Начало Технической эпохи Нового времени

Так начался новый этап мировой истории. Основная часть человечества больше не была разбита на отдельные автономно развивающиеся цивилизации, а сформировала глобальное общество тесно взаимодействующих стран. В итоге даже Занзибар стал играть важную роль для Лондона, а Лондон, в свою очередь, участвовал в жизни Занзибара. Вскоре все мировые сообщества оказались вовлечены в процесс, происходивший в западных странах. Конечно, имеются в виду изменения исторических предпосылок, а не перемены в повседневной жизни. Тем не менее повседневная жизнь в городских сообществах Ойкумены стала зависеть от неустойчивого исторического баланса. А все изменения на историческом уровне стали теперь решающими.

Существует множество наименований эпохи, которую принято просто называть «Новое время». Но само понятие «нового» слишком относительно. И в связи с тем, что сам период в соответствии с патриархальными европейскими стандартами то растягивался, то сокращался, было бы уместнее использовать термин более точный с исторической точки зрения. Установление всемирной европейской гегемонии положило конец той форме мировой эволюции, которая существовала с шумерских времен. Начиная с этого периода мы можем использовать термин «Техническая эпоха», так как он лучше всего характеризует начало техникализма и связанные с ним социальные формы.

Если рассматривать Техническую эпоху как всемирно‑исторический период, то для одной части человечества характерна полная техникализация, а на другую она оказывает существенное влияние. Возникает искушение охарактеризовать только институциональные черты, для которых техникализм сформировал ядро их эволюционного развития. Но даже в самых развитых странах техникализм обладал стихийной силой, которая в наименее индустриализованных районах нередко оказывала воздействие, противоречившее этим же основополагающим институциональным элементам. Во всем мире в целом подобное стихийное оказалось не менее значимым, чем основополагающие черты.

^{Хайдар Али. Западноевропейская гравюра XVIII в.}

Все исторические события теперь происходили в беспрецедентно глобальном контексте. Более того, первое время темп событий не просто увеличился, а постоянно стабильно ускорялся. В техникализированные столетия с ростом инноваций и изобретений процесс открытий и перемен шел намного быстрее. Разумеется, на биологическом уровне он имеет конечный лимит скорости, хотя чаще всего прерывается искусственно: запланированно или вследствие катастрофы. Но, невзирая ни на что, все эти перемены были весьма значительны. Для всех техникализированных центров был установлен темп и определена значимость их деятельности.

Базовые перемены в этих центрах требовали ответной реакции, даже если в каких‑то регионах изменения не были столь ощутимы. В течение долгого времени казалось, что на протяжении жизни одного человека материальный мир вокруг него почти не менялся. Но это была иллюзия. Очень часто дело было в снижении эффективности, которую не могли заметить сторонние наблюдатели, но которая имела весьма значимые последствия. Но и в этом случае единый культурный признак мог обладать жизненно важной значимостью. Так, например, примитивная форма транспорта развилась от дилижансов до железных дорог и даже до автомобилей. Аналогичная ситуация складывается с употреблением определенных языковых форм. Например, понятие веры имеет одно значение, если подразумевает традиционное отношение «каждого» человека; но в том случае, когда значимые лица отрицают его, оно обретает совсем другой смысл, идеализируя прошлое. Для людей, чья судьба в целом определялась в техникализированном контексте, особый смысл имело историческое соответствие, а не внешняя преемственность. В то же время скорость изменений в техникализированных областях обладала ощутимым эффектом и для других стран. Даже эволюция политической и экономической практики, а также образа мышления действительно очень быстро распространилась в нетехникализированных частях света.

Однако сильнее, чем ускорение исторических событий в глобальном контексте, на становление Технической эпохи повлияло изменение социальной творческой основы. В техникализированных регионах с развитием массового общества прежние различия между элитой и крестьянством стерлись. Их заменила функциональная специализация. Постепенно, как только техникализм распространился во всем мире, подобное замещение произошло во всех регионах. Но в то же время в нетехникализированных областях культурная жизнь столкнулась не с проблемами городской элиты аграрного общества, а со сложным положением нетехникализированной элиты в новом мире.

Контраст между социальной властью техникализированного и менее развитого общества стал доминирующим фактором (даже условием) мировой истории в Техническую эпоху. В результате образовался огромный разрыв в развитии. Он поделил мир на два сектора, которые были неизбежно связаны друг с другом и в то же время не могли найти общий язык. Эту идею выражает Киплинг: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Линия, разделившая мир на два сектора, была очень четкой. Ключевой момент заключается в дилемме, может ли национальное общество равнозначно принять новые модели западных стран. Те регионы, которые, невзирая на свои «отсталые» районы, смогли принять их, обрели политическое равенство или по крайней мере шанс завоевать эту позицию. Ну а те регионы, которым это не удалось, остались в политическом комплексе и на мировом рынке на прежнем уровне. Более того, можно заметить, что уровень их власти стабильно снижался. Силы, возвысившие экономику и культуру развитых стран, в то же время ухудшили положение других регионов. И в итоге они превратились в «слаборазвитые» страны с низким уровнем инвестирования[405].

