Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Фрей Бетто. Вы повторяете фразу святого Амвросия, сказанную в первые века. 2 page
Так вот, насчет классовой ненависти – порождает ненависть вовсе не марксизм- ленинизм, который не проповедует собственно классовую ненависть, он просто говорит: существуют классы, классовая борьба, а борьба порождает ненависть. Порождает ненависть и проповедует ненависть не марксизм-ленинизм, именно существование классов и классовая борьба. Что в действительности порождает ненависть? Порождает ненависть эксплуатация человека, угнетение человека, сталкивание его на дно, социальная несправедливость – вот что объективно порождает ненависть, а не марксизм; марксизм говорит: хорошо, существуют классы, существует классовая борьба, и это порождает ненависть. Речь идет не о том, что проповедуется классовая ненависть, а о том, что объясняется социальная реальность, объясняется то, что происходило на протяжении истории. Это не призыв к ненависти, а объяснение существующей ненависти, когда люди начинают понимать, что их эксплуатируют. Я рассказал тебе мою собственную, личную историю и даже сказал, что не испытывал ненависти к этим людям за то, что мне пришлось так или иначе перенести, даже когда я голодал ребенком. Я говорю, что даже радуюсь этому, потому что, в конце концов, это было для меня уроком, это подготовило меня к жизни. Я вправду не таю ненависти. Если ты станешь изучать, например, революционную мысль на Кубе, идеи нашей собственной революции, тут никогда не произносилось слово ненависть. Даже больше, у нас был мыслитель огромного масштаба, исключительного масштаба – Марти. И Марти уже в семнадцать лет в документе под названием «Каторжная тюрьма на Кубе», в рассказе о своих страданиях и обвинениях против испанской республики, республики, которая возникла в Испании и ставила вопрос о правах для испанского народа, но отказывала в правах народу Кубы; которая провозглашала свободу и демократию в Испании, но отказывала Кубе в свободе в свободе и демократии, как было всегда, - произносит удивительные слова, как, например, когда утверждает: ни хлыст, ни оскорбления, ни звон цепей не смогли научить меня ненавидеть; примите мое презрение, ибо я никого не могу ненавидеть. В течение всей своей жизни Марти проповедовал борьбу за независимость, за свободу, но не проповедовал ненависти к испанцам. Опыт Марти показывает, как можно проповедовать дух борьбы и борьбу ради завоевания независимости, не проповедуя ненависти к тем, кого он называл своими испанскими отцами; и я заверяю тебя, что наша революция глубоко проникнута идеями Марти. Мы – революционеры, социалисты, марксисты-ленинцы – не проповедуем ненависть как философию, не проповедуем философию ненависти. Это не значит, что мы чувствуем какую-то симпатию к системе угнетения и что мы не боролись против нее, вкладывая в это все силы; но я думаю, что мы выдержали высшую проверку, и она заключается в следующем: мы ведем упорнейшую борьбу против империализма, империализм совершал против нас всяческие агрессии и наносил нам всяческий ущерб, и, однако, когда североамериканский гражданин приезжает в нашу страну, все относятся к нему с большим уважением, все оказывают ему большое внимание, потому что, действительно, мы не можем ненавидеть североамериканского гражданина, мы отвергаем систему, мы ненавидим систему. И в моей интерпретации, и, я полагаю, в интерпретации революционеров-марксистов речь идет не о ненависти к индивидуумам, а о ненависти к подлой системе эксплуатации, не о ненависти к людям. Марти, например, ненавидел испанскую систему и поднимал народ на борьбу против испанской колониальной системы. Однако он не говорил о ненависти к испанцам, а многие кубинцы отважно и яростно сражались и умирали на поле боя. Так вот, действительно, мы проповедуем неприятие системы, отвращение, ненависть к системе, ненависть к несправедливости; мы не проповедуем ненависти между людьми, потому что, в конце концов, люди – жертвы системы. Если надо сражаться с системой, ты сражаешься с системой; если надо сражаться с людьми, представляющими ту систему, которую ты ненавидишь, надо сражаться с людьми, представляющими систему, которую ненавидишь. И я вправду считаю, что это никак не противоречит христианскому учению, ведь то же, если кто-то говорит: я ненавижу преступление, не думаю, чтобы это запрещалось христианским учением; ненавижу несправедливость, ненавижу злоупотребления, ненавижу эксплуатацию. Осуждать преступление, бороться с преступлением, с несправедливостью, с эксплуатацией, со злоупотреблениями, с неравенством между людьми – не думаю, чтобы это противоречило христианскому учению, чтобы это противоречило религии, и, скажем, бороться за права тоже, наверное, не противоречит религии, я не думаю этого; защищать справедливое дело – по логике религии, насколько я знаю, также не приводит к конфликту с нею. Но кроме того, мы несколько дней назад говорили о священной истории, так нам рассказывали, что были битвы даже на небе, среди ангелов, и уж если были битвы на небе, как не понять битв на земле.
