула:

– Убирайся!

Мужчина быстрым шагом пошел к метро.

– Николай! – крикнула Лена.

– Что? – остановился мужчина.

– Прости меня!

– Ну уж нет, – рявкнул любовник, – теперь на самом деле хватит!

Лена зарыдала. Зина обратила внимание, что она сидит как-то странно, свесив голову на грудь. А панамка, супермодный этим летом головной убор, свалилась ей чуть ли не на нос. Бурные рыдания доносились со двора.

Мужчина секунду поколебался, потом резко махнул рукой и ушел. Стоило ему исчезнуть, как горький плач стих.

Зина перевернула котлеты и опять посмотрела в окно. Лена по-прежнему сидела в неудобной позе. Женщине стало жаль девушку, и она уже совсем хотела выйти во двор и сказать той какие-нибудь слова утешения типа: «Не плачь, Ленка, все мужики сволочи», – но тут появился муж и пришлось кормить его ужином, мыть посуду… Словом, только поздним вечером Зинуля, подхватив переполненное мусорное ведро, пошла к помойке. Путь лежал мимо скамейки. Каково же было ее удивление, когда она увидела… Лену на лавочке все в той же панамке.

В тот день телевидение демонстрировало страшно завлекательную программу. Сначала шла «Каменская», и все обитатели хрущобы пялились на экраны, потом бабы побежали готовить жрачку, а мужики впились в чемпионат мира по футболу. Поэтому во двор допоздна никто не высовывался.

Зина крикнула:

– Ленка, иди домой, ночь на дворе!

Ответа не последовало. Тогда женщина дернула соседку за плечо и заорала с такой силой, что все жильцы, побросав дела, вылетели на улицу.

– Вы точно помните, что, когда Николай уходил, Лена была жива?

– Так она плакала, – всплеснула руками Зина, – он к метро топает, а рев так затихает – у-у-у! Еще я подумала, ну ни за что перед мужиком так унижаться не стала бы! Уходит, и хрен с ним!

Я совсем растерялась. Кто же тогда застрелил Лену и почему арестовали Николая? Получается, что он не виноват.

Date: 2015-06-05; view: 281; Нарушение авторских прав