Исторические казусы и анекдоты

(так или иначе связанные с отечественным пьянством)

Самый старый из отечественных анекдотов таков: в решающий для Древней Руси год избрания истин­ной веры, киевский Великий князь Владимир отка­зался от предложенного булгарами ислама по очень простой причине: «...Руси веселие пити, не можем без того быти...».

Что было дальше, всем хорошо известно.

***

Эта история скорее печальная, чем смешная.

Через два года после победы при Куликовом поле Великий князь Дмитрий Донской сдал Москву хану Тохтамышу и бежал в ночь с 23 на 24 августа 1382 го­да — что было вызвано неистовым пьянством войска и населения в осажденном татарами городе. При оса­де «…одни молились, а другие вытащили из погребов боярские меды и начали их пить. Хмель ударил им в голову, и они полезли на стены задирать татар...»

После двухдневного беспробудного пьянства го­род вышел из-под контроля Великого князя, пьяные жители сами отворили ворота татарам. Москва была разорена, похмельное воинство пленено или пере­бито, Дмитрий Донской бежал.

***

В 20 верстах от Москвы на реке Клязьме Вели­кий князь Василий Темный был наголову разбит и далее пленен малым войском своего дяди Юрия Зве­нигородского только потому, что «...от москвыч не бысть никоего же толку, бо мнози от них пияну бяху, а и с собою мед везяху, чтобы пити еще...».

Произошло это событие в 1433 году.

***

2 августа 1377 года в битве при реке Пьяной на границе Рязанского и Владимирского княжеств пере­пившееся ополчение князей суздальских, переяслав­ских, ярославских, юрьевских, муромских и нижего­родских было практически полностью перебито не­большим и слабым войском татарского царевича Арапши. Главнокомандующий князь Иван Дмитрие­вич Нижегородский утонул вместе со штабом и вдре­безги пьяной дружиной.

Летописец указывает, что причиной трагедии яви­лись брага, пиво и плохо приготовленное пуре (тя­жело охмеляющий мордовский напиток), которыми ополчение вдоволь упилось, разбредясь перед боем по деревням.

***

После открытия в Санкт-Петербурге Кунсткаме­ры Петру I доложили о нежелании соотечественни­ков приобщаться к европейской культуре. Недолго ду­мая, Великий просветитель установил особый режим осмотра первого русского музея: каждый посетитель получал на выходе рюмку водки — по желанию, ко­нечно. «На особые расходы» казна ежегодно отпуска­ла Кунсткамере до 200 ведер доброго спирта, немало вина, чая и приличной водки. Денег за посещение не брали.

Сей факт показателен, так как в Европе XVIII сто­летия за осмотр аналогичных учреждений взималась, как правило, приличная плата. Установленный поря­док соблюдался несколько десятилетий и после кон­чины государя.

***

Еще один анекдот этой эпохи.

«...Я, как от Вас поехал, не знаю: понеже зело удоволен был Бахусовым даром. Того для — всех прошу, если кому нанес досаду, прощения, а паче от тех, ко­торые при прощании были, да не напамятует всяк тот случай и прочее...»

Из письма Петра Великого к графу Апраксину.

***

Известный сенатор времен Петра Великого граф А.А.Матвеев, откомандированный с ревизией в Суз­даль, сообщал, что по случаю тезоименитства импе­ратрицы угостил «...всякого чину людей 70 человек до положения риз...».

***

Вот еще одна печальная и, вместе с тем, смешная история петровских времен.

31 октября 1710 года будущая русская императ­рица, а в то время 17-летняя царевна Анна Иоанновна, по приказу своего царственного дяди Петра I была обвенчана с 17-летнйм герцогом Фридрихом Вильгельмом Курляндским — Петр, мастерски владевший политической интригой, имел определенные виды на скромного молодого человека (государь быстро по­роднил с домом Романовых пол-Европы, повыдавав замуж многочисленных племянниц).

Но вышла незадача.

Спустя два месяца супружеская чета была отправ­лена в свою унылую Курляндию, но на следующий день, 9 февраля 1711 года произошло несчастье, на долгие годы омрачившее существование Анны Иоанновны. На первой же остановке в Дудергофе герцог Фридрих Вильгельм умер, и, как не без основания считают историки, с похмелья, ибо накануне позво­лил себе состязаться в пьянстве с самим Петром Ве­ликим.

***

Однажды за столом у архиерея монах, с покло­ном подававший Петру Великому чарку анисовой вод­ки, не удержался на ногах и облил государю все пла­тье. Разгневанный Петр уже хотел «по-отечески при­ласкать» монаха (император, как известно, был скор на руку), но тот быстро нашелся:

— На кого капля, на кого две — а на тебя, госу­дарь, излилась вся благодать!

Петр Алексеевич рассмеялся и потребовал вто­рую чарку, которая и была ему с аккуратностью пода­на.

