Проклятый горн 2 page. – Почему, ты думаешь, я не хотела говорить тебе?

– Почему, ты думаешь, я не хотела говорить тебе? Все случилось настолько быстро… Мириам действовала, ни с кем особо не советуясь. Она вечно гребет жар чужими руками.

– Твоими руками она тоже загребла достаточно. Я ведь только недавно понял, почему ты стала магистром. Могла бы рассказать мне.

Гертруда ничего не уточнила, лишь пожала плечами:

– Я знала, что рано или поздно ты поймешь. Не хотела тебя расстраивать еще сильнее.

– Прости меня.

– За что? – удивилась она, и Пугало пуще прежнего начало прислушиваться к нашему разговору.

– Из-за меня ты навесила на себя все это. Я ведь помню наши разговоры. Ты никогда не желала кресла в совете.

– Ну, это скорее всего была мечта моего отца, – усмехнулась та. – Раз уж у него не получилось сделать меня герцогиней. Но извиняться тебе не за что. Я не жалею, что так все случилось.

– Мириам вынудила тебя войти в совет, просто поставила перед фактом. Ей было выгодно это. У твоего дяди имелся шанс стать Папой, и ты, как его племянница, укрепила бы авторитет Братства, усилила наши позиции в Риапано. И моя учительница разыграла беспроигрышную комбинацию. Обещала, что меня не тронут, если ты согласишься вступить в совет. Вот почему тебя вызвали в Арденау из Солезино.

– Да. Все верно. Только мое служение Братству взамен на твою жизнь это такая малость. Как я уже сказала, ни о чем не жалею. – Она прижалась лбом к моему лбу. – Не самое худшее, что могло случиться.

В дверь громко постучали, и раздался голос Львенка:

– Эй! Вы там готовы к делам?

Я отпер замок, впуская его.

– А где старая заноза? – огляделся мой товарищ.

– Гуляет по городу.

– Магистр, мне понравился тот клубок листьев. Не одолжишь парочку? Буду глушить плохих людей, как рыбу.

– Ты вообще не должен был использовать листья сна. Я же просила поберечь их, если только не останется никаких других вариантов.

– Твое недовольство убивает меня! – делано возмутился тот. – Вестник правды уличил Людвига во лжи. Разве я должен ждать, когда тайная служба начнет отрезать ему пальцы? К тому же я не мог принести эту штуку тебе обратно, уж больно было любопытно посмотреть, что случится.

– В этом я как раз не сомневаюсь.

Он пристроился на подоконнике, рядом с Пугалом, которое недовольно отодвинулось в сторону, оторвав крылышко очередной несчастной мухи.

– Итак? Какие планы? – Вильгельм в предвкушении потер руки. – Ждут ли нас приключения?

– А сам-то ты как считаешь?

– Гера! В кои-то веки мы с Людвигом можем не думать своими светлыми головами, а положиться на еще более светлую. – Он довольно ухмыльнулся, оценив получившийся каламбур. – Доставь мне такую радость, подчиняться красивой женщине.

– Эй-эй! – напомнил я ему.

– Дружище, это всего лишь комплимент. Но я действительно готов исполнять приказы магистра, потому что идеи у меня закончились. К тому же теперь, когда одного стража разыскивают… хм… некие службы, продвижение по городу может быть сопряжено с некоторыми трудностями. Для тебя. О нас они пока не знают.

– Зачем им меня искать? Угрозы для короля я не представляю. Конечно, понимаю, что мой внезапный эффектный уход мог задеть их ранимые чувства, но, уверен, у службы его величества есть дела и поважнее, – возразил я. – Однако даже если они решат снова побеседовать, то с этим возникнут трудности. Билеско один из самых больших городов обитаемого мира. Найти в нем кого-то, особенно если он того не хочет, довольно сложно.

– Вот с этим я совершенно согласен, – горько отозвался Львенок. – Обнаружить здесь того, кто этого не хочет, невозможно.