Фрей Бетто. Иисус очень резко обличал фарисеев и назвал Ирода лисой. И даже больше, Иисус говорит, что мы должны любить врагов; он не говорит, что у нас не должно быть врагов. И нет большей любви к угнетателю, чем лишить его возможности кого-то угнетать. Фидель Кастро. Как ты понимаешь, я никоим образом не буду возражать против такого твоего истолкования этого вопроса. Нас учили, что между идеями добра и зала идет непрерывная борьба. Надо было наказать зло. Хорошо, не буду говорить, что я разделяю эту веру, но нас учили, что в аду наказывают тех, кто несет ответственность за преступления, за несправедливость, зло и все то, против чего именно мы боремся. Можно ли расценивать это как проявление ненависти? Я скажу тебе, что думаю: я никогда не чувствовал личной ненависти к людям. Не то что я люблю врагов; в действительности я их не люблю, я не зашел так далеко. Я могу объяснить себе, почему они враги, и сколько тут надо относить за счет истории, сколько – за счет законов истории, за счет социального положения индивидуума, сколько факторов предопределило их суть врага: могут даже быть, если хочешь, генетические объяснения, биологические – индивидуум, который родится с недостатками, это тоже реальность, или с определенными болезнями. Думаю, что многие из этих преступников – полные психопаты; я предполагаю, что Гитлер был больным, я не могу представить его здоровым человеком; думаю, что все эти люди, которые послали миллионы жертв в крематории, были душевнобольными. И я бы сказал: да, конечно, я ненавижу фашизм, я ненавижу нацизм, я ненавижу эти отвратительные методы. Я даже могу сказать: ответственные за это должны быть наказаны, и их надо было наказать, так или иначе надо было отправить их в тюрьму или даже расстрелять, поскольку они причинили людям огромный вред. Но я говорил и прежде: когда мы наказываем человека, который совершил серьезное кровавое преступление, или даже контрреволюционера, или предателя революции, мы не делаем это из духа мести – я говорил это много раз, - месть не имеет смысла. Кому ты мстишь: истории, обществу, которое породило подобные чудовища, болезням, которые могли побудить этих людей совершать ужасные преступления? Кому ты будешь мстить? Так вот, мы не мстим никому. Мы много боролись и сражались в эти годы, и, однако, мы не можем сказать, что здесь существует чувство ненависти или мести против отдельных личностей, потому что мы видим, что личность часто, к сожалению, бывает продуктом целой совокупности ситуаций и обстоятельств и что в их поведении есть значительная степень предопределенности. Я вспоминаю теперь, что когда в классах второй ступени нам начали давать первые представления о философии, мы среди прочего обсуждали следующее: если индивидуум совершает определенные поступки, есть ли в его действиях предопределенность или он действует, полностью осознавая, насколько серьезны его поступки и какой вред он наносит, и полностью отвечает за свои действия. Мы много обсуждали это – относительно ответственности человека. Кажется, что в то время преподаватели, обучавшие нас в школе иезуитов, несколько склонялись к теории, что в поступках человека нет ничего предопределенного, и что он несет за все личную ответственность. Я думаю, что часто бывает вместе и то и другое: есть важный фактор, предопределяющее поведение людей, и есть также факторы ответственности и виновности людей, если мы исключим случаи уже чисто душевной болезни. Потому что есть душевнобольные, и как душевнобольные они убивают; очень трудно возложить ответственность на такую личность. Есть индивидуумы, получившие определенное воспитание, определенную идеологию, которая приводит их к определенным поступкам. Тогда в этих случаях, действия индивидуума были в известной степени предопределены. Ну хорошо, для нас – или, по крайней мере, для меня лично – любой случай контрреволюционной, реакционной деятельности людей, которые находятся полностью в здравом уме, когда надо было наказать саботажника, предателя, убийцу, мы делали это не из ненависти или из духа мести, но как необходимость защитить общество, обеспечить выживание