Теория народности в России

Уже после Французской революции, в 1795 г., Екатерина I писала, что французов «Руссо заставит ходить на четвереньках». Дело в том, что Руссо, выражая интересы мелкой буржуазии и в значительной мере – широких народных масс, выступил противником абсолютизма со своеобразных позиций: он, отрицая современную ему цивилизацию, призывал назад, в прошлое, и видел «здоровое» зерно в первоначальных шагах человека, в древности, в жизни простого народа. Это был первый шаг и в становлении идеи народности культуры.

Итак, идея народности получила первоначальный толчок в этой противоречивой теории Руссо, которая явилась реакцией на устаревшие философско‑эстетические системы классицизма, против рассудочности метафизического материализма. Руссо – предшественник нового направления в философии и литературе. Он оказал влияние на Лессинга, Гёте, Шиллера, Герцена, Новикова, Радищева, Карамзина, русских романтиков.

В России процесс формирования теории народности литературы сопровождался введением и обоснованием основных литературоведческих понятий и стремлением к осмыслению художественной литературы под углом зрения системы взаимосвязанных явлений.

При этом влияние Руссо и Гердера (с его своеобразной «философско‑исторической» теорией) на отечественное литературоведение несомненно, но не абсолютно.

Становление теории народности в России связано с периодом неосознанных стихийных тенденций, когда преобладала литературоведческая практика, которая наметилась в трудах литераторов XVIII в. и характеризовалась интересом к древнему периоду поэзии и к народному творчеству. Это был период собирания и издания материалов народного творчества – песен, былин, пословиц, поговорок. Здесь должны быть названы имена Новикова, Чулкова, Прача и др.

Стремление к систематизированному изучению художественной литературы, отчетливо обозначившееся в трудах русских литераторов XVIII в., явилось преддверием научного литературоведения в России. Системность предполагает рассмотрение литературных фактов под углом зрения либо одного (ведущего) научного принципа, либо совокупности принципов (различной степени сложности, зависящей от количества уровней, глубины анализа и широты обобщения). При этом возможны и различные степени обоснованности и упорядоченности явлений литературы. С самого начала литературная наука развивалась, подобно другим наукам, от элементарного к сложному, от фактов и явлений к их связям и взаимосвязям, от изучения связей к доказательству их закономерности. И наконец на определенном этапе развития литературоведческой науки обнаружилась тенденция к приданию выводам характера непреложных законов.

Роль и удельный вес науки о литературе в системе других наук усиливается по мере развития самой художественной литературы как объекта литературоведческих исследований.

Уровень развития и состояние художественной литературы, в свою очередь, определялись формами, условиями и обстоятельствами исторического развития российской действительности – предмета изображения литературы и предмета изучения литературоведческой науки.

Начало систематическому, научному литературоведческому знанию положил в России XVIII век.

Новиков осваивал наследие западноевропейской философии самостоятельно. Литературная деятельность Руссо (его роман «Юлия, или Новая Элоиза») положила начало сентиментализму Карамзина. Новиков взял из Руссо идеи народности и просвещения, а Карамзин воспринял идеалистическую сентиментальность.

Таким образом, народно‑историческая традиция открывалась в XVIII в. трудами Н.И. Новикова, воспринявшего одну из сторон этой традиции, восходящую к Руссо.

Сама по себе «чувствительность» не обязательно совмещается с идеей народности литературы. У Руссо она дополняется чувством любви к природе, стихийным отрицанием цивилизации.

Хотя и в ином плане, но также близким по своим взглядам к Новикову был Радищев, испытавший влияние французской философии, в том числе Руссо. При этом не отмечается влияния на Радищева той из сторон философии Руссо, в которой выразился его интерес к древности. Радищев, как Фонвизин и ряд других русских писателей XVIII в., испытывал интерес к положению народа. Влияние же Руссо на Радищева не было исключительным. В 1860‑е годы в числе студентов Лейпцигского университета Радищев ознакомился с французскими философами Вольтером, Гельвецием, Руссо, Рейналем, Мабли.