– Значит, вы не нашли законника? – спросил я.

Гера неохотно кивнула:

– Я здесь двое суток, Вильгельм гораздо дольше. Никто из нас не пришел ни к какому результату. Сисэрино Руджеролло в Билеско нет.

Я помолчал, оценивая услышанное.

– Не думаю, что Вальтер врал мне. Он был уверен, что этот человек может навести нас на след кузнеца. Законник с таким именем должен существовать.

– Он существует, Людвиг. Я накопала некоторую информацию после того, как получила от тебя письмо. Руджеролло действительно жил здесь, хотя не слишком понятно, какие конкретно обязанности он исполнял в Ордене. Он был хранителем библиотеки и архивов и подчинялся господину Александру, которого прикончил твой друг.

Тут Пугало приложило руку к шляпе, на всякий случай показывая всем присутствующим, о каком друге идет речь.

– Руджеролло всегда держался в тени и практически не имел контактов с Братством. Четыре года назад он вообще исчез с горизонта. – Гера кивнула на немой вопрос Львенка, может ли тот налить себе вина. – Несколько раз уезжал на север, однажды его видели в свите маркграфа Валентина, все остальное время сидел тихо. А с конца прошлой весны как в воду канул. Дом, где он жил, пустует с тех пор. Соседи ничего не знают. У других законников, как ты понимаешь, мы спросить не можем.

Тут меня словно молнией ударило.

– Постойте! Но мы ведь можем спросить у кое-кого другого. После Садоского кризиса тайная служба должна что-то знать о представителе Ордена, так долго проживающем в Билеско.

– Дружище, это не слишком хорошая идея. Работают они из рук вон плохо. Я тут частый гость, но они обо мне до сих пор вообще не знают.

– Ты так в этом уверен? – мягко спросила Гертруда. – Если они тебя не беспокоили, то это не значит, что не в курсе твоего присутствия. Ты в Билеско частый гость. Зачем им тебя допрашивать без причины?

– Да ладно, – отмахнулся Львенок, хотя в его голубых глазах появилась некоторая настороженность. – Тебя они и вовсе не заметили, а Людвига остановили лишь потому, что ждали. Ну давайте начнем с этого варианта, раз вы настаиваете. Я не против.

– Боюсь, ты в этот раз будешь занят другим делом. – Она протянула ему конверт. – В Фильдиене, в военном лагере, возникли проблемы возле пороховых складов. Некто убивает людей, подозревают темную душу. Братство отправляет тебя на работу.

– Ты шутишь? – возмутился он. – Я же пропущу все интересное.

– Ты – единственный страж, которого сейчас может использовать Братство в этом регионе.

Мой друг вздохнул:

– Чую, что приключение пройдет без меня. Ладно, ничего не попишешь. Работа есть работа. Когда мне отправляться?

– Вчера.

– Ясно. – Он спрыгнул с подоконника и взял письмо из ее рук. – Тогда поеду через полчаса и потороплюсь.

– Спасибо.

– Удачи вам.

– Смотри в оба. И привет Франческе, – сказал я ему на прощанье.

Гера недоуменно подняла брови, не понимая, о ком я говорю, но расспрашивать сочла невежливым.

– Но вы все равно тут поосторожнее, – попросил он. – У тайной полиции теперь на Людвига зуб.

– Не волнуйся, – улыбнулась колдунья. – Уверена, что с этим-то как раз проблем у нас не будет.

Было полвторого ночи, сырно-желтая луна, уже начинавшая идти на убыль, светила в окно. Рассерженно гремел отдаленный гром так и не случившейся за день грозы. Было жарко и душно, на столе горела одинокая свеча.

Проповедник до сих пор не вернулся, словно его черти забрали. Пугало, внезапно оказавшись удивительно тактичным, скрылось в сумерках и сейчас шастало среди абрикосовых деревьев во внутреннем дворике, слушая, как периодически лают собаки в соседних домах на окраине Билеско.

