Фольксштурм

Борман и Геббельс, а также другие партийные функционеры вроде Роберта Лея постепенно приходили к мысли о необходимости «популистской» (можно даже сказать, в определенной степени левой) политики, которая должна была стать залогом начала истинно «народной войны». Здесь очевидны параллели с Советским Союзом и ролью, которая отводилась коммунистической партии в годы Великой Отечественной войны. Но одновременно с этим не стоит забывать, что последовательными сторонниками подобной политической линии были CA, штурмовые отряды НСДАП. В момент прихода нацистов к власти именно штурмовики настаивали на формировании «народной армии». Руководство CA даже начало создавать собственные учебно-тренировочные лагеря, где обучение штурмовиков больше напоминало подготовку партизан. Все это привело к конфликту с рейхсвером, который закончился кровавой бойней 1934 года, известной в истории как «ночь длинных ножей». Но даже после того, как CA утратили свое прежнее положение и потеряли политический вес, они продолжали вести обучение гражданского населения. В 1939 году инструкторам-штурмовикам было поручено обучать мирное население навыкам стрельбы из винтовки. Летом 1944 года эта программа была значительно расширена. Казалось, что штурмовики вновь вышли из тени. Но этот взлет был недолгим. Когда осенью 1944 года Красная Армия и войска Союзников приблизились к границам Германии, стало ясно, что это было лишь не больше, чем банальная предосторожность. К тому же в борьбу вступили многочисленные партийные функционеры, которые намеревались приумножить свой политический капитал. В итоге CA так и остались вспомогательной организацией. После подавления «путча Рёма» штурмовики так и не смогли оправиться от нанесенного им удара. Попавший в плен к американцам один из высокопоставленных штурмовиков рассказал, что руководство Третьего рейха даже не рассматривало возможность привлечения CA к подготовке партизанских отрядов.

Когда в сентябре 1944 года вермахт впервые оказался на грани краха, то ряд генералов согласился на привлечение гражданских лиц. Но в данном случае речь шла о строительстве укреплений в пограничных областях Германии. Впрочем, некоторые военные высказывали мысль о необходимости создания отрядов гражданской милиции, ядром которых могли выступать местные группы CA. В данной ситуации даже Гитлер признавал, что назрела надобность в подобных отрядах. Не желая делить этот «пирог» с военными и штурмовиками, он отдал приказ по партийной линии. Он назначил гауляйтеров НСДАП Специальными уполномоченными по обороне рейха. Теперь власть партийных функционеров стала расти по мере того, как ухудшалось положение на фронтах. Казалось, что в такой критический момент для гитлеровского режима более важными были идеологические моменты. В подобной обстановке самые энергичные из гауляйтеров уже начинали создавать собственные отряды милиции. Но со временем эти начинания были блокированы СС, так как Гиммлер считал, что наведение порядка в стране было его прерогативой. Впрочем, в пограничных районах на подобные инициативы смотрели сквозь пальцы. Например, Эрих Кох вынашивал планы создать собственный «пограничный корпус» в Восточной Пруссии. Франц Хофер намеревался поставить в тирольских предгорьях под ружье 50 тысяч человек, которые составили бы «Корпус альпийских стрелков». В восточном Руре Альберт Хоффманн сформировал региональное военизированное формирование добровольческий корпус «Зауэрланд».

Позже все эти формирования были влиты в состав Национальной милиции, деятельность которой координировала партийная канцелярия. Можно предположить, что и «Вервольф», и Национальная милиция, и Фольксштурм были отражением одной и той же программы, с тем различием, что Фольксштурм был компонентом «народной войны», идущей по эту линию фронта, а «Вервольф» — в тылу врага. По крайней мере, так мыслилось в теории. Предполагалось, что Фольксштурм и «Вервольф» должны были объединить воедино усилия НСДАП и СС. В этом тандеме партия должна была представлять идеологические и политические интересы, а «охранные отряды» — чисто военные. Возможность начала «народной войны» сталкивалась с определенными трудностями. В нацистской пропаганде намекалось на возможность ведения войны «позади линии фронта», но делалось это весьма осторожно, так как заявления могли сойти за выражение пораженческих настроений.

