Шиитское шариатское мышление

Спекулятивная метафизика данной эпохи вызывает у нас если не одобрение, то естественное чувство удивления. Однако некоторые более прозаичные интеллектуальные события также были не менее творческими. Наряду с воодушевлением, вызванным традицией фальсафы, в империи Сефевидов возникает другое течение, более ориентированное на религиозный закон и оставившее ощутимые политические результаты в поздние сефевидские времена.

Шиизм, до сих пор являвшийся течением меньшинства, нужно было адаптировать к требованиям широких классов и различным условиям, к обществу как таковому. Сначала в развитии религиозного института главную роль играл государственный чиновник, садр, представитель государственной власти, как, например, было при Тимуридах. Во времена Исмаила при массовом обращение в шиизм (и наложении проклятия на первых трех халифов) попытки очистить совесть людей путем закрытия всех заведений с дурной репутацией и навязывания норм шариата постепенно снизили значение сарда. Хотя этот взрыв радикального морализма со временем сошел на нет, должность садра как государственного чиновника утратила свою значимость. Назначения на должности и религиозная политика все больше регулировались представителями религиозных общин, уже появившихся и процветавших к тому времени, а не лицами, полномочия которых определялись в основном активным реформированием государства.

Степень интегративной легитимизации в Сефевидском государстве носила революционно принципиальный характер. Она неизбежно исчезла с восстановлением аграрного состояния. В частности, институт улемов был объединен под управлением садра на основе сомнительной ортодоксальности хилиастического характера, даже несмотря на то что наиболее экстремальные учителя шиитских тарикатов были удалены из городов. Теперь же они освободились от этих чуждых для них по духу связей. Исходя из подобной точки зрения под вопрос снова ставилась легитимность имперского правительства, невзирая на общепризнанную поддержку шиизма.

Шиизм, как оппозиционное течение, развивал собственные органы управления отдельно от государства. В частности, шииты двунадесятники выбирали тех людей, чье исключительное благочестие и образованность позволяли им стать представителями Сокрытого Имама, и в народе считалось, что эти люди могут входить в непосредственный контакт с ним. Эти люди обладали правом самостоятельно истолковывать закон, и поэтому их называли «муджтахидами». Теоретически сунниты придерживались аналогичной позиции; однако шииты, нуждавшиеся в харизматичном лидере, на протяжении всего периода позднего Средневековья полагали, что наиболее образованные улемы больше всего подходят на роль муджтахидов, в то время как большинство суннитов настаивали на более точном соответствии их ожиданиям. Постепенно шиитские муджтахиды утвердились в своей независимости и взяли курс на обновленный шиизм. Сефевидский монарх закрепил за собой право быть представителем Сокрытого Имама, и по крайней мере на протяжении XVII века основная масса его приверженцев почитала его в данном статусе. Однако шиитские улемы того времени не желали этого делать. При поддержке самых набожных последователей они настояли на том, что (с тех пор как в X веке умер последний вакиль, представитель Имама) таким представителем может считаться только истинно посвященный и полноправный муджтахид, лично признанный верующими.

Аббас, будучи падишахом и представителем Имама, не постыдился настоять на том, чтобы в уголовных разбирательствах использовалось традиционное право, а не нормы шариата, исполняемые судом кади. Более того, он обязал садра, считавшегося главным аторитетом в шариатскм праве, вершить суд по законам шаха, а не шариата. Таким образом, он воплощал в себе все религиозные аспекты общества. В конце столетия, во время правлении шаха Султана‑Хусейна, кульминацией величия муджтахидов стали труды муджтахида Мухаммада Бакира Маджлиси, догматичного и фанатичного ученого, обладавшего невероятной властью в государстве. Он облек в единую сложную систематизированную форму весь корпус шиитских знаний, с одной стороны, и свое личное видение сефевидского шиизма с позиции ортодоксального шариата – с другой. Все формы суфизма, даже те, на которых основывалась сама династия, он отрицал как несостоятельные. Возможно, он смог бы зайти настолько далеко, что уничтожил бы даже ядро действующих членов сефевидского тариката (которые, по сути, в значительной степени деградировали до корпуса дворцовой стражи).

