Июля 2010 года

Все было как всегда. Был день — еще один день после бессонной ночи, после монотонной езды без фар, когда от прибора ночного видения болят и слезятся глаза. Но в то же время — все было более чем те так, все было очень хреново. Потому что на нас началась охота.

Поисковый вертолет — здесь это были современные «Ястребы» пролетал уже второй раз за сегодняшний день, он шел он на низкой высоте и в боковом проеме виднелся ствол пулемета. Вряд ли у них есть современные средства поиска — но и визуальное наблюдение за местностью может быть опасно. Сейчас, когда и моторесурс вертолета и топливо на вес золота — просто так никто вертолет гонять не будет.

А еще хуже будет — если у них все же найдутся современные средства разведки, разработанные для Ирака на базе гражданских турбовинтовых самолетов. Такая птичка — экономичная, с большим ресурсом — может просто застать нас врасплох. Еще хуже — если мы попадем в поле зрения Предатора. Хотя какой к чертям сейчас Предатор, если бы они работали — сейчас бы у нас на хвосте был поисковый отряд. Все беспилотные системы разведки выше ротного уровня работают через спутник — и в этом их проблема. Спутниковую связь нужно постоянно поддерживать, для этого нужны специалисты — эксплуатационщики и аппаратура. Так что — стремительное падение в цивилизации в каменный век — в чем то и благо…

Надо убрать одержимого. Если с вертолета заметят его — то заинтересуются, кто это в такой глуши его застрелил. И начнут искать уже целенаправленно.

Одержимых в этой местности было довольно много — для национального парка, где нет ни жилья, ни еды. Возможно — они с площадки, где стоят кемперы — такие есть во всех национальных парках, люди проводят здесь уик-энд. Во время перехода мы убрали троих — всех троих из оружия с глушителем и сделали это прежде, чем они бросятся на нас. Машины мы оставили у дороги, загнав в подходящем месте в лес — а сами, с рюкзаками и оружием прошли больше пяти миль, прежде чем встать лагерем. Мы были на вражеской территории — и я не хотел рисковать даже в мелочах. Мы сложили рюкзаки, накрыли их маскировочной сетью — это будет гнездо. Потом разбрелись по позициям — каждый в свою сторону, сто двадцать градусов сектор наблюдения и огня. Каждый сам оборудует его — теми ловушками и сигналками которые сочтет нужным применить. И если кому сегодня и удастся поспать — так только урывками, просыпаясь каждые пять минут. Такому тоже учат, но жить в таком режиме длительное время просто невозможно, человек начинает делать ошибки. Потом, перед тем как стемнеет — мы соберемся в одном месте — собраться это тоже риск — и каждый урвет по полноценному часу сна. Это все что мы можем себе позволить…

Кого же они ищут. Нас?

Сознание потихоньку уплывало в марево, в неведомые дали…

— Сэр…

Я вздрогнул.

— Долго я спал, кадет?

— Нет, сэр. Минут пять.

— Черт… Лежи не высовывайся. Помни — есть кто впереди или нет, ты этого не знаешь. Поэтому — впереди всегда кто-то есть.

— Да, сэр…

Пацана я теперь держал рядом собой. Двое несовместимых. Оружие давать опасался — но рюкзак на него нагрузил. Не полный, конечно…

— Сэр… А чего они хотят?

— Кто?

— Ну эти… Те которые кусаются.

— Они хотят жрать. Ты что — этого не понял?

— Но почему они нападают на людей. Почему мой лучший друг напал на меня?

— Говори тише. Понимаешь… они всех ненавидят. Потому что заболели. Они не просто хотят есть — они хотят убивать и есть. И делают это.

— И такое везде?

— Везде. Давай, помолчим. Здесь не лучшее место, чтобы болтать. А еще — давай, пожрем. Пока есть время. Открывай, что там у тебя?

Пацан достал две упаковки армейского рациона MRE, одну протянул мне. Вскрыл правильно, почти без шума.

— Говядина с черносливом, сэр…

— Вот черт, а у меня рис с какой-то фигней.

Всего в MRE — больше двадцати видов главного блюда, правда того кто разрабатывал этот рацион следовало бы заставить хотя бы годик пожрать исключительно то что он наготовил. Это — как наказание…

Рис — не рис, а сожрал быстро, спецы привыкают к таким блюдам потому что нам часто приходится действовать в отрыве лот основных сил противника. Представляю, как выворачивает сейчас Родерика — он привык к свежей жрачке, в Ираке с этим проблем нет, готовят какие-то частники, нанимают индусов. Индусы готовят так, что после еды — изо рта вырывается пламя как у дракона. В Индии постоянно жара, все мясо быстро портится и чтобы отбить вкус тухлятины, в него добавляют море специй.

— Сэр…

Но я уже видел их сам. Рукой прижал пацана к земле — он замер, боясь даже дышать. Очень медленно я потянул на себя приклад пулемета…

— Кадет…

— Да, сэр.

— Ползи, предупреди остальных. Ползи, не поднимайся. Тихо, не шуми!

Только бы не нашумел. Во что мы вообще лезем… А кадету надо дать винтовку — все таки не дело с ножом, пусть он и несовместимый. Никак не можем отвыкнуть мыслить категориями того времени — если кадет выжил столько дней в лесу, пусть и в малолюдном районе — значит, он по возможности сражаться не уступает ни одному из нас, это самостоятельная боевая единица. Да, надо дать ему оружие…

Первый, второй, третий… четвертый…

Я насчитал двенадцать человек. Так распорядилась судьба, что они шли почти параллельно нашей позиции. Эти — точно из армии. Камуфляж — причем подобранный под местность, два пулемета, снайперская винтовка. Двое — как я понял — расчет Стингера. Из этого — можно предположить, что они опасаются того, что находится в воздухе и готовы драться с этим. У снайпера — М95, не принятая на вооружение армии — ее закупал только Морфлот для уничтожения мин и специальные силы. Идут аккуратно, с дозорами. Те кого мы ищем? Или еще кто-то?

Полмили.