Я провел пальцем по обнаженной спине Геры, чувствуя тепло ее кожи. Затем поднял руку выше, ощущая остроту лопатки. Она сильно похудела с тех пор, как мы не виделись, хотя оставалась все такой же живой и стремительной. Говорила, это из-за того, что она постоянно в дороге, но я не слишком верил в такую причину. Было видно, что Гертруда устала, что переживает из-за смертей наших знакомых, что так же, как и я, волнуется из-за странного человека, который охотится за кинжалами стражей. Кроме того, с тех пор, как она стала магистром, на нее навалилась масса дополнительной работы.

– Ты словно людоед, который решает, стоит ли сунуть меня в печь или все же сперва откормить получше, – хмыкнула она, продолжая лежать на животе, положив голову на скрещенные руки и глядя на низкую луну. – …Проповедник сказал, что ты успел побывать в аду. Звучит невероятно.

Я про себя помянул старого болтливого дятла не самым добрым словом.

– Сейчас я воспринимаю эту ситуацию… несколько обыденно. И даже немного сомневаюсь, что очутился там, куда мало кто стремится.

– Я бы тоже сомневалась. Решила бы, что это всего лишь магия, игра волшебства, возможно, морок. Но с авторитетом Молота Ведьм шутить не приходится. Он в таких делах не ошибается. Меня беспокоит, что ты с ним общаешься.

– Почему? – Я лег рядом.

Гертруда помолчала и наконец призналась:

– Рационального объяснения у меня нет, Синеглазый. Это всего лишь инстинкт. Инстинкт ведьмы, если тебе угодно, которая несмотря на все защиты, что у нее есть, социальное положение и власть ее семьи, все так же… боится и не доверяет инквизиции. А на моей памяти, отец Март один из самых опытных и опасных Псов Господних. Он всегда соблюдает свои интересы. Точнее, интересы Церкви.

– Это я уже понял.

– Тогда пойми и другое. В тот день, когда он решит… если ему даже покажется, что ты нарушил законы веры, вся его благосклонность мгновенно исчезнет. Он забудет о том, что вы сражались бок о бок. И тебя никто не вырвет из его лап.

– Значит, следует вести себя осмотрительнее.

Она рассмеялась:

– Здорово, что ты меня понял. Просто будь с ним осторожен, ладно? Не стоит класть голову в пасть дракону. Особенно если это умный дракон.

– Обещаю.

Где-то завыла и тут же смолкла собака. Ветер шелестел в кронах деревьев, и луна медленно меркла, скрываясь за облаками.

– От Мириам не было известий? – Она дала понять, что больше об инквизиторе говорить не намерена.

– Нет.

– Меня снедает любопытство, удалось ли магистру проникнуть в библиотеку дожей. Хотя, если честно, сильнее волнует, нашла ли она еще что-то о прошлом Братства и Константина. Удивляюсь ей. Твоя учительница стала довольно откровенной на старости лет, рассказав тебе многое. – Гера положила мне голову на плечо, обвила руками. – Этих историй об императоре я не знала.

– А о Хартвиге знала? – усмехнулся я.

– То, что рассказала Мириам? Нет. Я думаю об этом весь день и кажусь себе чудовищем. Ведь раньше я считала землетрясение в Солезино ужасной катастрофой. А теперь выходит, что оно едва ли не благословение. Стихийное бедствие уничтожило законников, умеющих создавать людей со способностями, как у Хартвига.

Я понимал ее отношение. Позицию магистра. Но не преминул напомнить:

– Превращать людей в ключи от рая – является наследием Братства.

– Которое оно получило от Константина, зарвавшегося в игре в бога. – Она не дала себя смутить.

– По словам Мириам, мы лишь раз использовали это знание и после зарыли его так глубоко, что оно всплыло только сейчас. Причем у тех, кто откололся от нас.

Гертруда приподнялась на локте, и ее глаза сверкнули в пламени свечи.

