СИНЬОРА 10 page

Вторая половина дня тянулась долго и томительно. Но вот рабочий день закончился, и Билл стал волноваться. Такого еще не бывало, чтобы в течение целого дня они не созвонились хотя бы раз. Может, зайти к ней домой? С другой стороны, если Лиззи занята тем, что развлекает свою мать, не рассердится ли она на него? Она же сказала, что надеется познакомить их, так что не стоит форсировать события.

Грания заработалась допоздна.

— Ждешь звонка от Лиззи? — поинтересовалась она.

— Нет. В город приехала ее мать, и Лиззи, скорее всего, с нею. Просто не знаю, чем занять себя.

— Вот и я тоже. Веселая работенка у нас в банке, верно? К концу дня превращаешься в такого зомби, что даже не можешь сообразить, что делать дальше. — Грания рассмеялась.

— Ты-то себе всегда дело найдешь. Так и летаешь: то сюда, то туда, — с оттенком зависти проговорил Билл.

— Только не сегодня. Никакого желания идти домой. Мать наверняка собирается в свой ресторан, отец занерся у себя в кабинете, а к Бриджит в последнее время просто страшно приближаться — злая, как тигрица. Села на диету, говорит, что снова стала толстеть. То и дело встает на весы, жалуется, что в доме постоянно пахнет чем-то вкусным, и говорит только о еде. Послушать ее хоть один вечер — поседеешь.

— Неужели это ее действительно так волнует? — Билл всегда сочувствовал людям, озабоченным какими-то проблемами.

— Вот уж не знаю. Мне она всегда казалась нормальной — ну, может, немного пухленькой, но вполне в форме. Когда у нее на голове удачная прическа и она улыбается, Бриджит ничем не хуже остальных, но когда она начинает беситься из-за того, что набрала лишний килограмм, что у нее не застегивается молния или слишком широкие бедра, то становится просто невыносимой. Господи, да она в эти минуты любого может довести до сумасшествия! Вот почему я не хочу идти домой. У меня нет ни малейшей охоты выслушивать ее причитания.

Они помолчали. Билл хотел бы пригласить Гранию выпить в каком-нибудь баре, но вовремя спохватился, вспомнив о состоянии своих финансов. Ему оставалось только одно: отправляться домой на автобусе — благо, у него был сезонный проездной — и не тратить больше ни пенни.

И в этот момент Грания предложила:

— Послушай, а пойдем в кино? Я приглашаю.

— Нет, я не могу, Грания.

— Перестань, еще как можешь! Ведь я у тебя в долгу за то, что ты записался на эти курсы. Ты очень помог нашему семейству.

В ее устах это прозвучали вполне резонно.

Они пролистали вечернюю газету в поисках подходящего фильма, обмениваясь соображениями насчет качества той или иной картины. Как было бы легко и приятно постоянно находиться рядом с человеком, подобным Грании, снова подумалось Биллу, и ему почему-то показалось, что Грания думает о том же. Однако с жизнью не поспоришь. Она и дальше будет любить этого нелепого пожилого мужчину и преодолевать трудности, которые возникнут, когда об их связи узнает ее отец. А Билл обречен оставаться с Лиззи, которая мучает его и утром, и днем, и ночью. Да, так уж устроена жизнь.

Когда он вернулся домой, мать была не на шутку встревожена.

— Приезжала Лиззи, — сообщила она, — и велела тебе отправляться к ней, когда бы ты ни вернулся.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоился Билл. Это было непохоже на Лиззи — приезжать к нему домой, тем более после того не слишком радушного приема, который был оказан ей во время ее первого визита.

— О, на мой взгляд, много чего случилось, — сказала мать. — Твоя Лиззи — очень взбалмошная девица.

— Она что, заболела? Или возникли какие-то проблемы?

— Ее проблемы в ней самой. Я же говорю, она — взбалмошная девица, — повторила мать.

Билл понял, что больше ничего от нее не добьется, выскочил из дома и сел в автобус.