Почти полмили, они не могут меня увидеть, хотя и смотрят по сторонам, у них выделены наблюдатели, один постоянно крутит головой — наблюдает за воздухом. Идут спокойно, довольно быстро, не пытаются укрываться — возможно, знают график облетов или что-то в этом роде. Видно, что готовы укрываться — поверх формы и рюкзака на каждом — кусок маскировочной сети, сами держатся ближе к лесному массиву, чтобы укрыться там. Но идет почему то не по лесу — возможно, чтобы передвигаться быстрее.

Или — чтобы уточниться где они находятся — GPS возможно уже не работает, а в лесу уточнить собственное местоположение на земном шарике — затруднительно.

Возможно второе. Остановились, обезопасили периметр, двое поработали с картой и компасом — по старинке, сейчас мало кто из пехотных командиров помнит, как это делается, с учебки забывают. Потом колонна изменила направление движения — и втянулась в лес…

Колонна уже втянулась полностью в лес, когда появился сержант, с ним был и кадет. Майора пришлось ждать дольше — как и подобает снайперу, он даже в такой ситуации не пошел прямым путем и скорости предпочел скрытность. Тем более — впереди не стреляли.

— Двенадцать человек — посвятил в суть происходящего я — армия или частники, очень хорошие частники. Два пулемета, М95, расчет Стингера. Ушли на северо-восток примерно пять минут назад. Пользуются картой.

Исходя из того что я видел в Ираке — из частников картой умеет пользоваться хорошо если каждый третий, у них еще больше чем в армии — средства автоматизации проникли в жизнь и электронный планшет с навигатором GPS заменили карту и компас.

— Со Стингером? — сразу просек майор.

— Да. Но это не повод им доверять.

— Проследить за ними?

— Вот и я тоже думаю, сержант. За ними стоит проследить.

— А смысл? — скептически заметил майор — что это нам может дать? Может лучше — идти своей дорогой?

— Куда придем? На вертолеты мы до сих пор нарвались только потому, что нам невероятно везло. Будет везти так и дальше?

— А если арьергард контролирует их хвост?

Вопрос конечно интересный. На месте командира, если никуда не спешить — я бы останавливал арьергард через какие-то промежутки времени, и устраивал бы засаду, чтобы проверить — не увязался ли кто следом. Если мы попадем в такую засаду — будут кисло — в три ствола положат в секунду.

— Родерик… — обратился я к сержанту — ты следы читать можешь? Ты ведь из штата, где любят поохотиться?

— Да, сэр. Смогу.

— Тогда сделаем вот что…

Риск был большим. Не нарваться — а раз и навсегда потерять этот странный отряд, начать блуждать по лесу. Но этот риск — несравним с риском влететь в засаду и полечь всем — как один.

На маршрут мы вышли спустя четыре часа — но было еще светло, и будет светло столько же. Эти четыре часа мы потратили на то, чтобы вернуться к оставленным машинам, замаскировать их получше, снарядиться и вооружиться для долгого пешего похода. Не верю, что у этих, местных аборигенов при желании не нашлось бы транспорта — и если они все же передвигаются пешком — то на то есть какая-то причина, скорее всего причина эта летает по воздуху. Значит — точно так же будем поступать и мы.

Машины мы отогнали так далеко, как только смогли — теперь мы были уверены, что за милю в любую сторону нет ни жилья, ни туристических троп, ни вообще ничего. Может, быть, конечно и найдут — но все что мы смогли сделать — мы сделали. Теперь можно было идти — с отставанием четыре часа, ни один арьергардный дозор столько в засаде сидеть не будет…

Место, где мы шли — Самтер — это лес. Ни в коем случае не джунгли, как в Панаме, где мы часто тренировались — а самый настоящий лес. С кустарником, с большим количеством хвороста, с тропами для туристов но их было мало, заповедник, как — никак. С реками, озерами — через реки во многих местах были перекинуты мостки, представлявшие собой иногда просто положенное поперек русла бревно с перилами — старая добрая Америка, про которую мы давно и успешно позабыли. Кроны деревьев пропускали вниз какое-то количество солнечных лучей, давая развиваться нижнему ярусу леса — но это было для нас проблемой. В любом месте могла быть установлена растяжка.

Мы шли так, как это и полагается делать при таком малом количестве сил — треугольник, острием вперед. Кадета — ему мы торжественно вручили «перед строем» винтовку и заставили сказать клятву — отправили с майором, хоть он и протестовал против этого. Они вдвоем шли на правом фланге, я — на левом, сержант, исполняющий роль recon, разведчика — по центру и выдвинувшись вперед. У всех у нас было оружие с глушителями, дабы не привлекать внимания выстрелами, не сообщать всем о том, что мы в лесу. Особенно одержимым.

Первого одержимого застрелили почти сразу, потом, почти сразу же — еще двоих. Эти были настолько вялыми, что даже пошли в сторону нас — пешком. Возникла мысль — если посмотреть на одежду и остатки снаряжения — что это туристы, которые взбесились, когда находились здесь на уик-энде. Отличие этого места от города в том, что здесь не так много еды — зато есть дикие животные, которых не то, что сложно поймать и употребить в пищу — они и сами не прочь тебя в пищу употребить. Например — ниже по течению реки, которую мы вчера пересекли, водятся крокодилы. Так далеко от воды они не отходят — но все же. Поэтому — одержимые за это время просто отощали, они не смогли найти себе достаточно пищи!!! Одержимый — получается это как верх пищевой цепочки, но их количество столь велико, что экосистема не может их прокормить! И здесь, в глухих местах, те кто обратились — начали просто дохнуть с голода! А это значит — что уже зимой угроза одержимых сойдет на нет. Выживут — единицы, остальные погибнут от голода и холода. В южных штатах с этим будет сложнее, тут зима — не зима, но голод есть голод и от этого — никуда не денешься. И тогда уже в следующем году — надо будет что-то строить. Новую цивилизацию — взамен погибшей. Надеюсь — совершенных ошибок мы не повторим.