Во время создания Фольксштурма было немало сомнений, должны ли его члены действовать 6 тылу противника, подобно французским франктриерам, или же только оказывать вооруженную поддержку действующей армии по эту сторону фронта. Формальной датой создания Фольксштурма можно считать 6 сентября 1944 года, когда Гитлер отдал тайный приказ. Официально он был опубликован лишь три недели спустя. Но реальной точкой отсчета стала речь, произнесенная Гиммлером 18 октября. Далеко не случайно, что речь была произнесена в Восточной Пруссии, где уже существовало некое подобие этих отрядов. Их возникновение было приурочено к празднованию столетия Битвы народов, которая произошла в 1813 году. Именно в этом сражении принимали активное участие прусские ландверы. Гиммлер не раз вдохновенно говорил о них и вновь возвращался к проблеме партизанской войны. Он даже намекнул на возможность возрождения отрядов «вервольфов», которые существовали в годы Тридцатилетней войны. В частности, он произнес следующую фразу: «Даже на территории, занятой врагом, ему не стоит полагать, что она завоевана. Немцы поднимутся, чтобы сопротивляться. Вновь и вновь эти вспышки будут происходить в тылу противника, подобно тому, как бросили вызов смерти «вервольфы», добровольцы, взявшие в руки оружие, чтобы уничтожить врага».

Подобные заявления, естественно, вызвали обеспокоенность среди как противников, так и сторонников нацистского режима. «Гитлер возрождает партизан!» — под таким заголовком вышла газета «Звезды и полосы», издававшаяся командованием Союзнических сил. Офицеры Союзников сразу же начали вести работу среди солдат, объясняя, что на членов Фольксштурма, которые будут воевать в тылу, не распространяется действие Гаагской конвенции, а потому при задержании они не могут рассматриваться как военнопленные. В тот же самый день, когда Гиммлером было объявлено о создании Фольксштурма, Союзное командование выпустило юридическую инструкцию, в которой подробно описывалось, как надо было поступать с гражданскими лицами, оказывающими сопротивление. Рассчитывали на это или нет, но изложение содержания этой инструкции попало в руки немцев.

Таким образом, нацистские бонзы, намеревавшиеся создать Фольксштурм, столкнулись с непреодолимым препятствием — юридическим положением членов этой организации. Почти сразу же немецкая пропаганда стала смещать акценты, по сути изменив до неузнаваемости идею Гиммлера. И внутри Германии и за ее пределами открытым текстом говорилось, что Фольксштурм никогда не планировался как партизанское движение. Одна из немецких газет писала: «Фольксштурм не является какой-то кучей плохо вооруженных гражданских жителей. Это — армия дисциплинированных солдат. Они не будут сражаться цепами и косами, не будут трусливо заманивать в засады, но выступят с современным оружием в руках, как это делают истинные солдаты». Эта декларация была не только передана всеми немецкими средствами массовой информации, но и, самое главное, направлена иностранным журналистам. Автором этого заявления был пропагандист Зандерманн, который написал его в тот же день, когда Гиммлер произнес свою речь в Восточной Пруссии. Немцы были весьма осторожны: они не хотели, чтобы с членами Фольксштурма обошлись так же, как они расправились с поляками из Армии Крайовы, принимавшими активное участие в Варшавском восстании. На фоне этого в ряде концентрационных лагерей был даже смягчен режим. Например, более «обходительным» стало обращение с югославскими партизанами, что должна была зафиксировать специальная комиссия Красного Креста. В ответ на эти уступки ожидалось, что Союзники будут рассматривать ополченцев из Фольксштурма как военнопленных, которые обладали всеми правами, предусмотренными Гаагской конвенцией о правилах и обычаях ведения войны.

Как ни странно, но этот трюк сработал. В конце октября 1944 года контрразведка Союзников решила, что извратила первоначальную суть организации Фольксштурм. Неделю спустя начальник штаба Союзного командования генерал В. Смит издал директиву, в которой отмечалось, что с отрядами Фольксштурма надо обходиться в соответствии с требованиями Гаагской конвенции, при условии, если они отвечали первому и второму пунктам конвенции (то есть отрядом командовал офицер, который имел знаки различия, а сами члены отряда открыто несли оружие). Британская разведка уже наводила справки относительно того, являлись ли упомянутые Гиммлером «вервольфы» частью Фольксштурма или нет. По крайней мере, 31 октября 1944 года британский министр иностранных дел докладывал палате общин, что «с точки зрения международного права нет никаких существенных различий между Фольксштурмом и нашими силами местной самообороны, которые были созданы в 1940 году». И добавлял: «Они имеют право быть воспринятыми как юридическое лицо воюющей стороны». Последующая политика Союзников сводилась к тому, чтобы арестовывать только командиров отрядов Фольксштурма. Прочие же члены отряда, как правило, отпускались на волю. При этом все освобожденные предупреждались, что следующее пленение будет караться смертью.