Окутанная теплой сентябрьской ночью, Лиззи сидела на широких ступенях, ведущих к дому, обхватив руками колени и раскачиваясь взад-вперед. Билл с огромным облегчением увидел, что она не плачет, да и вообще не выглядит сколько-нибудь огорченной.

— Где ты был? — с упреком спросила она.

— А где была ты? — вопросом на вопрос ответил Билл. — Ты же сама велела мне не звонить и не приезжать к тебе.

— Я была здесь.

— А я — на работе.

— А потом?

— Потом ходил в кино, — ответил Билл.

— А я думала, что у нас нет денег даже на такое невинное развлечение, как поход в кино.

— Платил не я, а Грания Данн. Она пригласила меня в благодарность за то, что я записался на курсы.

— Вот как?

— Да. Что-то не так, Лиззи?

— Все.

— Зачем ты приезжала ко мне домой?

— Хотела увидеть тебя и кое-что обсудить.

— Что ж, тебе удалось до смерти перепугать и мою мать, и меня. Почему ты не позвонила мне на работу?

— Я постеснялась.

— Твоя мама приехала? — Да.

— Ты ее встретила?

— Да, — безжизненным голосом подтвердила Лиззи.

— И вы доехали до дома на такси? — Да.

— Так в чем же дело?

— Она высмеяла мою квартиру.

— О Господи, и это все? Неужели ты целые сутки мучила меня неизвестностью, а потом вытащила сюда только для того, чтобы сообщить об этом?

— Конечно, — засмеялась Лиззи.

— Просто она… просто ты… в общем, у людей вроде вас принято так шутить.

— Но это не было шуткой.

— А чем это было?

— Она сказала, что у меня нелепая, смешная квартира, и заявила, что ни за что там не останется. Слава Богу, сказала она, я не отпустила такси и могу немедленно выбраться из этих трущоб.

Билл огорчился. Он видел, что Лиззи расстроена не на шутку. Что за бессердечная и неумная женщина — ее мать! И так почти не видит свою дочь, так неужели трудно быть с ней поласковее хотя бы те несколько часов, которые она в кои-то веки решила провести в Дублине?

— Я понимаю тебя, понимаю, — принялся он утешать Лиззи, — но ведь люди очень часто говорят несправедливые и неправильные вещи. Не стоит так переживать из-за этого. Пойдем наверх. Ну, пойдем же!

— Нет, я не могу.

Ей, видимо, хотелось, чтобы ее уговаривали.

— Лиззи, в банке я с утра до вечера общаюсь со множеством людей, которые постоянно говорят не то, что надо. Они вовсе не злые, но часто обижают других. Весь фокус в том, как не допустить этого. А потом я возвращаюсь домой, и мама говорит мне, что ей надоело готовить еду из мороженого цыпленка и консервированного соуса, а отец не устает повторять, сколько счастливых шансов он упустил в своей жизни, а Оливия заявляет всем и каждому, что я директор банка. Время от времени они начинают мне надоедать, но это не смертельно, к этому можно привыкнуть.

— Ты можешь, я — нет. — В голосе Лиззи снова зазвучали похоронные нотки.

— Так вы что, поругались? И всего-то? Это пройдет. Семейные ссоры быстро заканчиваются. Честное слово, Лиззи! Как поругались, так и помиритесь.

— Да нет, мы, собственно, даже не ругались.

— Так в чем же дело?

— Я заранее приготовила для мамы ужин: запекла куриную печенку, купила бутылочку шерри, сварила рис. Я показала ей все это, а она опять рассмеялась.

— Ну вот, я же говорил…

— Она не захотела у меня остаться, Билл, даже на ужин. Сказала, что заехала ко мне только из вежливости. Она собиралась в какую-то картинную галерею, на какую-то выставку, открытие чего-то там еще. Сказала, что опаздывает, и пыталась протиснуться мимо меня в дверь.

— Ну, и что дальше?

Биллу все это очень не нравилось.

— Ну вот, тут я и не выдержала.

