Введение. Примеры терапевтических ситуаций, воссоздавае­мых во второй части книги, не являются примерами чего бы то ни было

Примеры терапевтических ситуаций, воссоздавае­мых во второй части книги, не являются примерами чего бы то ни было. Эти демонстрации ничего не де­монстрируют. Они только показывают нечто... Оста­ется узнать что!

С начала 70-х годов, когда на английском и фран­цузском языках вышла книга Перлза, составленная из дословных записей терапевтических сессий («Gestalt Therapy verbatim»¹⁰⁸, которая называлась по-француз­ски «Сны и существование в гештальт-терапии»), в профессиональной среде идут споры по поводу умес­тности подобных публикаций.

Одни, к числу которых я отношу себя, оплакива­ют опустошения, косвенным образом произведен­ные этой книгой: многие среди ее читателей не были в курсе этих сессий. Ситуация «демонстрации» стала моделью «психотерапии»; встреча, длительность ко-

Ю8 ру_{ССК пер :} Перлз Ф. Гештальт-семинары. М., 2007. -Прим. пер.

186

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

187

торой могла варьироваться от пяти минут до получа­са, стала фигурировать вместо еженедельной и много­летней психотерапии; спонтанные и гедонистические лозунги Перлза этих лет заставили позабыть его ба­гаж 45-летней терапевтической практики; его прово-кативный и фрустрирующий стиль, усиленный ауди­торией, ожидающей happy end, стал базовой техникой и даже методом, и даже самой теорией, которые так и проглатывались несколькими поколениями адеп­тов. Некоторые американские друзья и коллеги Перл­за справедливо называют эту форму «практики» «бум-бум-терапией»!

Другие, к числу которых я отношу себя также, на­оборот, сожалеют о нехватке публикаций, иллюстри­рующих работу гештальт-терапевта. Такой недоста­ток открывает дорогу всем фантазиям и проекциям со стороны скептиков и недоброжелателей гештальт-терапии. Два главных препятствия делают эту задачу трудноразрешимой. Первое коренится как в нашей теории, так и в нашей практике: субъект не отделя­ется от того, что его окружает, нельзя отделить выра­жение пациента от условий, в которых оно сказано, т. е. от присутствия психотерапевта, того, что он дела­ет и чего добивается. Как следствие, невозможно го­ворить о «случае» такого-то пациента так, как это де­лают, т. е. так, как если бы пациент составлял незави­симую сущность и производил высказывания, кото­рые говорили бы не столько о его терапевте, сколько о нем самом или о ситуации, как, я надеюсь, это по­казано в главах первой части книги. Реификация па­циента, его искусственная изоляция от факта встречи с практикующим психологом, действительно, откры­вают возможность для простой записи, в которой мо­жет быть интерпретация, понимание, а иной раз даже феноменологическое рассмотрение. Здесь мы имеем

замечательную иллюстрацию того, что я назвал выше «психологией одного лица». Описывать психотера­пию значит описывать встречу, атмосферу, чувства и переживания, найденные и не найденные слова, жес­ты и мимику, перемены дыхания и оттенки речи, все формы, которые зачастую скорее являются уделом поэта или прозаика, нежели чем-то из области пси­хологии. В этом и состоит вторая главная трудность. Наше внимание не ограничивается словами, содер­жанием, значениями, а вбирает максимум элементов опыта, переживаемого с обеих сторон. Наши тысяче­летние традиции словаря и письменности неотврати­мо вписаны в индивидуалистическую парадигму, и язык поля остается построить!

Теоретическая работа, представленная в первой части этого сочинения, отвечает моей ангажирован­ности. Я далек от так называемой «доброжелатель­ной беспристрастности», которую часто по ошиб­ке приписывают Фрейду. Сам Фрейд в ходе лечения нередко демонстрировал свою крайнюю небеспри­страстность. Как практик я также вовлечен и анга­жирован. Но формы этой ангажированности требуют долгого разговора. Иные из них могут оказаться столь же ядовиты, как беспристрастность, будь она добро­желательной или нет.

Моя ангажированность находит продолжение в этих практических иллюстрациях. Я привожу голые диалоги, т. е. не делаю никаких комментариев, не даю никаких объяснений и теоретических или методо­логических обоснований, не представляю никакого анамнеза. Это сырой материал. У читателя, который может оказаться, но может и не оказаться професси­ональным психотерапевтом, остается выбор: читать или не читать, критиковать и/или оценивать. В за­ключительной главе тем не менее будут изложены не­которые особенности практикуемого здесь подхода.

188

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

189

Эти встречи не являются терапевтическими сесси­ями. Я не хочу сказать, что они не могли иметь тера­певтического эффекта. Это показательные, нагляд­ные моменты учебных семинаров или курсов повы­шения квалификации психотератевтов. В моих гла­зах, они открывают «ординарное», т. е. изложенные ситуации не демонстрируют никаких общезначимых картин. Шаг, который делают «пациенты», если они его делают, зависит от жизненного пути каждого, как это может быть на любой сессии в ходе настоящей длительной психотерапии.

По какому принципу сессии были отобраны для публикации? Они воспроизводятся по записям на ви­деомагнитофон. На самом деле, у меня очень мало та­ких записей (немногим больше того, что опубликова­но здесь), поскольку я не использую их для препода­вания. Иногда какой-то семинар мы записываем на видеомагнитофон в том случае, если есть потребность к нему вернуться для более тщательного разбора, но это бывает крайне редко. Так что мой выбор был не­велик. Я, разумеется, сохранил разговорный стиль и воздержался от любых исправлений формы и содер­жания, хотя по прочтении того, что получилось, у меня мог возникнуть соблазн улучшить ту или иную из моих интервенций, к чему обязывает нарциссизм.

Таким образом, то, что я предлагаю читателю, не является некоей специальной выборкой. Скорее на нескольких примерах я хотел показать, «что происхо­дит» между гештальт-терапевтом и лицом, которое он сопровождает. Некоторые специалисты не замедлят найти в этих текстах теоретическую и «техническую» избирательность, другие окажутся чересчур чувстви­тельными к вопросам «стиля», наконец, третьи пос­читают, что мне надо было взять такие-то и такие-то материалы! Я смотрю на это спокойно, ибо для меня

эти сессии прежде всего и в особенности были из ряда вон выходящими моментами встречи с тем или той, кто захотел такой встречи.

Мне приходит на память одна старая статья Джея Хэйли, известного и важного терапевта, проникнуто­го идеями Милтона Эриксона. В своем обычном сар­кастическом тоне он излагает вопрос, «как быть тера­певтом пар и семей, не зная практически ничего». Его парадоксальные рекомендации с тем же успехом мож­но адресовать всем психотерапевтам. Суть его первой рекомендации вкратце можно резюмировать так: пре­жде всего никогда не рассказывайте и не показывай­те того, как вы работаете. Прячтесь за этикой и деон­тологией, профессиональной тайной или чем хоти­те. Поступая иначе, вы серьезно рискуете навлечь на себя множество неприятностей: обнаружить свою не­компетентность, стать объектом критики, потерять авторитет или харизму и т. д.

Так вот, я готов подвергнуть себя всем этим опас­ностям, ибо полагаю, что остаться в проигрыше — лучшая возможность для развития.

1. Женщина, которая любила очевидное

Ну и... Что это для тебя?

Что? - Очевидность. Очевидно, что я хочу быть здесь, учиться... Вокруг этого все крутится! И в насто­ящий момент удивительна эта очевидность.

Ну да, есть что-то, что очевидно для тебя и не оче­видно для меня. Постарайся, пожалуйста, дать мне по­чувствовать, понять, чем это может быть для тебя. В чем она состоит, эта самая очевидность?