революции, защитить то, что она означает, неся народу справедливость, благополучие и благосостояние. Вот так мы рассматриваем этот вопрос. Затем, если ты обратишься к этим понятиям, если ты обратишься, например, к понятиям Марти, ко всему его учению, ко всей его истории, а он был борцом, великим борцом, блестящим и благородным борцом, - он не говорил о ненависти. Он никогда не говорил: будем ненавидеть испанцев, которые угнетают нас. Он всегда говорил: будем сражаться с ними всеми нашими силами, но мы не должны ненавидеть испанцев. Борьба – не против испанцев, борьба – против системы. И думаю, что это заключено в самом существе наших политических идей, думаю, что Маркс тоже не питал ненависти ни к одному человеку, даже к царю. Думаю, что Ленин ненавидел имперскую, царскую систему, систему эксплуатации, систему помещиков и буржуазии; думаю, что Энгельс ненавидел систему. Они не проповедовали ненависти к людям, они проповедовали ненависть к системе. Вот это то, что могут значить критерии и принципы классовой борьбы и так называемой классовой ненависти – это не ненависть одних людей к другим, а ненависть к системе классов, что не одно и то же.
Фрей Бетто. Команданте, в некоторых христианских кругах чувствуют восхищение социальными, экономическими достижениями кубинской революции, ее достижениями в области образования, в области здравоохранения, но говорят, что на Кубе нет демократии, как в Соединенных Штатах, как в Западной Европе, где люди идут на выборы, меняют свое правительство. Чтобы вы сказали об этом: есть демократия на Кубе или нет? Фидель Кастро. Знаешь, фрей Бетто, об этом мы могли бы говорить очень долго, а мне кажется, что наше интервью и так уж достаточно затянулось. Я не должен злоупотреблять твоим временем и даже терпением читателей, которые будут читать это интервью. Я действительно думаю, что вся эта так называемая демократия – огромный, гигантский подлог, вот так буквально. Недавно один журналист задал мне этот вопрос.
Фрей Бетто. Журналист из какой страны? Фидель Кастро. Североамериканский; вернее, два человека, которые собирались опубликовать несколько статей и книгу, - законодатель и академик. Он сказал: «Есть люди, которые думают, что вы жестокий диктатор», и сказал еще больше. Подумай только! Ну как ты ответишь? Мне пришлось прибегнуть к логике, просто к логике, и тогда я спросил, что такое диктатор. Прежде всего, сказал я, это человек, который принимает единоличные решения, который правит, издавая декреты. И я добавил: хорошо, тогда вы могли бы обвинить Рейгана в том, что он диктатор. Я сказал больше, со всем уважением: вы даже могли бы обвинить папу в том, что он диктатор, потому что папа правит, издавая декреты, принимая решения по назначению послов, кардиналов, епископов, все это единоличные решения папы, но никому не пришло в голову сказать, что папа – диктатор. Я, конечно, слышал критику в адрес внутренней системы церкви, ее внутреннего функционирования, но не слышал никого, кто бы сказал, что папа диктатор. Я даже объяснил, как происходит на Кубе: я не назначаю министров, послов, я не назначаю никого, пусть хоть самого скромного служащего этой страны; прежде всего, я не принимаю односторонних, единоличных решений, не правлю, издавая декреты; у нас есть коллективное руководство – об этом я говорил тебе раньше, - все основные проблемы мы обсуждаем на заседаниях этого коллективного руководства, всегда, с самого начала, с тех пор, как образовалось наше движение. Я сказал больше: я имею право на то, чтобы говорить и выражать свое мнение на заседании Центрального комитета, на заседании Политбюро, на заседании Исполнительного комитета Совета министров, на заседании Национальной ассамблеи, и на самом деле мне нужно больше прав. Я не отрицал, что пользуюсь авторитетом, что у меня есть престиж так же, как многие другие товарищи пользуются авторитетом и имеют престиж в партии и у народа, и к ним прислушиваются в нашей стране, к ним прислушиваются остальные, и первым к ним прислушиваюсь я. Я сказал: мне действительно нравится слушать других и принимать к сведению их точки зрения. Объяснив все это, я даже