Из океана в океан

15 августа 1920 г.

Капитану порта Бальбоа.

Японский пароход «Йоми Мару», зафрахтованный Ам. Кр. Крестом от Владивостока до Петрограда через Нью‑Йорк… Длина – 415 футов, осадка – 24 фута, тоннаж – 10 тысяч.

Организуйте быстрый проход через канал для судна с 780 детьми и 177 взрослым и.

Необходимо: льда – 46 тонн, апельсинов – 30 ящиков, лимонов – 12 ящиков, содовых крекеров – 30 ящиков, мороженого мяса – 14 окороков, бананов – 50 гроздей, питьевой воды – 850 тонн.

Г. О. Эверсол, Уполномоченный Кр. Креста.

Океан был глянцевым, как на открытке. «Йоми Мару» продолжал скользить по голубой глади. Все ближе к линии экватора.

Пересекут ли они его? Вот что больше всего занимало колонистов. Ответ учителя географии разочаровал детей.

– Мы дойдем только до восьмого градуса северной широты, – сказал Илья Френкель.

– А что потом?

– Повернем на восток. И вы увидите Панамский канал – одно из чудес света. С его открытием путь из Тихого океана в Атлантический сократился в несколько раз.

– А как раньше ходили суда?

– Огибали Южную Америку. В прошлом веке паруснику на дорогу из Сан‑Франциско в Нью‑Йорк требовалось несколько месяцев. А наш «Йоми Мару», хотя скорость у него скромная, будет в Нью‑Йорке через месяц. А если погода выдастся как сегодня да и кочегары постараются – то еще быстрее.

Френкель подошел ближе к карте:

– Видите узкую голубую полоску? Это пролив Дрейка. Он разделяет два материка – Южную Америку и Антарктиду. Именно сюда направлялись раньше те, кто хотел попасть из одного океана в другой – этот путь был единственным. Но моряки рисковали. Пролив Дрейка – одно из самых опасных для мореплавания мест на земле.

– Чем же он так опасен?

– Южноамериканский континент заканчивается островом и мысом Горн. Это черный утес высотой в четыреста метров. Редко, кто его видел. Он всегда в плотном облаке тумана. А далеко внизу, у его подножия, ревет и беснуется океан. Природа будто нарочно собрала в одном месте все напасти, которые могут подстерегать судно. Судите сами. На север от мыса простираются Анды – огромные горы. Они то и есть причина циклонов и частой смены ветров. А ледовый покров Антарктиды охлаждает воздух. Вот откуда туманы, дожди, снежные заряды и град. Прибавьте бесчисленную флотилию айсбергов, которые Антарктида спускает со своих стапелей.

– Илья Соломонович, – сказала Ксения Амелина, передернув плечами, – вы нарисовали такую страшную картину! Мне даже зябко стало.

– Но это далеко не все, Ксюша. Моряки называют пролив Дрейка «воронкой». На этой широте для ветра нет препятствий. Сила вращения земли гонит воздух с запада на восток с ужасающей скоростью. Врываясь в узкую щель пролива, ветер приобретает еще большую силу. Можете представить, какие испытания ожидают здесь суда! Никто не знает, сколько их исчезло в этих бурных водах. Деревянные парусники уступили место металлическим судам и паровым двигателям. Но и сегодня не каждый капитан отважится обогнуть мыс Горн.

Чтобы успокоить детей, учитель сказал в заключение:

– Наш пароход ожидает совсем другое. В шлюзах Панамского канала «Йоми Мару» будет себя чувствовать, как младенец в колыбели.

На что Николай Егоров, чемпион Петроградской колонии по плаванию, заметил:

– А я бы выбрал пролив Дрейка!

Райли Аллен предложил Грегори Эверсолу стать судовым врачом задолго до прихода «Йоми Мару» во Владивосток. Не прошло и двух дней, которые он попросил на раздумья, как поступило новое предложение – занять должность главного врача.

В его памяти ожило событие шестилетней давности. В тот день он был пассажиром небольшого траулера, который направлялся из Нового Орлеана в Гавану. Поначалу недолгий переход казался прогулкой. Но когда судно находилось в центре Мексиканского залива, разыгрался шторм. Неожиданно в дверь каюты постучался капитан:

– Мистер Эверсол, вы, кажется, врач?

– Да…

– Не знаю, что делать… Наш тралмастер корчится от боли.