Да, все ясно.

Это как... Я сижу на стуле. Это очевидно, ты же ви­дишь, что я сижу на этом стуле! И если говорить о се­минаре, вполне очевидно, что я хочу в нем участво­вать!

И я немного этим обескуражена! Я несколько... «За кого я себя принимаю?!»

Быть в присутствии другого 191

Одновременно есть очевидность и род критической оценки!

Да! Утром, когда я увидела здесь всех этих людей, я себя спросила: что я здесь делаю? Это стало вопро­сом, хотя прежде такого вопроса не возникало. Долж­но быть, другие присутствующие находятся здесь, по­тому что...

Для тебя поколеблен принцип, по которому определя­ется то, что очевидно?

Да-да! Что-то такое. Прийти на терапию в качестве клиента... Что-то такое, что очевидно...

Ты говоришь о наборе вещей для тебя очевидных, ко­торые, похоже, организуют некие обстоятельства тво­ей жизни: принимать участие в этом семинаре, прийти и сесть в это кресло... И после встает вопрос по поводу этих очевидных действий: «Так! что я здесь делаю?»

Да... после и... как сказать, может быть, когда я са­жусь напротив другого. Тебя еще не было. Или — ког­да вдруг я вижу свою группу... Да! Я учусь в этом се­минаре!

Да. Значит, другой. Другой человек сбивает тебя с того, что для тебя очевидно.

Да! Хотя сбивает не в смысле... Я остаюсь собой.

Я хочу сказать: это мешает чему-то быть очевид­ным.

И теперь — что происходит? Вот ты говоришь: «Было естественным прийти и сесть», а через не-

192

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

193

сколько секунд — «Так! что я здесь делаю?». Перед тобой — другой человек...

Да, все так. С того момента, как я с тобой заговори­ла, больше нет порядка в том, что очевидно. Это боль­ше... тоска, хотя это сильно сказано... Я бы сказала, меня что-то держало.

«Больше этого нет...» или «это больше...»?

Больше этого нет. С того момента, как я с тобой за­говорила. Ты сам видишь.

Тоскливое чувство: «Что я здесь делаю?». И потом я начала говорить. Не стало упорядоченности в том, что очевидно. Но это было более переносимо.

Если ты называешь это очевидное и эти разрывы в том, что очевидно (может, так это и назвать?),...

Да.

... и сообщаешь мне об этом, есть ли нечто такое, что ты хочешь мне дать понять, какое-то послание?

Не знаю. Я могу себе представить, что я хочу тебе что-то передать, но... может быть... Я бы сказала: пе­редать тебе мое удивление! Да! Сказать тебе, какой сюрприз для меня — эти разрывы.

Тут я себя спрашиваю о том, каким образом я схва­тываю то, что ты пытаешься мне сказать... И я с тру­дом это понимаю! Я пытаюсь... Я больше сфокусирован на тебе, чем на своем понимании...

Мое понимание в настоящий момент довольно плос­кое и сводится к вопросу: «К чему она клонит?». К чему ты клонишь? Чего ты добиваешься?

Ну вот, ничего не очевидно.

(смеются)

(смеясь) Гм!

Это больше не очевидно! Не знаю, к чему я это! Очевидное больше не очевидное! Не знаю, к чему я это! Я... я ощущаю... какое-то беспокойство...

Видишь, это заставляет задуматься... Я устроила мой приезд, чтобы быть здесь. Я не люблю летать самоле­тами, я немного трусиха, потому я приехала поездом. Поехать на поезде - для меня очевидно; я много езжу на поезде! Но в какой-то момент я чувствую, что меня от этого коробит, меня это беспокоит, я чувствую себя немного потерянной за два дня до того, как сесть на поезд. И потом, этой ночью, когда по вагону в послед­ний раз прошли контролеры, и поезд был здесь... Это было очевидно — находиться здесь. Что-то такое: чувс­тво потерянности и понимание очевидного.

Похоже, то, что меня захватывает, так это игра, которая существует для тебя между очевидным и уди­вительным! Между удивлением, которое случается как разрыв, и почти предрешенным функционированием, в котором ничего не ставится под вопрос: оно само собой разумеется!

И тогда передо мной встает вопрос: в какой момент и как ты делаешь свои выборы?

(Молчание)

По-моему, ты уходишь от разговора!

194

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

195

Я говорила о том, как я действовала в каких-то об­стоятельствах...

Как я совершаю выборы?

(Молчание)

Я думаю о том, как я выбираю для себя клиентов. В этом есть нечто очевидное. Так, ладно, начинается те­рапия. Есть другие, это сурприз! Тогда возникает воз­буждение, но и тоска тоже... И я могу захотеть сказать: «Ах, этот! Нет, это мне не подходит...». И в то же вре­мя это они мне дают...

Я вернусь на секундочку к тому, что только что здесь произошло. Когда я задаю тебе вопрос о том, как ты де­лаешь свои выборы, ты в этот момент вспоминаешь, осознаешь, что ты должна «забиться в угол». Что про­исходит в этот момент?... Думаешь ли ты, что мой вопрос мобилизует в тебе тревожность?

Явно я хотела убежать!... Это не очень осознанно, но...

Почему мой вопрос вызвал в тебе беспокойство?

Твой вопрос заставляет меня обратиться к... чему-то столь широкому? «Как ты делаешь свои выборы?»!!! Да, это что-то «широкое»!

Ты не знала, как это проглотить...

Да, да...

Если попытаться конкретизировать вопрос — на­пример, приложив его к тому, что сейчас происходит: сесть для тебя это что-то очевидное...

Да!

И ты сказала минуту спустя, что до того, как я при­шел и сел в это кресло, очевидное стало удивительным, сюрпризом. «Чтоя здесь делаю?» Нарушение очевиднос­ти!

То есть именно в этот момент вопрос о выборе и всплыл?

Да. Я говорю себе: сделать выбор в пользу того, что­бы стать твоим клиентов, — это нечто очевидное. Это занятно, я переживаю это как нечто для меня очевид­ное! Словно это нечто само собой очевидное!

Да, вот именно, на первой фазе, поскольку все очевид­но, можно сказать, что вопрос о выборе не встает!

Да, в конце концов потому, что я действовала!

Хорошо. А потом? «Ах! Что я здесь делаю?» Может быть, в этот момент...

... я могла бы выбирать!

Да, ты могла бы столкнуться с проблемой выбора!

Да, но я сказала себе: «Слишком поздно!»

А-а!

(Смеется.) Слишком поздно! Я уже здесь сижу!

Ты попала в ловушку?

Да!

196

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

197

Что ты чувствуешь, что сейчас происходит?

Я думаю о страхе. Заметил? Я думаю, что в конеч­ном счете я большая трусиха. Словно то, что для меня очевидно (говорю как есть!), вынудило меня прийти туда, куда по здравому размышлению я бы не пошла!

Как это будет с Жаном-Мари?... Я бы не пошла!!!

Нельзя ли сказат, что то, что для тебя очевидно, яв­ляется для тебя способом не думать?

Да, может быть!

... и точно то, это способ не делать выбора!

И, стало быть, для тебя это средство приспособле­ния, позволяющее не сталкиваться с чувством страха.

Да, я очень неуравновешенный человек. Пока ты говорил, я размышляла, и мне пришел в голову такой образ, словно я стою на натянутом канате; надо идти вперед и... Такова жизнь!

Ну и? Тебе интересно пойти немного дальше?

Ах, да!

Прежде чем сесть на этот стул, ты напомнила себе о том, что для тебя очевидно. Может быть, у тебя был некоторый страх? И это позволяло тебе не... Каким об­разом я могу тебя пугать?

