Глава 22. Но судьбе было угодно, чтобы Лидия выпила чашу страданий до дна, и она приготовила ей еще одно мучительное испытание

Но судьбе было угодно, чтобы Лидия выпила чашу страданий до дна, и она приготовила ей еще одно мучительное испытание.

Зазвонил мобильный телефон Кати, которая все это время не отходила от подруги, приводила ее в чувство нашатырем, доставала бумажные носовые платки, сострадая и помогая без лишних слов. Она взяла трубку. Звонил Алфреду, голосу него был хриплый, взволнованный:

– Пусть Лидия с Орестесом срочно едут в больницу. Сандру сбила машина, когда она переходила улицу.

Катя с ужасом посмотрела на Лидию: как же ей сказать такое? Да у нее язык не повернется… Мужчины с дурными известиями справляются лучше. Она поискала глазами Орестеса и подошла к нему.

Он побледнел, услышав страшное известие, но кто, как не он, знал мужественное сердце своей жены? Сандре нужна была ее помощь, и этого было достаточно, чтобы она обрела силы.

– Лидия! С Сандрой плохо! – сказал он ей.

– Едем! – ответила она.

Через полчаса они были в больнице в Нитерое. Сидящий в холле Алфреду рассказал им, как было дело. Он привез Сандру, она вышла из машины и начала переходить улицу. Несчастье произошло в один миг – вылетевшая из‑за угла машина сбила девочку с ног. Падая, она ударилась головой о камень и, очевидно, получила сотрясение мозга. Девушки из парикмахерской немедленно вызвали «скорую помощь», и вот теперь малышка в реанимации…

Лидия побежала искать врача, чтобы поговорить с ним. Врач как мог успокоил ее, сказав, что состояние девочки не внушает серьезных опасений. Если ночь пройдет спокойно, то наутро ее переведут в палату, и тогда мать сможет ухаживать за ней. А пока родителям лучше всего отправиться домой и хорошенько отдохнуть – завтра может понадобиться их помощь.

– А если ночь пройдет неспокойно? – хотела и не могла спросить Лидия. Но она вняла голосу разума, послушалась врача, но пошла не домой, а в церковь, где горячо молилась за обоих своих детей, прося освободить невиновного из тюрьмы и взять, если понадобится, ее, материнскую, жизнь и продлить жизнь ее дочери Сандры.

После молитвы Лидия всегда чувствовала себя укрепленной душевно и физически и с новыми силами бралась за выпавшую на ее долю ношу страданий и бед.

Дома жену дожидался Орестес. В трудные минуты научился собираться и он. Все его мысли были о любимой дочке, он тоже по‑своему молился, стремясь перелить в страдающую девочку всю свою жизненную энергию.

– Мы с тобой, – твердил он. – Ты чувствуешь, мы с тобой – твои мама и папа, – мы поможем тебе! Мы тебя вытащим!

В эти тревожные минуты он с особенной силой чувствовал могучую силу связи родителей с ребенком – силу, которая помогает ребенку бороться и выживать.

Невольно ему припомнилась Элена. Уже не один день он мучился от того, что нечаянно узнал тайну, и сейчас, в этот трудный час испытаний, он со всей ясностью понял: она не права, отказавшись от собственного сына, лишив его настоящего отца, мощной и действенной поддержки!

От жены у Орестеса не было тайн, он всегда и во всем привык с ней советоваться. Поэтому он не почувствовал себя предателем, когда поделился с Лидией тем, что ему открыл дневник Элены.

– Как ты думаешь, как мне поступить? – спросил он, закончив рассказ.

Зная отзывчивость, искренность и душевное бескорыстие жены, Орестес не лукавил, когда просил у нее совета, он готов был ему последовать.

– Но это же чудовищно! – схватилась за голову Лидия. – Отказаться от своего сына! Обмануть своих близких! Мужа! Теперь я понимаю, почему от нее ушел Атилиу – разве могла она жить с ним в любви с таким камнем на душе? Уговори ее все рассказать Атилиу и Эдуарде. С утра до ночи я твержу своим детям – у лжи короткая жизнь! У лжи короткая жизнь!

– Боюсь, что разговор с Эленой ни к чему не приведет, – понурил голову Орестес. – Она меня и слушать не станет, как не слушала никогда.

– И напрасно! – рассердилась Лидия. – Когда нет своей головы на плечах, недурно послушать других людей, к тому же не самых глупых. Если Элена тебя не послушает, открой сам всю правду Эдуарде. Ты ее отец, ты не имеешь права держать дочь в заблуждении.

– Всю силу родительской любви я понял только с Сандриньей, – покаянно произнес Орестес, – и поэтому чувствую себя перед Эдуардой виноватым…

– Ты любишь и свою старшую дочь, по крайней мере теперь, это я знаю точно. Пусть она почувствует, что ты доверяешь ей, любишь, гордишься, – настаивала Лидия. – Это Марселу задал ей неразрешимую задачу, поставив в зависимость их семейную жизнь от ее материнства. В твоих силах дать ей понять, как важна и дорога она сама по себе…

Орестес понимал, что Лидия права, но не чувствовал, что именно он может помочь Эдуарде преодолеть те комплексы, которые могут у нее возникнуть, если она узнает правду. Безусловно, он должен был поговорить сначала с Эленой.