Еще один…

Глушитель у меня был только на пистолете — но хватил и его, выстрелил навскидку и свалил с двух выстрелов. Этот догадался залечь — но поднимался опять-таки слишком вяло, как обычный человек, позволяя мне получить преимущество. Не сравнить с городскими одержимыми — те по скорости не уступают дикому животному.

Ради любопытства нагнулся — после того, как осмотрел окрестности, посмотрел на того, кого я убил. И замер от удивления.

Это был полицейский! Остатки формы, вполне различимые! Точно. Коп — даже пояс, на поясе…

Рация вышла из строя, дубинки не было — но я разжился двумя наручниками и Смит-Вессоном, пластиковым, M&P сорокового калибра, с двумя запасными магазинами. Еще два гнезда на поясе под запасные магазины были пусты. Верней, магазины то там были — но пустые. Глянул — так и есть, в пистолете — тоже неполный, только шесть патронов осталось.

Подал рукой знак — безопасно — и тут задумался. Если этого копа покусали — то получается, это произошло не больше чем дней десять назад. А что он делал целый месяц до этого? С кем так воевал? В которого то же он высадил больше чем полпачки патронов.

Или это я придумываю проблемы на ровном месте.

Подал знак рукой — двигаемся дальше…

Господи, какие же тут места…

Южная Каролина — один из тех штатов, которые как нельзя лучше выражают суть самой Америки. Один из штатов, где есть история — а не вычурные новоделы. Один из штатов, который имеет свое лицо — не Техас, не лопающая от денег и медленно угасающая от их отсутствия, не надменный Бостон. Я не был в Европе — если не считать выездов на совместные тренировки — но мне кажется, что в Европе есть нечто подобное. Например — такое, как этот мостик через дорогу, старинный, каменный. Но мы через мостик конечно же пойдем — мы речку перейдем, и ноги замочим — но на мост не пойдем. Потому что мало ли что там есть — на мосту на этом…

А пока мы просто лежим, рассредоточившись на берегу. Прикрываем сержанта, который ищет выходной след — дело это нелегкое, учитывая сгущающиеся сумерки. Сумерки здесь тоже хороши. Господи, мирно то как… как будто и нет вокруг людоедского кошмара, если бы вон не тот трейлер с пикапом дальше моста, брошенный с открытыми дверцами — так можно подумать что ты не в этом мире, а в том. Закат, не оранжевый как обычно — а нежно розовый, четко очерчивает зубчатую стену леса, коим поросли местные невысокие холмы. И если не думать о том, что след мы в этом ручье потеряли — то все вообще прекрасно…

— Как ты, кадет…

Пацан криво усмехнулся.

— Хорошо, сэр.

— Автомат не тяжел? Если тяжел — можешь отдать.

— Никак нет, сэр, все нормально.

И испугался, что оружие — наверное, мечтал о нем — заберут. Черт, когда-то и я мечтал, потом мне русскую винтовку подарили дешевую, двадцать второго калибра. Сносу не было!

— Устал?

— Нет, сэр.

— Врешь. Никогда не ври офицерам. Ноги нормально?

— Нормально, сэр, я еще в учебке кое-что сделал, стельки гражданские постелил и еще кое-то. Нормально…

Так и не решил что с тобой делать, кадет Вейн. С одной стороны, сейчас — детский сад, и идем не слишком быстро — а как бой начнется? Не хотелось бы, группа три человека по любым уставам не должна принимать бой, она должна уклоняться от него. В Афганистане это прочувствовали шкурой, когда во время одного из разведвыходов оказалась заблокирована группа четыре человека и погибли трое, а потом и вертолет со всей спасательной командой свалили. Для боя нужна группа численностью не меньше отделения. И что мы будем делать с пацаном? Он просто затормозит отход, подставит всех нас. И бросить его тоже нельзя, что с оружием, что без, потому что не будет детей… и ни хрена не будет. Так и вымрем — последние оставшиеся на земле.

А если подстрелят? Не простим ведь себе.

Вернулся Родерик. И сказал то, что я и предполагал услышать.

— Сэр, след потерян. Вышли из реки и… все.

Глупость вообще это была — идти непонятно за кем. Может, оно и к лучшему что потеряли…

— Тогда прокладывай новый курс. Идет в Форт Брэгг.

На тварей мы нарвались под утро — прошли от моста примерно восемь миль, решили встать лагерем, отдохнуть. Это и спасло — если бы шли на расстоянии друг от друга — не спаслись бы, сбили бы с ног и сожрали…

Собаки…

Даже не знаю, откуда взялось их столько. Напали молча, услышали мы их поздно. Только дыхание, едва слышное, шорох лап по тропе и яростная, неукротимая злоба — в каждом движении.

— Контакт с тыла!

Они шли по нашему следу — как мы поняли потом. Наверняка сожрали убитых нами одержимых — но то ли мало им этого показалось, то ли просто решили поохотиться. Короче говоря — они бросились в погоню за нами.

В тот момент на мне были очки ночного видения — на единственном из всех. И все что я успел сделать — это вскинуть пистолет и включить прицел — на Мк23 есть специальный режим, невидимое прицеливание, луч виден только в очках. И начать стрелять, не поддавшись оцепенению от того что увидел.

Собак было не меньше двадцати. Первым бежал доберман — машина для убийства, короткая шерсть, почти нет ушей, пасть в оскале зубов. Следом — и вовсе что-то, похожее на волка, мохнатая здоровая тварина. Остальных я не видел, да и некогда было смотреть.