На этот вопрос непросто ответить!

Лучше сказать по-другому: каким образом у тебя получается пугать меня все меньше и меньше?! Каким образом я осознаю, что ты меня пугаешь все меньше и меньше?! В прошлый раз я пустилась наутек! Я го­ворю о нашей предыдущей встрече! Нет, я не убежала! Но это меня волнует, это что-то!

Я понял то, что были неоконченные ситуации...

Я не знаю, что ты понимаешь под словом «неокон­ченные». Скорее я пришла сюда удостовериться, что я больше не там.

Неоконченная прошлая ситуация...

Нет-нет, она закончена! Потому что я не ушла с середины встречи! И сейчас пришла снова. Я уже не знаю точно, что произошло. Это было мини-образо­вание, и я ушла, вечером, мне было плохо, и потом, работа на следующий день. Может быть, что-то не­окончено. Но, во всяком случае, у меня было желание окончить что-то!

Так что теперь очевидное для тебя заключается в том, что столкнуться со страхом и сделать еще один шаг, уйти от очевидного, чтобы увидеть то, где ты есть?

Да.

Но я все еще не знаю с полной ясностью, чем я тебя пугаю!

(Смеется.) Ты в моих глазах не очевидное. (Смеется.)

Жан-Мари Робин

Я не знаю, в чем могло бы заключаться это облада­ние очевидностью! Я никогда не был чем-то очевидным даже в своих собственных глазах/

(Смеются.)

Здесь появляется что-то трудное для меня; здесь, ты видишь, это... нечто вроде борьбы, которая может быть между тобой и мной.

Когда ты представляешь себе такую борьбу, думаешь ли ты, что она ведется... за что-то?

За то, чтобы не согласиться!

Уверена...?

Взять хотя бы гештальт-терапию!

Цель не должна быть в том, чтобы не соглашаться, но должно быть так, чтобы я МОГЛА не соглашаться! Я говорю не очень ясно... То, что может быть во мне, это не обязательно несогласие, цель состоит не в не­согласии самом по себе, а в том, чтобы была возмож­ность не быть согласной.

Я не уверен, что хорошо тебя понял. Ты хочешь ска­зать, что важным для тебя является иметь возмож­ность быть несогласной и признание за тобой такой возможности?

Цель не в том, чтобы быть против тебя.

Дело не в том, чтобы не быть за или не быть против, а в том, чтобы ты могла отметить отличие себя от другого и быть принятой как таковой.

Быть в присутствии другого 199

Я чувствовал... Я был взволнован тем, как сверкали твои глаза...

Да-да! (Смеется.)

...когда ты думала о том, чтобы завязать отноше­ние такого рода.

Да, да, это меня волнует!

Я уже вижу тебя лучше! Ты более... осязаемый!

Ну да, ты только что говорила о страхе, это мог­ло быть что-то вроде... страха перед... утверждением свой непохожести передо мной?

Да, в первое время. Но это был больше страх перед моим неумением жить, объяснять мою позицию.

Страх, что ты не сможешь ее «удержать»?

Да, да! (Смеется.) Да! Это меня радует! Это меня ра­дует! (Молчание.)

... Можешь сказать?

Мысли быстро проносятся в голове! То, что меня радует, так это... это по поводу... потому что на самом деле быть очевидным — это немного быть объектом воздействия. Нечто заставляет меня делать вещи, в которых нет ничего дурного. Например, здесь все здо­рово! Но в то же время это...

И в то же время то, что меня радует, — это возмож­ность делать это совершенно осознанно, с открыта -ми глазами!

Есть ли что-то, что тебе теперь хотелось бы вполне осознанно заявить и отстаивать?

200 Жан-Мари Робин

Заявить тебе?

Мне, а также группе.

Тебе я хочу сказать, что я ощущаю себя живой, и это не в силу очевидности, а потому что я ОЩУЩАЮ себя очень живой!

Это что-то такое, что возникло в ходе нашей встречи?

Да/

Может быть, в заключение и в продолжение того, о чем ты упомянула, я спрошу: на протяжении нашей рабо­ты казалось ли тебе, что есть смысл в том, чтобы мочь сделать что-то, если в какой-то момент я сильно на тебя давил? Можно сказать об этом несколько слов?

Да-да!

Я говорю тебе это, поскольку мне кажется, что это твое обыкновение прибегать к понятию очевидного мо­жет быть также чем-то вроде побочного продукта не­которых ретрофлексии...

Например! (Громко смеется.)

Может быть, здесь не место заниматься «старым», но если из «старого» как минимум не возникало нового, это, должно быть, любопытно!

Да, наверное, для меня это хорошая программа, но давай не будем сейчас касаться этого.

Хорошо, ты согласна на этом остановиться?

2. «Мне не хватает слов, чтобы сказать о себе»

Хорошо. С чем ты сейчас?

Было что-то только что, когда я пыталась сказать... всякий раз одно и то же, мне всегда трудно общать­ся словами. Не знаю, как сформулировать. Это всегда трудно, мудрено, это то, что меня преследует давно, что есть у меня давно и что требует от меня больших усилий. И каждый раз, когда я должна что-то сделать, написать работу... есть что-то, что вдруг появляется; у меня не получается сказать, потому что мне трудно сказать так, чтобы меня поняли. Я говорила об этом с одним человеком и я ему сказала о тебе, что ты в од­ной фразе смог сформулировать примерно то, что я хотела сказать, а я... Э! (Делает знак рукой)... И то есть это что-то, что повторяется.

Это что-то, что ты о себе давно знаешь?

Да!

202 Жан-Мари Робин

Я знаю это о себе давно, и это давно отравляет и портит мне жизнь. И... вот то, что я хотела сказать об этом!

И тебе кажется, что слова как- то присутствуют в твоей мысли, и твоя трудность состоит в том, что­бы их сказать, или тебе кажется, что ты думаешь без слов, как-то так?

Да, я думаю словами, которые, мне кажется, не обя­зательно подходят. Я... это не просто то, что мне кажет­ся... Я чувствую, что кажется... какую фразу сказать! Но действительно, это не обязательно точно, слово, кото­рое я употребила, может, не имеет точно того смысла, в котором его обычно используют. Такие вещи... Словно я больше в какой-то общей идее, чем в чем-то точном по отношению к тому, что я обычно хочу назвать.

Мне думается, раз говоришь, что эта проблема у тебя давно, ты уже рассматривала ее с разных сторон, размышляла, пыталась увидеть причину, что-то не­множечко понять, так ведь?

Да, но мне кажется, что... Да, по поводу формули­рования, о трудности... сказать. То, что я не говорю или говорю не так. Да, я уже думала по поводу всего этого, но... Ктомуже, мне трудно... Э!... то, что назы­вается стороной «идентификации/отчуждения», это значит слишком много вещей одновременно, да... это значит слишком много вещей, не достаточно класси­фицировать. Что-то в этом роде.

Словно тебе слишком о многом...

...не получается сказать!

Быть в присутствии другого 203

(почти одновременно)...надо сказать!

Когда я была маленькая, школьницей, в начальной школе, мне говорили: «Поверни семь раз язык во рту, прежде чем говорить».

А есть ли у тебя ощущение, что эта проблема сущес­твует, когда ты говоришь со мной?

Да, потому что это меня запутывает одновременно! То есть мне трудно говорить и... одновременно... ду­мать! Я не могу делать то и другое одновременно. Да, мне трудно!

Тебе не кажется, что... ты должна сначала поду­мать, а потом говорить?

Да! Для этого я должна быть одна... и так я могу ду­мать и реагировать, чтобы был разговор. Но делать два дела сразу, это слишком speed! Тогда это очень медленно!!!