Советская сторона, никогда строго не следовавшая букве Гаагской конвенции, не была столь снисходительной. Кроме этого, Советы и раньше использовали народное ополчение в качестве партизанских отрядов. Немцы проводили против них кровавые карательные операции. В итоге не стоило ожидать, что после перелома в войне ситуация на немецкой земле сложится как-то по-другому. Кроме того, многих красноармейцев вводил в заблуждение коричневый цвет униформы Фольксштурма. Пленных принимали за нацистских функционеров. Хотя во многих случаях служащие Фольксштурма вообще не имели никакой униформы. При условии того что они часто не носили никаких опознавательных знаков, неудивительно, что граждан из Фольксштурма принимали либо за партизан, либо за диверсантов. Один из красноармейцев, попавший в плен к немцам в конце войны, подтвердил эти подозрения. Только в самом конце войны советская оккупационная администрация стала создавать для пленных из Фольксштурма отдельные лагеря, хотя их до сих пор продолжали воспринимать как нацистских партизан. По имеющимся сведениям, один из подобных лагерей был создан в Восточной Пруссии в городе Инстербург.

Так был ли Фольксштурм партизанским формированием? Директивы партийной канцелярии ясно указывают, что эта организация должна расцениваться как средство для остановки танковых прорывов, действующая строго в рамках, предписанных Гаагской конвенцией. Мартин Борман даже разослал всем гауляйтерам копии Гаагской конвенции, дабы те привели местные отряды Фольксштурма в строгое соответствие с ней. Один из руководителей Фольксштурма Ганс Киссель также выпустил опровержение, в котором заявлял, что его организация не имела ничего общего с «вервольфами» и партизанским движением. После войны Киссель утверждал, что, для того чтобы поддерживать порядок в отрядах этой «народной милиции», в 1945 году была введена специальная система военного правосудия. Возможно, именно это сдерживало Фольксштурм от того, чтобы превратиться в простую вооруженную толпу.

Конечно, Фольксштурм имел собственную патрульную разведку, которая могла проникать в тыл противника. Учитывая то, что членов Фольксштурма можно было отличить только по нарукавным повязкам, подобные вылазки весьма напоминали партизанские действия. Например, 9 апреля 1945 года специальный отряд «Хаупт» забросил в американский тыл множество подобных патрулей, которые передвигались в основном на велосипедах. Произошло это в районе Тюрингенского Леса. Но задача разведчиков из Фольксштурма в данной ситуации сводилась к тому, чтобы подробно разузнать об отношениях американцев и местных жителей. В феврале 1945 года командующий группы армий «Центр» фельдмаршал Шёрнер предложил, чтобы большая часть Фольксштурма была поглощена армейскими частями. Но при этом он подчеркивал, что патрульная разведка должна была сохраниться в неизменном виде, так как сбор сведений был единственным делом, в котором Фольксштурм преуспел. Он заявил: «Небольшие локальные группы Фольксштурма были весьма активны в тылу и на флангах противника». В целом это предложение, которое так и не было реализовано, может быть расценено как одна из попыток вермахта усилить свою мощь для того, чтобы начать успешную партизанскую войну в тылу противника.

Несмотря на опровержения Ганса Кисселя, не исключено, что по инициативе местных гауляйтеров и крайсляйтеров целые батальоны Фольксштурма могли быть обучены тактике ведения партизанской войны. Так, например, многие гражданские лица из Эшвайлера, допрошенные контрразведкой Первой армии США, утверждали, что Фольксштурм, сформированный в их городе, был обучен навыкам диверсий, саботажа и организации засад. Большинство из прешедших подобное обучение не были сгруппированы в отряды. Чтобы избежать пленения противником, они должны были изображать из себя обыкновенное мирное население. Или другой пример: военные, захваченные в плен в Рейнланде, сообщили, что несколько раз в неделю проводили обучение гражданских жителей. Программа обучения предполагала все тот же саботаж, диверсии и тактику партизанских действий. Схожая ситуация наблюдалась в Тирольском предгорье, где альпийские стрелки в период с марта по апрель прошли учебные курсы, мало чем отличавшиеся от тех, что практиковались в лагерях «Вервольфа». Кстати, многие из них в итоге оказались среди «вервольфов».