Первая пуля попала доберману в грудь, мне некогда было выцеливать голову, потому что расстояние отделяющее его от меня он мог пробежать за несколько секунд! Но тварь продолжала бежать — инерция несла ее вперед! Вторая пуля досталась «волку» — тут доберман споткнулся, упал под ноги волка — и волк легко перепрыгнул его! Попадание было то ли по касательной, то ли просто адреналин не давал остановиться. Спасло меня то, что я вспомнил совет первого полкового оружейника и инструктора по стрельбе, выучившего этому делу многих, в том числе и меня. Он говорил: когда на тебя бежит кто-то, неважно человек ли зверь, может получиться так, что он успеет добежать до тебя, прежде чем твои пули не только попадут в него, но и собьют с ног. В этом случае бить надо по ногам, или по тазовым костям, если то что к тебе приближается передвигается на двух ногах, а не на четырех. Потому что без ног — идти просто невозможно…

Третья пуля ушла мимо, но попала в кого-то, кто бежал позади, четвертая перебила волкодаву оду из передних лап — и он споткнулся, а остальные наседали, сбивая его с ног. Расстреляв все что было пистолете, я выставил вперед руку, подставляя ее под клыки — и в этот момент рядом веером, неприцельно, открыл огонь пулемет…

Что-то ударило в меня — тяжелое настолько, что я не удержался на ногах, упал на спину. Руку, которую я подстивавил на растерзание пронзила боль, левой я зацепил висящий на поясе с другой стороны второй пистолет — тот что я отнял у копа — и вдруг челюсти разжались, а навалившаяся на меня тварь завизжала — как и полагается визжать собаке, когда ей очень больно, обижено и звонко. И ослабла — так ослабла, что я сбросил ее и вскочил на ноги, выхватывая пистолет. Высадил целый магазин — и только тогда понял, что стрелять больше не в кого…

Зрелище, особенно если смотреть в очки ночного видения, которые не разбились — было поистине страшным. Пулемет остановил стаю — покрошив собак в мясо, в живых не осталось ни одной. От парного, мутного запаха крови и мяса, смешанного с запахом пороха, мутилось в голове, подступало к горлу. Черт, даже твари — так не атакуют, все видел — и все равно — хреново.

Звенело в ушах — пулемет оглушил.

— С тыла чисто!

— Кадет, ты цел?

— Да, сэр… — дрожащим голосом отозвался пацан.

Я обернулся, увидел в его руке нож — и понял, что он сделал. Увидел я и собаку — еще один доберман, если бы кадет не ударил ее ножом, она вполне могла сломать мне руку своими челюстями. А это в такой как сейчас ситуации — почти кранты.

Да и сейчас — не шоколадная конфета.

— Капитан, сильно?

Тварь цапнула от души — в свете инфракрасного фонаря выглядело не так страшно, но болело просто адски. Моей ошибкой было то что я встал на дежурство с одним пистолетом, посчитав что он бесшумный и для пары одержимых его хватит, тем более что одержимые тут не слишком активные. Но того что на нас попрет стая обезумевших псов — этого я не предусмотрел.

— Надо сворачиваться. Нашумели.

— Сначала надо посмотреть вашу руку, сэр. Сержант, кадет — сворачивайте лагерь. Смотрите по сторонам!

Командование принял на себя Озказьян — и получилось это у него на пять баллов. В такой ситуации кто-то должен командовать — иначе начнется паника. А мне сейчас — не до командования, мне бы понять смогу ли я стрелять в ближайшее время.

Антибиотик из аптечки, потом перевязка — черт его знает, как это обернется потом. Руку вряд ли потеряю, тем более что тварь всего лишь укусила, рвануть как следует не успела — кто в теме тот поймет. Но все равно — предельно мерзко.

— Как то раз я попал в такую же ситуацию капитан… — сказал Озказьян, занимаясь моей рукой — это тоже был чертов доберман. Собака-убийца, всем кому нужен убийца, которого нельзя осудить — покупают себе добермана. Чертовы твари. Хлебните, сэр.

— Не надо. Где это произошло?

— В Панаме, верней чуть южнее Панамы. Не спрашивайте, правду все равно сказать не смогу. Этого нет в моем личном деле.

— Да какая сейчас разница…

— Э, нет… — рассудительно сказал майор, заканчивая с перевязкой — разница есть и большая. Все то что тогда творилось — имеет значение и теперь. Если бы было по-другому — мы бы не сидели сейчас в такой заднице. И дальше оно будет иметь значение. Потому что кроме как военным, больше власть брать — некому. А в нашей среде все это имеет большое значение. И без срока давности.

— Военным. Какая нахрен сейчас власть.

— Рано или поздно она все равно будет. Без власти совсем — жить нельзя, а сейчас не до двухпалатного конгресса.

Забыл упомянуть, что все это время я думал — что быстрее сломается — зубы или челюсть. Потому что эта тварь питалась явно не Педигри, она питалась мясом одержимых, и это гнилое мясо застряло у нее в зубах. Если не обработать рану как следует — то можно остаться и без руки. Да, у нас были антибиотики из армейского комплекта — но как показал Ирак, в этом случае нет ничего лучше старого доброго спирта или пороха. Решили ограничиться спиртом, благо он у нас тоже был…

— Кажется, все… Как самочувствие?

— Лучше бы эта тварь отгрызла все нахрен.

— Еще не поздно — сказал Родерик, уже сменивший ленту в пулемете и наблюдавший за обстановкой. Он схватил мой пулемет — в то время как я стрелял из пистолета. Еще един мой прокол…

Мы вскочили — даже не вскочили, буквально взвились в воздух…

— Проверка бдительности.

— Черт, сержант… — сказал Озказьян — за неимением военной полиции я следующий раз просто набью тебе морду.

Вышли на рассвете. Поменяться с сержантом оружием я наотрез отказался и упорно тащил пулемет. Хоть и не такой тяжелый как стандартный М240, специально модифицированный для лазанья по афганским горам — но все же пулемет. Опасаясь, я спрятал пистолет и теперь шел с пулеметом — хрен с ней со скрытностью, если тут бродят стада таких вот тварей…

Откуда они взялись? Да очень просто — сбившиеся в стаю псы, как бездомные так домашние. Слабых постепенно съели, остались сильные. Бездомные научили домашних выживать. Постепенно стая стала вести себя как и полагается — метить охотничью территорию и защищать ее, совершать набеги на соседние. Похоже, что мы прошли по их территории — и собаки атаковали нас, чтобы защитить ее. Людей они уже не боялись, и сколько таких собачьих стай в городах и вообще в мире — известно одному Богу…

— Воздух!