А не кажется ли тебе, что говоря мне об этих труд­ностях, не кажется ли тебе, что ты обращаешься ко мне с неясным, невнятным посланием, так что, вероят­но, мне трудно понять, что ты хочешь мне сказать?

Нет, потому что я тебе рассказываю! Я тебе расска­зываю о том, о чем я обдумала, о том, что я передума­ла уже много раз! Так что я могу сформулировать это примерно точно!

Ты тренировалась, и когда ты тренировалась, тогда все получается!

Жан-Мари Робин

Да-а!... Сейчас я могу говорить так, чтобы меня по­няли!

То есть если для тебя есть что-то новое...

Да... или эмоция!

Или эмоция?

Да, что-то вроде... не обязательно эмоция, но ког­да что-то происходит... Э!... от «id», который активи­руется! Или что-то, что приходит извне и что активи­руется. Так, теперь на меня дейстует... то, что проис­ходит, и мне трудно сохранять дистанцию.

И что же наводит тебя на мысль, что проблема, с которой ты сталкиваешься, может быть снята в ходе психотерапевтического исследования?

Потому что я говорю себе, что обязательно есть что-то, что как-то мешает, что делает... словно есть развитие логического созревания мозга или я не знаю чего... которое не произошло. То есть мне кажется, что есть что-то, что как-то зафиксировалось. Или... я себе говорю также, что это потому, что я функцио­нирую иначе! Я функционирую больше через впечат­ления. Например, на уровне памяти я не помню... я сделала... какие-то дела, о которых я не помню. Но я очень хорошо помню впечатление. Может быть, что я функционирую на этом уровне, и вот поэтому мне трудно... выражаться иначе! В конце концов, в этом есть полезная сторона. А в повседневной жизни это мне мешает. Существует то и это. Я, по моему мне­нию, развила одно, может быть, потому что мне было трудно в другом.

Быть в присутствии другого 205

А тебе интересно попробовать рассказать о своих впечатлениях, которые накопились с начала нашего се­минара?

Э!... Не знаю, что и сказать, так сразу... ничего та­кого мне явно не приходит в голову! Так что если я попробую... рассказать что-то... что мне приходит в голову, то это будут скорее вещи, как я была, как я пе­режила, как я почувствовала, что-то такое...

Хочешь попробовать рассказать об этом немного?

Сначала я была крайне... это, спокойной, и это из-за места, я была очень чувствительна к тому, как все... устроено: материалы, открытие, программки, как все оформлено и все это, мне это нравилось. И потом, по мере того, как все началось, меня захватили мои дела, эмоции, то, что все это отравило, из-за чего я не чувс­твую себя полностью здесь. И потом я еще осознала... насколько я должна... я шла к тому, чтобы... сделать выборы... которые для меня не были легкими... и ко­торые абсолютно необходимы. Чтобы объяснить на примере, у себя дома, я люблю, когда это... не очень много вещей, я люблю, когда это... мало... я не нахожу слов, у меня не хватает слов, они не приходят... Нет! Я не нахожу слов! Вот, я люблю, чтобы это было как-то... Слова, которые приходят мне в голову, они чис­тые. Но это не те слова, которые подходят... и чтобы закончить мысль, я прибавляю много-много всего. В конце года или двух это... Тогда это в тоже время луч­ше, скорее все это, но... Это немного то самое, что я должна сделать, обращаясь назад! Так что есть что-то такое, что играет роль, то, что делает, что я такая... я в то же время рада осознать это и в то же время я... это не очень приятно!

206 Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

207

...Когда ты мне говоришь о своем контакте с языком, о том, что тебе трудно говорить, и когда ты приво­дишь пример из своего домашнего быта, у меня склады­вается впечатление, что в обоих случаях ты мне гово­ришь о компромиссе...

Да (со слезами в голосе), и ты видишь, как мне это тяжело! Это мучительно... да... и потом это... да... и в настоящий момент у меня не получается иначе. В на­стоящий момент мне всегда это мешает и в моей пов­седневной жизни тоже.

(Молчание.)

В обоих случаях это что-то, что тебе кажется пре­пятствием, мешающим тебе проявить себя вовне, вы­разить себя, сказать о себе...

Я скажу даже больше, я скажу, что это мешает мне... завершить!

Слушая тебя, я прихожу к мысли, что в завершении для тебя может быть нечто катастрофическое!

Да, я так и думала... что я не хотела завершать. Так и есть... я приспособилась не завершать! (Молчание.)

Л представить себе такую ситуацию, что ты научиласть подбирать слова... какие это могло иметь последствия?Может быть, серьезные?

Я думаю, что они достаточно серьезны. Чтобы даже не было представления о том, что... То есть, что до сих пор я никогда не была в таком положении, чтобы смочь это себе представить. Этого никогда нельзя сделать. Так что я даже не могу себе представить... Заклинило!

Тебя заклинило?

Меня заклинило настолько, что я даже ничего не чувствую! Вот видишь! Я не могу даже себе сказать...

Сказать тебе, какая гипотеза у меня мелькнула?

(Она делает знак, что согласна.)

Не знаю, имеет ли эта мысль какую-то ценность! Несколько минут назад, когда я говорил тебе об этих двух типах опыта — об опыте речи и твоем опыте жиз­ни у себя дома, — я объединил то и это одним словом «компромисс». В этот момент ты была взволнована, и ты приписала определенный смысл эмоции, которая в тебе возникла. А я увидел другую возможность... Мне показалось, что то, что в этом момент случилось, мог­ло быть твоей эмоциональной реакцией на то, что ты почувствовала себя понятой.

(Она улыбается. Молчание.)

Что-то происходит?

Нет, это... есть вещь, которая... (Смущенно улыба­ется.) которой... эта вещь, которой... это... я полагаю что... это вещь, для которой... к которой я стремлюсь, но в то же время не могу этого понять! То есть у меня два движения.

Желание и страх?

Да, желание и страх, и потом... то, что мне прихо­дит на ум, — это как вопрос о рае: это даже нельзя себе представить! Это в добавок... я как маленькая девоч­ка, что-то вне... вроде сказочного принца, что-то от ребенка!

И говоря это, я себе говорю: я совсем смешна. Если так, то все совсем не так. Я рассказываю себе исто­рию... это то, что есть в то же время.

208

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого 209

Если я правильно понял, у тебя что-то вроде мечты, идеализации...

Да!

... но «Не стоит об этом думать!»...

Да, и потом в то же время, это совсем не то, вещи, которые себе рассказывают: «Ты понята!». Э!...

Ты чувствуюешь себя понятой?

Э-э! (Смущенно улыбается.) У меня такое впечатле­ние, что после этого я полностью разрезана между од­ной частью, которая говорит: «Ну да, ты понята», и другой частью, которая говорит: «Да нет... да нет!» Это тоже запутано!

Иными словами, одновременно существуют некие аспекты твоего опыта, в которых ты ощущаешь себя принятой и понятой, и некие аспекты тебя, в которых ты вовсе не чувствуешь себя принятой и понятой...

Это больше как если, если тебе угодно, если было что-то теперь... потому что я подумала об этом немно­го... как если бы было что-то, что я тащила! И имен­но это чувство непонимания, я его тащу... и я к нему возвращаюсь...

И ты его хранишь... И я его храню!

И ты его поддерживаешь...

И я его поддерживаю!

...не будучи в силах облечь его в слова, которые могли бы сделать так, чтобы тебя поняли?!

И это, я больше не хочу этого. И от этого, я не знаю, как от этого избавиться! (Молчание.)

Что ты сию минуту почувствовала?