— И что ты сделала, Лиззи? — Билла удивляло то, что Лиззи вроде бы вполне спокойна.

— Я заперла дверь, а ключ выкинула в окно.

— Что? Что ты сделала?!

— Я сказала: теперь тебе придется остаться, сесть и поговорить со своей дочерью. Я сказала: теперь тебе не удастся убежать от меня так, как ты всю жизнь убегала от отца и всех нас.

— И что она?

— Она буквально взбесилась. Колотила в дверь, вопила, что я такая же чокнутая, как мой папаша, и так далее в том же духе. В общем, сам знаешь.

— Нет, не знаю. Что было дальше?

— То, чего и следовало ожидать.

— Что именно?

— Когда она вдоволь наоралась, то села за стол и съела ужин.

— А потом снова принялась кричать?

— Нет, ее волновало только одно: вдруг в доме начнется пожар, мы не сможем выбраться (ключ-то я выбросила), и она сгорит дотла. Так и сказала: «Я сгорю дотла».

Мозг Билла работал неторопливо, но методично.

— Но потом-то ты ее выпустила из квартиры?

— Нет, не выпустила.

— Но ведь сейчас ее там уже нет?

— Отчего же, она все еще там.

— Лиззи, ты шутишь?

Она несколько раз подряд мотнула головой.

— Боюсь, что нет.

— Как же ты сама выбралась наружу?

— Через окно. Пока она была в туалете.

— Значит, она у тебя ночевала?

— А куда ей было деваться! Я спала в кресле, а она заняла всю кровать, — словно оправдываясь, проговорила Лиззи.

— Так, дай-ка мне во всем разобраться. Значит, твоя мать приехала вчера, во вторник, в семь часов вечера, а сейчас — среда, одиннадцать часов вечера, и она все еще здесь, насильно запертая в твоей квартире?

— Ну да.

— Но зачем? Скажи, ради всего святого, зачем ты это сделала?!

— Чтобы поговорить с ней. У нее никогда не находилось на это времени, ни разу в жизни.

— И она с тобой поговорила? Я имею в виду — теперь поговорила?

— Да нет, в общем-то. Не получилось у нас разговора. Она только и твердит, что я психопатка, чокнутая, двинутая и все такое.

— Я не верю в это, Лиззи, просто не могу поверить. Ведь она пробыла в твоей квартире даже не один день, а целые сутки! — У Билла голова шла кругом.

— А как еще мне было поступить? У нее никогда нет свободной минуты, она вечно куда-то бежит, с кем-то встречается. С кем угодно, только не со мной.

— Но так же нельзя! Нельзя запирать человека, если хочешь, чтобы он с тобой поговорил!

— Я понимаю, что это, возможно, не самое лучшее решение. Послушай, а может, ты попробуешь поговорить с ней? А то у нас как-то не очень получается.

— Я?! С ней?! Я?

— Билл, но ты же сам говорил, что хочешь познакомиться с моей мамой. Ты несколько раз это повторял.

Билл посмотрел во взволнованное лицо женщины, которую любил. Конечно, ему очень хотелось познакомиться со своей будущей тещей, но только не тогда, когда та фактически похищена, насильно заперта в квартире, сидит там почти тридцать часов и теперь, возможно, уже названивает в полицию. Тут нужна была дипломатия — искусство, которым Билл Берк никогда не владел.

Он подумал, как бы повели себя в подобной ситуации герои его любимых фантастических романов, но потом решил, что ни один, даже самый великий фантаст еще не додумался до ситуации, хотя бы отдаленно напоминающей эту.

По лестнице они поднялись к квартире Лиззи. Изнутри не доносилось ни единого звука.

— Может, твоя мама тоже выбралась через окно? — прошептал Билл.

— Нет, я заклинила окно снаружи, так что ей его не открыть.

— Но она могла выбить стекло.

— Нет! Ты не знаешь мою маму.

Верно, подумалось Биллу, однако сейчас ему предстоит узнать ее, причем при весьма необычных обстоятельствах.

— Как она себя поведет? Набросится на меня, станет кусаться?

