Шиитские основы государства Сефевидов

Считается, что династия Сефевидов восстановила национальный суверенитет после 900‑летнего иностранного гнета, последовавшего за падением старой Персидской империи Ахеменидов и Сасанидов, т. е. ее правление ознаменовало возвращение независимой Персии на международную арену. Каждое из этих понятий основано на веских аргументах. Сефевидская империя по своим абсолютистским административным и культурным идеалам подходила на роль преемника Сасанидской империи лучше, чем какое‑либо другое государство со времен классической империи Аббасидов. Опять же именно Сефевидское государство, основавшее столицу на западе Иранского нагорья, объединившее западноиранские и азербайджанские провинции и сделавшее шиизм официальной религией во всех своих владениях, разработало основные признаки, которые до сих пор определяют монархический строй.

Именно в рамках этого контекста сформировалось современное национальное самосознание иранцев.

Однако любое упоминание об особом «национальном» характере Сефевидского государства, по моему убеждению, возвращается к двум некогда популярным ошибочным идентификациям: ислама‑с семитской расой (и с суннизмом средиземноморских арабов) и шиизма с «реакцией против ислама» со стороны «арийских» персов. (Следовательно, империя Аббасидов обычно исключается из последовательности Ахемениды‑Сасаниды‑Сефевиды как «неперсидская».) Если исключить из этого понятия все расистские предположения, то оно утрачивает правдоподобность. Сбросив со счетов все внутреннее развитие исламской цивилизации, империю Сефевидов можно расценивать, как возрождение Сасанидской империи, но таким же образом ее можно расценить как предвестницу государственности в современном понимании этого слова, опустив при этом наиболее важные черты, благодаря которым создается современное национальное государство, и даже проигнорировав основные проблемы, с которыми позже столкнутся те, кто желал сделать из Персии современное этническое государство. Многие авторы любят обращаться к следующему парадоксу: Исмаил, правитель «Персии», писал свои стихи на тюркском, в то время как его соперник, Селим, правитель «Турции», писал на персидском. Весь этот парадокс вытекает не только из неправильного употребления термина «Персия» по отношению к Сефевидской империи, куда входили в равной степени и персы, и турки, и арабы, но и из еще более неудачного употребления термина «Турция» по отношению к Османской империи. По сути, ничего парадоксального нет в том, что лидер племенных объединений пишет на широко распространенном тюркском языке, в то время как глава официального государства использует общепринятый язык культуры – персидский. Величие Сефевидской империи не заключалось в расовом возрождении или этнических ожиданиях, но было основано на прекращении традиции политической децентрализации, свойственной Средним векам, не только в благополучных сельскохозяйственных районах Индии и Европы, но и даже в самом сердце аридной зоны[355].

Конечно, Исмаил и его последователи были озабочены больше сплочением персидской нации, чем созданием абсолютистского государства. Их государство было военного патронажного типа. В пределах правящей верхушки довольно сложно определить четкие границы между военным и мирным подданным: все они представляли собой королевский двор и выполняли военную функцию, хотя со временем должны были еще управлять своими землями. Люди, которые были в основном военными, «дворянство шпаги», обычно тюрки, могли с легкостью принять на себя и административные

Функции, особенно на уровне высокой политики, целом все государство расценивалось ими как личная собственность. В то же время «людям пера», обычно «таджикам», то есть иранцам или арабам, находившимся в подчинении у тюркских «людей меча», нужно было осваивать военные функции, если они хотели вырасти до такого уровня, чтобы участвовать в политической жизни. Существовали даже кади, следовавшие подобным путем. И поначалу государство Сефевидов не собиралось продвигать управленческую модель на более высокий уровень[356].

В частности, не было ни четкой политики, ни фактической административной практики, которые могли бы гарантировать стабильность Сефевидского государства. Несмотря на далеко идущие изменения в политическом балансе власти, последовавшие вслед за политикой завоеваний и фанатизма шаха Исмаила, Сефевидское государство с начала его появления не меняло свою основу, очень близкую к принципам государств Кара‑Коюнлу и Ак‑Коюнлу. Более того, как в случае с Сефевидами, правящая власть опиралась на тюркские племена с нагорий между Ираном и Анатолией; это была военно‑ориентированная власть, и даже (в случае Кара‑Коюнлу) шиитская.

^{Роспись потолка общественных бань к иранском городе Керман. Эпоха Сефевидов}

Но все же в каждом из этих трех пунктов Сефевидское государство имеет свои существенные отличия. Это государство не являлось исключительно тюркским. Хотя оно и было основано на власти тюркских племен, объединение произошло благодаря какой‑то мистической преданности, которая, в свою очередь, связала эти племена в городские поселения исключительно для приверженцев Сефевидов в Ардебиле и других областях. Это была не племенная конфедерация в прямом смысле, а религиозное братство, следовавшее племенным связям, но способное отодвинуть их на второй план, услышав голос свыше. В то время династия не просто одобряла шиизм; она всерьез приступила к преобразованиям, связанным с обращением в шиизм всего населения. В процессе они ослабили или разрушили основные столпы, на которых держались прежние местные власти, пошатнув их финансовые основы, что помогло заменить их на новые. Соответственно, эта династия представляла собой не просто военную силу. Благодаря их обращению к шиитской вере им удалось установить определенные гражданские обязательства. Этот эффект возрос, когда экономические городские институты перешли в руки шиитов, отныне заинтересованных в стабильности правящей династии, которая была неразрывно связана с понятиями мира и процветания.