Э-э! Что я сию минуту почувствовала? Что я... Э-э... была удивлена тому, что можно оказаться вот так, лицом к лицу с тобой, с таким важным человеком, как ты, очень... Э-э... то есть мне было удивительно оказаться здесь, лицом к лицу с тобой и быть... Э-э... Вообще я чувствую себя всегда достаточно... Э-э... я чувствую себя всегда в сильной позиции, и (смеется) потому что здесь ты присутствуешь весьма сильно, и здесь я не чувствовала всего этого, потому что я чувс­твовала здесь эту силу, это присутствие.

Ты извлекаешь тональность рисунка скульптора в отношении рисунка живописца, значительно боль­ше... сила линии... (показывает жестом)... другими словами, но я не знаю...

Что-то я немного запутался. По-моему, я спрашивал тебя о том, что ты чувствуешь...

Я ощущала это!

... а ты мне говоришь больше обо мне, чем о себе!

Потому что я сейчас... сейчас... я сейчас... чувствую эту разницу в... способе быть. То, что ты здесь и ты такой, какой ты есть, заставляет меня почувствовать себя непохожей на тебя.

210

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

211

Ты сейчас хочешь мне сказать, что в моем присутс­твии тебе видится некая сила, некое всемогущество...

Да

... и что ты не чувствуешь потребности быть ощу­щать себя сильной?

Может быть, и так!

Тебя увлекает чувствовать себя сильной?

Не знаю, увлекает ли меня это, но это было обяза­тельно!

Это было обязательно!А теперь?

А теперь это не обязательно! Так что... вот так!

Так что если для тебя возможно быть Вероникой, не­много хрупкой, мягкой... как, по-твоему, другие люди смогут тебя понять? Сможешь ли ты быть понятой?

Э-э... Я отдаю себе отчет, что на протяжении этих дней я казалось очень разной... и что, наверное, я де­монстрировала нечто... что больше напоминало во мне тихоню. И то, что есть, это новое! И я гораздо лучше! Есть еще... но я гораздо лучше!

И чувствовать таким образом — как это тебе?

О, это очень... это хорошо. (Молчание.)

Удивительно то, что... кажется, это не лишает тебя дара речи!

Нет, не лишает, потому что я чувствую себя уверен­но! Так что я не лишаюсь дара речи! Но это для меня... как я только что сказала, это скорее... не знаю, это не так ясно... если угодно, когда у меня не получается сказать, это когда я хочу... когда я хочу передать что-то словами!

Я заметил сейчас что-то такое, что уже не раз слу­чалось в ходе нашей беседы. Это... Когда ты затрудня­ешься подбирать слова, чтобы сказать мне то, что ты хочешь мне сказать, в этот момент ты начинаешь за­икаться, и ты говоришь мне: «Если угодно»!

Да?

Но лично мне ничего не угодно!

Я знаю за собой то, что начинаю озираться по сто­ронам! Но... «если угодно»... я этого за собой не заме­чала!

Можно предположить, что эта затрудненность речи как-то связана с волей и с предполагаемой волей другого!

Гм!...

Имеют ли в твоих глазах эти слова какой-то смысл?

A priori... Это до смерти трудно сказать. Потому что я начинаю тебе рассказывать вещи, которые я вооб­ражаю, что знаю о себе... Сказать тебе, что я знаю, что a priori я нахожусь в зависимости от желаний друго­го человека... Но это, это значит рассказывать тебе вещи, которые не есть то, что происходит теперь. По-

212

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

213

тому что теперь то, что происходит, это ничего. Я больше не знаю!

Это ничто?

Да... я больше не знаю... это ничто...

Ты говоришь: «Я согласна на то, чтобы это было ни­чем»! Или надо броситься в...

Да, в... то, что известно, то, что можно было жить в других ситуациях или можно было опереться на что-то... Ничего — это то, что... не было возможно ничего другого, кроме ничего. Единственным выходом было это «ничего». Вот так. Если я буду честной, то это так.

Если я вместе с тем, что я есть, я не могу ничего тебе сказать, потому что... я думаю, у меня давно вы­работалась привычка, что, когда случается что-то та­кое, что требует от меня чего-то, как ты теперь, э-э... ответа, как быть... может быть, не согласно желаниям другого, но, во всяком случае, удобно для себя самой, то это ничего. Потому что так — я прячу себя, я себя не компрометирую. Для меня это ясно. Я не знаю, ясно ли это для тебя?

Нет?

Э-э... я пытаюсь покрутить разные... возможности смысла в том, что ты говоришь. И это мне подсказы­вает среди прочих возможностей... что когда другой че­ловек прямо или косвенно побуждает тебя говорить, то тогда некоторым образом есть речь, которая исходит от тебя, и это одна из возможностей; и есть речь, услы­шанная другим человеком, как другая возможность. Это приводит к тому, что либо ничего, либо косноязычие?

Точно! (Крайне взволнованно.) Это абсолютно точ­но!... Да-да... И косноязычие, то и это, что случается, это образ, который совершенно справедлив. Да, да... И в этот момент так выходит! И единственный вы­ход — провалиться под землю! Я убегаю в этот момент! Тогда я могу сказать все равно что, но я-то знаю, что в этот момент я убегаю!

Я вижу, тебя это задело... Какую эмоцию ты сейчас в себе ощущаешь?

Это очень трудно... только ты меня спрашиваешь, включается некий механизм... я взволнована, и я не знаю, к чему отнести...

Хорошо! Давай рискнем! Можешь ли ты себе пред­ставить, что я ХОЧУ, чтобы ты мне сказала что-то конкретное по поводу твоих эмоций?

Ты хочешь сказать, то, что меня автоматически на­правляет?

Нет. Задав тебе вопрос: «Что ты сейчас чувству­ешь? Переживаешь ли ты сейчас какую-то эмоцию?»... я предложил тебе представить, что у МЕНЯ есть от­вет, который я хочу услышать от тебя!

Гм! Я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенной...

Давай! Рискни!

Гм! То, что ты ждешь от меня... Э-э... я думаю, что ты... здесь, ты видишь, я пытаюсь видеть согласно... терапевтических штук...

214

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

215

Заставь работать твою интуицию!

Э-э... Что мне приходит в голову? Ты мне что пос­тавил в качестве вопроса?

У меня был закономерный вопрос: «Что за эмоцию ты ощутила?»

Да, по отношению к факту, что двое путаются... э-э... э-э... э-э... я скажу тебе... то, что мне приходит в голову, это все одни психоаналитические клише...

Давай же!

Н-нет... это не то, что ты ждешь от меня! Не важно!Не важно!... потому что мы как раз и ис­следуем что-то проективное! Порадуй себя!

Ладно. Зная, что я не думаю, что все... (Смеется.)... Это вокруг отношений, которые были у меня с моей матерью и вокруг... Но тебе надо было столько ждать этого?... Это автоматически! Я сама прекрасно знаю! Вот видишь!...

Итак, можно ли сделать предположение, что это совсем не то, что я хотел бы услышать, согласна?

Да-да...

... Но это могло быть то, что ты хотела мне ска­зать!

А!... это да! Потому что это не неправда! Может быть, да, потому что это тоже имеет место!

Хорошо! Так что, во всяком случае, есть конфликт между тем, что Жан-Мари предполагает услышать...

И так как я не знаю что...

Об этом ничего толком не известно, но... так как это не совпадает с тем, что ты хотела бы сказать, ты не говоришь ничего!

Да, это наоборот, но это то же самое, абсолютно точно! (Смеется.) Это работает в обе стороны!

Тебе хотелось проделать небольшой опыт: сообщить мне эту психоаналитическую мысль, которая в настоя­щий момент имеет для тебя важность?

Да, думаю что... если угодно... Если мне угодно?