— Нет, конечно, нет, — заверила Лиззи. Она презирала его за трусость.

— Ну ладно, но ты хотя бы поговори с ней, объясни, кто я такой.

— Нет, она злится на меня и скорее станет говорить с незнакомым человеком.

Билл расправил плечи и, обращаясь к запертой двери, заговорил:

— Гм, миссис Даффи, меня зовут Билл Берк, я работаю в банке, — громко произнес он, однако это его сообщение осталось без ответа. — Миссис Даффи, с вами все в порядке? Не могли бы вы заверить меня в том, что вы спокойны и находитесь в добром здравии?

— Ас какой стати мне быть спокойной и находиться в добром здравии! — послышался злой, но твердый голос из-за двери. — Моя вконец спятившая дочь заточила меня здесь, и клянусь, она будет жалеть об этом каждый день, каждый час — с этой минуты и до конца своей жизни!

— Миссис Даффи, если вы отойдете от двери, я войду и все объясню вам.

— Вы что, друг Элизабет?

— Да, очень хороший друг. Даже больше, я ее очень люблю.

— В таком случае вы тоже сумасшедший. Лиззи подняла глаза на Билла.

— Теперь ты понимаешь, что я имела в виду? — прошептала она.

— Миссис Даффи, мне кажется, было бы гораздо лучше, если бы мы с вами обсудили все не через дверь, а лицом к лицу. Я сейчас войду, поэтому отодвиньтесь, пожалуйста, в сторонку.

— Черта с два вы войдете! Я подперла дверь стулом на тот случай, если эта психопатка вдруг решит привести с собой какого-нибудь наркомана или уголовника вроде вас. Я останусь здесь до тех пор, пока не появятся приличные люди и не освободят меня.

— Я как раз и пришел для того, чтобы освободить вас, — с отчаянием в голосе проговорил Билл.

— Крутите ключом сколько угодно, все равно внутрь вы не попадете.

Попытавшись открыть дверь, Билл убедился в том, что женщина говорит правду. Она и впрямь забаррикадировалась изнутри.

— Может, попробовать через окно? — спросил он у Лиззи.

— Там придется карабкаться, но я покажу тебе, как это удобнее сделать.

Билл выглядел огорошенным.

— Я имел в виду, что в окно залезешь ты.

— Я не могу, Билл. Ты же слышал, что она говорит. Она — как разъяренный бык, прикончит меня, не глядя.

— А меня, думаешь, не прикончит? Она ведь считает, что я наркоман и уголовник!

Губы у Лиззи задрожали.

— Ты же обещал помощь мне, — жалобно проговорила она.

— Хорошо, показывай окно, — решился Билл.

Ему действительно пришлось карабкаться, а когда он добрался до окна, то увидел шест, которым Лиззи подперла раму, чтобы ее нельзя было поднять изнутри. Билл выдернул шест, открыл окно и отдернул штору. Он увидел светловолосую женщину лет сорока, лицо которой было перепачкано тушью для ресниц. Она стояла, угрожающе подняв над головой стул.

— А ну-ка, убирайся прочь, откуда пришел, ты, жалкий мерзкий головорез! — завопила она.

— Мама, мама! — закричала Лиззи из-за двери.

— Миссис Даффи, пожалуйста, прошу вас!.. — взмолился Билл, автоматически схватил пластмассовую крышку от хлебницы и выставил ее перед собой. — Миссис Даффи, я пришел, чтобы выпустить вас отсюда. Вот, смотрите, ключ. Пожалуйста, ну пожалуйста, опустите стул!

Увидев, что молодой человек действительно протягивает ей ключ, женщина, похоже, немного расслабилась. Она поставила стул на пол и настороженно смотрела на Билла.

— Позвольте мне впустить Лиззи, и мы спокойно все обсудим, — сказал он, осторожно продвигаясь по направлению к двери.

Однако мать Лиззи вновь схватила кухонный стул.