– Константин – фигура мифическая, Людвиг. Мы о нем мало что знаем, потому что, когда северные племена, предки нынешних фирвальденцев, альбаландцев и бьюргорнцев разграбили Ливетту, пострадали имперские архивы.

– Те самые, послужившие основой для архивов Риапано и Водяной библиотеки дожей. После Великого пожара, который разожгли варвары, уцелело совсем немного старых книг. Человечество лишилось множества знаний по науке, магии и конечно же истории. Потеряв знания, факты. И остались лишь домыслы об императоре.

– Ну, Мириам раскрыла для нас нечто новое.

– Пусть так. Но чтобы понять правду, реальное положение вещей, нужно отправиться в прошлое. А на такое никто не способен.

Я поежился:

– Боюсь, что теперь прошлое оказалось в настоящем и ходит по дорогам, создавая темные кинжалы.

Она заглянула мне в глаза, и я почувствовал ее дыхание на своей щеке.

– Людвиг, иногда ты пугаешь меня тем, что так веришь другим. – Она сказала это мягко, не желая меня обидеть. – Вальтер врал. Или заблуждался. Или решил подшутить над тобой напоследок своей дрянной жизни. Быть может, он и видел кого-то, похожего на Константина, но это точно не тот человек, что правил миром и владел двумя темными кинжалами.

– Почему?

Ее голова упала мне обратно на плечо.

– Потому, что ни один человек не может прожить полторы тысячи лет. Даже если у него есть светлый и темный кинжалы, и он каждую минуту будет тыкать ими в людей и души. Поверь, такое нельзя, невозможно скрыть. Чтобы поддерживать свою жизнь так долго, нужны тысячи человеческих жизней. Когда я получила от тебя письмо, я провела некоторые расчеты. Усыпальницу Константина разорили девятьсот лет назад, его останки вышвырнули из гроба в реку. От него осталась лишь память. Я как никто другой верю в мистицизм и волшебство, но всему должны быть разумные пределы.

– И объяснения, – подхватил я. – Друг Проповедник высказал одно.

Она негромко и сомнением хмыкнула.

– Он может лишь ворчать, ныть да читать при виде меня молитвы. Хотя в последнее время делает это гораздо реже, чем раньше. Ну же, пролей свет на его открытие.

– Старый пеликан считает, что Константина могли выпустить из ада, чтобы тот, создавая кинжалы, открыл врата для демонов. Пришлось разрушить его теорию, сказав, что даже если некоторые души и вырываются порой из ада, то они все же остаются душами, а не людьми из плоти и крови. А если и могут добыть себе тело, то оно вряд ли будет как две капли воды похоже на прежнее.

– Разумно, – поразмыслив, произнесла девушка. – Но у меня есть два объяснения. Оба совершенно рациональные и приземленные. Первое – этот человек просто похож на изображение, которое создал художник. Двойники в нашем мире встречаются.

– Двойник? Нет, Гертруда, он самый настоящий доппельгангер[12].

– Быть может, ты и прав, – согласилась она. – Вторая версия такая: кузнец – колдун. После событий в Крусо это неоспоримо. А многие владеющие темным искусством умеют создавать личины. Предположим, тот, кого мы ищем, без ума от императора Константина и решил стать им.

– Как бы то ни было, теперь мы хотя бы знаем, как он выглядит.

Она не спеша стала заплетать в короткую косу успевшие отрасти с зимы светлые волосы.

– Стран много. Сейчас он может скрываться в любой из них. В каком угодно городишке, поселке, лесном хуторе. Его внешность не упрощает поиск. К моему сожалению. Если бы у меня было хотя бы что-то, принадлежавшее ему… я бы попробовала найти его. – Гера вздохнула. – Слишком много «бы». Я мечтаю о том, чего не случится. А мечтами, как известно, реальные дела не делаются.

В открытое окно влетел небольшой филин, описал бесшумный круг по комнате и выпорхнул в ночь. Все произошло так быстро, что я не мог поклясться в реальности происходящего. Колдунья соскользнула на пол, босой подошла к стулу и начала одеваться.

