Глава 21. Так ничего и не надумав, с сухостью во рту и колотящимся от волнения сердцем встала Лидия в этот решающий день

Так ничего и не надумав, с сухостью во рту и колотящимся от волнения сердцем встала Лидия в этот решающий день, напринималась лекарств и отвезла Сандринью к Кате с Алфреду.

Катя вызвалась ее проводить.

– Алфреду прекрасно справится с детьми, – сказала она.

Лидия не спорила. Конечно, с Катей, с Орестесом она чувствовала себя гораздо увереннее. Войдя в зал, она поздоровалась с величественной Бранкой, с Миленой, которая явно плохо спала ночью, нервничала и беспрестанно облизывала пересохшие губы, кивнула Арналду, Атилиу, Леу, благодаря за поддержку и внимание к сыну.

Всех их ждал сюрприз: секретарь суда объявил, что они продолжат допрос свидетелей, и первым вышел Фаусту.

Зал насторожился. Фаусту говорил ни на кого не глядя. Охарактеризовал Нанду как человека с двойным дном, скрытного и коварного.

– Я никогда не знал, чего от него ждать. Он постоянно нарушал график вылетов, прилетал в последнюю минуту, мне то и дело приходилось его заменять. Я думаю, это было связано с его второй деятельностью – наркоторговца. Очевидно, он использовал вертолет для своих побочных дел. Тот, кто дорожит рабочим местом как средством к существованию, не будет нарушать график. В качестве доказательства я представил суду маршрутные листы с заменами на протяжении последнего полугода.

Милена закусила губу, чтобы не разрыдаться, – кто как не она знала причину этих замен, – но ей же никто не поверит, она невеста!

– Подследственный сообщил о ваших неприязненных отношениях. Как вы их оцениваете? – задал вопрос судья.

– Личной неприязни у меня нет, – ответил Фаусту.

– Неправда! – выкрикнула с места Милена, но Фаусту и бровью не повел.

– Но как должностное лицо, отвечающее за организацию труда, могу ли я хорошо относиться к такому работнику? Но даже в этом случае мне не в чем себя упрекнуть. Я шел на все, чтобы не увольнять его. Я перевел его в Сан‑Паулу, считая, что молодой человек может одуматься и исправиться. И сейчас я не потерял надежды на его исправление и горячо надеюсь на наши исправительные учреждения – они помогут человеку, который споткнулся.

Закончив свои свидетельские показания, он сослался на занятость и покинул зал: свое дело он сделал.

Бранка внутренне ему аплодировала – удар был нанесен точно и в срок. И какой удар!

Лидия, слушая Фаусту, побледнела: Милена! Во всем виновата Милена! Она сбила с толку ее мальчика! Кто звонил ему с утра до ночи? Кто подбивал на разные глупости? Говорила же она ему: не связывайся с ней! Да разве кто мать послушает?

После Фаусту давал свидетельские показания Валтер, он очень хорошо говорил о Фернанду, высоко отзывался о его профессионализме. И все же чувствовалось, что показания Фаусту произвели соответствующее впечатление, атмосфера в зале неуловимо переменилась.

Со свидетельскими показаниями было покончено, и после небольшого перерыва начался собственно суд.

Первым выступил прокурор. Он вновь перечислил все факты, которые дают ему основание считать подследственного виновным, и свидетельские показания Фаусту были в его речи не на последнем месте. Обрисовав положение молодежи, увлекающейся наркотиками, он призвал суд вынести самое суровое наказание тому, кто способствует своими действиями этому трагическому положению.

Нанду сидел, обхватив голову руками. Почва уходила у него из‑под ног, но не было привычных кнопок на пульте управления, чтобы почувствовать, что держат крылья.

После прокурора дали слово адвокату. Сеньор Альсиу недаром слыл блестящим защитником. Его речь была шедевром ораторского искусства, он дал блестящий портрет подследственного.