О! (Смеется.) Да, да, важность для меня - в какой мере отношения, которые у меня были с моей мате­рью, были и существуют теперь, и еще отравляют мне жизнь... но не она!...

В терминах... ее ожиданий или...?

В терминах того, что образуется как отношение между нами!

А как бы ты это определила?

Я определила бы как что-то... Гм... слияние... да, в самом деле, никак по-другому; вовсе не поддержка, вовсе не защита. А ЭТО! Это вещь, которая отравляет мне жизнь; то, что я тащу за собой!

216

Жан-Мари Робин

Слияние слов, слияние лиц...

Да, слияние лиц, слияние слов, не слов даже, и в то же время, предоставленная сама себе!

И тебе приятно сообщить мне мысль, с которой, по твоему предположению, я не могу согласиться?

(Смеется.) Э-э... Приятно ли мне? Я не могу тебе ответить! Я не могу сказать...

Хорошо ли тебе, получаешь ли ты удовольствие от того, что сообщаешь мне мысль, с которой, по твоему предположению, я не могу согласиться?

Я ничего не чувствую...

Ты обрываешь себя в этом момент?

Я себя обрываю!

Тебе приятнее не знать?

Наверное. (Смеется.) Наверное! Во всяком случае, результат то, что я не способна сказать, что...

Ты думаешь, что для меня это допустимо?

Да! Я думаю, что это допустимо, да! (Смеется.)

Ладно, может быть, нам закруглиться... Есть ли что-то, что ты хотела бы добавить к тому, о чем нам удалось поговорить?

Нет, у меня образ затора, образ слов, которые пута­ются, и того, что это «в обоих направлениях», это то, что для меня в этом есть. Спасибо.

3. «Я напряжен от отчаяния»

До того, как сесть на этот стул, ты говорил о раз­ных чувствах...

Да, я не знаю, чего у меня больше — больше страха или больше чувства стыда? Не знаю.

И что это для тебя теперь?

Я расслабился, я расслабился, я расслабился.

Это надо понимать так, что ты напряжен, ты на­пряжен, ты напряжен? (Смеется.)

Да, нет же, я не чувствую в себе напряжения!

Тогда к чему это «расслабился»? (Смеется.)

Жан-Мари Робин

(Тяжело вздыхая) Разные мысли в голове. Из про­шлого.

Ты хочешь сказать, что в твоей системе представле­ний то, что ты сидишь на этом стуле, является для тебя источником внутреннего напряжения, но что ты не чувс­твуешь внутреннего напряжения?

(Сессия происходит за границей. Переводчица, вмес­то того, чтобы перевести мою фразу, машинально пов­торяет ее по-французски. Потом она спохватывается и просит меня повторить то, что я только что сказал, чтобы она смогла это перевести. Вместо того, чтобы так и поступить, я в свою очередь допускаю ошибку и начинаю сам переводить то, что я до того сказал. Об­щий смех. Потом я повторяю мою фразу по-французс­ки.)

Да, я думаю, что могу быть более или менее спо­койным. Мне захотелось с тобой работать, когда ты приехал в наш город, и я говорил об этом с моим те­рапевтом...

И ты здесь — чтобы окончить что-то, что осталось неоконченным, фрустрацию, которая осталась после первой встречи...?

Особенно со вчерашнего дня, когда я почувствовал, что работа получается! Вчера это было более ясно, в большей мере возможно, более реалистично. И имен­но поэтому я пришел сегодня.

И ты чувствуешь желание работать с чем-то кон­кретным?

Быть в присутствии другого 219

(Молчание.) То, что крутится у меня в голове, это то, как я работал с другим терапевтом. Как сказать то, что мне нужно... Мне сорок лет, но во мне сидит ре­бенок. Мне кажется, что можно говорить о том, что я чувствую себя брошенным. Это нечто существенное во мне.

Ты чувствуешь, что тема брошенности сильно тебя волнует? Словно тебя бросили? Ты это мне хочешь ска­зать?

Как что-то важное, нет. Теперь, в последнее время, я не знаю, как мне с этим поступить, я не знаю, что я должен думать. Это что-то застарелое, скрытое, и в работе с терапевтом что-то такое обнаруживается...

Однако... не мог бы ты рассказать об этом чуть по­подробнее, потому что когда ты говоришь о брошеннос­ти, я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду. Еще ты говоришь о своей работе с этим терапевтом. Но я опять же не знаю, о чем ты.

Мне кажется, я говорю о чувстве отчаяния.

Я не знаю, какая разница между отчаянием и ТВО­ИМ отчаянием. Что такое твое отчаяние?

Не знаю, есть ли разница: мое отчаяние меня не тяготит. Я нахожусь в процессе... который мне в тя­гость.

Я не понимаю.

Моего отчаяния нет.

Жан-Мари Робин

Я не понимаю.

Его нет, потому что оно меня не тяготит. Отчаяние в общем...

А твое, какое оно? Попытайся, пожалуйста,... Не обязательно мне это объяснять, но дай мне как-то по­чувствовать, в чем состоит твое отчаяние для тебя лично.

(Молчание.) Перехватывает дыхание. Это здесь. (Сжимает голову руками.) Можно сказать, чем это не является. Это вызывает реакции, которые не понят­ны... Я вижу это в большой перспективе. (Пауза.) Это точка, которую мне очень трудно увидеть. Это там, куда я не хочу заглядывать.

Хочешь, посмотрим на это вместе?

(Молчит, глубоко дышит, словно ему не хватает воздуха, сверля меня глазами.) Зачем это?... На самом деле, да!

Я ощущаю... я получаю, с одной стороны, твои от­веты, выраженные в словах, и, с другой стороны, твои ответы без слов. Когда я задал вопрос:«Что такое твое отчаяние для тебя?», я видел, как ты смотрел в пото­лок. И ты прервал визуальный контакт со мной на дли­тельный промежуток времени. И я отдаю себе отчет, что я воспринял это, как если бы ты мне сказал: «Мое личное отчаяние заключается в том, что я не могу под­держивать связь с кем-то и я не могу находить подде­ржку в отношении с другим человеком. Мое личное от­чаяние заключается в том, чтобы ускользать, пребы­вать в своем одиночестве». И когда я тебе сказал: «Хо-

Быть в присутствии другого 221

чешь, посмотрим вместе?», после слова «вместе» ты уже больше не отрывал от меня глаз. И мне кажется, что ты был взволнован, немного... и очень быстро на­шлись слова, чтобы заглушить все это...

(Молчание.)

Что сейчас происходит, что ты сейчас чувствуешь?

(Молчание.) Я чувствую себя словно... понятым... Я думала, что... какую теоретическую штуку ты выска­зал! Но эта теоретическая штука очень... очень точ­но... Понятым... Я чувствую себя понятым. Я чувс­твую себя понятым блестяще. Не знаю, надо ли быть обязательно блестящим, чтобы быть понятым, но...

(Переводчица: «Я полагаю группа вас не слы­шит...». Робин переводчице: «Может быть, это тебе надо говорить громче?» Переводчица Робину: «А... ему?»)

Что она говорит?

Она говорит, что, может быть группа нас не слы­шит. (Переводчица переводит.) И надо постараться го­ворить громче.

(Клиент откидывается на стуле и морщится.)

Тебя это не приводит в восторг?

(Придвигается ко мне.) Нет, не приводит! (Смеясь, делает руки трубочкой и неслышно шепчет мне несколь­ко слов. Я повторяю его жест и смеюсь вместе с ним.) Я хотел поговорить с тобой, я не звал сюда тридцать че­ловек!

222

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

223

Ты говоришь мне о своей потребности в интимности, близости?...

