Что нам говорит наука

Как мы уже отмечали выше, по своему подходу к челове­ку ученые разделяются на две группы. Объем книги позво­ляет нам лишь обозначить основные позиции и предложить несколько характерных образцов обоих подходов. а) Образцы монистского объяснения

Некоторые теории данного типа формулируются исклю­чительно прямолинейно. Приведем, к примеру, высказыва­ние лауреата Нобелевской премии Джеймса Крика, который открыл структуру ДНК:

"Вы сами, ваши радости и страдания, ваши воспомина­ния и амбиции, ваше самосознание как личности и свобод­ная воля являются не более, чем поведением обширного множества нервных клеток и связанных с ними молекул"⁸.

Обратите внимание на выражение "не более чем". Это характерный признак редукционистского подхода. Возьми­те, к примеру, обручальное кольцо. Если речь идет о матери­але, из которого оно сделано, это не более чем кусочек золо­та. Если продолжить рассуждать в подобном ключе и даль­ше, то можно сказать, что это не более, чем кусочек металла. В каком-то смысле это совершенно правильное замечание, но оно не имеет никакого отношения к делу, так как на этом уровне оценки кольцо, изготовленное из меди или железа, тоже может быть описано как "не более чем" кусочек метал­ла. Но золото нельзя характеризовать в тех же словах, что и медь, и сказать, что оно "не более чем". Золото имеет цен­ность, которой медь не обладает: золотое кольцо обойдется жениху дороже, чем медное.

Но ценность и значимость кольца выходят за пределы стоимости металла, из которого оно изготовлено. Для неве-

сты золотое кольцо обладает ценностью не просто потому, что оно сделано из дорогого металла, а потому, что оно обру­чальное и служит символом клятвы в любви и верности на всю жизнь. Кольцо является материальным предметом. Уче­ные могут его измерить и свести к молекулам, атомам, яд­рам и кваркам. Но наука не может измерить его значимость для жениха и невесты. И все же эта значимость — самое важ­ное, что есть в кольце, так что если с течением времени муж станет изменять своей жене, то золотое обручальное кольцо потеряет для нее свою главную ценность и превратится в насмешку.

Никто не станет отрицать, что наши радости и печали как-то отражаются на нашем мозге. Но согласно крайней форме редукционизма, которую разделяет Крик, не только золотое кольцо в нашем примере оказывается всего-навсего множе­ством атомов и молекул и не только радость женщины, ког­да она впервые наденет кольцо на палец, будет всего-навсе­го множеством атомов и молекул и связанных с ними не­рвных окончаний в мозгу, но и сама женщина и се личность предстанут в виде множества нервных клеток и связанных с ними молекул. Другими словами, то, что, по мнению жени­ха, является человеческим "я", наделенным самосознанием, способным оценить значение кольца, является, согласно ре­дукционистам, не более чем сгустком нервных клеток.

Разумеется, не все монисты принимают крайний редук­ционизм и было бы нечестно приписывать им это. Но неко­торые монисты все-таки редукционистами являются, как мы убедимся из приведенных ниже примеров. Бихевиоризм

Термин "бихевиоризм"⁹ связан с идеей, смысл которой в том, что для понимания психических процессов необходи­мо изучать наблюдаемое поведение, поскольку они не явля­ются вполне реальными или отличимыми от действитель­ного или возможного поведения. К числу бихевиористов принадлежат такие выдающиеся ученые, как Иван Петро­вич Павлов (1849 — 1936) и Б. Ф. Скиннер (удостоенный в

1972 г. звания гуманиста года). Павлов заведовал кафедрой физиологии Военно-медицинской академии с 1896 по 1924 гг. В 1904 г. был удостоен Нобелевской премии за открытие секреторных нервов поджелудочной железы.

Взгляды Скиннера отличаются большой крайностью. Так, он пишет:

"Научный анализ переворачивает наши представления о независимом человеке и о том, что он оказывает влияние на окружающий его мир. Отныне индивид... контролирует­ся миром, который его окружает и в большой степени — дру­гими людьми"¹⁰.

"Гипотеза о том, что человек не свободен, является чрез­вычайно важной для применения научного метода в иссле­довании поведения человека"¹¹.

Согласно Скиннеру, человеческое поведение регулиру­ется физическими законами и является жестко детермини­рованным:

"Мы должны ожидать открытия того, что действия чело­века — это результат поддающихся выявлению условий, и как только эти условия будут выявлены, мы сможем пред­видеть и в некотором отношении влиять на его действия"¹².

Конечно, если мозг человека — не что иное, как материя, которая управляется жесткими и неизменными законами, и если сознание и мозг — это просто два термина, обозначаю­щих один и тот же феномен, тогда человек не может быть свободным, его мысли детерминированы, а действия пред­сказуемы.

