Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Подарок
Улица пахнет дождем. Первые капли, самые крупные, щекочут лицо. Мария спустилась вниз, купить что‑нибудь к ужину. Магазин близко, за углом. В эти послеобеденные часы он полупустой. Смуглый продавец своими учтивыми манерами напоминает официанта. Он с интересом смотрит на молодую женщину. Бледная кожа ее лица кажется прозрачной. Светлые волосы ниспадают на плечи. Серые, широко открытые глаза излучают мягкий свет. В ее поведении заметна нерешительность и даже растерянность. – Добрый день, мадам. Кажется, вы уже к нам заходили? – Да, позавчера. Вместе с мужем. Сказав это слово, она поймала себя на мысли, что впервые так называет Райли. – Я к вашим услугам. Что бы вы хотели купить? – Мой муж любит творог и сметану. – Вперемешку с изюмом? – Откуда вы знаете? – Представьте, я люблю то же самое. У нас с вашим мужем одинаковый вкус, – говорит продавец, а про себя думает, что это касается не только творога с изюмом. Эта хрупкая женщина пришла словно из сказки. – Все мужчины сластены, – улыбнулась Мария. – Зато я не курю. – О моем Райли этого не скажешь. Он не расстается с трубкой. – И, наверное, носит бороду? – Напротив, всегда чисто выбрит. – А хороший у него аппетит? – Нормальный. А почему вы спрашиваете? – Думаю, сколько вам положить творога. – Фунта достаточно. – Он совсем свежий. Молочное нам привозят прямо с фермы. – Спасибо. – Что еще хотите купить? – Дюжину яиц, несколько яблок и бутылку красного вина. И, конечно, хлеба. – Все готово, мадам. Вот ваш пакет. Неожиданно Мария вскрикнула и облокотилась обеими руками о прилавок. – Что с вами?! – Последнее время со мной это случается. Не беспокойтесь. Скоро пройдет. Возможно, она беременна, подумал продавец. – Я вызову такси. – Не нужно. Я живу совсем рядом. – Тогда я вас провожу. Несмотря на возражения, он довел Марию до лифта. – Дальше я сама. Спасибо. – Вот карточка с телефоном. Вам не обязательно приходить в магазин. Достаточно позвонить, и мы все доставим. – Я вам признательна.
Закрылась дверь лифта. Мария прислонилась к стенке кабины. Только бы никто не вошел, не встретился лицом к лицу с ее болью. Скорее домой… Пережить отчаяние и выплакаться…
В нее кто‑то вселился. Время от времени этот кто‑то пытается выбраться наружу и упрямо стучит молоточком, твердым и острым, стучит без устали, в одно и то же место, рядом с левым ухом. Не достучавшись, этот кто‑то берется за другой инструмент. Боль становится нестерпимой. К ней прибавляется запах жженой кости. По крайней мере, так кажется Марии. Ей становится еще и дурно. Но она никому в этом не признается. Ни Райли, ни сестре, ни миссис Кемпбелл. А то они сочтут, что она помешалась рассудком. Только священнику или врачу может она довериться. И только они могут изгнать то, что мешает смеяться, любить, вместе с другими беззаботно гулять по нью‑йоркским улицам.
Мария оставила покупки на кухонном столе и увидела зонтик, забытый Райли. Как там погода? Над балконом висит туча. Она чернеет на глазах и все больше провисает, почти касаясь крыши. Дождь поможет уснуть. Надо поскорее спрятаться под одеяло. Там темно. Зато тьма обернется сном и яркими красками. Быстро мелькают страницы книги – не вперед, а назад. И возвращают в счастливые дни ее детства. Мама расчесывает ей волосы. А из открытого рядом окна доносится тонкий аромат цветущей липы, странно смешиваясь с запахом печеного хлеба.
Аллен переждал грозу, которая обрушилась на Нью‑Йорк, на борту «Йоми Мару». Ливень освежил пароход. Заодно помыл и автомобиль, стоявший у трапа. Теперь его колеса легко катятся по прохладной мостовой. – Едем на Стейтен‑Айленд? – спросил шофер. – Нет, домой, – не сразу ответил Аллен. Конечно, ему надо бы заглянуть в колонию, увидеть Бремхолла, рассказать о встрече с капитаном. Но Мария не отзывается ни на один из звонков. Как она? Почему молчит? Кроме того, Аллену не терпится вручить ей подарок, который у него в руках.