– Что ты делаешь? – удивился я.

– Пора нанести визит главе тайной службы, – сказала она, натягивая белую рубашку с воротником-стойкой. – А затем еще в одно место.

– Сейчас? В середине ночи?!

– Ну, он большой оригинал и предпочитает работать в это время суток. Ты со мной?

– Конечно. – Я тоже слез с кровати, пытаясь в густом мраке разобраться в валяющейся на полу одежде, выудил жилет, отбросил в сторону. – Что за вторая встреча?

Она помешкала.

– Надо убить кое-кого. – Гертруда резко дунула на свечу, но та вопреки моим ожиданиям не погасла, а загорелась еще ярче, заполняя всю комнату теплым и уютным желтым светом. – С этим я справлюсь без тебя.

Она стала затягивать шнуровку на сапоге в тот момент, когда я застегивал пояс с висящим на нем кинжалом.

– Спасибо, – произнесла Гера. – Ты никогда не наседаешь и ждешь, чтобы я все сама рассказала.

– Наседать? За меня это обычно делает Проповедник. Но я не прочь узнать подробности. Всегда следует быть в курсе, в какие неприятности влипает тот, кто тебе дорог.

– Что ты знаешь о Конклаве? – внезапно спросила она.

– Лишь слухи. Сообщество магов старается не афишировать свое присутствие. О Конклаве слышали все, но каждый говорит разное. Вплоть до того, что такой организации и вовсе не существует. Мол, Церковь ее уничтожила давным-давно.

Гертруда провела в воздухе волнистую линию:

– Волшебство как река. Она протекает через наш мир, и, даже если ты поставишь плотину, которой сейчас является Риапано, оно найдет другой путь. Конклав объединяет всех носителей дара. И диких волшебников, не подчинившихся вере, и тех, кто получил патент, официально защищающий от костра.

– Риапано о Конклаве не знает?

– Знает. Пытается контролировать, во всяком случае, официальную, светлую часть. Ту, которая на виду. Но у древа глубокие корни. Клирики могли бы перерубить многие из них.

– Но, при всей их власти, не делают этого.

– Не делают, – эхом ответила белая колдунья, надевая берет с фазаньим пером. – Они довольно быстро поняли, что, уничтожив тайную часть Конклава, обретут лишь уйму работы.

– В смысле? – Я приладил палаш, проверил, как он выходит из ножен, делая себе мысленную зарубку, что завтра стоит пройтись по клинку точильным камнем.

Гертруда закрыла окно, привстав на цыпочки, подняла щеколду:

– У всех есть амбиции, Людвиг. И порой они заводят не туда. Магам, как и другим людям, требуется контроль. В первую очередь своих же… скажем так… коллег. И, поверь мне, контроль этот жесткий. Потому что сейчас создалась такая ситуация, когда ни официальные, ни дикие мастера волшебства не особо желают, чтобы среди них появился какой-нибудь… кретин. Тот, кто начнет волновать уже застоявшуюся воду в нашем тихом болоте, привлекая к людям со способностями внимание извне. Шести веков костров хватило всем обладателям дара, неважно какого мнения они придерживаются насчет подчинения Церкви, свободы магии и прочего. Конклав решает эту проблему, как только она появляется. Своими силами. Быстро и порой… жестоко. Часто нанося превентивные удары. Мы избавляемся от оступившихся, как их у нас называют. Тех, кто решил устроить проклятье в церкви или прилюдную порчу. Тех, кто заставит обычное население обратить свой гнев на ближайших носителей дара, которые ни в чем не виноваты.

– И инквизиция, зная о том, что Конклав выслеживает и режет паршивых овец, не приходит с огнем и мечом.

– Да.

– Но не всех Конклав находит. И не все ему подчиняются. Иначе колдуны и ведьмы не творили бы то, что творят. И их бы не сжигали на кострах ежегодно.