сказал: ладно, ну а что такое жестокость? Я сказал им, что люди, которые посвятили всю свою жизнь борьбе против несправедливостей, против преступлений, против злоупотреблений, против неравенства, против голода, против нищеты, против бедности, борьбе за то, чтобы спасать жизни детей, больных, за то, чтобы искать рабочие места для всех трудящихся, за то, чтобы обеспечить продуктами питания все семьи, которые посвятили жизнь всему этому, не могут быть жестокими. И я спросил: что такое жестокий? Жестокой можно назвать в действительности капиталистическую систему, виновную в том, что существует такая нищета, такие бедствия, капиталистический эгоизм, капиталистическая эксплуатация. Жесток империализм, он виновен в смерти миллионов людей. Сколько человек погибли в Первой мировой войне? Не знаю, кто-то сказал, что четырнадцать, восемнадцать, двадцать миллионов. А сколько погибло во Второй мировой войне? Более пятидесяти миллионов человек. А кто вызвал эти смерти и катастрофы? Ведь кроме убитых остались изувеченные, остались слепые, остались инвалиды, еще несколько десятков миллионов человек. А сколько осталось сирот, сколько добра было уничтожено, сколько человеческого труда было сметено с лица земли, кто был виноват в этом? Империалистическая система, капиталистическая система, борьба за распределение рынков, борьба за распределение колоний – в Первой мировой войне и во Второй мировой войне. Они были ответственными за эти десятки миллионов погибших. Кто действительно жесток: те, кто борется за мир, те, кто борется, чтобы положить конец всей этой нищете, всей этой бедности, всей этой эксплуатации, те, кто борется против системы, или система и те, кто поддерживает и помогает ей? Кто жесток? Янки во Вьетнаме убили миллионы человеческих существ и сбросили на эту маленькую страну, боровшуюся за свою независимость, как я уже сказал раньше, больше бомб, чем все сброшенные за Вторую мировую войну. Это ли не настоящая жестокость? Неужто такую систему можно назвать демократической? Я, кроме того, объяснил, как, например, Рейгана выбирают голосованием, в котором участвует едва ли половина североамериканцев, при этой так называемой демократии он выбирается тридцатью процентами голосов, а Рейган наделен властью, какую не имели даже римские императоры, хоть римский император, такой сумасшедший, как Нерон, мог заставить поджечь Рим. Не знаю, правда ли это, или выдумка Светония, исторический ли это факт или сказки историка, когда он говорит, что Нерон поджег Рим и принялся играть на лире. Как будто верно, что все императоры присутствовали на этих играх в цирках, где – обо всем этом говорят историки – заставляли гладиаторов убивать друг друга или бросали христиан на съедение львам. Эти теперешние императоры имеют больше власти, чем прошлые, потому что Рейган может разжечь ядерный костер, намного хуже того, какой мог зажечь в Риме Нерон. Ядерный костер может испепелить католиков, буддистов, мусульман, индуистов, последователей Конфуция в Китае и также последователей Дэн Сяопина и Мао Цзэдуна, христиан, протестантов и католиков, богатых и бедных, нищих и мультимиллионеров, молодых и старых, детей и стариков, женщин и мужчин, крестьян и землевладельцев, рабочих и промышленников, предпринимателей и пролетариат, интеллигенцию, специалистов – все могут погибнуть в пламени этого ядерного костра. Не думаю, что в этом случае, пока мир горит в ядерном костре, у Рейгана было время садиться играть на лире, потому что ученые уже подсчитали, что за несколько минут, или за несколько часов, или за несколько дней, или за несколько месяцев жизнь на Земле исчезнет, за исключением, быть может, некоторых насекомых, более приспособленных к тому, чтобы выдержать ядерное излучение; говорят, что тараканы обладают огромной сопротивляемостью. Так что Рейган может превратить этот мир в мир тараканов, у него есть чемоданчик с кнопками, с ядерными кнопками, и известно, что если он, используя эти кнопки, отдаст приказ, вспыхнет ядерная война. Так что эти теперешние императоры имеют гораздо больше власти, чем прежние, и это называют демократией, и внешне в ней нет ничего