Но если все так, то это означает конец морали. Человек тогда — просто машина. И поэтому вы не в большей мере можете обвинять человека за то, что он убил вашу жену, и наказывать его за это, чем, скажем, наказывать автомобиль за то, что он сгорел и ваша жена получила при этом смер­тельные ожоги.

Павлов проводил свои исследования преимущественно на животных. Oн продемонстрировал возможность формирова­ния того, что он назвал условным рефлексом: у собак, кото-

рые получали пищу в одно и то же время под звук определен­ного сигнала, начиналось слюноотделение просто при звуке этого сигнала. Условные рефлексы, утверждал Павлов, неиз­бежно возникают под воздействием внешней среды. Они, так же как и безусловные рефлексы, которые являются врожден­ными, полностью принадлежат сфере физиологии¹³.

На основании этих высказываний можно было бы пред­положить, что, по крайней мере, поведение животных, со­гласно Павлову, полностью поддается объяснению в терми­нах бихевиоризма. Это в свою очередь может натолкнуть на мысль, что в своих взглядах на природу человека Павлов придерживался того же самого жесткого бихевиоризма, что И Скиннер. Но это не так. Поскольку Павлов также утверж­дал, что у человека развилась способность к языку как вто­рая сигнальная система и "специально человеческое, высшее мышление, создающее сперва общечеловеческий эмпиризм, а наконец и науку — орудие высшей ориентировки человека в окружающей среде и в себе самом"¹⁴.

Психологи-марксисты считают, что благодаря языку че­ловек испытывает на себе воздействие общества, с одной стороны, и влияет на него сам, с другой. Таким образом, би­хевиоризм не является несовместимым со свободной волей. Так подрывается жесткий скиннеровский детерминизм. В связи с этим Джозеф Нэйем замечает: "Сокрушительным ударом по Скиннеру является тот серьезный вклад в психо­логию, который внес Павлов своим анализом речи и языка как второй сигнальной системы"¹⁵.

Однако остается неясным, каким образом это представ­ление о свободе человеческого сознания связано с точкой зрения Ленина о том, что сознание полностью зависит от физической материи. Ленин писал: "...дух не существует не­зависимо от тела,...дух есть вторичное, функция мозга, от­ражение внешнего мира"¹⁶, следуя Ф. Энгельсу, слова кото­рого он и комментирует выше: "наше сознание и мышление, как бы ни казались они сверхчувственными, являются про­дуктами... вещественного, телесного органа, мозга"¹⁷.

"Материя есть первичное. Ощущение, мысль, сознание есть высший продукт особым образом организованной ма­терии. Таковы взгляды материализма вообще и Маркса — Энгельса в частности"¹⁸.

Ярким примером крайнего бихевиоризма являются пред­ставления известного философа, профессора Гарвардского университета Уилларда ван Ормана Куайна (род. в 1908 г.) и ряда других ученых, которые считают, что психические процессы и процессы работы сознания могут быть элими­нированы.

Для иллюстрации радикально-бихевиористского подхо­да Карл Р. Поппер, известный специалист в области исто­рии и философии науки, показывает, как трактовалась бы при данном подходе простая ситуация, которая имеет место в жизни каждого человека, — зубная боль. Воспользуемся его примером в несколько расширенной форме.

Итак, предположим, что у вас появилась сильная зубная боль, то есть физико-химический процесс в мире материи, который автоматически вызывает некоторые ощущения в вашем головном мозге, говорящие вам о том, что с вашим зубом происходит что-то не то.

Ощущение боли заставляет вас посмотреть на больной зуб, и вы обнаруживаете, что кусочек зуба откололся и что оставшаяся часть имеет не лучший вид. Теперь вы не только осознаете, что зуб болит, но и понимаете, почему это проис­ходит. Таким образом, боль на физическом уровне привела к некоему представлению на психическом, когнитивном уровне.

Понимание на уровне психики, что с зубом что-то не в порядке, далее заставляет вас вспомнить, что существует такая область медицины, как стоматология. А стоматоло­гия — это не простое проявление физико-химических про­цессов, как, скажем, зубная боль. Это явление совсем друго­го рода: мира человеческого интеллекта, науки, технических изобретений, искусства, социальных форм организации че­ловеческой деятельности и проч.

Психическое представление об этом мире приводит вас далее к мысли посетить зубного врача. Обратите внимание на то, что происходит потом. Ваше решение на психическом уров­не оказывает причинное воздействие на ваше материальное тело и мозг. Вы встаете, звоните в регистратуру поликлини­ки, затем идете к врачу и избавляетесь от больного зуба.