Гертруда достала из-под кровати свою рапиру, пристегнула к поясу.

– Конечно. В мире довольно много неучтенных колдунов и ведьм. Которые сами по себе. Они не собираются на шабаши, ведут себя скрытно. Получают умения обычно от родственников, или и вовсе самоучки. Эти самые опасные. Нарушая правила, которых они не знают, порой создают разрушительное волшебство. Они не ведают законов нашего сообщества, им плевать на всех, кроме себя. И действуют они только в своих интересах, привлекая к себе и к нам внимание инквизиции.

Я вспомнил рыжую монашку, которую поймал инквизитор Себастьян.

– Понимаю.

– Помнишь Ночь Ведьм? Как мы летели на карете, и нас едва не прикончил тип, который путешествовал верхом на трупе?

– Угу.

Урод в пластинчатом доспехе, чуть не задевший нас булавой. Гертруда поджарила его молнией и отправила на встречу с землей.

– За год до этого мне по жребию выпало осуществить приговор Конклава. От такого, к сожалению, нельзя отказаться. И я прикончила одного чернокнижника в Лонне. Он собирался заразить проказой весь Ветошный рынок. Короче, я напоила его его же зельем. Но, как оказалось, у этого очаровательно господина было трое братьев. Один из них как раз тот рыцарь.

– По меньшей мере двое еще живы. – Я быстро понял, куда она клонит.

– И наконец-то мы встретились в Билеско. Они знают, что я здесь. Мне надо нанести удар первой, прежде чем это сделают они.

– Можешь рассчитывать на мою помощь.

Она с благодарностью кивнула.

Билеско – город кремовых домов и морковных крыш. Каскадный, зеленый, с бесконечными каштанами, кипарисами и пальмами. Ночами он становился разноцветным из-за красочных фонарей на центральных улицах, а также светильников, которые по городским законам обязаны носить с собой жители с наступлением ночи.

Штраф за нарушение этого закона был огромным, поэтому правило неукоснительно соблюдалось, и в темное время суток Билеско напоминал волшебный луг, по которому летают сотни разноцветных светлячков.

Сейчас время было совсем позднее, людей на улицах раз-два и обчелся. Порой мы шли в полном одиночестве кварталами, по которым гулял горячий, влажный ветер, пахнущий цветущим шиповником и морем. Благодаря освещению разница с северными городами оказалась колоссальной. Не надо было идти на ощупь, не надо бояться упасть в сточную канаву, наступить в лошадиный навоз или еще хуже – споткнуться о труп какого-нибудь бедняги, зарезанного во мраке. Здесь мрака не было. А все душегубы и грабители держались подальше от хорошо освещенных кварталов и стражников, патрулирующих их.

Я держал фонарь с оранжевыми стеклами и нес довольно тяжелую сумку, так что ремень впивался в мое плечо. Гертруда шла рядом, шагая как всегда легко и свободно, точно гуляла по собственному замку. Шествие замыкало увязавшееся за нами Пугало.

– Что думаешь о магических способностях темного кузнеца? – спросил я.

– В смысле о его потенциале? Я могу основываться только на твоих рассказах. Золотое пламя – незнакомое мне волшебство. Подозреваю, что кузнец как раз из тех самоучек, о которых я говорила. И он очень силен.

– Я вот что подумал…

– Почему бы Конклаву тоже не заняться его поисками? – Она опережала мои мысли. – Наверное, они его ищут. Ну, я надеюсь на это.

– Но ты не знаешь?

Она скорчила смешную рожицу:

– Я стараюсь держаться от них подальше, насколько это возможно. Сообщество колдунов – не самая приятная организация. Вот уж в какой омут я не хочу нырять как можно дольше. Уверена, они знают о том, что произошло в Крусо, и уже сотрудничают с Церковью. Но не хотела бы идти к ним на поклон с вопросом, что они смогли выяснить. Мы пришли.

