Беседа 3

«Любовь не мыслит зла…»

- Владыка, в прошлый раз мы говорили о том, что грех возникает как результат нарушения богоданного Закона, а сам Закон, по словам апостола Павла, это прежде всего «детоводитель» ко Христу. До­статочно ли буквально соблюдать Заповеди, чтобы прийти к Богу?

- У нас есть притча о мытаре и фарисее, рассказанная Самим Христом (Лк. 18. 10—14): «...два человека вошли в храм помо­литься: один фарисей, а другой мытарь». Фа­рисей — человек, притязавший на святость, всеми уважаем, он гордо стоит в первых рядах и всем своим видом показывает свою праведность. «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю», — говорит он. А мытарь, сборщик налогов, человек, всеми презираемый, — мытарей считали притесните­лями, людьми греховными, нередко им даже не позволяли входить в храм, — так вот, мытарь приходит к Богу с осознанием своей греховности. Он, стоя вдали, не смея даже поднять глаз на небо, твердит только одну молитву: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!». Она так и называется молитвой мытаря, и в ней отражено то состояние души раскаявшейся, которое и должно быть у человека, если он желает избавиться от греха. Мытарь, понимая свою греховность, обнажает перед Богом душу и просит Его о милосердии. И Христос говорит, что Бог его прощает. А фарисей уходит непрощенным: соблюдая все Заповеди, он формально чист, но своим поведением он пытается поставить Закон выше самого Бога. Он пытается ска­зать, что своей праведностью он сам себя и спасает, по сути пытаясь вступить с Богом в сделку — мол, я Тебе сделал, а теперь сделай и ТЫ мне. Как будто они с Богом равны! Но ведь мы спасаемся не своими заслугами пе­ред Богом, не формальным соблюдением Закона, а благодатью Христовой. И смотрите, буквальное соблюдение Заповедей привело к тому, что фарисей впал в грех гордыни и осуждения. Есть два состояния — когда человек совершает что-то из любви к Богу и когда он, подобно фарисею, делает это ради себя. Такие люди были и в Евангельские времена, есть они и в нашей жизни. Например, один постится, и очень истово, а другой, по немощи своей, не может. И тот, кто постится, начинает осуждать второго. Но ведь как только он осудил ближнего, он все перечеркнул. Потому что впал в тонкую разновидность греха, которая называется «прелесть» — он прельщен сам собой. И если человек, совершающий обычные грехи, еще может увидеть их и прийти, как мытарь, к покаянию, то «прелесть» характеризуется тем, что человек не различает, что находится в греховном состоянии. Ведь формально он делает все правильно. И еще «прелесть» предполагает, что человек находится в осуждении кого-то. Один благочестивый подвижник перед смертью сказал: «Я не имел больших подвигов, но единственный подвиг я совершил — я никогда никого не осудил».

Достичь такого — высокая степень совершенства. Ведь суд в духовных основах жизни — это попытка встать на место Бога. И тут очень тонкий с точки зрения духовного осмысления момент: «прелесть» фактически уводит человека от Бога к дьяволу, потому что, помните, и Денница также искусился. И еще, в ситуации, когда один прощается, а другой нет, важно понимать, что на все это воля Божья! Спасение — это не вопрос чело­веческой заслуги, спасает не Закон, а Христос. И если бы мы сами, исполняя Закон, приходили бы к Богу, то, казалось бы, и Бога не нужно было. Иногда говорят, что вот такая-то идеология взяла все христианские заповеди, но нет, этого еще недостаточно, потому что при этом нет Бога, спасающей силы благодати, а ведь только она и может совершить перемену всего существа человека.

- Соблазн осуждения — это то искушение, которое постоянно подстерегает всех нас, и особенно вновь обращенных.

- Да, для людей, еще только входящих в Церковь, очень важно не впасть в фарисейство. Усвоив формальный Закон, выполняя его, но еще не приобретя внутреннего духовного опыта любви и сострадания, легко впасть в грех осуждения. Но апостол Павел в своем Первом послании к Коринфянам говорил: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Kop. 13. 1—3).