– Жизнь предоставляла подсудимому множество возможностей стать нарушителем закона. Рано лишившись отца, он мог оказаться под влиянием улицы, связаться с дурной компанией, промышлять мелким воровством, пить и курить, втянуться в наркотики и стать наркоманом. Сколько у нас перед глазами подобных примеров, трагических и печальных, – так начал адвокат Альсиу свою речь.

В ней он упомянул и благотворный пример матери, неутомимой труженицы Лидии Гонзаго, и неиспорченную натуру сына, которая дала ему возможность следовать этому примеру.

Нанду он описал как человека ответственного, заботливого, любящего, преданного своей семье, своим близким.

Больше того, Нанду – это человек, который умеет мечтать, а что еще важнее, умеющий претворять свои мечты в жизнь.

Если бы он рвался к деньгам, к разгульному образу жизни, то вряд ли бы выбрал для себя такой окольный для наркобизнеса путь, как профессия летчика, требующая немалых лет учения и хороших умственных способностей.

Адвокат говорил доказательно, логично и в конце своей речи потребовал не допускать несправедливости и отпустить подсудимого на свободу.

Суд удалился на совещание. В зале пошел нервный шумок.

– Встать! Суд идет! – раздались слова, которые из века в век внушали надежду и трепет.

Все встали и стоя выслушали приговор.

– По статье 59 Уголовного кодекса подсудимый приговаривается не к пятнадцати годам лишения свободы, а к трем, на основании того, что ранее не был судим и учитывая веские доводы защиты, – произнес судья.

В зале послышался шум падения – нервы Лидии не выдержали, она потеряла сознание. Окружающие бросились к ней, стали приводить в чувство. Милена плакала. Бранка ее утешала.

– Какая несправедливость, – повторяла она, – какая несправедливость.

Говорила она это совершенно искренне, потому что немалой несправедливостью считала выплату таких бешеных денег всего за три года заключения. Ну хотя бы пять лет! А еще лучше десять.

Арналду, уже поговорив с адвокатом, подошел к дочери и повел ее к Альсиу. Бранка хотела было пойти вместе с ними, она должна была быть в курсе того, что собирался предпринять адвокат, но тут в нее буквально вцепилась пришедшая в чувство Лидия, и скрепя сердце, Бранке пришлось заняться ею.

– Я так вам сочувствую, ваше горе – это мое горе, – проговорила она, и что интересно: опять не лукавила, ведь обе они страстно не хотели того, чего хотели их дети.

– Молодежь всегда все хочет сделать по‑своему, сколько раз я говорила Милене, что Олаву куда опытнее сеньора Альсиу, но разве они слушаются матери?.. – сетовала Бранка.

– Но может быть, сеньор Олаву сможет теперь что‑то сделать? – с рыданием спросила Лидия.

– Непременно с ним свяжусь, все ему расскажу, посоветуюсь. Как только выясню возможности, сразу же позвоню вам.

– Моего сына запрут в тюрьме с преступниками, – рыдала Лидия, – а он ведь ни в чем не виноват…

Атилиу и Орестес подошли к рыдающей Лидии. Орестес взял ее под руку, Атилиу, услышав ее последние слова, принялся успокаивать:

– Пока он будет находиться все в том же полицейском участке, в своей камере. Приговор еще должна утвердить высшая инстанция. Но до этого адвокат успеет подать апелляцию.

Именно об апелляции и говорил Арналду с Альсиу.

– Я уверен, что, отправив дело на пересмотр, мы его выиграем, – уверенно говорил Альсиу Милене. – Ты же видишь, что срок уменьшили с пятнадцати до трех. Разве это не победа?

– Не знаю, – отвечала Милена. – Они же осудили невиновного! Все‑таки осудили!

Она была в таком отчаянии, что Арналду даже испугался. Он не думал, что его дочь может до такой степени переживать из‑за своего волосатика. Женщины все же непредсказуемые существа, со вздохом подумал он, гладя Милену по голове, словно она была еще совсем маленькой девочкой.

К Милене подошли Мег и Тражану.

– Мы тут вместо Лауры, девочка, – сказала Мег. – Она не смогла прийти, плохо себя почувствовала.