— А ну, не приближайтесь к двери! Откуда я знаю, может, там у вас целая банда притаилась? Я говорила Лиззи, что у меня нет ни денег, ни кредитных карточек, поэтому меня бессмысленно похищать. Никто за меня выкуп не заплатит. Вы выбрали неподходящую жертву.

Губы у нее дрожали, и сейчас она была так сильно похожа на свою дочь, что Билл ощутил желание взять и ее под свою защиту.

— Нет там никакой банды, там одна только Лиззи. Все это просто недоразумение, — говорил он успокаивающим тоном.

— С какой стати я должна вам верить? Сначала психопатка дочь запирает меня в этой дыре на целые сутки, потом убегает и бросает меня здесь, а затем вы влезаете в окно и набрасываетесь на меня с этой хлебницей.

— Да нет же, я взял ее только для того, чтобы защититься, когда вы схватили стул. Вот, смотрите, я кладу ее. — Его тон, видимо, возымел действие. Женщина начала понемногу успокаиваться и была уже в состоянии внимать доводам разума. Она поставила красный кухонный стул на пол и опустилась на него без сил, растерянная.

Дыхание Билла тоже возвращалось к норме. Он решил не торопить события и не предпринимать каких-либо новых действий вроде попытки открыть дверь.

Внезапно с лестничной клетки послышался взволнованный крик:

— Мама! Билл! Что у вас там происходит? Почему вы молчите, не ругаетесь?

— Мы отдыхаем, — крикнул в ответ Билл и сам удивился, до чего глупо прозвучал его ответ. Однако Лиззи он, судя по всему, удовлетворил.

— А, понятно, — сказала она.

— Она что, принимает какие-нибудь наркотики? — спросила мать Лиззи.

— Да нет, что вы! Ни в коем случае!

— Так в чем же тогда дело? Зачем вся эта чехарда? Заперла меня здесь под предлогом того, что хочет со мной поговорить, а потом понесла всякую чушь.

— Я полагаю, она просто скучает по вас, — медленно проговорил Билл.

— Впредь ей придется скучать по мне гораздо больше! — сказала миссис Даффи.

Билл смотрел на женщину, пытаясь понять ее. Моложавая и стройная. Неужели она принадлежит к тому же поколению, что его собственная мать? На миссис Даффи был свободный брючный костюм с воротом, обшитым бисером. В таких нарядах позируют фотомодели для журнала «Новый век», но у миссис Даффи в отличие от них не было босоножек на высоком каблуке и длинных развевающихся волос. Локоны у нее были такие же, как у Лиззи, но только в них кое-где пробивалась седина. Если бы не следы слез на лице, можно было бы предположить, что женщина собралась на вечеринку. Впрочем, видимо, именно так оно и было, прежде чем она неожиданно для себя оказалась в заточении.

— Мне кажется, Лиззи плохо из-за того, что вы редко с ней общаетесь, — произнес Билл.

Женщина презрительно фыркнула.

— Вы ведь живете так далеко друг от друга, и ей не хватает вашего тепла, вашей заботы, — продолжал он.

— Не так уж далеко, между прочим. Я всего лишь попросила девчонку встретить меня на вокзале и выпить со мной там же по бокалу вина, а она приехала туда на такси, а потом еще потащила меня сюда. Я, так уж и быть, согласилась заглянуть к ней, но только на минутку, потому что торопилась на открытие выставки Честера. Что он теперь обо мне подумает, одному Богу известно!

— А кто такой Честер?

— Господи, да друг мой, друг! Он художник и живет неподалеку от меня. Все мои соседи поехали на открытие его выставки и теперь, наверное, ломают головы, гадая, что со мной могло случиться.

— А им не придет в голову искать вас здесь, у вашей дочери?

— Нет, конечно! С какой стати?

— Они знают, что у вас в Дублине живет дочь?

— Ну, может, и знают. Им известно, что у меня трое детей, но нам с ними есть о чем поговорить кроме этого, поэтому мои приятели понятия не имеют, где живет Элизабет.

— А другие ваши друзья? Я имею в виду настоящих друзей.