Подобные инициативы в отношении Фольксштурма были предприняты и на Восточном фронте. В начале января 1945 года немецкие офицеры, служившие в армейской разведке, начали кампанию пополнения своих подразделений. В ходе ее они отобрали множество фольксштурмистов, которые должны были пройти «специальное обучение». Отобранные лица в большинстве своем были штурмовиками, жандармами и партийными должностными лицами. Приблизительно тридцать человек были направлены в лагерь Ландсберг (Восточный Бранденбург), где они активно получали навыки партизанских действий, которые должны были применить на практике в советском тылу. Шефом этой программы был офицер абвера Рихард Грайвн. Накануне наступления Красной Армии эти «дипломированные специалисты» были разбиты на несколько групп, которые состояли из пяти-десяти человек, и переданы в распоряжение другого разведчика, по имени Гельденбранд. Эти небольшие группы должны были уничтожать в советском тылу мосты, железные дороги, совершать нападения на небольшие отряды Красной Армии. В распоряжении Гельденбранда даже имелось два обустроенных аэродрома, которые были тайно построены поблизости от Ландсберга. Все это указывало на то, что группы, заброшенные в тыл Красной Армии, должны были снабжаться с воздуха оружием и продовольствием, а стало быть, действовать достаточно долго. Как только Красная Армия заняла Ландсберг, советская контрразведка запеленговала радиопередатчик. В итоге было задержано большинство из подготовленных здесь диверсантов. Их быстро осудили и в «воспитательных» целях публично расстреляли.

Подобные отряды действовали также в Силезии, за тем исключением, что здесь они состояли из подростков, которыми руководили опытные офицеры. Эти команды дожидались продвижения Красной Армии, автоматически попадая в советский тыл. По сообщениям НКВД, зимой 1945 года эти группы не только совершили несколько нападений на красноармейцев, но и активно участвовали в обороне «крепостей» вроде Бреслау и Глогау. Кроме этого, из фольксштурмистов был создан так называемый добровольческий корпус «Верхняя Силезия». Из него было отобрано 350 человек, прошедших обучение в лагере Ныса-Лужицк, который контролировался «Вервольфом». Тактика этих диверсантов ничем не отличалась от обычной: диверсии, саботаж, наличие тайников с оружием в лесах.

По мере того как советское наступление набирало силу, а Красная Армия приближалась к Берлину, предпринимались все более отчаянные попытки спровоцировать «народное сопротивление». Пропаганда, проходившая под лозунгом «Ненависть и месть», призывала население Восточной Пруссии «использовать любые средства для борьбы с большевиками». Крайсляйтер Кенигсберга 1 марта объявил: «Борьбу надо вести хитро, как индейцы. Для борьбы с большевизмом хороши все средства». Захваченный в конце апреля немец признался: накануне падения города почти все мужское население было разбито на команды, которые, как предполагалось, должны были действовать в советском тылу. Часть из этих диверсионных групп была достаточно неплохо вооружена. В восточной части города было создано гигантское количество тайников. Подобная тактика применялась также в Фюрстенвальде и Франкфурте-на-Одере.

Подобные факты только усиливают ощущение, что на самом деле Фольксштурм не очень сильно отличался от «Вервольфа». Особенно если принять во внимание, что часть фольксштурмистов стала «вервольфами». Например, в Кельне несколько фанатичных нацистов из состава местного Фольксштурма были посланы на пятидневную «стажировку» в Оснабрюк. Все «стажеры» были младшими должностными лицами НСДАП и старыми партийцами. Видимо, руководство «Вервольфа» полагало, что для этих «проверенных товарищей» не требовалось особых усилий, чтобы освоить премудрости партизанской войны. В Восточной Австрии различия между Фольксштурмом и «Вервольфом» и вовсе стерлись главным образом потому, что обеими организациями руководил один и тот же человек — оберштурмбаннфю-рер СС Фарион. Армейские офицеры, обучавшие «вервольфов» в Граце, отмечали, что большинство из рекрутов были членами гитлерюгенда и Фольксштурма. Сам же Фарион не раз сообщал вышестоящему эсэсовскому начальству, что весьма активно вербовал в Фольксштурме будущих «вервольфов». Другим фактором, способствовавшим стиранию грани между Фольксштурмом и «Вервольфом», было принципиальное нежелание гауляйтера Нижнего Дуная Гуго Юрии привлекать в «Вервольф» подростков из гитлерюгенда. В этих условиях нацистским партизанам приходилось искать другой источник пополнения своего движения.

НСДАП и пропаганда «Вервольфа»

После того как Гиммлер произнес свою речь, вызвавшую изрядный переполох, партия пыталась всячески дистанцировать, хотя бы внешне, Фольксштурм от «Вервольфа». С одной стороны, в партийной канцелярии поняли, что без СС не обойтись. С другой стороны, достаточно вспомнить, что, когда гауляйтерам поручили вербовку в отряды «Вервольфа», эта затея потерпела крах. Местные партийные боссы предпочитали направлять людские ресурсы в подконтрольный им Фольксштурм. Кроме этого, гауляйтеры получили фактически неограниченный контроль над пропагандой «вервольфов» (ее принципы были специально разработаны в министерстве Геббельса). Подобная ситуация напоминала «эпоху борьбы», когда гауляйтер НСДАП был ответственным за ведение партийной агитации. Ожидалось, что материалы, подготовленные нацистским режимом, будут забрасываться в тыл противника с самолетов либо запускаться при помощи «агитационных» снарядов. Кроме агитационных листовок предполагалось распространять специальные издания «Фёлькише беобахтер» и миниатюрные издания «Вервольфа» Лонса, который, кстати, был обязательным для прочтения в партизанских формированиях СС. Эта книга распространялась и среди фольксштурмистов.