жестокого. Все эти страны, которые ты упомянул, - Англия, ФРГ, Италия, Испания и все остальные, - в которых так расхваливают демократию, входят, кроме того, в НАТО и участвуют в этом невообразимом явлении, и это называют демократией. Это демократия, которая характеризуется безработицей: три миллиона безработных в Испании, еще три миллиона – во Франции, три – в Англии, два с половиной – в Германии, ты видишь, что во всех этих странах существует безработица. Но я не хочу вдаваться в большие подробности, я признаю, что есть прогресс, и признаю, что современная Европа – это не средневековая Европа, не Европа времен конкисты, не Европа, которая сжигала живьем религиозных диссидентов, это уже не Европа колоний. Конечно, это неоколониалистская Европа, Европа с империалистической системой. Но я готов признать, что был некоторый прогресс; не знаю, чем они так гордятся, не знаю, гордятся ли они успехами, достигнутыми за несколько лет, когда они оставили позади фашизм и бойни двух последних мировых войн, развязанных ими. Однако я еще не видел, чтобы в ясной и решительной форме признали и подвергли исторической критике века рабства, века эксплуатации и зверств, которые пережил мир по их вине, и я вижу, что они все еще подвергают мир жестокой эксплуатации. Начать с того, что их развитие финансировал третий мир; они финансировали все это золотом, отнятым у бывших колоний, а также кровью и потом мужчин, женщин и детей, на которых они построили капиталистическое общество, родившееся на свет в крови, как сказал Маркс. Не знаю, чем они могут так гордиться, и не знаю, как они могут считать себя демократичнее нас, вчерашних рабов, жителей вчерашних колоний, вчерашних эксплуатируемых, тех, кто уцелел после вчерашних поголовных истреблений, тех, кто живет на землях, которыми вчера владели крупные предприятия Соединенных Штатов и других империалистических держав, так же как рудниками и остальными жизненно важными ресурсами наших стран; тех, кто, как мы на Кубе, по настоящему боролся против этого и освободился от этого, и сегодня мы – хозяева наших богатств и плодов нашего труда, и мы не только пользуемся ими, но и способны делиться ими с другими странами, мы уже не рабы, не жертвы колонизации, ни жертвы неоколонизации, не эксплуатируемые, мы уже не вчерашние неграмотные, ни вчерашние больные, ни вчерашние нищие; мы те, кто совершив настоящую социальную революцию, объединил народ, весь народ: рабочих, крестьян, работников физического и умственного труда, учащихся, старых и молодых, мужчин и женщин; мы те, кто посвятив свою жизнь интересам народа, всегда пользовался решительной поддержкой и доверием огромного большинства наших сограждан. А об этих хваленых западных правительствах вовсе нельзя сказать, что они обычно пользуются поддержкой большинства народа; иногда эта поддержка длится несколько дней после выборов; по большей части они побеждают меньшинством. Вот, скажем, пример Рейгана: когда его выбирали на первый срок, голосовало около пятидесяти процентов избирателей, и так как было три кандидата, Рейган получил голоса менее тридцати процентов всех избирателей Соединенных Штатов, которые и принесли ему победу, потому что половина даже не голосовала. Они и не верят в это. Половина североамериканцев не голосовала. Теперь, может быть, за него было подано чуточку больше голосов, но чтобы стать президентом на второй срок, Рейган получил немногим более тридцати процентов голосов тех, кто имеет в Соединенных Штатах право избирать. Другие получают большинство в пятьдесят процентов плюс один голос тех, кто пришел к урнам, а это далеко не все те, кто имеет право голосовать. И это длится, как правило, несколько месяцев, самое большее – один или два года. Незамедлительно народная поддержка начинает сокращаться. Будь то премьер-министриса Англии, президент Франции, премьер-министр Италии, премьер-министр ФРГ, премьер-министр Испании, любой западной страны, модели о которой твердят каждый день, через несколько месяцев они уже правят при поддержке меньшинства народа. Выборы каждые четыре года! Те, кто выбрал Рейгана четыре года назад, больше уже