Психологические последствия ПТСР

У людей с ПТСР драматически нарушена способность к интегра­ции травматического опыта с другими событиями жизни, их травма­тические воспоминания существуют в памяти не в виде связанных рассказов, а состоят из интенсивных эмоции и тех соматосенсорных элементов, которые актуализируются, когда страдающий ПТСР на­ходится в возбужденном состоянии или подвержен стимулам или ситуациям, напоминающем ему о травме. В силу того, что травмати­ческие воспоминания остаются неитегрированными в когнитив­ную схему индивида и практически не подвергаются изменениям с течением времени, - что составляет природу психической травмы - жертвы остаются «застывшими» в травме как в актуальном пере­живании, вместо того, чтобы принять ее как нечто, принадлежащее прошлому.

Триггеры, запускающие навязчивые травматические пережива­ния, со временем могут становиться все более и более тонкими: на­пример, у ветерана войны резко ухудшается настроение при шуме дождя, потому что это напоминает ему сезоны муссонов во Вьетна­ме.

Телесные реакции индивидов с ПТСР на определенные физиче­ские и эмоциональные стимулы происходят в такой форме, будто бы они все еще находятся в условиях серьезной угрозы; они страда­ют от гипербдительности, преувеличенной реакции на неожиданные стимулы и невозможности релаксации. Люди с ПТСР страдают от обусловленного возбуждения вегетативной нервной системы. По­стоянное предвосхищение (антиципация) серьезной угрозы служит причиной такого, например, симптома, как трудности с концентра­цией внимания или сужение круга внимания, которое направлено на источник предполагаемой угрозы.

Одним из последствий гипервозбуждения является генерализа­ция ожидаемой угрозы. Мир становится небезопасным местом: бе­зобидные звуки провоцируют реакцию тревоги, обычные явления воспринимаются как предвестники опасности. Как известно, с точ­ки зрения адаптации возбуждение вегетативной нервной системы служит очень важной функцией мобилизации внимания и ресурсов организма в потенциально значимой ситуации. Однако у тех людей, которые постоянно находятся в состоянии гипервозбуждения, эта функция утрачивается в значительной степени: легкость, с которой у них запускаются соматические нервные реакции, делает для них: невозможным положиться на свои телесные реакции - систему эф­фективного раннего оповещения о надвигающейся угрозе. Физиче­ские ощущения теряют функцию сигналов эмоциональных состоя­ний и, как следствие, уже не могут служить в качестве ориентиров при какой-либо активности или деятельности. Таким образом, по­добно нейтральным стимулам окружающей среды, нормальные фи­зиологические ощущения могут быть наделены новым угрожающим

смыслом. Собственная физиологическая активность становится ис­точником страха индивида.

Теряется способность гибкого реагирования на изменяющиеся требования окружающей среды, что может проявляться в трудно­стях в учебной деятельности и серьезно нарушить способность к усвоению новой информации.

Несмотря на свою болезненность, симптомы могут вносить по­зитивные изменения в область социальных ролей индивида. Изве­стен случай, когда человек, страдавший от навязчивых воспомина­ний войны, стал президентом США, Этот человек - Джон Кенне­ди. Некоторые люди имеют положительную адаптацию к травме, используя опыт ее переживания как источник мотивации. Для дру­гих работа становится методом разрушения и средством ухода от прошлого. Хотя их карьеры могут быть очень успешными, этот успех часто достигается за счет разрушения семьи или межличност­ных связей. Так эти люди становятся калеками из-за навязчивости прошлого и своей неспособности концентрироваться на настоящем. Например, выжившие жертвы концентрационных лагерей -они имели менее стабильный трудовой стаж, чем контрольная груп­па, с более частыми сменами работы, места жительства и рода заня­тий. Они переходили в менее квалифицированные и менее оплачи­ваемые слои в 25 % случаев, в противоположность 4 % случаев в контрольной группе.

Насилие потрясает сами базисные убеждения индивида относи­тельно его самости как неуязвимой и имеющей ценность как тако­вой, а также относительно мира как безопасного и справедливого. После акта насилия взгляды жертвы на себя и на окружающий мир драматически меняются и уже никогда не будут прежними: воззре­ния должны быть изменены для того, чтобы появилась возможность интегрировать травматический опыт.

Многие травмированные индивиды, особенно дети, перенесшие травму, склонны обвинять самих себя за случившееся с ними. Взя­тие ответственности на себя в этом случае позволяет компенсиро­вать чувства беспомощности и уязвимости иллюзией потенциально­го контроля. Установлено, что жертвы сексуаль-ного насилия, обви­няющие в случившемся себя, имеют лучший прогноз, чем те, кто не принимает на себя ложной ответственности, ибо это позволяет их локусу контроля оставаться интернальным и избежать чувства бес­помощности.

Компульсивное повторное переживание травматических собы­тий - поведенческий паттерн, который часто наблюдается у людей, перенесших психическую травму. Проявляется он в том, что неосоз­нанно индивид стремится к участию в ситуациях, которые сходны с начальным травматическим событием в целом или каким-то его ас­пектом. Например, ветераны становятся наемниками или служат в милиции. Женщины, подвергшиеся насилию, вступают в болезнен­ные для них отношения с мужчиной, который с ними плохо обра-

щается. Индивиды, перенесшие в детстве ситуацию сексуального соблазнения, повзрослев, занимаются проституцией. Понимание этого парадоксального феномена может помочь прояснить некото­рые аспекты девиантного поведения в социальной и интерперсональной сферах. Субъект, демонстрирующий подобные паттерны по­ведения повторного переживания травмы, может выступать как в роли жертвы, так и в роли агрессора.

Повторное отыгрывание травмы является одной из основных причин распространения насилия в обществе. Многочисленные ис­следования, проведенные в США, показали, что большинство пре­ступников, совершивших серьезные преступления, в детстве пере­жили ситуацию физического или сексуального насилия. В литерату­ре описывается феномен «ревиктимизации»: травмированные инди­виды вновь и вновь попадают в ситуации, где они оказываются жер­твами.

Преследуемые навязчивыми воспоминаниями и мыслями о травме, трав-мированные индивиды начинают организовывать свою жизнь таким образом, чтобы избежать эмоций, которые провоциру­ются этими вторжениями. Избегание может принимать разные фор­мы, например, дистанцирование от напоминаний о событии, зло­употребление алкоголем или наркотиками для того, чтобы заглушить осознание дистресса, использование диссоциативных процес­сов для того, чтобы вывести болезненные переживания из сферы сознания. Все это ослабляет взаимосвязи с другими людьми, приво­дит к их нарушению, и, как следствие, - к снижению адаптивных возможностей.

Физическое избегание ситуаций или действий, которые имеют сходство с основной травмой или символизируют ее, может интер­ферировать на межличностные взаимосвязи и вести к супружеским конфликтам, разводу или потере работы. Однако семья, семейная стабильность выступают в качестве мошной социальной поддержки, оказывая компенсирующее влияние на больного члена семьи, вклю­чающее когнитивную, эмоциональную и инструментальную помощь (Н. В. Тарабрина, 2001).