В октябре 1944 года главный пропагандист СС штандартенфюрер Гюнтер Д'Альквен оказался в штате «Бюро Прюцмана». В то же время он пишет агитационную статью для «Черного корпуса», в которой он рассуждает о возможности ведения национал-социалистической партизанской войны. Однако Д'Альквен, зимой 1944/45 года заболевший скарлатиной, был выведен из строя. Он пробыл в больнице до марта 1945 года. За этот достаточно длительный отрезок времени «Вервольф» фактически не вел никакой пропаганды. Подобная ситуация вполне устраивала многих офицеров СС, которые полагали, что их партизанской организации больше пристал завес тайны, а не крикливая агитация. СС, и без того являвшиеся достаточно закрытым сообществом со своими правилами и традициями, всегда позиционировали себя как элитарную организацию. Возможно, именно это обстоятельство сделало «Вервольф» в глазах партийных функционеров не только таинственной, но и притягательной организацией.

Были и другие проблемы, которые мешали «Вервольфу» вести свою пропаганду. Во-первых, распространение идеи партизанской войны было фактически несовместимо с идеологической установкой, которая утверждала, что противники не смогут войти в Германию. Подобная пропаганда кроме всего прочего намекала бы на то, что вермахт был не в состоянии защитить границы страны. Такие слухи никак не соответствовали официальным заявлениям, согласно которым ситуация на Западном и Восточном фронтах стабилизировалась, а сами военные готовили очередное «успешное» контрнаступление, нацеленное на локализацию американских и британских сил. Даже когда в сентябре 1944 года в стране господствовали панические настроения, силы вермахта казались куда более внушительными, нежели сомнительная мощь каких-то партизанских отрядов. Между тем фактически ничего не говорилось о возможности ведения партизанской войны против Красной Армии.

Вторая трудность была вызвана немецкой эвакуационной политикой, согласно которой большая часть лояльного нацистам населения должна быть вывезена накануне наступления противника. Хотя в Западной Германии к подобным директивам нередко относились с нескрываемым презрением, немецкие средства массовой информации едва ли имели возможность сообщать о партизанских вылазках в областях, которые, согласно официальным источникам, были эвакуированы (кто же тогда там сражался?). Фактически, лучшее, что можно было предпринять, это сообщить о том, что немецкие жители заманили в засаду захватчиков. Тут еще масла в огонь подлил Геббельс, который в начале октября 1944 года выступил с радиообращением, в котором назвал всех немцев, оставшихся на оккупированных территориях, предателями, согласными служить американцам. Один из фанатичных «вервольфов» после этого заявления написал в своем дневнике, что Геббельс паразит, которому нет прощения.

Третья проблема заключалась в том, что реальное сопротивление на занятых Союзниками территориях осуществляли лишь подростки. В некоторых передачах и заметках, конечно, говорилось о «новых мучениках гитлерюгенда». Между тем в Министерстве пропаганды вполне справедливо опасались, что репортажи о партизанах, которые состояли лишь из подростков, могли подорвать доверие к власти. К тому же это указывало на скромный размах самого партизанского движения (а где же взрослые немцы?). Нацисты еще не были готовы поднять на знамя идеи «детских крестовых походов». На подобный шаг нацистская пропаганда решилась лишь в марте 1945 года. Лишь на грани краха в рейхе признали, что движущей силой «Вервольфа» были члены гитлерюгенда.

Однако к началу 1945 года факторы, которые отчуждали партию от «Вервольфа» и склоняли чашу весов в пользу Фольксштурма, перестали играть какую-либо роль. Когда стало ясно, что обстановка на фронтах хуже некуда, на спасение рейха были брошены все силы. Но массовое вовлечение рядовых немцев в военизированные организации вызывало раздражение, а отнюдь не энтузиазм. Логично возникал вопрос: что могли сделать плохо обученные старики и подростки, если ситуацию не смог исправить вышколенный вермахт. Жители Восточной Германии чувствовали себя обманутыми и преданными. Им обещали, что их защитят, теперь же они должны были сами сражаться, спасая свою жизнь. В памяти многих всплывала речь Гиммлера. Никто не верил, что Фольксштурм — это просто «народная милиция»; многие не без оснований полагали, что их записывают в партизанские отряды. Это еще больше подрывало мораль рядовых немцев. Их не утешали гарантии Союзников и Гаагская конвенция. Одно из должностных лиц сообщало, что многие жители Силезии были готовы бороться, но не видели смысла становиться партизанами, что обрекало их на неизбежную гибель.