— Это и есть мои настоящие друзья, — снова фыркнула миссис Даффи.

— Эй, с вами там все в порядке? — крикнула из-за двери Лиззи.

— Не волнуйся, подожди немного, Лиззи, — ответил Билл.

— Ну, погоди, Элизабет, ты за это заплатишь! — выкрикнула женщина.

— Где они остановились — эти ваши… друзья?

— В том-то и дело, что я не знаю, черт побери! Мы договорились, что встретимся на открытии выставки, а там уж решим, где поселиться. Если бы там был Гарри, мы могли бы остановиться у него. Он живет в таком большом ангаре и однажды уже приютил нас. А если бы из этого ничего не вышло, Честер мог бы поселить нас почти задаром в замечательной маленькой гостинице под названием «В&В».

— А этот Честер мог позвонить в полицию?

— С какой это стати?

— Чтобы выяснить, что с вами произошло.

— У полицейских?

— Ну, он же вас ждал, а вы вдруг исчезли.

— Скорее всего, он подумал, что просто не нашел меня среди публики или что я вообще не потрудилась приехать. Вот что больше всего злит меня во всей этой истории.

Билл с облегчением вздохнул. Оказывается, мать Лиззи — просто перекати-поле, поэтому вряд ли кто-нибудь хватился ее и начал поиски. Патрульные машины не будут оглашать воздух сиренами, колеся по городу в поисках блондинки в брючном костюме, и Лиззи не придется провести остаток ночи за решеткой в полицейском участке.

— Как вы полагаете, может, мы позволим Лиззи войти? — Билл построил фразу так, будто они с миссис Даффи выступают заодно.

— А она не начнет снова ныть по поводу того, что я с ней не разговариваю, не общаюсь и вечно убегаю?

— Нет, я позабочусь о том, чтобы этого не произошло. Поверьте мне.

— Ну, тогда ладно. Только не рассчитывайте, что я буду сама доброта и нежность после того, что она мне устроила.

— Я считаю, что у вас есть все основания для недовольства, миссис Даффи.

Он прошел мимо женщины к двери, открыл ее и увидел в темном коридоре съежившуюся фигурку Лиззи.

— А, Лиззи! — воскликнул Билл таким тоном, каким говорят, обнаружив на пороге своего дома нежданного, но, тем не менее, желанного гостя. — Заходи, пожалуйста. Может, ты нальешь нам всем по чашке чаю?

Избегая встречаться глазами с матерью, Лиззи прошмыгнула на кухню.

— Погоди только! Вот узнает отец про твои фортели… — бросила ей вдогонку мать.

— Миссис Даффи, вам чай с молоком и сахаром? — перебил женщину Билл.

— Благодарю, ни с тем, ни с другим.

— Для миссис Даффи чай без молока и сахара! — крикнул Билл, словно отдавая распоряжение официанту. Он прошел по крошечной квартирке, расставляя по местам сдвинутые стулья, подбирая с пола упавшие вещи, поправил покрывало на кровати. Это выглядело так, будто он возвращал сюда покой, временно покинувший это место. Вскоре странная троица уже сидела за столом, потягивая из кружек обжигающий чай.

— А я купила бисквиты, — с гордостью сообщила Лиззи, демонстрируя коробку с клетчатым узором на крышке.

— Они ведь очень дорогие! — опешил Билл.

— Мне хотелось угостить маму чем-нибудь особенным, когда она придет ко мне в гости.

— Я никогда не говорила, что собираюсь к тебе в гости. Это твоя идея, причем весьма глупая.

— Но, как бы то ни было, у нас есть что-то к чаю, — вмешался Билл. — Бисквитов много, их надолго хватит.

— У тебя что, крыша поехала? — неожиданно спросила мать Лиззи у Билла.

— Вроде нет, — отозвался тот. — А в чем дело?

— Как ты можешь рассуждать в такой момент о каких-то бисквитах! А мне-то показалось, что на тебя можно положиться.

Билл был потрясен несправедливостью подобного обвинения.