(Если говорить честно, то Лауре на вчерашнем заседании стало так плохо, ее так тошнило, что мать уговорила ее остаться сегодня дома, но при Арналду она всего этого говорить не стала.)

– Вот увидишь, все кончится благополучно, я тебе обещаю, – поддержал жену Тражану. – Мы не допустим, чтобы восторжествовала несправедливость.

Милена уже знала, что Тражану не бросал слов на ветер и говорил не просто для того, чтобы ее утешить, у него были свои способы воздействовать на ситуацию, для того чтобы добиться желаемых результатов, и она знала какие. Услышав обещание Тражану, она приободрилась.

– Вам не кажется, – обратился Тражану к адвокату, – что свидетель Фаусту сделал все, чтобы потопить вашего подзащитного?

– Именно так мне и кажется, – отвечал Альсиу, – больше того, я в этом уверен. И убежден, что во всем этом деле Фаусту – ключевая фигура. С самого начала он стал свидетельствовать против моего подзащитного. Когда началось следствие, он тут же уехал в отпуск, не желая принимать в нем участия. Мы долго его разыскивали и добивались от него свидетельских показаний. Но он всячески сопротивлялся. У меня сложилось впечатление, что он чего‑то опасается.

– Очень рад, что у нас с вами сходные впечатления, – улыбнулся Тражану. – Я думаю, что ему есть чего опасаться и в конце концов он расколется. Выше нос, девочка, еще не все потеряно!

Тражану знал, что говорил. Дело в том, что вот уже несколько дней специально нанятые им люди пытались усовестить Фаусту по телефону. Что за беда, если их увещевания были похожи на шантаж! Угрожающие голоса говорили в трубку:

– Фаусту! Ты знаешь, что за лжесвидетельство тебе грозят чистых пятнадцать лет! Одумайся, пока не поздно, парень! А то ведь и в тюрьме посидеть придется. Скажи, кто тебя нанял!

Сегодня на суде Тражану заметил, что Фаусту нервничает уже всерьез. Но было очевидно и другое: кто‑то крепко держал его на крючке, иначе он бы давно уже раскололся. Ну да ничего, и не такие пасовали!

Увидев Атилиу, Тражану подошел и к нему и поблагодарил его за знакомство с Педру.

– Золотой человек! Мы уже сработались! Я даже не думал, что найду себе помощника, с которым мы понимаем друг друга с полуслова, – сказал он.

– Я так и думал, – кивнул Атилиу. Упоминание о Педру вело за собой мысль об Элене, а мысль об Элене всегда вызывала боль.

Бранка положила руку на рукав Атилиу, желая дать ему понять, что хочет, чтобы зал суда они покинули вместе, а сама продолжала говорить Лидии:

– Это вопиющая несправедливость, дона Лидия, но мужчины вообще несправедливы. Им нельзя верить. Я сама верю только в правосудие, да и то в небесное, потому что здесь оно слепнет день ото дня!

– А я верю в правосудие на земле, дона Бранка, – горячо ответила Лидия. – И попадись мне тот несчастный, который помог моему сыну оказаться за решеткой, я его убью!

На секунду Бранке сделалось нехорошо, такую твердую и сумрачную уверенность выражало лицо этой парикмахерши.

«А что? Ножницами… чик‑чик – и все», – холодея, подумала она.

Но тут же оборвала себя: что за глупость! И сказала:

– Ваша сила нужна сыну, дона Лидия. Мать страдает, но дети всегда должны видеть нас сильными. Они должны чувствовать нашу силу и верить нам.

– Спасибо, что вы пришли на суд, – проговорила Лидия.

– Я пришла не только как мать Милены – вы ведь знаете, я никогда не одобряла связи моей дочери с вашим сыном. Я пришла просто как мать, у которой трое детей и которая всегда поймет боль другой матери.

Они пообещали друг другу созвониться и расстались. Лидия еще раз подумала, что не ошиблась в матери Милены и что молодежь подвергает себя множеству опасностей, если не слушается материнских советов.

Date: 2015-11-13; view: 473; Нарушение авторских прав