Анализ литературных произведений

Встреча писателя с читателем — социологом права обе­щает многое. Но результаты ее нельзя предвосхитить зара­нее, ибо все тут зависит от участников встречи.

Писатели, от которых социолог права может многое ожидать, делятся на несколько типов.

Первый тип — писатель-наблюдатель. Для социологии права он работает неосознанно. Он лишь наблюдает окру­жающее его общество и по логике вещей, походя, собирает имеющиеся в нем юридические элементы. Социологиче­ская эффективность такого писателя производив от его реализма. Впрочем, эта эффективность может возрастать благодаря личному интересу писателя -к праву. У Расина был адвокатский опыт. Адвокат чувствуется также у Эрве Базена в «Супружеской жизни» и «Мадам Экс».

Когда речь идет об отдаленных во времени фактах, изу­чение литературных источников позволяет получить такую социологическую информацию, какую не могут дать дру­гие методы. Поэтому социология истории постоянно обра­щается к литературным источникам античности и средних веков, дополняя таким образом, а в случае необходимости и поправляя юридические источники. По, кроме того — и это обстоятельство справедливо и для современной лите­ратуры, — в книгах можно найти такие юридические дета­ли, которые самими юристами принято не замечать пото­му, что эти детали или слишком незначительны, или слиш­ком интимны.

При обращении к литературным источникам необходи­ма осторожность, ибо очевидно, что писатель, даже знаю­щий кое-что о праве, может пренебрежительно отнестись к некоторым юридическим механизмам и допущенная вследствие этого юридическая ошибка способна породить иллюзорное представление, привести к курьезам. Кроме того, следует учитывать и свойственную ремеслу писате-

ля склонность к драматизации и преувеличениям, от кото­рых не застрахован и автор, считающий себя реалистом. Мы оказались бы жертвами подобной драматизации, если бы, например, рассматривали отцовскую власть времен «старого режима» такой, как ее изображает Рестиф де ла Бретоп в своей книге «Жизнь моего отца». В данном слу­чае нужно учитывать эмоциональную деформацию, кото­рую независимо от воли автора могут нести в себе его дет­ские воспоминания. Впрочем, преувеличения более харак­терны для драматических произведений, чем для романов. Это связано с законами сцены. Было бы весьма опасно строить социологию брака и семьи при Людовике XIV на основе комедий Мольера.

Писателя второго типа можно назвать теоретиком. В своем творчестве он стремится осуществить если не юри-дико-социологический, то социологический подход. Баль­зак в «Предисловии к «Человеческой комедии» рассказы­вает о том социологическом проекте, который он стремился осуществить. Нечто похожее предпринял и Золя, хотя французский психолог Клод Бернар считал «Ругон-Макка-ры» экспериментальным романом. Такого рода системати­зированные подходы позволили авторам дать наиболее глубокий анализ социальной реальности, и при этом они, разумеется, не могли пройти мимо права. Творение Золя остается весьма важным для социологии семьи; оно помо­гает понять не только рабочие семьи времен Второй импе­рии, но и постоянные факторы семейной жизни.

Однако из двух названных авторов Бальзак все-таки более юридичен. И не потому, что его сочинения насыще­ны жаргоном судейского сословия. И не потому даже, пто он показал (правда, но без ошибок) определенное знание юридической техники. Ему удалось понять специфику права, почувствовать живую природу правовых институ­тов — брачного договора, наследования, банкротства, — институтов, которые были созданы, чтобы служить людям, но в конечном итоге поработили их.

Писателей третьего типа можно назвать в какой-то ме­ре интуитивистами. Среди писателей и поэтов встречаются мечтатели, обладающие даром проникновения, внутренним видением. Благодаря ему они замечают то, мимо чего про­ходят другие. За внешними формами правового института может скрываться нечто, что ускользает от профессиональ­ного юриста и даже от писателя-наблюдателя, но улавли­вается интуитивно поэтическим гением.

Сравним три возможных взгляда на процесс: 1) в учеб­нике процессуального права; 2) у Расина в его комедии «Сутяги» (не лучшем из произведений Расина); 3) у Дик­кенса и Кафки. «Холодный дом» Диккенса обнаруживает глубокое понимание, но еще в большей степени это можно сказать о «Процессе» Кафки. Этот автор путем сюрреали­стической сублимации показал правосудие таким, каким его ощущает представшее перед ним лицо, а сам процесс— как ненасытное чудовище.

Можно использовать эти же три подхода и чтобы про­вести исследование в обратном направлении, то есть поста­вив вопрос: а как сами судьи относятся к своей деятель­ности? Процессуалист видит в ней точную технику. Один драматург наделяет деятеля правосудия комплексом Брута, а другой — Фукье-Тэнвиля ¹⁵. Однако лучше всего раскрыл глубинные ощущения судьи Корнель, сделав это в одной гениальной по своей простоте фразе: «Государь, вот идет Химена просить вас о правосудии. — Досадная новость и удручающая обязанность»¹⁶.

Теперь от литератора обратимся к читателю, который задался целью проанализировать литературное произведе­ние в юридико-социологическом плане. Как сделать это? Читатель мозкет взять произведение определенного авто­ра (или все его работы) и выбрать из них все то, что со­циологически связано с правом. Это хорошо известный метод, который породил многочисленные исследования, построенные по одной и той же модели: «Шекспир и пра­во», «Мольер и право» и т. д.¹⁷ Однако читатель может избрать и другой, более синтетический путь, а именно взять за основу определенную проблему, а затем из раз­личных книг одного и того же автора или многих авторов выбрать все то, что имеет отношение к этой проблеме ^!8.

Однако оба эти пути— не более чем предварительный этап. Существо вопроса в другом, а именно с каких пози­ций происходит чтение, объективно оно или предвзято, или, другими словами, идеологически ориентированно (особенно, когда речь идет об острых правовых пробле­мах).

В 60—70-е годы появились интерпретации левацкого или проанархистского плана, которые стремятся сделать из авторов прошлого предтеч современных контестаторов, оспаривающих фундаментальные начала жизни современ­ного общества, в том числе правовую систему. Так, Дюррен-матт, толкуя «Фауст» Гёте, оценил смертный приговор

Маргарите как тщетность принципа Талиона и осуждение правосудия в целом. Контестация обращена как против правовой системы в целом, так и против ее отдельных частей, и особенно семьи и брака.