Другая проблема заключалась в том, что Союзники и Красная Армия всячески использовали авторитет немцев, которые согласились сотрудничать с ними. Немецкая же пропаганда поначалу не говорила о подобных фактах. Ситуация изменилась в конце 1944 года, когда пропаганда активно заговорила о «Мстителях немецкой чести», которые должны были расправляться с предателями. В первые месяцы 1945 года немецкие газеты стали буквально пестреть заголовками о «наказаниях» немцев, которые опозорили нацию. В газетах сообщалось: «Растущая активность мстителей заставила волноваться американцев». Но подобные сообщения были блефом. После проверки контрразведка Союзников установила, что большинства описанных случаев просто не существовало в природе. Это было просто психологическое давление. В отличие от многочисленных заявлений детищем Геббельса был не «Вервольф», а «Мстители немецкой чести». Если подобные и существовали, то их было крайне немного. Впрочем, этот прием принес свои плоды. Постепенно мифические мстители стали обрастать плотью. Сначала появилось сообщение о том, что на улице ночью был убит аханский бизнесмен, имевший дела с Союзниками. В него всадили несколько пуль, а на трупе оставили листовку, подписанную «Мстителями». Затем «Мстители» мелькнули в Палатинате. В марте 1945 года активность проявилась в Кельне. Американцы пытались опровергнуть факт их существования, тогда на улицах стали появляться листовки с фотографиями повешенных «предателей», под каждой красовалась подпись «Мстители». В том же Кельне был убит полицейский, согласившийся наняться на работу к новым властям. До сих пор неизвестно, из кого состояла эта группировка. Одни исследователи полагают, что это были фанатичные подростки, другие — что агенты гестапо.

Борман и «Вервольф»

К февралю 1945 года, когда Красная Армия начала свое зимнее наступление, а Союзники смогли закрепиться в Рейнланде, партийная верхушка кардинально изменила свое отношение к «Вервольфу». Из аппарата НСДАП стали раздаваться голоса, что СС весьма недобросовестно занимались формированием партизанского движения. Некоторые партийные функционеры, пользовавшиеся расположением Бормана, стали высказывать многочисленные советы относительно того, как надо было действовать «Вервольфу». Наиболее «преуспел» в этой работе бывший баварский фермер, позже ставший крайсляйтером Ладсхута, Ганс Дотцлер. Буквально за какие-то считаные недели он превратился в эксперта по Восточному фронту и вопросам партизанской войны. Предложение Дотцлера в основном сводилось к тому, чтобы создать массовое антисоветское подполье, в которое планировалось вовлечь широкие народные массы, начиная от фанатичных национал-социалистов, заканчивая польским националистическим духовенством. Эти разнородные движения должен был объединять только один момент— радикальный антибольшевизм. Руководителями этого подполья должны были быть офицеры СД, курирующие соответствующие территории. Но в своих действиях они не должны были иметь самостоятельности — их деятельность должна была курировать партийная канцелярия. Борман передал это предложение Гиммлеру, а тот, в свою очередь, поручил Прюцману связаться с рейхсляйтером и передать ему все детали создания «Вервольфа».

В марте 1945 года Борман с головой ушел в планы создания нацистского партизанского движения. Он приказал гауляйтерам областей, которым угрожал противник, изготовить поддельные документы и уйти в подполье, дабы помочь в организации движения сопротивления. Фраза «Спасение и победа или смерть!» стала новым лозунгом Бормана. Он грозился, что будет считать дезертиром каждого партийного функционера, который попытается покинуть без особого разрешения свой пост. Офицерам национал-социалистического руководства, осуществлявшим свою деятельность в армии, была разослана директива, обязывавшая их начать активную подготовку к партизанской войне и «разжигать среди населения настроения, способствующие фанатичному сопротивлению». В то же самое время местным чинам НСДАП и бургомистрам сообщалось, что американцы намеревались депортировать все немецкое мужское население после оккупации соответствующих территорий. Должностным лицам нацистской партии приказывалось оставить любые государственные посты, которые мешали чисто партийной работе. Если в первые годы диктатуры нацисты стремились срастить партию с государством, то на грани краха Третьего рейха с этим симбиозом начали бороться. Борман опасался, что функционеры потеряют свою «партийную идентичность». Отрешение от государственных и административных забот, которое происходило в 1945 году, могло позволить партийным чинам сосредоточиться на подготовке партизанской войны. Борман также воодушевился идеей создания партизанского централа в Альпах. В ноябре 1944 года он от имени фюрера подготовил меморандум, в котором предписывалось создание «Альпийской твердыни». Впрочем, некоторое время спустя мнение Бормана по этому вопросу изменилось.