(Молчание. Он напряженно на меня смотрит, про­тягивает руку и берет мою. Потом он дополняет этот жест аналогичным жестом другой руки. Некоторое время мы сидим в молчании. Он глубоко вздыхает. Мы разжимаем наши сомкнутые руки.)

Приходят ли сейчас тебе в голову какие-нибудь сло­ва?

(Молчание несколько секунд.) Спасибо. Это что-то... я что-то преодолел... но, мне кажется, смешно гово­рить об этом. Но... супер... но преодолел что? Но я ра­ботал с тобой!

Именно это кажется тебе смешным?Яне понял, что именно тебе видится смешным?

Я думаю, что смешно все, что бы мне ни сказа­ли, потому что я работал с тобой. Все ерунда. (Нежно трогает мою руку.) Все ерунда. Удовольствие быть с кем-то.

И это в связи с чем?

Суметь — в кавычках — работать с тобой. Я чувс­твую, что я сейчас себе говорю: «Так, я работал с Жа­ном-Мари», и, может быть, самое важное из того, что произошло для меня, касается интимного, моего оди... моего одиночества... и моего отчаяния. (Молча­ние.)

У меня такое впечатление, что в этот момент в твоей голове происходит очень многое. Словно что-то вроде внутреннего диалога.

Да, слова, я не хочу, чтобы они выходили. Это мое личные дела, и я сам должен их решать. Мои личные дела, но я разделил их с тобой.

Но здесь ты со мной. Даже когда ты со мной у меня впечатление, что время от времени ты предпочитаешь говорить скорее с самим собой, чем со мной.

(Кивает головой.)

Это хороший способ сохранить свое одиночество!!!

Так уже давно!

Уже давно ты думаешь, что ты единственный чело­век, который может тебя понять?... И что ты единс­твенный человек, который может тебя принять?

Я полагаю, что я, наверное, думал так в какой-то момент! И я думаю о том, что я мог сделать, когда при­шел к заключению, что лучше мне оставаться одному. И с тех пор здесь... и теперь я был внимателен к тому, что я делаю и чему хочу дать выход, чтобы поработать с психотерапевтом... Это что-то совсем другое.

И можно подумать, что в какой-то момент это было важно и, может быть, даже необходимо — быть одному, — еще и необходимо. Но, может быть, сегодня, кажется, ты говоришь мне и показываешь, что это не так необходимо?

224

Жан-Мари Робин

(Кивает головой.)

Тяжело ли тебе сознаться, что твои потребности могут меняться?

Нет, нет, нет! Нет, нет! Это происходит! Это не чис­то интеллектуально, если только не...

Это еще и телесно! Я также внимателен к словам, которые ты произносишь почти постоянно, словно ты хотел мне коказать, с какой жадностью ты ждешь контакта с миром... Чтобы в тебя вошло все, что толь­ко возможно... И это меня очень трогает.

Не кажется ли тебе, что на этом можно остано­виться... или надо еще немного продолжить? Что для тебя имеет смысл?

Не стоит переедать. Не должно быть слишком. Спасибо!

Есть что-то чтобы ты хотел сказать в заключении? Ты сказал: «Спасибо», — это то, что...

(Смотрит в точку на потолке позади меня. Смеясь, театрально поворачиваюсь и смотрю в ту же точку. Мы смеемся вместе.) Нет, это все. Спасибо.

4. «Мне стыдно думать не так как все»

Мне захотелось прийти, потому что я чувствую, что меня порабощает чувство стыда... Мне захотелось по­работать с этим. Это бывает, когда идет разговор: час­то я хочу что-то сказать и не говорю, потому что... я... часто я хочу сказать что-то такое, что некстати, что не имеет отношения к разговору. И это то, что мне вдруг приходит в голову. То есть я часто... не согласна с тем, что говорят, и часто я даже думаю наоборот. И ког­да так бывает, я вступаю в борьбу и я нервничаю (аг­рессивно жестикулирует), и потом я перестаю чувс­твовать себя в своей тарелке, или я молчу. В послед­ние несколько лет это стало не так болезненно, но все равно для меня это очень и очень большая проблема. Я могу вставить одну или две фразы... но если боль­ше... это слишком далеко от того, о чем говорят...

То есть ты связываешь чувство стыда с тем фак­том, что ты показываешь себя не похожей на других.

226 Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого 227

Да, верно! Показать непохожее, показать себя непо­хожей. И это что-то такое, что мне неприятно, то есть...

И тогда, на физическом уровне, я начинаю тряс­тись и почти не могу дышать.

Попытайся, пожалуйста, дать мне более ясное пред­ставление о том, как именно стыд соединяется у тебя с осознанием своей непохожести и с потребностью в ут­верждении твоей непохожести.

Я только что сказала, что меня начинает трясти и перехватывает дыхание. Это бывает не тогда, когда я удерживаю в себе то, что я хочу сказать, а тогда, когда я думаю, что сейчас уйду... в этот момент меня охва­тывает стыд! И так бывает часто.

И тогда что тебе позволяет, что тебе позволяет повторять, отождествлять то, что ты испытыва­ешь в конкретный момент, как чувство стыда... а не как чувство... страха... тревожности или чего-нибудь в этом роде...?

Я долго думала, что это страх, но теперь я понимаю, что это, наверное, чувство стыда. Честно сказать, я те­перь не знаю. Но я долго думала, что я запугана. Я так думала.

Ты так думала, а теперь больше не думаешь?

Гм! По правде сказать, я не знаю! Мне кажется, стыд — это когда... это мне что-то говорит.

Ощущения какого рода и мысли какого рода приходят в такие моменты, в такие моменты, о которых ты го­воришь?

О вопросах стиля: обо мне судят другие люди, я по­веду себя неадекватно, я буду как всегда переживать кризис, меня как всегда примут за сумасшедшую, как всегда у меня проблема. Вот видишь!

Гм! То есть в отношении того, что произойдет, у тебя есть что-то вроде предчувствия катастрофы...

Да.

... И то, как ты мне это описываешь, напоминает мне страх, страх того, что тебе придется столкнуть­ся с ситуацией, в которой ты будешь испытывать чувс­тво стыда!

Да, может быть. Пока я тебя слушала, я себе го­ворила: есть одна фраза, которая на меня действует: «Меня не будут любить!». В сущности говоря, к этому все и сводится... Чтобы меня любили, я не выпячиваю себя, не лезу вперед, веду себя тихо... Это точно...

(Молчание.)

Например, точно то, что я редко краснею. Но слу­чается что-то такое, что я начинаю трястись, я начи­наю чувствовать себя не в своей тарелке. Может быть, это что-то такое, что предшествует чувству стыда?...

Страх?

В твоем сознании возникают моменты, случаи, когда это было в те часы, которые мы провели вместе в этом семинаре?

Наверное! У меня это без конца (показывает жес­том, как она продвигается вперед). Потом я... (показы­вает жестом, как она отступает.)

Жан-Мари Робин

То есть ты волнуешься от того, что мы на тебя смотрим?

Да! Не знаю, в том ли дело, что вы на меня смот­рите, но у меня такое впечатление, что я играю не в ту же самую игру, что и вы, я где-то в другом месте, у меня не получается вернуться, что-то в этом роде, и тогда у меня совсем другое кино: «О, все так, это ни к чему, это не важно, это все теории... Можно сказать так, а можно сказать иначе, и все это ничего не сто­ит!...». Или тогда я говорю себе: «Так! Я изменилась, я больше не буду бороться, я буду стала более спокой­ной, более уравновешенной»...

Ты отрицаешь важность того, что происходит...

