Разговор в ресторане

Свифт и Робертсон, сделав необходимые распоряжения, покинули порт. Бремхолл и миссис Кемпбелл ушли готовить колонию к высадке на берег.

А Эверсол пригласил Аллена на ланч.

– Хотите винограда? – спросил он, когда они сели за столик небольшого ресторанчика, который находился на территории порта.

– Его и здесь можно заказать?

– Не забывайте, мы во Франции.

– Тогда две кисти. Белую и черную.

– Но сначала кофе.

Эверсол рассказал, как в Панамском канале их забрасывали фруктами. Каких только фруктов не было на палубе! Но винограда он не помнит.

– Мы восполним это упущение, – сказал Аллен.

– Хорошая идея. Местные благотворители советовались со мной, чем можно порадовать детей.

Принесли кофе.

– Помните, Райли, мое обещание, когда вы меня провожали в Нью‑Йорке?

– Да. Помню, Грегори. Вы сказали, что будете нас встречать на французском берегу с букетом алых роз.

– Я собирался каждой женщине и каждой девочке, даже самой маленькой, вручить цветы. В том числе и мисс Марии.

Голос Эверсола прервался от волнения. Чуть помолчав, он продолжил:

– Когда вы прислали к нам в Париж радиограмму о ее кончине, все были потрясены. Я единственный в офисе знал Марию. И каждый выражал мне сочувствие, будто я самый близкий ей человек. Эта очаровательная девушка была общей любимицей. Когда она появлялась в судовом лазарете, ее слово и ласковый взгляд действовали на моих пациентов лучше всякого лекарства. Застенчивость сочеталась в ней с душевной силой.

– Неотразимой силой, – согласился Аллен, – которой обладают только женщины.

– Я был рад за вас, Райли. И, признаться, завидовал. Не каждому дано встретить на своем пути такую девушку. Но счастье так недолговечно.

– Верите вы в судьбу? – спросил Аллен, тут же вспомнив, что недавно обращался с тем же вопросом и к Каяхаре.

– Я атеист, как вам известно. Выходит, не верю ни во что сверхъестественное.

– А я, наоборот, уверен, что путь наш предначертан свыше… Во Владивостоке мне приснился таинственный поезд. Тот самый, что доставил детей из Сибири к Тихому океану. А спустя год, колония в это время жила в казармах на острове Русском, ко мне глубокой ночью явился старец Ной и предсказал путешествие на «Йоми Мару». Предсказал и благословил.

– Марии тоже снились странные сны, – напомнил Эверсол.

– Однажды она проснулась в страхе. Ей привиделось, что какая‑то тяжесть тянет ее в глубину…

– Насколько мне известно, ее родители утонули…

– Да, это случилось, когда она была подростком. Вот вам еще одно доказательство рока, судьбы. В ее глазах я видел не только любовь, но и тревогу. Неосознанную тревогу…

Принесли виноград. Очень крупные кисти, свисавшие с вазы до самой столешницы.

– Похож на наш, калифорнийский, – заметил Эверсол.

– Обязательно закажем. Целую тонну. Нет, лучше две, – сказал Аллен.

– Красному Кресту не придется тратиться. И во Франции немало людей, которые хотят доставить детям радость.

Эверсол снял очки, отщипнул ягоду и отправил в рот.

– В Петрограде о таком лакомстве не приходится и мечтать, – покачал головой Аллен.

– Дети и голод. Подумать об этом – и то мучительно. Впереди тяжелые испытания. Они даже не представляют, какие.

– Да нет, эти дети знают, что такое голод, – не согласился Аллен. – Помните, в Тихом океане они резали хлеб на кубики…

– …И нанизывали на леску, чтобы заготовить сухари.

– …Для близких, которые голодают в России. В Атлантике они тоже запасали сухари, копили галеты, сахар, шоколад… Один мальчик сказал мне: «Когда я думаю о своей голодной маме и маленькой сестренке, кусок не лезет в горло».

– А мы торопимся доставить их в голодный город! – воскликнул Эверсол.

– Но там их родители…

– Это все больше начинает понимать и полковник Олдс. А ведь именно он настаивал на размещении колонии во Франции. Кстати, сегодня он приедет из Парижа. Олдс долго готовился к разговору с вами. Насколько я понимаю, речь пойдет о дальнейшем маршруте «Йоми Мару».

Спустя час они вышли из ресторана. Аллен поднял глаза к верхушке мачты, любуясь косым полетом чаек, привлеченных запахами судовой кухни. «Сегодня предстоит трудный день», – подумал он.