Поначалу государство казалось намного сильнее, чем его предшественники; однако со временем все перечисленные отличительные черты дали о себе знать. Оно сумело пережить трудности, которые разрушили бы обычный племенной военный режим. Его выживание было обусловлено тем, что оно смогло создать полноценную бюрократическую систему, основанную на армии, вооруженной огнестрельным оружием, правда, позднее, чем Османское или Индо‑Тимуридское государства.

Хотя в 1500 году большая часть населения от Нила до Амударьи исповедовала суннизм (сильного в те времена суннитского движения алидов), в некоторых областях, особенно после распространения шиитских тарикатов монгольского периода, придерживались направления шиитов‑двунадесятников. Особенно сильным это течение было в Ираке, сосредоточившись вокруг шиитских святынь в Кербале и Наджафе, а также в новых городах в Куфе, возникших в качестве центров паломничества шиитских пилигримов. Также это течение господствовало в таком городе, как Кум, который уже изначально был шиитским. Однако к тому времени и во многих других городах возникли сильные шиитские фракции. Как уже упоминалось, в XV веке ханафитская и шафиитская школы больше не являлись сильными соперничавшими фракциями, разделявшими Исфахан, теперь их место заняли шиитская и суннитская фракции. И в течение этого столетия шиитские правящие семьи все чаще и чаще одерживали верх над своими соперниками суннитами. Как в случае с гвельфами и гибеллинами в Италии, наследственная поддержка играла далеко не последнюю роль. Как бы то ни было, шиитское течение благодушно встречало идею общей реформы и, соответственно, поддерживало попытки политического обновления. Так, подобные идеи выражали шиитские семьи, которые объявили о том, что Исфахан поддерживает внука тимурида Шахруха, восставшего против деда. Хотя восстание было жестоко подавлено, оно определило будущее. Исмаил получил поддержку шиитов сразу по двум направлениям: шииты из племен, которые были не только суфиями, но и зачастую отклонялись от норм шариата «улемов», и шиитские знатные семьи в городах, которые тоже, без сомнения, были суфиями, но более городскими и во многих аспектах придерживались шариата, хотя не теряли надежды увидеть новый социальный строй в рамках этих ограничений.

Примерно в первую декаду правления Исмаила государство основывалось на том принципе, что он является муршид‑е камил, «великим [суфийским] наставником», а помогающие ему пиры и халифы, преданные местные тюркские племена муридов и кызылбаши исполняют свой духовный долг, подчиняясь ему. Главный управляющий Исмаила был его личным представителем, он выражал волю Исмаила как главы сефевидского тариката и реализовывал его властные полномочия на подчиненных территориях. При прошлых тюркских правителях глава гражданской администрации всегда был гражданским (и обычно персом). Однако, придя к власти, Исмаил назначил перса своим личным представителем, поручив ему выполнять не только административные функции, но и налаживать отношения между муридами и их муршидом, это наглядно продемонстрировало, что он сильно зависел от племенных эмиров кызылбаши. Когда этот личный представитель был назначен главнокомандующим в походе на узбеков, лидеры кызылбаши в негодовании покинули его и позволили убить. Таким образом, совершенно четко прослеживалась напряженность в отношениях между шиитскими эмирами кызылбаши и городской шиитской администрацией, говорившей преимущественно на персидском языке.

^{Кербела. Фото нач. XX в.}

Сам Исмаил, будучи еще молодым, жил в атмосфере экстремистского шиизма тарикатов, которому следовали племена, поддерживавшие Сефевидов. В своих стихах он пишет о Слове Божьем и видит себя потомком 12 праведных имамов, прославляя их в выражениях, которые умеренные шииты сочли бы преувеличением. Ничто не предвещало, что взгляды его изменятся, но к концу жизни, особенно после мощной экспансии с запада и Чалдыранской битвы в 1514 году, он принял решительные меры, чтобы уничтожить власть великих эмиров кызылбаши и завоевать доверие мирного населения. После его смерти в 1524 году, когда наследником остался десятилетний Тахмасп, эмирам удалось заполучить контроль над государством. Однако спустя десятилетие междоусобиц Тахмасп смог получить необходимую поддержку и взять власть в свои руки. Он возобновил работу по усилению гражданской власти, начатую его отцом.