не могли вмешиваться в политику Соединенных Штатов просто потому, что Рейган мог составлять военный бюджет, затевать звездные войны, выпускать всевозможные ракеты, всевозможное оружие, создавать всяческие осложнения, нападать на чужую страну, вторгаться в чужие страны, посылать морскую пехоту куда угодно, и ему не надо было абсолютно ни с кем ни о чем советоваться; он мог привести мир к войне, нисколько не поинтересовавшись мнением своих избирателей принимая единоличные решения. Я говорю тебе, что в нашей стране никогда не принимаются единоличные решения по важным, основным вопросам, потому что у нас есть коллективное руководство, и эти вопросы анализируются и обсуждаются там. В наших выборах участвуют более девяноста пяти процентов избирателей. Кандидаты, которых выдвигают на местах, делегаты избирательных округов выдвигаются самим населением – примерно каждые тысяча пятьсот граждан в больших городах, в некоторых случаях тысяча или менее тысячи, если речь идет о сельских или о специальных округах, в зависимости от территории, избирают своего делегата. В нашей стране существует в целом около одиннадцати тысяч избирательных округов; практически на каждые девятьсот десять граждан есть один делегат в нашей стране. Этих делегатов не выдвигает партия; эти делегаты выдвигаются прямым путем на собраниях жителей. В каждом избирательном округе можно выдвигать до восьми делегатов и минимум двух; если кто-то не получает половины голосов плюс один голос, должен состояться второй тур голосования. И это они выбирают органы государственной власти на Кубе, они выбирают муниципальный орган власти, провинциальный орган власти, они выбирают Национальную ассамблею, и более половины Национальной ассамблеи нашей страны состоит из этих делегатов, выбранных на местах и выдвинутых народом. Например, я – не делегат, выбранный на месте; я вхожу в Национальную ассамблею, но я выдвинут и выбран низовыми делегатами муниципии в городе Сантьяго-де-Куба, как раз там, где мы начали революционную борьбу. Эти делегаты, выбранные на местах, - рабы народа, потому что они должны упорно работать дополнительные часы без всякого вознаграждения, за то жалованье, которое получают за свою обычную работу. Каждые шесть месяцев они обязаны отчитываться перед избирателями о своей работе, на ассамблее избирателей, и могут быть отозваны; любой служащий нашей страны может быть в любой момент отозван теми, кто его выбрал. Это предполагает большинство народа; если бы у нас не было большинства народа, если бы революция не имела большинства народа, революционная власть не могла бы удержаться. Вся наша избирательная система предполагает большинство народа, но наши революционные концепции также исходят из предпосылки, что те, кто борется и работает ради народа, те, кто осуществляет работу революции, всегда будут пользоваться поддержкой огромного большинства народа, ибо, что бы там ни говорили, нет никого более благодарного, чем народ, нет никого, кто больше бы ценил приложенные усилия, чем народ. Если народ во многих странах даже голосует за кучу людей, которые не заслуживают, чтобы за них голосовали, когда происходит революция, которая отождествляет себя с народом, когда есть власть, которая отождествляет себя с народом, которая становится его властью, народ всегда оказывает ей самую полную поддержку. Как я тебе уже объяснил, на Кубе любой гражданин может сказать: «Государство – это я», потому что он несет ответственность, он – это власть, он – это армия, у него в руках оружие, у него в руках власть. Когда создается такая ситуация, немыслимо, чтобы революция не поддерживалась большинством народа, - какими бы ни были возможные ошибки, совершаемые революционерами, при условии, что они сумеют быстро и вовремя исправить их, - если речь идет о честных мужчинах и женщинах и о настоящей революции. Поэтому я говорю тебе, что все эти разговоры – огромная, гигантская ложь, потому что не может быть демократии, не может быть свободы без равенства и братства; все остальное – фикция, все остальное – метафизично, как многие из так называемых демократических прав. Ведь например, на деле