Мы были не на открытой местности, нас более-менее прикрывали деревья — но все равно попадали кто где был, накрылись сетями. Судя по звуку — не вертолет, а легкий самолет. Таких самолетов — полно, и на любой из них за день работы можно присобачить разведывательный контейнер. Так делали во Вьетнаме — судя по всему, так придется делать и теперь. Как только эта тварь улетит — надо увеличить скорость движения, ползем как беременные черепахи, экономим силы. Если нас все же засекут — то начнут прочесывать местность…

Пролежали полчаса — самолет кружил, то улетал, то возвращался. Вполне возможно — кто-то слышал стрельбу и сейчас пытается выяснить, в чем дело. Проклятые твари, израсходовали по ним ленту, два пистолетных магазина — и без толку. Убитые твари — это не в толк, мы были вынуждены стрелять, ничего с них не взяли и обозначили свое присутствие для противника.

Самолет улетел.

Я описал рукой круг над головой — общий сбор.

— Начались поиски. Надо ждать, что начнется прочесывание.

И осмотрелся по сторонам. Все это было дико, понимаете — дико. Мы знали, что и как делать — но мозг не желал мириться с дикостью происходящего. Десятилетиями страна посылала нас сражаться за океан — и мы сражались. Мы сражались в Европе, в Корее, во Вьетнаме, в Ираке, в Афганистане. Мы знали что должны делать — и мы делали это. Патрулирование, засады, обстрелы. Десантные операции, стелящиеся над землей вертолеты под музыку «Валькирий». Жестокие перестрелки в городах, мгновенные — несколько секунд — и несколько трупов — Багдад, Баакуба, Тикрит. Но все время мы возвращались. Иногда страна ждала нас иногда нет. Но в нашей стране, в Соединенных штатах Америки — был мир, эта земля просто не знала что такое десантная операция или зачистка. И мозг просто не желал включаться, когда ты осознавал что все это — не учения, что это всерьез и надо выходить из-под удара. Что вон то небольшое поселение, кондоминиум — там либо мертвецы, либо собаки, либо что еще хуже — засада.

— Предлагаю уходить на север. Пойдем в обход.

— Почему бы не на запад? Этого они еще меньше ждут — они ждут, что мы пойдем на восток или северо-восток.

— На западе — их логово, забыл? Ты помнишь, в какую сторону летели вертолеты? Мы должны проскочить между двумя векторами: на Западе их гнездо, на востоке — Форт Брэгг. Так у нас будет свобода выбора…

Разговор прервало хлопанье вертолетных лопастей. Вертолет и не один.

— Придется побегать. Кадет, ты как?

— Сэр!

— Тогда за мной.

На их месте я бы поступил классически — молот и наковальня. Пулеметные засады — и мобильные группы, загоняющие нас на них. Поэтому, пробежав пару миль — я свернули все-таки на Восток, потом — снова на север и еще раз — на восток. По дороге нам попались две речушки — и мы использовали их для того, чтобы хоть как-то замести следы и уйти от преследования. Открытые участки местности пересекали бегом, потому что иного выхода не было, неслись как кони, в любую минуту ожидая что спереди, от новой лесной опушки ударит пулемет. Иногда Озказьян оставался позади нас — один и прикрывал наш пробег, а мы потом прикрывали его. Один раз вертолет прошел в опасной близости от нас — это тоже был Ястреб — но мы так и не поняли, сумел он нас засечь или нет. На всякий случай — снова резко сменили направление движения, уходя на запад — еще и для того чтобы обойти населенный пункт. В любом случае — за все время, пока мы бежали, выбиваясь из сил — мы ни разу не вошли в непосредственный контакт с силами прочесывания и так и не установили достоверно — какого черта тут делали вертолеты. Отстреляли нескольких одержимых — удалось сделать бесшумно и без риска для себя…

Под конец — мы загнанно остановились на очередной лесной опушке.

— Майор?

— Черт я на занятиях по выживанию так не бегал.

— Велосипед бы…

— Где ты сейчас возьмешь велосипед? Сержант?

— Пока жив.

— Кадет?

— Сэр, еще миля и я сдохну.

Аналогично. Больше — мы не пройдем, резервы исчерпаны. Надо остановиться, поискать, где мы встанем на ночлег. Потому что рука уже не выдерживает, при таких экстремальных нагрузка первыми начинают «сыпаться» самые слабые звенья, что человеческие, что машинные. В данном случае — мя рука которая уже пульсирует. Вряд ли гангрена, все таки новейшие антибиотики и спирт должны дать о себе знать, да и укус небольшой, там нет отмирающих тканей. Но все равно — пот для раны тоже нехорошо…

— Я тоже скоро сдохну. Надо искать, где встанем.

— Оторвались?

— Ночью…. узнаем.

Да уж, непременно узнаем…

— Двигаемся дальше. Надо пройти еще милю, потом устроимся на ночлег.

— Сэр…

Как ни странно — этот приглушенный голос сержанта испугал меня, да и не только меня больше — чем крик. Это значило — что рядом кто-то есть, и если и идти вперед — так очень осторожно…

Сержант бы у самой опушки леса, он молча показал вперед, когда мы подошли ближе. Я посмотрел — и не поверил своим глазам.

Перед нами был луг — даже не луг, а поле, большое и совсем недавно скошенное. От нас оно уходило вниз с небольшим уклоном и так получилось — что мы могли его просматривать на очень дальнее расстояние. До ближайшего лесного массива было миль пять, он едва угадывался на горизонте тонкой зеленой прерывистой линией. И мили четыре было до фермы — большой фермы, с двухэтажным домом, с большой старомодной выгородкой для скота — загон, защищенный забором и большой, несколько квадратных миль, огороженный колючей проволокой выгон — проволока, которой был окружен выгод, повторяла изгибы отвоеванного у леса пространства. Там же стояли: трактор и большой, тяжелый пикап — с такого расстояния невозможно было различить какой именно. Но в загоне — был скот. Живой мясной скот! Самые настоящие коровы, быки — и не видно было, что они истощены и их никто не кормил…

— Снайпер! — доложил Озказьян, устроившийся со своей винтовкой — на крыше одного из зданий снайпер с винтовкой. Винтовка гражданская… охотничий карабин. Одет в камуфляж, отсюда плохо видно.