Известно, что основанное в 1801 г. В.А. Жуковским (при участии А.Ф. Мерзлякова, А.Ф. Воейкова, братьев Андрея и Александра Тургеневых) «Дружеское литературное общество» напоминало «Дружеское ученое общество» И.В. Лопухина и Н.И. Новикова и что, приехав в 1802 г. в Мишенское, В.А. Жуковский привез туда издания Шиллера, Гердера, Лессинга, а также идеи нового литературного направления.

В первой половине XIX в. можно отметить влияние Гердера в работах целого ряда русских ученых.

В России к середине XIX в. у таких представителей академического литературоведения, как А.Н. Пыпин, новая наука получает название «науки народоведения». Для Пыпина уже ясно, что русская литература, так долго находившаяся в формах неоклассицизма, может расцвести лишь на путях национального развития, при котором «определится и ее общечеловеческий смысл и значение».

В составлении теории народности литературы в России первым этапом был интерес к изучению памятников народной старины, отмеченный, напомним, деятельностью Новикова, Чулкова, Прача.

Второй этап – издание памятников старины и народной поэзии.

В 1840 – 1860‑х годах, по словам Пыпина, трудами таких «партизан народной поэзии», как Ф. Буслаев и А. Афанасьев, характеризуется третий этап развития теории народности литературы. У Буслаева это работа «О преподавании отечественного языка» (1844), у Афанасьева – «Поэтические воззрения славян на природу» (1866–1869).

Таким образом, обе научные школы в России – академическая («народоведческая») и философско‑эстетическая (гегельянско‑шеллингианская) – соотносятся с учением Гердера и определяются также условиями национального развития, особенностями «народного самосознания».

Общность философских источников двух научных школ сближает и исторические результаты их развития: с одной стороны, просветительский демократизм академического направления, с другой – радикальный демократизм Белинского и Добролюбова.

В конце 1820‑х – начале 1830‑х годов в России усиливается влияние философии Фихте, Канта, Шеллинга, Гегеля.

Немецкая идеалистическая школа Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля взяла у Гердера «идеальную» сторону его учения, которая в России явилась основой натуральной школы Белинского, внесшей свой вклад в изучение «народности» со стороны ее социально‑эстетического значения.

В то же время немецкая идеалистическая философия искусства Канта, Шеллинга, Гегеля, выдвигая, в противовес нормативной эстетике классицизма, идеи свободы творчества, тем самым наследовала соответствующие идеи Руссо и Гердера.

Отказ Белинского в 1840‑х годах от гегелевской идеи свободы творчества не просто приблизил его концепцию народности литературы к академической теории «народоведения», а вложил в эту теорию иной социально‑политический смысл.

Значительный вклад в теорию народности внес представитель революционно‑демократической критики, соратник Н.Г. Чернышевского по журналу «Современник» Н.А. Добролюбов. Его статьи «Рассказы из народного русского быта», «Черты для характеристики русского простонародья» и особенно – «О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) заложили основы социально‑политической концепции народности литературы. В последней из названных выше статей в острой форме дается пересмотр предшествовавшей концепции народности русской литературы. Добролюбов отвергает сам факт существования народности в русской литературе XVIII – первой половины XIX в., включая творчество Пушкина, так как эта литература не отражала насущных «стремлений» русского народа. Тремя годами ранее в статье «Очерки гоголевского периода русской литературы» Чернышевский выразил сомнение в достаточно полном соответствии идеям революционной демократии творчества Гоголя.

Добролюбов почти не касался вопроса о философско‑исторических предпосылках теории народности.

Однако в плеяде революционных демократов именно Добролюбов профессионально‑тематически чаще всего соприкасался с вопросами, близко интересовавшими ученых «народоведческой» школы: он писал работы и рецензии по вопросам народного творчества, древней русской литературы и особенно русской литературы XVIII в.