Еще один немаловажный факт. Дотцлер был назначен главой политического управления «Вервольфа», которое должно было создать сеть специальных учебных заведений, готовивших специалистов по пропаганде, прежде всего по распространению слухов, что имело политическое значение. Сотрудники Дотцлера имели множество задумок. Одна из них заключалась в том, чтобы создать сеть мелких подпольных ячеек, которые бы позволили сохранить партийную структуру. НСДАП, перешедшая на подпольное положение, должна была стоять за спиной всех партизанских и диверсионных вылазок. Нацистская идеология должна была распространяться среди немцев в виде тех же слухов. Так как ожидалось, что контрмеры Союзников будут достаточно жесткими, то руководство подпольными ячейками планировалось поручить молодым функционерам, которые не успели скомпрометировать себя и «засветиться». Их имена просто-напросто не успели появиться в «черных списках» Союзников и Красной Армии. Нацистское подпольное движение, как ожидалось, обращалось, прежде всего, к бывшим служащим вермахта. Главной целью на первом этапе существования нацистского подполья являлось выживание партии как политической силы. Для этого даже предполагалось, что она сможет быть замаскированной в рамках одной из политических партий, которая бы начала свою работу после крушения Третьего рейха.

После того как состоялась личная встреча Бормана и Прюцмана, на которой эсэсовец, видимо, пожаловался рейхсляйтеру, что гауляйтеры никак не помогают в создании «Вервольфа», Борман выпустил особый приказ, которым назначал из состава «штаба Дотцлера» Специальных уполномоченных по вопросам «Вервольфа». Эти лица были ответственны за осуществление вербовки на местах и имели прямую связь с партийной канцелярией. Борман отмечал, что «появление таких должностных лиц имело большое значение для осуществления этой важной задачи». Одной из мер для достижения поставленной цели стала «мобилизация» спортивных объединений, члены которых должны были принять активное участие в подготовке сопротивления. Этому начинанию должны были помогать Прюцман, Роберт Лей и Отто Марренбах, который к 1945 году фактически руководил «немецким трудовым фронтом». Но ни одна из этих фигур не устраивала Бормана.

Было бы ошибочным полагать, что активизация Бормана в партизанском направлении обеспечивала ему реальное влияние в «Вервольфе». Надо обратить внимание на то, что «берлинская партийная группировка» фактически узурпировала права на название «Вервольф» и пробовала посредством этого оказывать влияние на политику. Несколько высокопоставленных партийных функционеров, которые весной 1945 года осуществляли частые контакты с «Вервольфом», наивно полагали, что эта организация была создана по инициативе Бормана и находилась под его руководством, о чем они свидетельствовали на Нюрнбергском трибунале. Впрочем, превращение «Вервольфа» в террористическую организацию, которая осуществляла тактику «выжженной земли» и расправлялась с «капитулянтами», действительно было инициативой Бормана. Известно, например, что угрожающие плакаты «Вервольфа», появившиеся в г. Вупперталь, были изготовлены по приказу местного крайсляйтера, который и создавал местный отряд «Вервольфа». В городке Швенниген (Шварцвальд) оказалось, что «Вервольф» был инструментом крайсляйтера Шпека, который использовал нацистских партизан, дабы расправиться с политическими противниками. В Брунсвике местное партийное руководство создало специальную «команду смерти», которая расправлялась в «трусами и капитулянтами». Среди казненных были в том числе и чиновники, и партийные функционеры, на телах каждого висел угрожающий плакат, подписанный «вервольфами». В Вильгельмсхафене специальный уполномоченный партийной канцелярии по делам «Вервольфа» Фриц Лото 2 мая лично расстрелял троих «предателей», в числе которых был полицейский, который неосторожно рассуждал о «возможности перехода на другую сторону». Точно так же в Дотлингене 16 апреля 1945 года «Мстителями чести» был жестоко убит немецкий крестьянин. Части его тела с угрожающими записками были разбросаны по окрестности. Все эти происшествия были только небольшими эпизодами в гигантской «кампании запугивания», которую планировало начать руководство НСДАП. Так например, в Южном Ольденбурге из состава подобных «мстителей» создавались специальные единицы, которые поначалу числились в Фольксштурме, а затем перешли в «Вервольф».