— Но это все же лучше, чем выяснять отношения на повышенных тонах?

— Нет, не лучше! Это полный бред! Ты такой же псих, как и она. У меня ощущение, что я попала в сумасшедший дом.

Глаза женщины метнулись к двери, и, проследив за ее взглядом, Билл увидел стоявшую там дорожную сумку. Что она задумала? Схватить ее и убежать? А может, так будет даже лучше? Или они все настолько глубоко увязли в этой дикой ситуации, что разумнее было бы разобраться в ней до конца? Пусть Лиззи выскажет матери свои претензии, а та либо признает их правильными, либо отвергнет.

Лиззи откусила кусочек печенья.

— Какая вкуснятина! — восхитилась она. — Просто во рту тает!

Она наслаждалась лакомством, как маленький ребенок. Неужели ее мать не замечает в дочери этой детской непосредственности и не восхищается ею?

Билл переводил взгляд с одной на другую. Он надеялся, что глаза не обманывают его, и лицо миссис Даффи действительно немного смягчилось.

— Видишь ли, Лиззи, женщине не так легко, когда она одна, — заговорила она.

— Но тебе вовсе необязательно быть одной, мамочка, мы могли бы жить все вместе: ты, папа, я, Джон и Кейт.

— Я не смогла бы сидеть дома, дожидаясь, пока придет с работы муж и принесет зарплату. А твой отец частенько не только не приносил зарплату, но и вообще не являлся домой. Он нес свою получку прямиком на тотализатор. Он и сегодня, живя в Гэлвее, занимается тем же.

— Все равно не надо было уходить от нас.

— Нет, надо было, иначе я бы кого-нибудь убила: или его, или себя. Иногда лучше уйти, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха.

— А когда именно вы ушли? — поинтересовался Билл таким тоном, будто спрашивал о расписании поездов.

— Разве тебе еще не рассказали во всех деталях про злую ведьму, которая сбежала из дома, бросив семью на произвол судьбы?

— Да нет. Я вообще ничего не слышал об этом до сегодняшнего дня. Я полагал, что вы и мистер Даффи развелись, как все обычные люди, и расстались полюбовно. По-моему, именно так происходит в нормальных семьях.

— В нормальных семьях? Что ты хочешь этим сказать? — подозрительно переспросила мать Лиззи.

— Видите ли, я живу с матерью, отцом и сестрой-инвалидом и, честно говоря, никогда не видел для себя возможности не быть с ними или, по крайней мере, рядом с ними. А глядя на Лиззи, я думал, что в ее семье царит гораздо большая свобода, и, откровенно говоря, даже… завидовал ей. — Билл говорил с такой искренностью, что никто не смог бы заподозрить его в лицемерии.

— Ты мог бы просто собрать вещички и уехать, — заявила мать Лиззи.

— Возможно, вы и правы, но для меня это очень непросто.

— У тебя только одна жизнь.

Билл и миссис Даффи обращались уже только друг к другу, словно забыв о Лиззи.

— Да, это так. Я полагаю, что если бы нам было дано больше, чем по одной жизни на каждого, я не чувствовал бы себя таким виноватым.

Лиззи сделала попытку вернуть разговор в прежнее русло.

— Ты никогда мне не пишешь, не звонишь…

— О чем бы я стала писать тебе, Лиззи? Ты не знаешь моих друзей, я не знаю, с кем общаешься ты, Джон и Кейт. Но я все равно люблю тебя и желаю тебе только самого лучшего, хотя мы и видимся раз в сто лет.

Миссис Даффи умолкла, сама удивленная тем, что сказала так много. Однако Лиззи ее слова, похоже, не убедили.

— Если бы ты на самом деле любила своих детей, у тебя время от времени появлялось бы желание хотя бы навестить нас. Ты бы не стала высмеивать меня и квартиру, в которой я живу, не стала бы издеваться над тем, что я пригласила тебя на ужин. Нет, я не верю, что ты нас любишь.

Билл снова решил выступить в роли миротворца.