***

Во время коронационных празднеств по случаю вступления Анны Иоанновны на Российский пре­стол в доме московского главнокомандующего князя Н. И. Салтыкова состоялся торжественный обед для большого количества гостей.

Любопытно письмо князя Салтыкова к графу Эрнесту Иоганну Бирону: «...обретавшиеся господа министры, генералитет, статские чины и дамы были столь шумны, что иных насилу на руках снесли, а иных по домам развезли. Однакож, по милости Божией, все окончилось благополучно...»

***

Известно, что фаворит Екатерины Великой граф Григорий Орлов был невоздержан во хмелю на язык. Однажды под влиянием Бахусовых даров (дело было в узком дворцовом кругу) граф принялся рассуждать о своем несомненно огромном влиянии в гвардии. В заключение, хватив уже совсем лишнего, Орлов гро­могласно заявил:

— Для нового переворота мне потребуется толь­ко один месяц!

(В 1762 году гвардия при активном участии бра­тьев Орловых возвела Екатерину на российский пре­стол.)

Воцарилась гробовая тишина, присутствовавшая Екатерина побледнела, и только гетман Кирилл Разу­мовский спокойно заметил:

— Возможно. Но мы бы повесили тебя за неде­лю до этого, пьяная морда. Поди проспись! — Опомнившийся Орлов немедленно последовал ум­ному совету.

***

Один из лучших статс-секретарей Екатерины Ве­ликой невзрачный Александр Храповицкий имел объяснимую человеческую слабость — любил хорошо выпить. Надо заметить, что рабочий день импе­ратрицы начинался около 6 часов утра, когда та, вы­пив крепчайшего кофе, выслушивала доклады о те­кущих делах и диктовала ответы на многочисленные письма.

В связи с этим статс-секретарь, частенько кутив­ший ночи напролет, был вынужден для экстренного отрезвления звать лекаря и выпускать себе 2-3 чаш­ки крови (в то время сие было радикальным сред­ством от всех болезней, в том числе и для излечения похмельного страдания). Помощники Храповицкого заранее выясняли, в каком кабаке Санкт-Петербурга собирается пьянствовать статс-секретарь и рано ут­ром высылали туда специальную коляску. Понятно, что времени на подготовку документов, в таком слу­чае, не оставалось, и Храповицкий, обладавший фе­номенальной памятью, «читал» доклад наизусть по белому, неисписанному листу бумаги, который дер­жал в дрожащих руках,

И вот однажды Екатерина приказала Храповиц­кому, в очередной раз уверенно «читавшему» по бе­лым листам бумаги, подать ей записи для личного ознакомления. Побледневший статс-секретарь упал на колени и немедленно повинился:

— Помилуй, матушка-государыня, прости обман! Я недостоин милосердия твоего!

Изумленная Екатерина взглянула на чистые лис­ты и невольно улыбнулась.

— Что сие значит, Александр Владимирович?

Храповицкий, отлично знавший, что немедлен­ное и искреннее раскаяние получало всемилостивей­шее прощение, объяснился:

— У Елагина на острове, всю ночь, виноват, праз­дновали. Я поутру еще пьян оказался и, для отрезвле­ния, три чашки крови себе выпустил. Доклад же со­ставил дорогой в коляске, когда везли меня с острова, а листы эти у камердинера взял...

— Ладно, Бог простит, — ответила Екатерина. — Поди же, вели написать доклад.

— Государыня! Дозвольте написать в Вашем при­сутствии — в канцелярии поймут, что я имел дерзость Вас обмануть!

— Спасибо, Храповицкий. Я вижу твою предан­ность, садись пиши.

При всем уважении к Суворову, преданность и верность престолу которого стояла вне сомнения, Екатерина II не очень любила приглашать фельдмар­шала ко двору — известная острота языка Александ­ра Васильевича нередко мешала ему удерживаться в рамках этикета.

На одном из обедов в честь очередной победы русского оружия в Европе, Екатерина, желая оказать внимание главнокомандующему, обратилась к тому со словами:

— Чем потчевать дорогого гостя?

— Благослови, государыня, водкой, — ответство­вал Суворов.

— Прости, но что на это скажут придворные дамы, которые будут с тобой разговаривать? — заме­тила Екатерина Великая.

— Они почувствуют, что с ними говорит сол­дат.

Известно, что во время знаменитого путешествия на Юг России, императрица, довольная хорошим со­стоянием вверенной Суворову армии, поинтересова­лась — какой тот желает награды? Старый оригинал подумал, и попросил Екатерину заплатить восемь рублей, которые якобы остался должен за квартиру и обед с выпивкой (надо заметить, что в этом отноше­нии фельдмаршал был более чем скромен, доволь­ствуясь постной пищей и 1-2 стойками анисовой либо перечной водки).

Императрица вздохнула и распорядилась упла­тить.

***

Император Николай I, ревностно следивший за дисциплиной в офицерском корпусе, проезжал мимо известного в Санкт-Петербурге трактира именно в ту минуту, когда из дверей последнего появился крепко выпивший офицер одного из гвардейских полков, расквартированных в северной столице.