Академик А.Н. Пыпин заложил основы академически‑просветительской концепции народности в русской литературе. В своих работах («История русской литературы», «История русской этнографии» и др.) он анализирует творчество русских литераторов с точки зрения вклада, вносимого ими в разработанную Пыпиным и его соратниками программу, известную под именем «народоведение». Программа предусматривала изучение забытых памятников древнерусской литературы, памятников народного творчества; изучение славянских литератур; сочувственное изображение положения народа. Пыпин и его соратник Н.С. Тихонравов опирались при этом на работы Гердера, Я. Гримма, Тэна. В отличие от Гегеля и Белинского, их не очень интересовал уровень эстетического мастерства писателя: основным критерием оценки выступали у них уровень народности и историзма. Это были профессионалы науки о народе.

Впервые в истории отечественного литературоведения возникает целое направление, посвященное одной идее – идее служения литературы народу. Эта «народоведческая» наука была по‑своему уникальной.

Пыпин буквально мобилизовал все смежные с литературой науки (историю, этнографию, археологию, языкознание), раскрывая с их помощью проблему народа, пропагандируя идею улучшения жизни простых людей. Практически это выражалось в стремлении поднять уровень народного «самосознания» посредством просветительства. Наибольшими возможностями в этом плане, по мнению Пыпина, располагала художественная литература, которую он ставил в центр своего внимания.

Проблема народности литературы раскрывается Пыпиным на широком историческом фоне. В его методе исследования принимается в расчет огромное количество внешних по отношению к литературе факторов, влиявших так или иначе на жизнь народа.

Пыпин подчиняет юридические, этнографические, бытовые, археологические источники единой цели – уяснению всех обстоятельств народной жизни. Принцип народности обеспечивает цельность его методу, связывает воедино самые различные факты истории национальной культуры и литературы.

С постоянством и настойчивостью наблюдал Пыпин преломление принципа народности литературы не только в исторических, но и в социальных условиях, всякий раз связывая литературные явления с конкретными обстоятельствами, его породившими.

Предпринятый Пыпиным с позиции народности социально‑исторический анализ творчества русских писателей положил начало новому, многоаспектному методу рассмотрения литературных явлений в рамках развивающихся различных направлений европейской и русской общественно‑научной мысли.

До настоящего времени сохраняет свое значение анализ Пыпиным творчества Новикова, Грибоедова, Пушкина, Белинского, Некрасова, Салтыкова‑Щедрина, представляет интерес оценка им романтизма, славянофильства, масонства, народничества.

Просветительский демократизм Пыпина и других представителей культурно‑исторической школы был обусловлен их академической методологией. Целенаправленная многолетняя деятельность ученых культурно‑исторической школы была прогрессивной для своего времени.

Яркие работы представителей культурно‑исторической школы контрастировали с радикальными идеями революционных демократов.

Культурно‑демократическая, «народоведческая», социально‑историческая и литературная концепции Пыпина оставались в рамках мировоззрения передовой русской интеллигенции, сохраняя свою специфику.

Патриотический и научный подвиг ученых «народоведческой школы» заключается также и в том, что благодаря их трудам открыты, исследованы, включены в научный обиход многочисленные дотоле не известные памятники русской национальной культуры.

Работы ученых этого направления усиливали не только теоретическую, но и фактическую, количественную сторону науки: описание и издание памятников старины, в том числе житий, апокрифов, повестей и сказаний, мифов, поэзии, иконографии, «животного» эпоса и т. д. В этой непосредственно фактической направленности была дополнительная сильная сторона работ ученых «народоведческой школы».

Подобное мировоззрение не могло не сказаться и на вопросе о целях литературы.

Пыпин не принимает главного в учении революционных демократов о народности – классового принципа. Указывая, что народная поэзия в Древней Руси была «предметом гонений и проклятий», Пыпин не соглашается с Добролюбовым в объяснении причин этих гонений, объявляя классовый подход к этому вопросу со стороны Добролюбова «огульным».