— Я думаю, — заговорил он, — миссис Даффи хотела сказать, что…

— О, ради всего святого, называй меня просто Берни, — перебила его мать Лиззи. Это предложение настолько ошарашило Билла, что он позабыл, о чем хотел сказать. — Продолжай, пожалуйста. Ты начал объяснять, что я имела в виду. Так что же?

— Мне кажется, Лиззи очень дорога вам, но случилось так, что жизнь… как бы это сказать… развела вас в разные стороны, поскольку Вест-Корк расположен далеко отсюда. Кроме того, вчерашний вечер был не самым подходящим для семейного ужина, так как вы хотели присутствовать на открытии выставки картин вашего друга Честера, чтобы морально поддержать его. Я правильно все понял?

Билл переводил взгляд с одной женщины на другую, на лице его было написано чрезвычайное волнение. Господи, молился он про себя, только бы она имела в виду что-нибудь в этом роде, только бы не пошла отсюда прямиком в полицейский участок, только бы не заявила, что с сегодняшнего дня и вовеки веков не желает ни видеть, ни слышать Лиззи.

— Ты действительно отчасти угадал то, что я хотела сказать, — проговорила Берни, — но только отчасти.

«Уф, и на том спасибо!» — сказал Билл самому себе.

— А что побудило Лиззи запереть дверь и выкинуть ключ, — продолжал он свои рассуждения. — Наверное, она опасалась, что жизнь бежит слишком быстро, и ей нужна была возможность для того, чтобы поговорить с вами по душам о том, что произошло за время вашей разлуки. Это так? — обратился он к Лиззи.

— Так, так! — энергично закивала она.

— Но… Кстати, как тебя зовут, парень?

— Билл.

— Так вот, Билл, все равно, нормальные люди так не поступают: заманить меня сюда, а потом запереть, словно заложницу.

— Я не заманивала тебя. Я одолжила у Билла деньги на такси, чтобы встретить тебя на вокзале, я пригласила тебя к себе, я купила бисквиты, бекон, куриную печенку и шерри. Я постелила на свою кровать чистое белье, чтобы тебе было приятно на ней спать. Я хотела, чтобы ты побыла со мной, разве это так много?

— Но я не могла… — Теперь голос Берни Даффи звучал гораздо мягче.

— Ты могла хотя бы сказать, что мы повидаемся на следующий день, а вместо этого стала смеяться надо мной. Это было невыносимо, а ты расходилась все больше и больше, говорила ужасные вещи…

— Я вела себя так, поскольку разговаривала с ненормальным человеком. Ты просто потрясла меня, Лиззи. Мне казалось, что ты теряешь рассудок. Честное слово! Твои слова были лишены смысла, ты твердила, что последние шесть лет живешь, как заблудшая душа.

— Так оно и есть.

— Когда я ушла от вас, тебе было семнадцать. Твой отец хотел, чтобы ты поехала вместе с ним в Гэлвей, но ты отказалась… Ты настаивала на том, что уже достаточно взрослая и можешь самостоятельно жить в Дублине. Насколько я помню, ты даже нашла работу в химчистке, у тебя появились собственные деньги. Это было все, чего ты хотела, по крайней мере, так ты говорила.

— Я осталась, потому что надеялась, что ты вернешься.

— Вернусь — куда? Сюда?

— Нет, в наш дом. Папа не продавал его целый год, помнишь?

— Помню! А потом он просадил все деньги, которые выручил за дом, на скачках. Все, до единого пенни!

— Почему ты не вернулась домой, мама?

— А куда мне было возвращаться? Вашего отца интересовали только ставки на тотализаторе, Джон уехал в Швейцарию, Кейт — в Нью-Йорк, а ты очертя голову тусовалась с толпой своих приятелей.

— Я ждала тебя, мамочка.

— Нет, Лиззи, это неправда. Не надо передергивать. Почему, в таком случае, ты ни разу не написала мне и не рассказала о своих чувствах?

Date: 2015-11-13; view: 300; Нарушение авторских прав