^{Маджлисы. Персидская миниатюра}

Хотя его книги содержат стандартные штампы шариатского мышления, они также являются прекрасными произведениями, предназначенными для понимания самого широкого читателя и часто облеченными в легенду. Так, он пересказал древнюю мусульманскую историю, как один из ангелов был послан на Землю, чтобы собрать глину, из которой должен был быть сотворен Адам; но каждый раз Земля отсылала его, умоляя избавить ее от горя стать материалом для греховного человечества. Это продолжалось до тех пор, пока на Землю не спустился ангел Азраэль, который, объявив, что обязан выполнить поручение Аллаха любой ценой, взял глину, несмотря на протесты Земли. Так было создано человечество, а бессердечный Азраэль стал ангелом смерти[365].

С развитием независимости шиитских муджта‑хидов на передний план выступили различия, которые ранее были скрыты. Религиозную сферу разделили между собой две основные школы правового и общего теологического мышления. В большинстве своем они постоянно ссылались на первичные принципы, на источники закона (усуля), которыми всегда оставались Коран, рассказы о Пророке и имамах – среди шиитов чаще носившие название ахбар, чем хадис, согласие, иджма (понятие согласия, конечно, в пределах шиитского общества), и, наконец, аргументация, которая у шиитов не всегда ограничивалась аналогией кияс (по сути, кияс как таковой отсутствовал), а зачастую сводилась к концепту акл. Сторонники данной позиции называли себя усули. В то же время появились ярые сторонники протестного движения, требовавшие возвращения к позициям как минимум XII века, которые усомнились в ценности данной «аргументации» как независимой основы права. Они сосредоточились на обширном использовании рассказов (ахбар), дарованных Пророком и имамами. Эти оппозиционеры были названы ахбаритами. Ориентация ахбари была в некотором роде схожа с суннитскими группами, которые особо подчеркивали значение хадисов. Они с подозрением относились к развивающейся традиции, представляемой большинством муджтахидов. Хотя приверженцами ахбари были такие твердо ориентированные на шариат личности, как Маджлиси, среди шиитов, следовавших мистической тенденции, также были поклонники позиции ахбари. По‑видимому, это позволяло им провозгласить непререкаемый авторитет буквализма и напрямую достичь Непознанного, не прибегая к сложной аргументации.

Всеобщий ригоризм, охвативший шиитов, выражался в этих пристрастных диспутах. Физический контакт – даже не прямой – с язычником расценивался как оскверняющий и оставлял человека ритуально нечистым. Следовательно, если одна из сторон считала другую ложной по отношению к исламу, то запрет накладывался взаимно. Бытует мнение, что позже некоторые улемы прикасались к книге в библиотеке медресе только сквозь ткань, если ранее до нее дотрагивался приверженец оппозиционного течения. Тем не менее подобная щепетильность не могла затмить позитивной роли, которую сыграли муджтахиды в целом. Подъем военных государств‑покровителей отразился на всем, в том числе на независимости религиозных учреждений; я полагаю, что этому способствовала доктрина об изоляции иджтихада и халифского статуса султанов, усиливавших влияние шариата. Неудивительно, что, чем больше империя попадала под светский контроль, тем более могущественными становились независимые религиозные учреждения, свободные от этих доктрин. Действительно, во всех трех великих империях рост светского контроля (который я тех времен (именно этим он и выделялся). Во всех документально то, за что он боролся, но никогда не давалась позитивная оценка шовные события эпохи обсуждаются в высококультурном диалоге, фелых исламских исследований является то, что зачастую ученые 1Я всего мусульманства того периода, таким образом, они не могли х. Маджлиси единственный, кто не только выражал свои взгляды, начался в этих государствах примерно в одно и то же время) сопровождался отстаиванием независимости традиций шариата, хотя в каждой империи это движение происходило по‑своему.