существует не столько свобода печати, сколько свобода владельцев средств массовой информации, и потому в самой знаменитой газете Соединенных Штатов, будь то «Вашингтон пост» или «Нью-Йорк таймс», не может писать настоящий диссидент, не согласный с системой. Ты можешь обратиться к любой из двух партий, поочередно правящих в Соединенных Штатах, которые монополизируют все посты и выдвигают на них своих людей, и не увидишь среди них ни единого коммуниста и не увидишь, чтобы коммунист писал в «Вашингтон пост» или в «Нью-Йорк таймс», ни в одну из важных газет и журналов Соединенных Штатов; ты не услышишь его по радио и не увидишь по телевидению в программах, передаваемых на всю страну, никогда не увидишь, чтобы имели доступ к средствам массовой информации те, кто по-настоящему не согласен с капиталистической системой. Это свобода для тех, кто согласен с системой и находится внутри капиталистической системы; это они создают мнения, вырабатывают мнения и даже вырабатывают даже политические верования и убеждения народа. Однако они называют себя демократами. Мы несколько честнее. Здесь нет частной собственности на средства массовой информации. Студенты, рабочие, крестьяне, женщины, все массовые организации, партия, государство имеют свои органы печати. Мы развиваем демократию путем наших методов выбора органов власти и особенно путем постоянной критики и самокритики, путем коллективного руководства и самого широкого и постоянного участия и поддержки народа. Я хочу, чтобы ты знал – я тебе объяснял, - что я не назначаю здесь ни одного посла, хоть и могу высказать свое мнение, когда его предлагают на пост, ни одного служащего, потому что существует целая система выдвижения на посты и должности с учетом способностей и заслуг. Действительно, я не назначаю никого, единолично я не принимаю, не могу, не хочу и вправду не испытываю необходимости принимать единоличное решение, чтобы назначить на должность даже скромного государственного служащего. Словом, говорю тебе со всей откровенностью, я действительно считаю нашу систему в тысячу раз более демократичной, чем эта капиталистическая, империалистическая система развитых капиталистических стран, включая страны НАТО, которые грабят наш мир, которые эксплуатируют нас самым безжалостным образом. Я считаю, что наша система по настоящему гораздо более справедливая и гораздо более демократичная. Вот то, что я могу сказать тебе об этом, и сожалею, если обидел кого-то, но ты заставляешь меня говорить ясно и искренне.
Фрей Бетто. Это очень хорошо, Команданте, это христианские добродетели. Фидель Кастро. Прекрасно, я полностью разделяю их и подписываюсь под ними.
Фрей Бетто. Команданте, еще один вопрос: Куба экспортирует революцию? Фидель Кастро. Я уже говорил об этом много раз фрей Бетто. Я скажу очень сжато о том, что говорил. Условия, которые приводят к революции, невозможно экспортировать. Как можно экспортировать внешний долг в триста шестьдесят миллиардов долларов? Как можно экспортировать доллар, стоимость которого завышена от тридцати до пятидесяти процентов? Как можно экспортировать завышенные процентные ставки, составляющие более десяти миллиардов долларов? Как можно экспортировать меры Международного валютного фонда? Как можно экспортировать протекционизм? Как можно экспортировать демпинг? Как можно экспортировать неравный обмен? Как можно экспортировать нищету, бедность, которая существует в странах третьего мира? И именно эти факторы определяют революции. Их в действительности нельзя экспортировать, по крайней мере революционной стране. Я говорю, что политика Соединенных Штатов, Рейгана, Международного валютного фонда, существующая система несправедливых международных экономических отношений – вот основные факторы, приводящие к подрывным действиям в Латинской Америке и в третьем мире. Я думаю, что упрощенно, поверхностно, идеалистично говорить об экспорте революции. Ты можешь создавать идеи, критерии, мнения и распространять их по миру. Почти все идеи, существующие в мире, возникли в одном месте и распространились повсюду. Date: 2015-11-15; view: 273; Нарушение авторских прав |