– Здесь?! – Я не ожидал увидеть пряничный домик из старой лезербергской сказки.

С фиалками в цветочных ящиках, висящих под окнами, с кустами белого шиповника за ярко-голубой оградой, с зелено-красными фонариками возле ворот. Жилище скорее подходило для милой старушки, а не для главы тайной службы короля.

– Я же говорю, он большой оригинал.

– Дом довольно сильно бросается в глаза. Как это соответствует слову «тайная»?

Гера лишь пожала плечами, показывая, что не особо вдавалась в подробности этого парадокса. Пугало уже хозяйничало за оградой, топчась в шиповнике с таким видом, будто его сейчас вот-вот стошнит от этого слащавого благолепия. Наверное, мы сильно упали в его глазах, раз притащились в такое место. Оно бы предпочло ночную экскурсию в застенки палача или на худой конец на кладбище. Поэтому решило показать свое отношение к ситуации единственным действенным способом – начало срубать кусты.

– Ты его остановишь? – скосила глаза Гертруда.

– Нет.

– Отчего-то я так и подумала.

Впрочем, после пяти взмахов серпом оно угомонилось и, опрокинув цветочный горшок, направилось в самую темную часть улицы. Переваривать увиденную слащавость.

Несмотря на поздний час, ворота нам открыли двое слуг. Ничего не спрашивая, проводили к домику.

– Вам на второй этаж, сеньор и сеньора. Я провожу, – сказал один из них.

Внутри был полумрак, так что я не слишком хорошо рассмотрел интерьер. Отметил про себя лишь, что много позолоты, завитушек и все тех же цветочных горшков. Также возле лестницы стояла высоченная, в мой рост, птичья клетка, накрытая темной тканью.

В зале мы встретились с моими знакомцами – господами Эспозито и Джанкарло. Крепыш сидел за столом, кинжалом нарезал окорок и насвистывал «Пляску смерти». Увидев меня, он приветливо улыбнулся и стал с огромным удовольствием разглядывать Гертруду. Ему явно понравились ее рейтарские рейтузы и короткая, выше бедер, курточка.

Хмурый Джанкарло листал при свечах книгу. В его взгляде не было и намека на дружелюбие. Одна лишь злость.

– Сукин сын. Ты еще посмел вернуться, – негромко произнес он, закладывая страницы пальцем.

– Как можно, друг. Здесь же дама! – укорил Эспозито.

Напускная вежливость шпика не могла меня обмануть. По всем повадкам именно крепыш здесь самый опасный, и, уверен, когда надо, лоск мгновенно с него сходит, и ты остаешься один на один с разъяренным кабаном.

– Мастер Венутто заинтригован и заждался вас, – между тем продолжил он. – Вон та дверка, будьте любезны.

В глаза Джанкарло читалось, что если их начальник не будет добряком, то после выхода из его кабинета, он с радостью снимет с нас шкуру.

Помещение сломало все мои рамки восприятия. Я надеялся увидеть все тот же помпезный лоск внезапно разбогатевшего купца, а оказался в какой-то оранжерее, среди необычных, мягко сияющих цветов с мясистыми лепестками, пахнущих, несмотря на свою странную тигровую окраску, свежо и нежно.

В цветнике, у окна, стоял письменный стол, стул с высокой и, на мой взгляд, неудобной спинкой, а также маленький глобус, все материки на котором были выточены из слоновой кости.

За столом никого не было. Мы с Гертрудой недоуменно переглянулись, когда из ближайших зарослей раздалось:

– Проходите сюда.

Мы обошли каскадные грядки, сформированные из странных глиняных горшков, разного уровня и высоты. Человек, позвавший нас, был среднего роста, жилистый и сутулый. Его волосы – соль с перцем – торчали вертикально вверх, точно какой-то куст, спутанные и беспорядочные. А увеличительные линзы на большом, похожем на баклажан носу вкупе с короткими усиками и бородкой наводили на мысль о безумном алхимике, потратившем жизнь на поиски философского камня.