Я ощущаю вопрос в твоих словах, когда ты говоришь: «Такое случается, это случается здесь, это случается часто; я продвигаюсь вперед (повторяет ее жест про­движения вперед), потом — я отступаю (повторяет ее жест вступления)». Я ощущаю вопрос, потому что я не воспринимаю смысла этих движений с твоей стороны, так что я не могу их поддержать.

Гм! Да, конечно...

Это движение вперед, которое ты описываешь, — телесное ощущение?

Да нет! Я прекрасно знаю, что делаю! Я прекрас­но умею адаптироваться и избегать... И в тоже время... для меня это ужасно... но... ладно!

Но... есть что-то, чего ты избегаешь?

Нет, но когда это случается, я могу сказать что. Я научилась говорить об этом, действовать, зная это... у

Быть в присутствии другого 229

меня нет потребности возвращаться к общепринятым рамкам, и я нахожу в этом немало удовольствия, хотя иногда у меня не хватает духу пойти...

И тогда скажи мне, пожалуйста, какие знаки ты получала от меня, потому что я могу говорить только от всоего имени и не могу говорить за всех собравшихся здесь, какие знаки я тебе адресовал?... И потом, если бы ты показала то, что ты не похожа на других, если бы ты прямо утверждала свое отличие от других, ты ду­маешь, я бы тебя меньше любил?

Да, это так, у меня возник такой вопрос, потому что я чувствую себя непохожей здесь на других. Это было на супервизии, где я начала чувствовать себя уверен­нее и решилась открыть рот. И тогда... правда то, что я чувствую себя непохожей, я чувствую себя не так уве­ренно. Здесь группа, совсем другое место, и потом... я, действительно, почувствовала также какую-то хо­лодность в тебе. Это нормально, у нас учебный про­цесс... но правда и то, что это не прибавляло мне уве­ренности. Конечно, здесь играют роль многие вещи: я не отсюда, не из этой школы, и я, действительно, была обескуражена твоим методом работы — я тебе уже об этом говорила... И все это ведет к тому... (Жест отступления.)

Расскажи мне немного поподробнее, как именно ты была обескуражена?

Когда я пыталась вставить слово... несколько раз, ты не подхватывал моей мысли или переводил разго­вор на что-то другое. И потом — другие мелкие зна­ки в томже роде, я на них реагировала очень болез­ненно.

Жан-Мари Робин

Это были знаки, которые ты понимаешь... как зна­ки нелюбви?

Такова моя первая реакция. Но в то же время я по­нимаю, что все это преувеличено. Хотя то, что я это понимаю умом, ничего не меняет в моих реакциях.

Хорошо, может быть, ты преувеличиваешь. Но в то же время очевидно, что для этого нет никаких оснований.

Их нет! Я прекрасно отдаю себе в этом отчет!

То есть происходит только то, что возрастает твое чувство небезопасности?

Да, да! Точно! (Молчание.)

И я говорю себе, что для меня было бы так же ужас­но, если бы ты все время был милым и предупреди­тельным, все время таким (показывает жестом объ­ятия).

Надо ли это понимать так, что ты хотела бы про-просить меня о том, чтобы я нашел золотую середину? Японял, что факты общения между мной и тобой и в группе — для тебя это некое кино!

Да!

И, мне кажется, в это кино ты переносишь свой жиз­ненный опыт...

Да, разумеется!

Но в данный момент существенно то, как мы — ты и я — можем создать условия, которые были бы в доста-

вить в присутствии другого 231

точной мере безопасными, чтобы ты могла двигать­ся по-своему, в своем ритме... по крайней мере это, ка­жется, ясно! Потому что, если я правильно понимаю, то, что тобой движет, — это потребность вновь об­рести модальность, которая тебе чересчур хорошо из­вестна: я говорю о ретрофлексии!

Да! (Молчание.) Я сейчас говорю себе о том, что не столько ретрофлексия меня волнует. Скорее мне не доставляет удовольствия делиться чем-то с другими.

Так это следствие ретрофлексии!

Да, ретрофлексия. Мне на это наплевать. Но это то, что лишает меня удовольствия, разделяемого с други­ми. Я очень люблю делиться своими мыслями, гово­рить что-то такое, что, может быть, не всем приходит в голову. Я лишена здесь такого удовольствия.

И потом, чего бы мне еще хотелось, это не быть сфокусированной, не следить постоянно за мелкими признаками того, как ты реагируешь, не быть каждый раз в неуверенности... относительно того... любишь ли ты меня или нет... Люби меня такой, какая я есть. Пусть я буду плохой или хорошей, но не надо до меня докапываться... (Показывает жестом: «Снизу».)

Все эти мелкие признаки, они нужды тебе, чтобы подпитывать... механизм избегания встречи с тем, что доставит тебе удовольствие.

Да-а!

Тогда у меня вопрос, чтобы это значило: чем была бы для тебя ситуация, если бы ты испытала удовольствие? Это было бы катастрофой?

232 Жан-Мари Робин

(Молчание.) Не знаю (Смеется. Молчание.) Как это было бы, я не знаю...

Представь, что здесь все происходит таким обра­зом, что позволяет тебе получать удовольствие! Пере­живать удовольствие в общении со мной, с нами...

Я сейчас подумала о том, что я из протестантской семьи: получать удовольствие — в этом есть что-то не­подобающее! Надо быть немного серым, незаметным, немного безличным... Получать удовольствие нехо­рошо! Тем более для женщины говорить о том, что... Потому что я родилась в настоящей протестантской семье! В в моей семье было много священников, это кое-то значит! Я не уверена, что только это сыглало роль, но...

Ты до сих пор... готова подчиняться этой семейной норме? Ты избегаешь ситуаций, в которых разговор мог бы доставить тебе удовольствие?

Да, да! (Молчание.) Когда ты говоришь, я вспоми­наю картины тех мест, где жили мои бабушка и де­душка. (Смеется.) Там все очень строго!

Ну, а если ты осмелишься переживать удовольствие от общения со мной? Ты предашь свою семью?

Может быть, что-то в этом роде. Ведь я до сих пор бунтую против свой семьи. Мои родители умерли, но что касается остальных родственников, то я не виде­ла их около года; я отделилась от них настолько, что больше не нахожу в себе сил показывать им, что я живу иначе, что я не такая, как они... А они не по­нимают, что я полностью от них отделилась. Может

Быть в присутствии другого 233

быть, что-то в этом роде! Я, в самом деле, действую вопреки!!!

Да! За ислючением того, что в то оке время ты ста­раешься мне объяснить, что, когда ты здесь, ты не реа­гируешь на свою семью!

В таком смысле я на них реагирую, потому что, в самом деле, это влияние на меня было очень силь­ным! И не следовать норме — это для них катастрофа: это знак, что я поступаю не так... они не понимают!

И ты осуждаешь себя?! Я устала!

Означает ли это, что, если ты здесь покажешь себя непохожей на других, не будешь следовать одной нор­ме, то ты рискуешь встретиться с нашим презрением, с моим презрением?

Да, да, может быть!

Таким образом, мы возвращаемся к теме стыда, с ко­торой ты начала?

Да! (Молчание.) У меня наворачиваются слезы... Я знаю, что это ретрофлексия... но я тебе так об этом и говорю! (Смеется.)

Я могу об этом догадываться, но не могу этого уви­деть.

Ты ничего не заметил! А!

Я заметил, заметил желание... то есть я могу об этом догадываться, но не могу этого увидеть.

234 Жан-Мари Робин

Ты это увидел?

Да!

До того, как я тебе сказала?

Одновременно!

А... так!... Да!

Да! Не надо плакать, не надо показывать радость, не надо... Надо быть такой. Как мужчина. Но я, мне не стыдно! Правда не стыдно. И это ужасно. Потому что

Date: 2015-05-05; view: 501; Нарушение авторских прав