Таким образом, здесь, согласно Попперу, вы имеете дело с опытом, который привел к трем связанным между собой, но качественно отличным друг от друга мирам. Это, во-пер­вых, мир физико-химических материальных вещей, ваш больной зуб, кресло стоматолога, анестезия, стоматологичес­кие инструменты; во-вторых, мир, где вы ощущаете свою боль, мир знания и понимания причины боли, и рациональ­ного намерения и решения, что делать в этом случае; и, на­конец, мир науки и технических изобретений, теоретизиро­вания, медицинских книг, учебников и проч.

Последовательный материалист, говорит Поппер, сводит как вас, так и ваш опыт во всех этих трех качественно разных мирах к одному простейшему уровню: уровню фи­зических процессов в зубе, которые ведут к физическим про­цессам в нервной системе¹⁹.

Не может не казаться странным, когда философы и уче­ные используют свой мощный интеллект, чтобы доказывать, что процессы логического мышления не отличаются, по сво­ей сущности, от тех, которые протекают в больном зубе!

Обратимся к следующему направлению анализа соотно­шения между сознанием и мозгом.

Эпифеноменализм

Согласно этой точке зрения, психическое (mental) явля­ется побочным продуктом работы головного мозга и не вли­яет на действия человека. Эпифеноменолог Томас Хёрли ясно сформулировал суть этого подхода: "Сознание... связа­но с механизмами тела просто как... побочный продукт его работы и совершенно не обладает способностью воздейство­вать на эту работу, точно так же как звук свистка локомоти­ва... не влияет на то, как локомотив действует"²⁰.

К. Поппер, подробно проанализировав этот подход, де­лает короткое, но очень выразительное замечание:

"Если говорить о доказательствах и значимости ее осно­ваний, то эпифеноменалистская точка зрения воистину са­моубийственна. Поскольку эпифеноменалист утверждает, что доказательства и основания, на самом деле, не имеют никакого значения. Они не могут влиять ни на нашу пред­расположенность к действиям, например на предрасполо­женность к говорению и письму, ни на сами действия. Все это механические, физико-химические, акустические, опти­ческие и электрические эффекты".

"Таким образом, аргументация эпифеноменалиста ведет к признанию нерелевантности самой аргументации. Это не опровергает эпифеноменализма. Это просто означает, что если эпифеноменализм истинен, то мы не можем всерьез принимать какое-то обоснование или доказательство его истинности"²¹.

В одной из последних книг, посвященных данному воп­росу, профессор Дэвид Дж. Чэлмерс²² поставил перед собой задачу дать объяснение сознанию и опровергнуть идею, что сознание может быть исчерпывающе объяснено путем све­дения его работы к действиям и эффектам физических и электрохимических механизмов нервной системы. Он дока­зывает, что сознание, подобно массе, импульсу и энергии, должно рассматриваться в любой истинной научной концеп­ции как фундаментальное и ни к чему не сводимое свойство Вселенной, которое не может быть объяснено в терминах чего-то другого.

В то же время Чэлмерс надеется, что наука обнаружит "психофизические" законы, связывающие сознание как фун­даментальное свойство мироздания с остальной частью сис­темы.

Однако в данном пункте своего рассуждения он испы­тывает некоторые сложности, ибо придерживается позиции, предполагающей веру в абсолютный детерминизм физичес­кого мира. По его мнению, можно считать научно доказан-

ным, что физический мир представляет собой замкнутую причинно-следственную систему. Эта предпосылка застав­ляет его считать, что сознание детерминировано физичес­ким субстратом нашего головного мозга, но при этом не мо­жет каузально воздействовать на головной мозг или поведе­ние человека.

Это и есть эпифеноменализм, который расходится с на­шим интуитивным представлением о том, что наше созна­ние может детерминировать и детерминирует наш мозг и поведение.

Представим себе простую жизненную ситуацию. Женщи­на чувствует себя больной, но не понимает, в чем причина ее плохого самочувствия. Она идет к врачу, который находит у нее диабет и говорит, что ей нужно воздерживаться от слад­кого. Она осознает, в чем состоит ее болезнь и что употреб­ление сладкого может усугубить ее. Но она любит пирожные, шоколад и варенье. Поэтому она должна решить, как ей себя вести: будет ли она продолжать есть сладкое или откажется от него. Она должна принять сознательное решение. И она его принимает. Можем ли мы считать, что ее решение, кото­рое она мысленно принимает, не может детерминировать физический субстрат ее мозга и поведение, то есть то, что ее рука никогда не потянется за сладким?

Когда априорная догма о том, что наука требует веры в абсолютную каузальную детерминированность физическо­го мира как системы, закрытой для любого нематериально­го влияния со стороны внешнего мира, ведет к таким проти­воречащим интуиции и очевидно ложным заключениям, то имеет смысл подвергнуть эту догму сомнению. Давайте вспомним в связи с этим приведенное выше замечание Поп-пера, что, согласно эпифеноменализму, любой аргумент или тезис в его пользу не следует принимать всерьез²³.