Еще бы… четыре мили дальность.

— Второй… у трактора. Вооружен, то-то делает с трактором… Вооружен винтовкой. Больше никого не наблюдаю.

— Собаки?

…

— Не наблюдаю.

А вот одержимые были — в дохлом виде, висели на проволоке и лежали рядом. В одном месте было заметно, как скот не подходит к этому месту, боится. Скорее всего — застрелили недавно и не успели убрать.

Из заповедной зоны мы вышли. Получается — перед нами был фермерский анклав, сумевший сохранить нормальную жизнь каким-то чудом. Да, им сейчас некуда продавать мясо — пока некуда — но зато им не надо платить банкам кредит за землю, и вообще они теперь свободны как ветер. Земля в округе теперь — их, причем столько, сколько они смогут обработать и защитить от набегов одержимых. Рано или поздно — закончится эпопея с одержимыми, Тим надо просто перезимовать и на следующий год они, люди на этой ферме станут одной из колыбелей новой жизни. Это — если те кто засел к западу отсюда не придумают нечто новенькое…

Сухой, едва слышный треск автоматной очереди привлек наше внимание. Видно было плохо даже майору, с его оптическим прицелом на винтовке, а нам — и вовсе, лишь едва заметное шевеление каких-то точек.

— Тот, кто копался у трактора теперь целится куда то из М16. Второй… на крыше, тоже целится. Одержимый. Кажется на них вышел одержимый, но я него не вижу. Собака! У них есть собака! Большая собака на поводке!

Собака сейчас, тем более, если это охотничья и выдрессированная собака — великое благо. Собачий нос чувствительнее человеческого в сотню раз, если ее надрессировать на запах одержимого — она предупредит тебя, а может и спасет твою жизнь, остановив атаку. Правда, если у них есть сторожевая собака — к ферме мы подойти не сможем.

Придется сидеть до темноты…

Вечером, оседлав лошадь, один из фермеров выехал в объезд своих владений, причем находился он по ту сторону ограждения. Сначала мы подумали, что он слишком рискует, отправляясь в такое путешествие один — но потом увидели собаку. Большая черная собака бежала рядом с конем на поводке…

Конь шел медленной иноходью, далеко выбрасывая ноги, было видно, что это не рабочая лошадь, а скаковая, пусть и не самой лучшей породы. Вероятно, всадник хотел проверить — не разрушено ли где ограждение через которое на территорию фермы могут проникнуть звери или одержимые. Раньше это ограждение, судя по небольшим изоляторам, было под током, так часто делают фермеры — пускают ток небольшого напряжения по изгороди — но сейчас вряд ли, электричество если и есть — то вырабатывается от дизеля, а дизель надо питать солярой или бензином, а соляра и бензин сейчас большая ценность. Поэтому — вся защита выгородки сейчас — это колючки на проволоке, легкий забор, защищающий островок сохранившейся нормальной жизни от наступающего со всех сторон безумия.

У того места, где на проволоке висел одержимый, конь шарахнулся в сторону, но всаднику удалось справиться с ним. У того места где сидели мы — рванулась с поводка собака.

В этот момент, если бы не требования скрытности — я бы дал по башке сам себе — как следует за тупость и глупость. Что нам мешало засесть напротив мертвого одержимого? Вонь? Ничего, пережили бы. Зато — реакция и коня и собаки получила бы вполне разумное объяснение, да и собака не факт что учуяла бы нас из-за трупной вони. Сейчас же — реакция собаки была вполне очевидной — она зарычала и рванулась к забору. Значит — в лесу что-то есть…

Всадник остановил коня, легко спрыгнул на землю, перехватывая винтовку. Он не крикнул «кто там» потому что знал, что кричать сейчас бесполезно, и не попытался укрыться от возможных пуль, потому что знал, что одержимые не стреляют, одержимые бросаются и жрут. Мы сидели на самой опушке, замаскировавшись, конечно — но все равно в эти моменты нам было очень и очень неуютно. Всадник был молодым — лет двадцать — и хорошо подготовленным к современным реалиям жизни — винтовка М16А2, ружье за спиной — не обрез, а самая настоящая «утятница» длинноствольная и револьвер в кобуре на поясе, не видно какой — но длинноствольный и крупного калибра. Джинсы, какая-то рубашка, похожая на самодельную, из грубой ткани, полусапоги, не ковбойские, какие-то странные. Волосы, довольно длинные, черного цвета, сзади схваченные резинкой в короткий хвост, внимательный, бегающий взгляд — знает, стервец как смотреть, пытается углядеть нас боковым зрением, так гораздо больше шансов что-то углядеть. Глаза узкие и не из-за прищура — возможно, есть в жилах немного индейской крови. Вопреки распространенному мнению не все индейцы сейчас продают сувениры и организовывают казино на племенных территориях.[32]Слышали когда-нибудь про отряд «Волчьи тени»? Нет? А я — не только слышал — но и проходил курс подготовки, где они были инструкторами. И скажу я вам — не хотел бы я встретиться с любым из этих индейцев — их всего двадцать один человек — на узкой тропе. Последний раз, когда я слышал про них — говорили, что они находятся на территории Казахстана, готовят казахский спецназ и еще кое-какие части из того региона. Повышают уровень подготовки местных — и сами учатся действовать в тех местах.

Заметил?

Всадник вдруг вскинул винтовку, треснула короткая очередь — и на меня посыпались выбитые пулями щепки! Черт! Ублюдок, еще бы немного и…

Так и не решившись ни сам перелезть через забор, ни пустить собаку — всадник вскочил на лошадь, рванул поводок хрипящей от злобы собаки — и поехал дальше.

Черт!

— Все целы?