– Что случилось?

– Не могу понять…

– Проводите меня к нему.

Они спустились в каюту тралмастера.

– Острый аппендицит, – заключил Эверсол, осмотрев рыбака. – Необходима операция. И немедленно!..

– Немедленно? – переспросил капитан. – Но до берега далеко. К тому же скорость упала. Сами видите – встречный ветер.

– Операцию буду делать я. У меня есть сумка со всем необходимым.

– Разве это возможно? Мы ходим, держась за поручни. А вы должны взять в руки скальпель.

– Капитан, ведь вы работаете в шторм? Не так ли?

– Это моя профессия.

– А моя профессия – спасать людей от болезней и смерти. Поверьте моему опыту. Он не дотянет до берега. У нас с вами нет выбора. Без операции не обойтись.

Наверняка у этого пожилого рыбака был немалый житейский опыт, умноженный на суровые морские будни. Без сомнения, ему приходилось принимать трудные решения, не имея при том времени на раздумья. Но и его поразила смелость врача.

– Будете мне помогать? Не боитесь крови?

– Крови не боюсь. Три года работал на зверобойной шхуне. Главными нашими орудиями были деревянная дубинка и нож. Но кровь крови рознь. Я и тралмастер много лет рядом…

Кажется, кубинские газеты писали потом о мастерстве и мужестве хирурга. Поместили даже снимки. Мог ли он думать, что судьба вновь приведет его на палубу судна в качестве врача.

Предложение Райли Аллена было столь же неожиданным, сколь и заманчивым. В Эверсоле жил не только практик, но и ученый. Должность судового врача перестала быть редкостью. Амбулатория есть на каждом пассажирском судне. Но сотни детей на сухогрузе! Такого еще не бывало! История и случай ставят грандиозный и даже фантастический эксперимент, который не мог бы себе позволить ни один научно‑исследовательский институт. Где вы найдете тысячу родителей, которые добровольно отправят своих детей в безумно далекое и отчаянно опасное путешествие?..

Кроме детей, много взрослых. Из разных стран. Порой Грегори не понимает не только их языка, но и поступков. Многочисленные пассажиры, возраст которых от трех до шестидесяти, живут в ужасающей тесноте, долго без берега, в условиях непростого климата, неизбежного однообразия морских будней и, увы, не всегда качественной пищи. Но несмотря ни на что, они должны быть здоровы и бодры. И непременно знать, что судно, хотя оно и не совсем пригодно для перевозки тысячи человек (тысячи!), доставит их к берегу.

И вот новое предложение – возглавить колонию.

– Мне кажется, ваш выбор неудачен, – попробовал возразить Эверсол. – Бремхолл – более подходящая фигура.

– Его фигура и в самом деле впечатляет. Но Барл еще молод. Я вспоминаю себя в двадцать семь лет… Нет, вы и только вы! Никто не сможет лучше ладить с японским капитаном. Каяхара – твердый орешек.

– Но я главный врач.

– Но вы и майор Красного Креста…

– Смогу ли я совмещать две должности?

Райли выжидательно посмотрел в глаза собеседнику, потом неожиданно спросил:

– Вам когда‑нибудь случалось держать в руках поводья?

– Приходилось, хотя и давно.

– Ваши обе руки заняты. Это‑то и помогает управлять лошадью и уверенно чувствовать себя в седле.

– Я знаю за вами много талантов. Оказывается, есть еще и такой – умение уговаривать. Вам трудно возразить. Наверно, женщины тоже не могут устоять перед вашим красноречием?

– Увы, рядом с ними я теряю дар речи. Соглашайтесь, Грегори. Всего на месяц. А в Нью‑Йорке я вернусь к своим обязанностям.

Не дождавшись ответа, Аллен тяжело вздохнул и, выдержав паузу, решительно сказал:

– О кэй! Я подготовлю распоряжение о назначении вас начальником экспедиции.

Это был последний день перед заходом в Бальбоа. Все палубы и помещения убирались особо тщательно. Там, в порту, «Йоми Мару» ждет карантинная служба – самый строгий контролер.

Эверсол решил пройтись по судну.

