Фаза начального сопротивления

Действительно, первой реакцией на усиление европейской мировой гегемонии было сопротивление. В остававшихся «независимыми» регионах это движение возглавили местные правители. Но наиболее дальновидные исламские политики увидели в постоянно нарастающей угрозе европейского вторжения повод для модернизации своих вооруженных сил, чтобы они как можно больше походили на западные армии, и при необходимости проводили для этой цели другие изменения в управлении, а иногда и в системе образования. Такие изменения сами по себе провоцировали жесткое сопротивление, которое было еще более яростным, если подобные реформы проводились не местными властями, а непосредственно под прямым европейским правлением. В то время такое сопротивление являлось консервативным, само по себе отрицало новые пути развития, хотя и было ими инициировано. Однако иногда оно допускало некоторые изменения в рамках старого культурного уклада.

В начале XIX столетия Мухаммад‑Али внедрял свои инновации в Египте и Сирии (вплоть до 1841 г.) Ему удалось завоевать расположение западного общественного мнения за счет растущей ненависти своего народа. Сирийцы, которые с восторгом встретили его армию, надеясь на избавление от гнета коррумпированной Османской империи, позднее возненавидели его за эффективность, с которой он повысил налоги, сократив их число, отобрал у жителей оружие, покончив с междоусобными войнами, и, наконец, стал призывать их на государственную службу. С помощью европейцев сирийцы очень быстро избавились от Мухаммада‑Али. Египтяне относились к нему ненамного лучше, причем эта неприязнь распространилась и на его наследников, хотя открытое сопротивление было подавлено.

В северных районах Османской империи Махмуд (1808–1839 гг.) проводил точно такую же политику практически с теми же результатами. Разница заключалась лишь в том, что он действовал далеко не столь решительно, и, соответственно, его действия не вызывали такого решительного сопротивления у местного населения. Махмуду, однако, пришлось столкнуться с другой, еще более сложной проблемой – его империя переживала серьезные экономические трудности. Балканские христиане еще в XVIII веке наладили тесные связи с Западной Европой, и очень скоро жителей этого региона захлестнули националистические чувства (которые ранее развивались среди мусульман). С всевозрастающим упорством они желали провести вестернизацию в рамках собственных независимых государств. В результате их бесконечные восстания терзали и без того ослабленную империю.

Их успех был ограничен слабой поддержкой Запада, но стал чрезмерным для турок. В период правления Махмуда на севере империи Россия захватила значительные территории на Черноморском побережье и добилась автономии для Румынии и Сербии, а совместное вмешательство европейских держав на юге позволило грекам, которые были разбросаны на всем владениям османов, создать небольшое независимое королевство. На юго‑востоке приобрел независимость Египет, и даже Сирия (и Хиджаз) на какое‑то время вышла из состава империи. Потребовалось вмешательство европейцев, чтобы спасти от войск Мухаммада‑Али оставшуюся часть Османской империи.

На оставшейся территории Махмуду и его министрам удалось ввести централизованные налоги и правление, соответствующие новейшим на это время требованиям европейской социальной модели. Опираясь на автономных землевладельцев, они успешно противостояли улемам и янычарам Стамбула. Через некоторое время правительство уже достаточно окрепло и могло претендовать на реальную политическую власть в стране, в том числе и на всеобщую воинскую повинность. Лишь в последние годы правления убежденным «западникам», обученным на дипломатической службе или реформировании администрации, а не на традициях двора, позволили «вестернизировать» саму форму государственного управления. В стране были открыты школы, в которых преподавались современные науки. Подданные Османской империи, прежде всего государственные служащие, независимо от вероисповедания стали носить фески (фетровые шапочки в форме усеченного конуса с кисточкой), которые пришли на смену многочисленным головным уборам, четко различавшим улема и дервиша, купца и принца, христианина и мусульманина. За это немногочисленное сообщество «западников» подверглось нападкам не только улемов, но и всего турецкого общества в целом. Махмуд осмелился уничтожить корпус янычар лишь после того, как они помогли ему усмирить самых сильных из независимых землевладельцев, и в тот момент, когда их явная военная несостоятельность стала очевидна даже городским обывателям. Таким образом, неприятие фески стало своего рода индикатором общественных настроений.

Это же поколение стало свидетелем начала великих реформ в Индии и внедрения британской системы образования. Уголовное право и образование были приведены в соответствие с британскими стандартами того времени под руководством ученого‑историка Томаса Бабингтона Маколея. В Бенгалии некоторые индуисты начали постепенно вводить элементы вестернизации в свою жизнь, но очень мало мусульман следовало их примеру.

^{Двор дворца Сикандар Баг в Лакхнау с телами 2000 убитых британцами и непохороненных сипаев. Фото Беато Ф., сер. XIX в.}

Многие лидеры мусульманского мира пассивно реагировали на новые порядки, пока они не затрагивали их благосостояние; но тех, кого они лишали привилегий и ничего не давали взамен, еще сильнее раздражал тот факт, что перемены, в отличие от Османской империи, осуществляли не мусульмане, а правительства неверных. Некоторые из них нашли новое применение исламским традициям реформизма, которые получили свежий импульс в XVIII столетии. Вдохновляясь утвердившимся в Мекке учением ваххабизма, паломники с готовностью принимали идеалы пуристов. В Индии происходили сходные процессы, хотя выходцы из этой страны становились настоящими ваххабитами реже остальных, непримиримость ваххабизма воодушевила их на вооруженную защиту ислама от иноземного влияния. Тем не менее эти люди взяли в руки оружие и пошли защищать ислам от господствовавшего в то время пренебрежительного отношения со стороны неверных. В Северной Индии среди малообеспеченных слоев населения стали зарождаться реформистские движения. В Бенгалии крайние экстремисты настаивали на том, что мусульмане не имеют права оставаться в стране, где больше нет исламского правительства, они должны были либо восстать и свергнуть власть неверных как противную Божественному порядку, либо покинуть эту местность и переселиться в исламское государство. Руководствуясь этой доктриной, крестьяне, исповедующие ислам, жестко расправлялись с новыми землевладельцами, мусульманами и индуистами, назначенными британской администрацией. Хотя большинство улемов школы Шаха Валиаллы, доминировавшей в долине Ганга, оставались лояльны modus vivendi, установившемуся между Тимуридским двором и англичанами, отдельные, более активные деятели становились идейными вождями сопротивления и обретали определенный политический вес, особенно в Пенджабе, где действовали крестьянские партизанские отряды.

^{Султан Абдул‑Меджид I. Портрет XIX в.}

Следующее поколение своими глазами увидело последнюю попытку восстановить в Индии положение вещей, существовавшее до прихода британцев. То, что британцы назвали «мятеж сипаев», некоторые индийские историки рассматривают как национальное восстание. «Сипаи», мусульманские и индуистские войска, созданные англичанами, подняли восстание в Северной Индии в 1857–1858 годах, добились поддержки со стороны местной знати и правителей некоторых «независимых государств» и попытались восстановить в Дели власть Тимуридского императора и его бывших мусульманских вассалов и маратхов. Однако восставшие не смогли предложить никаких новых политических принципов и были разгромлены, как только англичане собрали свои войска. Главными виновниками беспорядков были объявлены мусульмане, поскольку они были больше других заинтересованы в его успехе.

Date: 2015-06-05; view: 499; Нарушение авторских прав