Разрыв в развитии придал новый смысл этноцентрическим понятиям. Так, понятие «западный» довольно широко применяется по отношению к техникализированным регионам, поскольку они связаны с Европой. В этом смысле данный термин охватывает и христианские земли Восточной Европы, и владения западных стран. В свою очередь, термин «восточный» представляет собой слабое дополнение к определению «западный». По крайней мере, если применять его к «неразвитым» странам, в которых преобладала городская культура и которые были связаны с историческим комплексом Ойкумены. Это понятие охватывало всю исламо‑азиатскую часть мира – от марокканской области Европы до сино‑японского Дальнего Востока. Строго говоря, оба эти термина имеют право на существование только в рамках Технической эпохи. Хотя они довольно неуклюже представляют историческую структуру (особенно в XIX веке) этого периода.

Думаю, уже стало ясно, что начиная с XIX века проблемы мусульманского общества не определялись «отсталостью» от чуждых им прогрессивных стандартов. Не стоит их относить и к порокам, свойственным исламскому миру, будь то религиозные или политические трудности. Еще более ошибочно мнение, что крах власти исламского мира можно рассматривать как биологический процесс, в ходе которого каждая цивилизация развивается, расцветает и умирает. В крайнем случае можно предположить, что общество в состоянии вложиться только в один вид деятельности. В итоге оно не может быстро мобилизовать свои ресурсы в другие области, которые по стечению обстоятельств стали более выгодными. В некоторой степени превосходство, которого исламское общество достигло в аграрную эпоху, помешало его развитию в последующие столетия. И это несмотря на то, что оно помогло мусульманскому миру заложить надежную основу. Но даже эта оценка субъективна. У нас недостаточно оснований предполагать, что раз преобразование произошло именно на Западе и именно в это время, оно не могло позже охватить страны исламского мира.

^{Хейман Р. Роберт Клайв встречается с Мир Джафаром после битвы при Плесси}

Предложенная мной гипотеза резко противоречит западническому взгляду на мировую историю. Этот образ мысли принадлежит не только чистым европоцентристам, его часто разделяют христиане и иудеи. Сформировавшаяся на основе представлений средневекового Запада картина делит мир на три части: примитивную, у которой не было истории; Восток, породивший великие культуры, но в определенный период остановившийся в развитии и регрессировавший; и, наконец, Запад (классическая Греция и латинский Запад), часть которого представляет греческий гений, введший понятия Истины, Свободы и Прогресса. Если первое время успехи Запада были не такими впечатляющими, как на Востоке, то со временем именно он первым вошел в эпоху Нового времени и обеспечил себе мировое господство. В соответствии с этим мировоззрением исламская культура, являвшаяся воплощением

«Востока», должна была пережить период открытий и затем впасть в «восточную» стагнацию. Эту картину мира почти безоговорочно разделяли большинство западных ученых. С другой стороны, эпоха Нового времени была последним этапом многовекового прогресса, примером которого служит Запад. В рамках этого мировоззрения многие говорят о «западном влиянии» (не техникализма) на исламский мир, словно мы имеем дело с двумя сообществами, а не с двумя эпохами. Создавалось впечатление, будто западный прогресс достиг такого уровня, что его влияние уже распространилось и на исламский мир. В результате отрицается идея о том, что западная культура создала нечто новое, что затем заимствовали мусульмане и остальной мир. В данном свете разумнее датировать начало новой эпохи 1500 годом, когда Запад наладил контакты с другими цивилизациями, а не 1600‑м, когда появились первые признаки техникализма. И решающим моментом стало не возникновение нового западного уровня социального процесса, а расширение Запада.

Подобный образ мышления мы уже встречали в исламской истории. В ходе работы я старался показать, как глубоко укоренившиеся ложные представления, влекущие за собой неправильную постановку вопроса, исказили исследования исламского мира. Как уже упоминалось в кратком обзоре в Прологе к книге IV, основная часть этих заблуждений обусловлена западническим мировоззрением. Но, пожалуй, в ходе традиционной истории ислама западное влияние сильнее всего сказалось на наших представлениях о мусульманском отношении к эпохе Нового времени[406].

Date: 2015-06-05; view: 522; Нарушение авторских прав