Тахмасп (правил в 1533–1576 гг.) не был выдающимся правителем. Он был достаточно компетентным, но не обладал живым характером и отличался крайней заурядностью. Однако он обладал утонченным эстетическим вкусом, начал покровительствовать искусствам, расцвет которых в скором времени станет характерной чертой Сефевидской империи. С другой стороны, он возродил варварски жестокостую традицию круговой поруки, которая существовала еще с монгольских времен. Во время правления Тахмаспа Сефевидское государство не было достаточно сильным, чтобы вернуть свои земли, и особенно святые города Ирака, которыми владел Исмаил, но потерял после Чалдыранской битвы. Столицу Тахмасп перенес из азербайджанского Тебриза в чисто персидский город Казвин. Тем не менее государство Сефевидов сохранило свою власть над большей частью Закавказья (своих изначальных территорий) и, более того, подчинило себе огромную персоязычную область, включая большую часть Хорасана. Когда индийский тимуридский правитель Хумаюн был вынужден бежать из Дели и вернуться в Кабул, где утвердил свою власть его отец Бабур, он счел полезным и даже необходимым обратиться за помощью к Тахмаспу, несмотря на то что для этого ему пришлось на время перейти в шиизм. Бесспорно, Сефевидская империя была одним из трех самых могущественных мусульманских государств, причем ее основа была более надежной, чем у государств Кара‑Коюнлу и Ак‑Коюнлу.

^{Шах Тахмасп и Хумаюн. Иранская картина XVIII в.}

По‑видимому, стабильность власти Сефевидов во многом зависела от успехов Тахмаспа, который разносторонне развивал сами основы этой власти. Конечно, он продолжал опираться на поддержку племен кызылбаши (но теперь он обращался к ним больше как падишах «император», чем как пир). Также он мог рассчитывать на новые шиитские фракции в городах, которые были обязаны своей позицией этой династии (существовала крупная группа суннитских изгнанников, надеявшихся на возвращение из‑за границы хотя бы в первом поколении). Однако в течение своего правления Тахмасп все более и более становился зависимым от новообращенных из пленных или свободных людей с христианского Кавказа, на которых Исмаил и его предки совершали набеги. Эти новые мусульмане, лояльные только к этой династии, сформировали существенный противовес официальной поддержке племен.

Во времена раннего ислама династии старались обеспечить себе особую независимую опору, привлекая элементы, лишенные социальной почвы, которые могли усилить их центральную абсолютистскую власть перед лицом растущих требований тех, кто помог им прийти к власти. В результате этой тенденции правящий слой в мусульманских землях в основном составляли тюрки, так как самым очевидным источником военной силы, не имеющей социальной почвы, были рабы из центральной евразийской степи. Однако к тому времени контуры мировой истории изменились. Устойчиво расширяющееся влияние аграрного общества поглотило даже степь. С развитием буддистских, мусульманских и христианских культурных идеалов все части центральной Евразии оказались охвачены государствообразующими политическими процессами. Племенные вожди превращались в аристократию, интересы которой были напрямую связаны с интересами купцов в центрах, значительно удаленных от старых центров цивилизации, таких как мусульманское Сибирское ханство на реке Иртыш. Степь более не была языческим, свободным и неистощимым источником рабов и мигрирующих племен; монгольские или бывшие монгольские ханства контролировали эти земли в своих интересах. Теперь в границах прежних мусульманских земель тюркские племенные группы основали для себя более привычное место обитания со своими местными связями и интересами. Постепенно исчезали условия, которые ранее привели к полной тюркизации военной элиты. Великие мусульманские империи XVI века обратились к менее гомогенному источнику формирования военного сословия. Вопреки тюркскому влиянию, уже в XIV веке мамлюкское правительство в Египте получало рабов преимущественно из кавказских земель – в основном из Черкессии. Османская империя находила новых добровольцев в других христианских государствах, а также вербовала солдат среди подвластного им христианского населения. Индийская империя Тимуридов расширяла свое военное сословие как за счет местных индуистов, так и благодаря мусульманам из других стран.

Уже во времена правления Тахмаспа Сефевиды аналогично использовали элементы, не входившие в социальные рамки их общества. Привлекались новообращенные христиане, преимущественно армяне, и обращенные пленники с Кавказа, черкесы и особенно грузины. Эти люди не только составляли основную часть войска, но и занимали высокие посты. Однако в отличие от тюрков Центральной Евразии у них не было единого языка или культурной основы. Эта армия была объединена на основе нового принципа – шиитского лоялизма, что отличало ее от конкурирующих элит. Персидская культура позволила им утвердить свои права на управление родными землями. (В этом смысле империя стала четко персидской.) Лучшим из молодых пленников предоставлялась возможность получить прекрасное образование, в которое входило как изучение персидской поэзии, так и обучение стрельбе из лука. Все это позволяло направить их развитие в русло высокой исламской культуры. Со временем, когда ценность изобразительных искусств стала очевидной, ученикам стали преподавать живопись, развивая в них вкус.