– Здравствуйте, сеньор Венутто.

Он в ответ глянул на Гертруду из-под очков, отставил помятую лейку и вытер руки о белый фартук.

– Знаете, как называются эти цветы?

Я пожал плечами, так как видел их впервые, а моя спутница негромко ответила:

– Светочи. Силах-ай, если на языке восточных торговцев. Люкс сангуинум флорем, если вас интересует университетское определение.

– О. – Он сделал вид, что изумлен. – Приятно встретить специалиста. Впрочем, ведьма должна разбираться в травах. На то она и ведьма.

– Предпочитаю, чтобы меня называли колдуньей.

– А я хочу именоваться не меньше чем императором всего сущего. Но это ничего не меняет ни во мне, ни в вас, сеньора фон Рюдигер. Ваш друг в курсе, что означает имя этих занимательных крошек?

– Кровавые цветки света, – ответил я, переведя фразу Геры.

– Двое образованных стражей в одном месте, – кисло скривился глава тайной службы. – Впору загадывать желание.

– Предвосхищая ваш следующий вопрос: я понятия не имею, почему их так прозвали.

Он развязал фартук, снял его через голову, бросил в ящик с садовыми инструментами:

– Ботаники не совсем точно систематизировали его, и название не соответствует действительности. Кровью питаются лишь ростки. А растения цветут, когда растут на мертвой плоти. Чем лучше плоть, тем ярче они сияют. Будь в горшках человечина, можно было бы обходиться без свечей. Говорят, во дворце хагжитского султана есть несколько комнат с такими цветами. Я предлагал нашему королю перенять столь интересное нововведение, благо преступников и заговорщиков в государстве всегда с избытком, но он отказался. Считает, что лучше сажать их на галеры или скармливать старгам под патентом. Его величество их ненавидит. Светочи, я имею в виду.

– Неудивительно. – Запах перестал казаться мне приятным. – Разве тайная служба не должна угождать королю? Он их не любит, но вы продолжаете выращивать.

– Тайная служба обязана защищать короля. Мое маленькое хобби никак не влияет на безопасность его величества. В противовес двум стражам, которые несут в себе потенциальную опасность. Один из них и вовсе оказал сопротивление моим сотрудникам, одурманил их каким-то зельем и сбежал. Это, по меньшей мере, тянет на пять лет каторжных работ на рудниках, где добывают серу. – Господин Венутто с любовью, осторожно отрезал один из засохших листочков. – Я несколько поражен вашей наглостью, храбростью и глупостью. Не знаю, чего у вас побольше, сеньор ван Нормайенн. Вы не арестованы лишь благодаря репутации этой дамы.

– Моя слава бежит впереди меня?

– Бежит? – Глава тайной службы снял очки с носа, и вся его кажущаяся мягкость разом улетучилась. Без увеличительных стекол он уже не выглядел рассеянным алхимиком. – Простите за эту аналогию, сеньора фон Рюдигер, но она несется галопом, точно единорог от девы, которая теперь уже не дева. Наш город, возможно, и находится на окраинах цивилизованного мира, но я по роду службы интересуюсь политикой и новостями. Чем вы усыпили моих людей?

Вопрос прозвучал внезапно, но Гера лишь мило улыбнулась:

– Маленькая хитрость, мастер Венутто.

– Моим людям могли бы пригодиться подобные хитрости. Кругом полно заговорщиков и бунтовщиков. К сожалению, они не любят сдаваться живыми, предпочитая смерть дроблению голеней и дыбе. Не могу их осуждать. Не могу. Но с их смертью вопросы остаются нерешенными.

Гертруда не ответила, хотя по ее вежливому личику было понятно, что она не собирается делиться колдовскими снадобьями. И начальник тайной службы, прекрасно знающий правила игры в недомолвки, не стал настаивать. Лишь недовольно нахмурился, показывая, что мы отвлекаем его от важных дел.