Самый вопиющий случай подобного «внутреннего террора», вдохновленного партией, произошел в альпийском шахтерском городе Пенценберг, в котором 27–28 апреля 1945 года прошло антифашистское восстание, имевшее очевидный сепаратистский характер. Оно рисковало охватить всю Южную Баварию. Восстание в Пенценберге было почти сразу же подавлено гренадерским полком вермахта. Но партийному руководству показалось этого мало. По приказу гауляйтера Пауля Гислера был создан специальный политический отряд Фольксштурма, который был больше известен под названием группа «Ганс», названная так в честь ее руководителя Ганса Зоберляйна. Группа «Ганс» во многом напоминала «вервольфов». Она развешивала по всей Баварии угрожающие плакаты, рассылала «неблагонадежным» по почте письма с угрозами. После подавления восстания Зоберляйн направил членов своей группы в Пенценберг. Теперь различия между ними и «вервольфами» и вовсе исчезли. На подходе к городу каратели получили список тех, кто подозревался в сочувствии мятежникам. Каждый из членов группы получил свою собственную «цель». По городу прокатилась волна террора. Только за одну ночь было убито восемь человек (двое из жертв были женщины). Кого-то застрелили, кого-то повесили, кто-то был взорван гранатой в собственной квартире. На вторую ночь жители города оказались подготовленными, карателям был оказан отпор. В одном из домов был открыт ответный огонь. В перестрелке был ранен один из карателей и убит один шахтер. Прежде чем дошло до новых волнений, террористы предпочли исчезнуть из неспокойного города, оставляя позади себя трупы, на шее которых висели плакаты «Вервольф-СС. Верхняя Бавария».

Партийное руководство намеревалось всячески поощрять подобные эксцессы. В феврале 1945 года Борман встретился с помощниками Геббельса Гельмутом Фридриксом и Вернером Науманом. На этой закрытой встрече обсуждалось множество вопросов. В частности, было высказано предложение сбрасывать с самолетов на территории, занятые Красной Армией, не только листовки, но и инструкции по организации диверсий и саботажа. Но эта инициатива была отклонена, так как возникло опасение, что советская сторона могла ответить массовыми репрессиями. Скорее всего, было решено сосредоточить внимание на сверхсекретном проекте «Скорпион», который предполагал использование агитации власовцев и украинских националистов из УПА. Поначалу эта задача реализовывалась летом 1944 года на территории Польши силами штандарта «Курт Эггерс». Подразделения проекта «Скорпион» имели в своем распоряжении собственную типографию и грузовики с установленными на них громкоговорителями. Со временем планировалось подключить к проекту летчиков, а само руководство передать Скорцени. Согласно польским источникам, «Скорпион» начал новую жизнь в апреле 1945 года, несмотря на угрозу советских массовых репрессий. Именно тогда на Силезию с воздуха было выброшено множество антисоветских листовок.

Как ни странно, но подобные меры, больше напоминавшие жесты отчаяния, произвели определенный эффект. Например, в штирийском городке Лобен местное партийное руководство начало готовить подземные ходы, которые при помощи землеройных машин копали специальные подразделения, состоявшие из фанатичных нацистов. Тем временем в ближайшем Нидерндорфе в специальном лагере «Вервольфа» готовились партизаны, которые должны были действовать в этих подземельях. Справедливости ради отметим, что подобная перспектива была встречена без должного энтузиазма. Во многих областях подобные меры расценивались как «излишняя суета», которая все равно была обречена на провал. У таких партизан просто не было времени, чтобы получить хоть какое-то подобие военной подготовки. Крайсляйтер Фолькерт, захваченный в плен в окрестностях Нюрнберга, после того как город пал, обладал драгоценными знаниями о нацистском подполье. Сам он был набожным католиком, а потому всегда со скепсисом относился к фанатичным национал-социалистам. Он рассказал американским следователям, что многие «вервольфы» были уверены, что они обречены. Когда сам он был обвинен в пособничестве «Вервольфу», то он отметил, что под его началом не было ни партизан, ни даже необходимого снабжения. Он заявил: «Гауляйтер сказал мне: «Делайте то, что получится». Это было моим единственным эпизодом помощи «Вервольфу». Точно так же в Гейдельберге крайсляйтер хотя и подбивал юнцов из гитлерюгенда создавать партизанские отряды, но ему до конца не было понятно: что должны были делать эти мальчишки?

Date: 2015-11-13; view: 469; Нарушение авторских прав