Когда они беседовали с Каяхарой, постучались в каюту. – Мистер Аллен, вы меня помните? – спросил высокий человек с курчавой бородой. – Кажется, да… Вы один из военнопленных. И зовут вас Клаус. – Все верно, кроме того, что теперь я уже бывший военнопленный. – Извините за оговорку. – Она мало что меняет. Все мы, на этом пароходе, в плену обстоятельств. Так распорядились жизнь и история. Но будем надеяться, еще этой осенью пассажиры «Йоми Мару» наконец‑то вернутся домой. Я – в свою Австрию, а дети – в Россию. – Вы из Вены? – Да. Это мой город. Я там родился. – Вы музыкант? – Играю на клавесине. Но у меня другая профессия. Я художник‑реставратор. – Теперь вспомнил. Несколько раз видел вас с альбомом в руках. – Мой альбом уже заполнен. До последней страницы. Хочу его подарить детям. – Хорошая идея. – А сейчас я принес другой подарок. Помогите его вручить. – Кому? – Одной из воспитательниц. На все деньги, что у меня остались, я накупил здесь, в Нью‑Йорке, кистей и красок. И решил перевести некоторые карандашные зарисовки на холст. Австриец, все еще продолжавший стоять, нагнулся к сумке и достал картину. – Вот одна из моих работ маслом. Аллен, равнодушно следивший за его движениями, увидев, чей это портрет, тоже встал. – Мария… – выдохнул он. – Да, – сказал Клаус. – Так зовут эту девушку. Она самая красивая на «Йоми Мару» и из всех, кого мне приходилось когда‑либо рисовать. – Согласен с вами, – сказал Каяхара. – Когда мы с мисс Марией были в ресторане, мужчины не сводили с нее глаз. Слушая эти слова капитана, Аллен тоже не сводил глаз с портрета. Художник выбрал для него фоном штормовой океан. Неистовая стихия, пенные гребни и спокойное, безмятежное лицо молодой женщины. Такое знакомое, родное. – Уважаемый Клаус, назовите цену. Я покупаю портрет, – предложил Аллен. – Он не продается. Я уже сказал, что хочу его подарить этой девушке. – Марии Леоновой сейчас нездоровится. – Что с ней случилось? – Сильные головные боли. – Когда она мне позировала, я видел в ее глазах боль. Что‑то мучило ее. – Господин художник, почему бы вам не встретиться с девушкой чуть позже, когда мы выйдем в море? – предложил капитан. – Американские друзья хлопочут за меня. И хотят отправить в Европу на пассажирском судне ближайшим рейсом. – Надеюсь, вы не заберете с собой картину? – спросил Аллен. Клаус задумался. – Так и быть. Сделайте это от моего имени, мистер Аллен. Вот мой венский адрес. Напишите, понравился ли ей портрет. Аллен принял из рук Клауса портрет, и ему показалось, что он обнял Марию.
– Как себя чувствуешь, дорогая? – Гораздо лучше. Меня усыпил дождь, и мне приснился сон. Но я его не досмотрела. – Это я виноват, что разбудил тебя. Что же ты видела? – Много чего видела. Видела маму, склонившуюся над швейной машинкой… Потом бегала по лужам… Видела каток во дворе… Мужика в тулупе, который меня однажды испугал до смерти… Золотую паутину на нашем чердаке, а в ней – зеленую‑презеленую муху… Видела папу, он читал нам с сестрой Евангелие… Соседского мальчика Митю, грызущего яблоко… Видела бабушку перед иконкой, ее сгорбленную спину… И дедушку видела, как он закуривает трубку от свечи… А перед тем, как ты разбудил меня, пыталась залезть на дерево. И не удержалась… Видишь, шрам на локте… Она приподняла рукав. – Ты хотела бы вернуться назад, в свой сон? – Нет. Потому что там не было тебя. Аллен взял ее руки в свои: – Скажи откровенно. Тебе и в самом деле стало лучше? – Когда ты рядом, боль отступает. Но когда уходишь, когда тебя нет… – Давай договоримся… Нам осталось быть в Нью‑Йорке три или четыре дня. Это время ты проведешь в палате. Запомни, для тебя я еще и начальник колонии. – И в ответе за своих подчиненных, – досказала Мария и обняла его за плечи. – Да, отвечаю. За их здоровье и жизнь. – Раз так, я согласна. Отвези меня утром в госпиталь. А сейчас налей нам вина. – Тебе нельзя. – Я только пригублю. – За нас с тобой! – За нашу любовь! – У меня для тебя подарок. – Еще один? Ты ведь недавно подарил мне браслет. – Угадай, что я принес на этот раз. Началась игра, такая знакомая и любимая ими. – Что‑то маленькое? Что можно сжать в кулаке? – предположила Мария. – Не угадала! – Могу я его поднять? – О да! Совсем легкий. – Коврик или гобелен? – Ты близка к истине. Но совсем другое. – Я нетерпеливая. Больше угадывать не буду. – Тогда отвернись и закрой глаза. Райли разрезал тесьму и освободил картину от бумаги. В первую минуту она не узнала себя. Потом взяла портрет в руки, подошла к зеркалу и стала переводить поочередно взгляд со своего отображения в стекле на холст. – Неужели это я? – А кто же еще? – Эта девушка не от мира сего. Будто ее вынесло на палубу волной. – Афродита тоже появилась из пены. – Все женщины на «Йоми Мару» знают, что вы великий мастер комплимента, мистер Аллен! – Завтра же закажу золоченую раму, и мы повесим портрет. – Его незачем вешать. Завтра меня уже здесь не будет. Но ты не сказал главного – откуда портрет? Я не помню, чтобы кому‑то позировала. – Здесь приложено небольшое письмо от художника. Это Клаус, один из бывших военнопленных. Кто бы подумал, что рядом с нами на пароходе такой мастер! – Который моет посуду и драит палубу…
Дождь за окном прекратился. Мария принялась готовить ужин. – Я помогу, – сказал Райли. – Нет, я сама. Хочешь, сделаю коктейль? А ты посиди рядом и полистай свою любимую «Нью‑Йорк таймс». Райли засмеялся. – Чему ты смеешься? – Мы как типичная американская семья. С одной разницей – за мамин передник не держится маленькая золотоволосая девочка, похожая на тебя. – Или малыш – копия папы. Маленький Райли. – Ах, если бы это стало правдой! Райли отложил в сторону газету и подошел к Марии. Она улыбалась, и глаза ее были полны любви. Уже несколько дней Мария собиралась сказать об этом, но все не могла выбрать время. Райли уезжал рано, а возвращался поздно и уставшим. Да и она себя чувствовала скверно. – Райли, ты сказал, что нам кое‑чего не хватает, чтобы вполне походить на типичную семью. – Это так. К сожалению… Она взяла его руку и осторожно приложила к своему животу. – Нас уже трое…
|