Целы были все — пули пришлись как раз в дерево, под которым занимал позицию я, чуть выдвинувшись вперед с пулеметом. Возьми он чуть ниже прицел — и… Черт бы все побрал — не уйду теперь без свежего мяса, MRE осточертели. С другой стороны — ни один из обитателей этой фермы не сделал ничего противозаконного и ничего враждебного для нас, и более того — они одни из тех, кому бы обязаны служить и кого защищать. Распавшееся ко всем чертям государство этот долг с нас не снимает…

— Общий сбор…

Кадет здорово перетрухал — но опять держался молодцом. Не побежал под обстрелом. Помню, как в такой ситуации поступил я — это было в первом Ираке, я тогда еще совсем зеленым был, наступали на Кувейт. Проклятые саддамовцы подожгли нефтяные скважины, не видно было совсем ни хрена, мы плевались черной слюной, постоянно кашляли, в горле саднило, глаза тоже слезились. Мы перли прямо по пустыне — по пескам, огибая горящие нефтяные скважины, мобильная ударная группа из пятидесяти единиц бронетехники. Кто-то из умников в штабе заметил отходящую в Ирак дивизию республиканской гвардии и послал несколько мобильных ударных групп на перехват. Мы не могли точно знать, какой путь для отступления выберет иракский генерал, поэтому поделили блокирующие силы на несколько частей и отправили их перекрыть все пути отхода. Расчет был на то, что одна из групп, на которую нарвется эта дивизия, свяжет противника боем, снизит скорость его передвижения — и тем временем с разных сторон будут подходить другие группы, атакуя противника с разных сторон. Потом поднимется и авиация, прошерстить иракские танки. Взять бы этого умника — да запихнуть в первую же БМП.

Первым попал головной дозор, всего три Хамви — их просто смели сосредоточенным огнем. Тем продвижения иракской бронетанковой дивизии по сложной местности отказался едва ли не в два раза выше, чем тот, что предполагали наши умники — и мы вынуждены были вступать в бой с ходу, не закрепившись на позициях.

Только помню, как мы вывалились из уже подбитой, потерявшей ход Брэдли, и сделали это чертовски вовремя. Через несколько секунд еще один саддамовский танк всадил в нее снаряд, и наша машина вспыхнула как рождественская елка. Капрал Горовиц единственным имевшимся у нас РПГ подбил танк, но неудачно — угодил в гусеницу и эта тварь осталась на месте. Если бы это была мотострелковая часть, тут бы нам и пришла крышка — но это были танки, без прикрытия пехоты, за счет высокой скорости, прикрываясь дымом с подбитых нефтяных скважин, они отступали обратно в Ирак — а мы как сумасшедшие ползли между этими чудовищами, моля всех богов, в том числе и Аллаха — чтобы нас не заметили. Потом, мы узнали, что эти танк, вырвавшись из кольца атаковали наш фланг, песчаная буря не дала поднять штурмовики — и генерал Шварцкопф приказал занять оборонительные позиции фронтом на север, то есть в сторону Ирака. Саддам отступил из Кувейта, большая часть проклятых республиканских гвардейцев выскользнула из мешка, даже с техникой.

— Варианта два. Обходим или проверяем. Кто что думает?

— Это чертовски непохоже на опорный пункт противника — задумчиво сказал сержант.

А что сейчас похоже на опорный пункт противника? Сейчас вообще ничего ни на что не похоже. Похоже, что все, как и я задаются одним вопросом — на чьей стороне эти? Это ошибка — думать, что сами по себе, самих по себе сейчас не бывает. Когда начинается гражданская война, нужно определяться, за тех ты или за этих, между — быть нельзя. Мы сами принесли войну на нашу землю, и сами теперь тоже должны делать выбор.

— За свою жизнь я видел чертовски много самых разных опорных пунктов — не согласился Озказьян — и многие из них были черт знает на что похожи.

— А ты, кадет? — спросил я — что думаешь об этом.

Пацана вопрос застал врасплох, он до сих пор не числил себя полноправным бойцом группы и не ожидал, что в группе практикуется свободный обмен мнениями. Но группа, действующая в свободном поиске на территории противника, может действовать и выжить только так.

— Ну… мне показалось что это гражданские, сэр.

— Почему, кадет? Ты видел винтовку?

— Не знаю, сэр. Действуют они… как гражданские.

— Почему же… Объезд территории. Оружие.

— Ну… сэр, майор дал мне посмотреть в бинокль. Когда они стреляли — оба они видели только то, во что они стреляют, никто из них не попытался прикрыть тыл. А нас учат, что прорыв небольшими силами на одном направлении может являться отвлекающим и прикрыть прорыв более крупными силами на другом. Те, кто занят на дежурстве, должны обозревать свой сектор даже в случае нападения. Этот парень на крыше должен был убедиться, что тот, кто отражает нападение, справляется — и вернуться к наблюдению, а он не сделал этого. Более того — он принял участие в отражении нападения — хотя не должен был в такой ситуации вести огонь, демаскируя себя.

— Неплохо учат в кадетских корпусах — меланхолично заметил Озказьян.

— Так точно, сэр! — пацану явно пришлось по душе похвала.

— Майор ошибся — сказал я — кое-чему все-таки тебя не научили. Ты не на плацу — а в разведвыходе. Отныне — никакого громкого голоса, и как можно меньше этого «так точно, сэр». В любом месте за нами может наблюдать снайпер.

— Да, сэр…

— Вертолет!

Все залегли — показалось, что вертолет идет прямо на нас. Ночной — сейчас уже почти стемнело, ни один разумный летчик не полетит на дневном. Идет… похоже, быстро идет, не в поисковом режиме. Быстро и низко, над самыми деревьями. И прямо на нас.

Вертолет скользнул прямо над нами — черная, смертельно опасная птица — и ушел дальше. Над фермой — он тоже не задержался.

— Капитан! — позвал меня Озказьян, когда шум лопастей вертолета давно растаял вдали.

Я глянул в том направлении, куда он указывал — и понял, о чем он хотел мне сказать. Ферма казалась вымершей — ни одного огонька, ни одной живой души.