Государь велел остановиться и жестом подозвал офицера. Надо заметить, что ничего хорошего после­днему это не предвещало — Николай Александрович отличался весьма жестким характером. Офицер хотя и нетвердо, но быстро подошел к императору и, по­качиваясь, вытянулся «во фрунт».

— Что бы ты сделал намоем месте, встретив офи­цера в подобном состоянии? — спросил Николай, морщась от запаха, исходившего от бравого гвардей­ца.

— Да я.... Да я бы, Ваше Императорское Величество, с подобной свиньей совсем не разговаривал!

Император засмеялся и велел офицеру ехать до­мой проспаться.

***

А вот другой анекдот того времени.

Однажды Николаю Александровичу попался еду­щий на извозчике пьяный драгун. Офицер, знавший характер государя, испугался, но, тем не менее, быст­ро нашелся: остановив сани, вытянулся «во фрунт» и отсалютовал обнаженной саблей.

— Что ты делаешь, драгун? — спросил недоволь­ный император.

— Пьяного драгуна на гауптвахту с-с-сопровож­даю... ик! Ваше императорское величество!

Николай II развеселился, пожаловал драгуну 5 рублей и велел тому ехать домой. Надо сказать, что ситуация, дошедшая до нас в этом анекдоте, уникаль­на: замеченному в пьянстве офицеру (замеченному именно государем) грозил, как минимум, перевод в захолустный гарнизон с крепким понижением в чине.

***

В разгар Крымской кампании 1854—55 гг., когда по­ложение русской армии оказалось весьма плачевным, главнокомандующий светлейший князь А. С. Меншиков запросил Ставку о подкреплении, вместо которо­го на театр военных действий торжественно прибыл генерал-адьютант Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен (очевидно, для написания победных реляций). Расска­зывают, что князь с досадой заметил:

— Я просил войскового подкрепления, а меня подкрепили «Ерофеичем» (так назывался известный сорт крепкой ароматической водки).

***

Существует следующая история.

В мастерскую придворного живописца Карла Брюллова пожаловало знатное семейство. Заметив несколько работ его талантливого ученика Николая Рамазанова, глава фамилии пожелал немедленно уви­деть автора. Брюллов послал за Рамазановым, и, ког­да взлохмаченный и сонный ученик, наконец, появил­ся, представил его гостям:

— Рекомендую, пьяница!

— Согласен. А это — мой дорогой учитель! — хладнокровно ответствовал будущий российский ака­демик.

***

В 1874 году знаменитый отечественный книгоиз­датель М. О. Вольф объявил подписку на роскошное русское издание «Божественной комедии» Данте с ил­люстрациями Гюстава Доре и, специально для этого случая, заказал перевод у известного в Санкт-Петер­бурге «универсального переводчика» Д.Д.Минаева.

Минаев, принявший на себя обязательства, по-итальянски не знал ни единого слова (что, впрочем, относилось и ко всем остальным языкам, с которых мастер выполнял первоклассные поэтические пере­воды), но, нисколько этим не смущаясь, приступил к первому этапу творческого процесса — а именно, за­пил. Непосредственно для переводных работ у Д.Д.Минаева имелась трудолюбивая помощница, за символическую плату готовившая подробные пере­воды в прозе (так называемые «подстрочники»), и в чьи обязанности, кроме всего прочего, вменялось чте­ние текстов на языке оригинала. Минаев утверждал, что подобным способом он лучше улавливает «музы­ку подлинного стиха», не понимая, однако, ни слова из услышанного.

Вообще, во время издания «Божественной коме­дии» помучиться со знаменитым «переводчиком» при­шлось немало. Д.Д.Минаев страдал распространен­ной среди талантливых русских людей болезнью — любил хорошо выпить, и, начав пить, забывал о ли­тературных занятиях на несколько недель.

Между тем, с изданием необходимо было спе­шить. Работодателю М.О. Вольфу нередко приходи­лось ловить «переводчика» по всевозможным петер­бургским ресторациям и заключать его в принудитель­ном порядке «под арест».

Местом этого оригинального литературного «зак­лючения» служила специальная комната в квартире Вольфа на Караванной улице, куда Минаева помеща­ли на несколько дней, просили опохмелиться и неза­медлительно приступить к работе. Надо отметить, что против подобной меры Д.Д. Минаев никогда не про­тестовал и, более того, горячо благодарил, письмен­но извиняясь за те скандалы, которые устраивал в нетрезвом состоянии. Ежедневно мастеру полагалась одна бутылка красного вина («...без вина — вы от меня не получите ни строчки...» — заявлял Минаев).

Так в России переводилась «Божественная коме­дия» Данте.

***

На этом мы завершаем серию исторических анек­дотов, так или иначе связанных с пьянством. Продол­жение этой изысканной темы мы обещаем Вам в нашем следующем издании.