Обход он начал с кормовой палубы, которую американцы про себя называют Гайд‑парком. Здесь всегда шумят споры. Вот и сейчас собралась группа колонистов. Но звучит единственный голос. Это учитель географии Илья Френкель. Поклонившись Эверсолу, он продолжил прерванный рассказ:

– Панамский канал начали строить еще полвека назад. А вот открыли недавно. Только в этом году. Так что нам повезло. Мы одни из первых, кто пройдет этим водным путем.

– Ура! – закричали дети. Кто же не хочет быть первым?

…Затем Эверсол заглянул на камбуз. Повара были заняты работой, так что не сразу заметили его появление в дверях.

– Обед почти готов, – сказал повар. – Хотите попробовать?

– Обязательно. А что сегодня в меню?

– На первое – борщ. На второе – сосиски с кислой капустой. На десерт – консервированные фрукты и чай со льдом.

– Странное сочетание…

– Что вы имеете в виду, мистер Эверсол?

– Ведь борщ тоже с капустой. Не так ли?

– Разумеется.

– У вас не хватает фантазии. Но времени еще достаточно. Будет лучше подать сосиски с макаронами.

…После камбуза он направился в медицинский блок. Его встретила Флоренс Фармер – старшая медсестра.

– В изоляторе семь человек, – доложила она. – В лазарете девятнадцать. В амбулатории прием ведет Девисон.

– Кто у него на приеме?

– Несколько детей, японский боцман и австрийский военнопленный.

– Хорошо. Я помогу.

Боцман обнажил плечо. Его сильно ушибло тросом. Правая рука повисла, как плеть.

– Господин Маэда, вам придется несколько дней провести в госпитале.

– Это невозможно.

– Невозможно?

– Завтра швартовка в Бальбоа. Затем – проход по шлюзам. Вы должны знать: одна из обязанностей боцмана – руководить швартовными работами.

– У вас прекрасная команда, боцман. В Сан‑Франциско я наблюдал, как четко работают матросы. Отличная выучка! Почему бы не посмотреть со стороны, как они управятся без вас?

Японца сменил австриец.

– Ваше имя?

– Клаус. Клаус Штиммер.

– Сколько вам лет?

– Тридцать восемь.

– На что жалуетесь?

– Ноги. Они постоянно ноют. Но сегодня особенно сильно. Так у меня бывает перед дождем.

– Откуда ему быть? Думаю, ближайший дождь идет не ближе, чем в двухстах милях от нас.

– Это‑то меня и беспокоит. Значит, мое здоровье еще больше пошло на убыль.

– С каких пор у вас болят ноги?

– Пять месяцев я провел в окопах Галиции. Представьте, комья глины вперемешку с мокрым снегом. Многие из моих однополчан остались там. По два‑три дня не удавалось вывезти окоченевшие трупы.

– Артиллерия?

– Да. Минометы и снайперы. Эти картины и звуки не покидают меня и сегодня. Особенно ночью, когда лежу на дне трюма. Мне кажется, я по‑прежнему в окопе. Или уже в могиле…

– Перестаньте, Клаус. Оглянитесь! Вокруг так много солнца и живых людей.

– Но я чувствую себя одиноким. И это уже навсегда.

– Да, я понимаю… Болезнь не только в вашем теле, но и в душе. Поверьте, как только вернетесь в Вену, все переменится. Вас встретят родные лица, знакомые улицы… И Штраус. Вы ведь любите музыку? Как любой австриец.

– Даже играю. Дома меня ждет старенький клавесин. Еще от деда.

– Видите, я угадал. Скажу вам как врач: музыка лечит. Уж душу – точно. Вот я никогда не расстаюсь с граммофоном. Приходите ко мне в каюту. Вечером. Договорились?

Эверсол осторожно похлопал Клауса по колену:

– Ну, а что касается ваших ног… У меня есть одна идея. Вокруг целый океан соленой воды. Будем ее нагревать паром и дважды в день делать для вас морские ванны. Уверен, вскоре вы будете не только слушать музыку, но и танцевать венские вальсы. А возможно, и играть в футбол.

– Мистер Эверсол, вас просит капитан, – дверь в амбулаторию открыла мисс Флоренс.

– Он здесь?

– Нет, у себя наверху.

– Через пять минут я освобожусь. Вы мне еще что‑то хотели сказать, Клаус?

– Да. Прошу сменить мне работу. Хотя бы ненадолго.

– Где вы работаете?

– На складе. Каждый день мне приходится спускаться в ледник.

– При вашей болезни это недопустимо. Я сегодня же распоряжусь…