— Выдвигаемся. Майор, прикроешь нас, пойдешь последним. Кадет… делаешь то, что скажет майор. В точности…

Выдвигаться на самом деле было тяжело — выкошенное поле, укрыться совершенно не за чем — а из-за особенностей рельефа местности все оно просматривается с фермы. Решили выдвигаться по кромке леса — чтобы хоть немного сократить расстояние, которое придется преодолеть по голому полю. Хотя — почему немного, раза в три точно сократим. Майор, убедившись что на проволоке нет тока, перебрался через нее и пополз вперед — проволока защищала его от одержимых, камуфляжная накидка Гилли и ночь — от преждевременного обнаружения. Кадет, насколько я понял, остался за оградой, у самой колючей проволоки — передвигаться, как передвигается снайпер, он не мог и его единственной задачей было прикрывать тыл — как только сможет. От внезапного нападения одержимого его могла защитить колючая проволока — одержимому через нее перебраться будет очень даже непросто.

А вот на нас одержимый нарвался. К этому моменту мы экономили батарейки в ПНВ и шли без них — спасло от более серьезных неприятностей только то, что одержимый был полуголый и светлое пятно в лесу я заметил. Выстрелили — одновременно я из пистолета и Родерик — из автомата с глушителем. Одержимый упал на землю, мы несколько минут ждали, пытаясь понять, нет ли тут еще одержимых — потом двинулись дальше.

Колючка была натянута для скота — нижний край больше чем в футе над землей — и поэтому мы просто проползли под ним. Потом двинулись вперед, ползя уже по-пластунски. От такого способа передвижения у меня заныла только что успокоившаяся рука, укушенная одержимым. Черт, надеюсь что брат не ошибся, определяя меня как несовместимого… Кстати — надо было спросить у брата, как действует вакцина на несовместимых — а я этого не сделал.

Собака. Самая большая проблема — это собака. Интересно — они ночью отпускают ее на свободный доступ? Вряд ли — собака может увлечься преследованием, пролезть через заграждение и убежать в лес. Длинный поводок? Почему она не лает?

Черт, как болит рука…

Вот и забор — внутренний, уже не из колючей проволоки, а из длинных слег на столбах. Скот сгрудился в противоположном от нас углу и кажется спит. Интересно — а коровы спят? Они умеют спать? Наверное, умеют, должны же они как то отдыхать. Что если они заметят нас и забеспокоятся?

Пахло аммиаком, навозом — аромат фермы, сельской глубинки.

Начали перемещаться вдоль забора, к строениям фермы — сами не зная для чего. Очень может быть, что если мы попытаемся установит контакт с хозяевами — то они просто устроят пальбу. Сейчас во многих местах стреляют «на всякий случай».

— Машина!

Сдавленный шепот Родерика заставил меня ткнуться носом в землю, покрытую остатками скошенной травы. Машина — вот то, чего мы совсем не ожидали. Машину выйдут встречать и скорее всего — среди встречающих будет и собака. Собака учует чужого и поднимет тревогу — и против нас будут и те кто на ферме, и те кто в машине. Если же в машине — враги, то начнется перестрелка, в которой мы окажемся аккурат меж двух огней.

Рискнул — поднял голову. Как раз для того, чтобы увидеть военный Хамви, движущийся к ферме без огней, по дороге. Про то что это Хамви я понял по ширине машины — а вот есть ли на нем вооружение — не увидел. Похоже, машина была из старых запасов, не бронированная, из иракских серий — и то хлеб. Бронированная — возьмешь только гранатометом — а его то как раз у нас и не было. Мини-танк…

Пополз, не обращая внимания на боль — чтобы укрыться за постройками. В этом случае — надо либо разрывать дистанцию, либо максимально ее сокращать. Я выбрал идти вперед — потому что назад было идти поздно. На короткой дистанции трудно промахнуться, можно использовать гранаты — да и противник будет думать по кому стрелять — опасаясь задеть своих. Постройки на ферме были в основном старые — каркас, обшитый тесом, а не новомодные ангары. Солидно все так — старая добрая Америка…

В последний раз газанув водитель повернул к ферме, тормознул у закрытых ворот. Какое-то время ничего не происходило, потом послышались шаги и собачий рык, не умолкающий.

— Тихо, Оскар! Тихо!

Я, да и Родерик наверное тоже — он занял позицию дальше, с другого конца стены, замерли, обратившись в слух. Отметил, что позиция наша неудобна — если мы сейчас обнаружим себя, часть двора будет закрыта от снайпера тем же самым амбаром. А что-то мне подсказывало, что здесь сидят люди, знающие как обороняться.

Из Хаммера кто-то вышел — но звука открывающихся дверок не было. Сняты двери! Хамви это позволял.

— Все тихо? — негромко прозвучал голос, который мне показался знакомым.

— Тихо. Вертолет прошел с облетом под вечер.

— Построились в лесу?

— Еще нет. Дядя Ник там остался… Да тихо, ты, Оскар.

— Что это с ним?

— Не знаю. Сегодня бросился в лес. Тварь, наверное, какая…

И судя по тому, что неизвестный ничего не ответил — я понял, что он прервал разговор. Он не поверил объяснению.

Спустят собаку? И что? Я бы как раз не стал этого делать — собаку могут убить быстро и бесшумно, после чего ты вообще останешься без этого великолепного охранного устройства, придуманного самой природой. На их месте, я бы отправился на прочесывание, держа собаку при себе. Собака даст знать, где скрывается опасность.

Намордник! Собака перестала рычать — видимо, надели намордник. И сейчас идут, как минимум вдвоем…

Чуть от стены. Чуть от стены и залечь. Почему то когда человек заворачивает за угол — он ищет глазами прямо рядом со стеной. Это справедливо и вообще — поэтому, никогда не занимайте позиции у каких-либо приметных ориентиров, старайтесь располагаться там, где не за что глазу зацепиться. Целее будете…

Человек появился из-за угла так быстро, что я едва не прозевал его. Темная тень, иссиня, черная на фоне более светлого неба. Что-то в руках, я не понял что. Человек двинулся вперед — и тут я понял, где я слышал этот голос. И почему он мне показался знакомым.

Не вставая, я включил прицел на пистолете — человек мгновенно замер, готовый использовать любую возможность чтобы выжить. Рванулась с поводка собака…

— Аллах да пребудет с вами, Кевин — негромко сказал я.

Date: 2015-11-13; view: 283; Нарушение авторских прав