Соглашаясь с Добролюбовым в том, что искусство «слагается» по жизни, а не наоборот, т. е. разделяя материалистический взгляд революционных демократов на природу искусства, Пыпин считает литературные приговоры Добролюбова, как последователя Белинского и Чернышевского, слишком «суровыми». Он «защищает» от Добролюбова сатиру XVIII в., народность творчества Фонвизина, Грибоедова, Пушкина, Гоголя.

В основу анализа творчества писателя Пыпин также кладет принцип народности, ее характер и уровень.

Пыпин, в соответствии с разработанной им методологией анализа, определяет прежде всего время «истинно‑научной постановки вопроса народности» и указывает, что это происходит в последние десятилетия, а вплоть до середины XIX в. научное изучение проблемы народности в России было, по его мнению, «слабым».

Пыпин определяет степень народности литературы:

1) «по основной точке зрения», т. е. по социальному содержанию проблемы народности. Запутанность терминов доходила до того, замечает Пыпин, что в формуле официальной народности 1830‑х годов под словом «народность» подразумевались официальные правительственные установки, концепция, якобы объединявшая русское общество на принципах самодержавия, православия и народности;

2) «по свойству побуждения». По утверждению Пыпина, «побуждения», по которым «составлялись» сочувствие, антипатия, недовольство, были двоякого рода: а) «литературные» (так, «классикам» казалась нарушением всех правил сама форма пушкинской поэзии и ее «легкое» содержание, а «новое» поколение, напротив, восторгалось этой формой); б) «общественно‑тенденциозные» (так, власти не могли забыть «либеральной» юности Пушкина, когда он был «союзником прогрессивного направления», а для Бенкендорфа Пушкин был не поэт, а либерал и «глава оппозиции»).

Очевидно, что слабость научного изучения «по основной точке зрения» и «по свойству побуждения» не что иное, как слабость (бессистемность) мировоззрения исследователя.

Белинский, по мнению Пыпина, высоко и верно оценил поэзию Пушкина, хотя и усомнился в ее народности по причине малой образованности народа.

У Пушкина, говорит Пыпин, было «настроение» народности, «тон» ее. Народность «как принцип», «правдиво – реальное» отношение к народности, сознательное применение ее как «литературного орудия» получили развитие в русской литературе уже после Пушкина, у его «преемников».

Для Пыпина народность у Пушкина и Лермонтова – «исторический инстинкт», у Гоголя – реальность.

Главный представитель следующего периода развития принципа народности литературы – Тургенев, который изображал непосредственно крепостной быт и показывал развращающее влияние крепостного права. Степень народности писателя определялась Пыпиным близостью к «крестьянской» тематике и отношением к вопросу об освобождении крестьян.

Различие в творчестве между писателями – в степени глубины и сознательности воплощения принципа народности. У Пушкина народность – «инстинкт», у Гоголя – «могущественный реализм», у «преемников» Гоголя (Тургенева, Григоровича, Писемского) – «любящее изображение светлых сторон народного характера» и «протест против народного угнетения».

Подобно Добролюбову, Пыпин старается определить «степень участия народности» в развитии русской литературы, принимая в качестве критерия для сравнения глубину осознанности принципа народности писателя. Но Пыпин не связывает задачи литературы с революционным действием во имя интересов народа. Он полагал, что «освобождение крестьян» произойдет в результате «внутренних исправлений русской жизни», т. е. посредством реформ. Именно поэтому, оценивая степень народности литературы, он останавливается на Тургеневе, тогда как для Добролюбова наивысший уровень народности – в сатире Щедрина.

Альтернативным понятием концепции народности является по своему существу теория «чистого искусства», которой, начиная с середины XIX в., много и успешно занимался академик Пыпин.

Date: 2015-11-15; view: 456; Нарушение авторских прав