На следующий день с утра они с Лидией поехали в больницу. Состояние Сандры было еще тяжелым, но ее перевели в палату, и они склонились над фарфоровым личиком своей маленькой дочки, надеясь на то, что она откроет глаза и улыбнется им.

Сандра лежала неподвижно, неподвижной была ее рука на простыне, второй не было видно, неподвижным было личико.

Лидия взяла в свои руки эту маленькую неподвижную ручку и сказала:

– Вот так я и буду сидеть и молиться о ней и о Нанду.

– Я пойду и поговорю с Эленой. Может, у меня сейчас найдутся силы убедить ее, – сказал Орестес. – Груз этой тайны давит на меня, лишает душевной свободы…

Лидия молча кивнула. Она была спокойна – до тех пор, пока она держит свою девочку за руку, смерть не сможет ее увести.

Орестес заглянул в мастерскую Элены. Она сидела, склонившись над папкой с эскизами, и внимательно рассматривала их, откладывая одни влево, другие вправо.

Орестес окликнул ее, поздоровался.

Элена тяжело вздохнула. Вот уж кого она не хотела бы сейчас видеть! Особенно после того, как он посмел проникнуть в ее тайну. Причем так недостойно! Сурово глядя на него, она ждала, что он скажет.

– Я вижу, ты знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить, – начал Орестес, желая как‑то развеять возникшее напряжение. – Я долго думал, мучился и пришел к выводу, что Эдуарда должна знать правду. Сандринью сбила машина, она в тяжелом состоянии, и, глядя на нее, переживая за нее, страдая, я понял: Эдуарда, Атилиу должны знать правду…

Элена заломила руки.

– Господи! Помоги Сандринье! – произнесла она. – А что касается Эдуарды, то это тайна моя! Неужели ты не понимаешь, что, решившись на этот шаг, я спасла ей жизнь? Я отдала сына, чтобы она могла стать матерью. Я помогла ей! Я ее защитила!

– Невозможно защитить человека, солгав, – грустно сказал Орестес.

– А сколько раз лгал ты! – в глазах Элены загорелся давно забытый огонь обиды и возмущения.

– Поэтому я и говорю тебе это. Если бы я не лгал, мне бы не пришлось столько страдать и мучиться. Ложь не защита, нельзя обмануть жизнь, нельзя обмануть Бога. Ты лишила защиты собственного ребенка. Если взрослая Эдуарда нуждается в защите, то разве можно защитить ее другим беззащитным существом?

Сколько мудрости было в печальном взгляде Орестеса!.. Может, он не многого добился в жизни, но чего‑то все‑таки добился – прозорливости сердца, которую дает жизненный опыт.

Элена пришла в замешательство, но тут же вновь стала доказывать свою правоту.

– Эдуарда мечтала стать матерью. Судьба не имела права так жестоко обойтись с ней. Я исправила ошибку судьбы!

– А теперь исправь свою ошибку, – настойчиво повторил Орестес. – Все в жизни поправимо. Не надо отнимать у нее ребенка, но правду она знать должна.

– Зачем? – возмутилась Элена. – Если ребенок останется с ней, то и вовсе незачем ничего рассказывать!

Орестес грустно покачал головой – с Эленой, похоже, разговаривать было бесполезно. Она не желала услышать того, что он ей внушал.

– Я бы никогда не сделал того, что сделала ты. У меня бы не хватило смелости. Но исправить твою ошибку у меня смелости хватит.

Орестес грустно простился и пошел к выходу. Зазвонил телефон, Орестес понял, что Элена разговаривает с Эдуардой. Похоже, у дочки налаживалась семейная жизнь, и Марселу приглашал ее вместе с матерью поужинать. «Элена будет стоять до последнего, защищая свое решение», – таков был невеселый вывод Орестеса.

Он шел и думал об Атилиу, который был бы таким прекрасным отцом и сумел дать столько любви и нежности своему сыну. Мужчины не сразу созревают для отцовства, он это знал по собственному опыту. Но когда созревают!.. Как глупо и недальновидно поступила Элена!.. А он‑то всегда считал ее такой умной женщиной… Мертвый холод разочарования проник в его сердце, где всегда пламенел огонек любви к Элене. Зато с какой счастливой благодарностью он подумал о Лидии и заторопился в больницу.

Лидия по‑прежнему сидела у постели больной, Сандринья была по‑прежнему неподвижной.

– Доктор сказал, что они будут решать, нужна ли ей операция, – тревожно зашептала мужу Лидия, словно говоря громко, могла разбудить девочку. – Ей тут делали уколы, анализы. Пока решили лечить сном. При травмах головы покой – самое главное.

Орестес сел рядом с Лидией и взял из ее рук ручку Сандриньи.

– Посиди отдохни, – сказал он жене. – Ты знаешь, что в отношении Сандры ты можешь на меня положиться.

Лидия кивнула: да, конечно, когда Орестес с Сандрой, она за нее спокойна, но сейчас ведь другой случай, сейчас они нужны дочке оба.

Молча, прижавшись друг к другу, сидели они и смотрели на больную, дыша с ней в лад, делясь с ней своей верой в жизнь.

Несколько минут спустя личико Сандры чуть‑чуть порозовело. Она словно бы почувствовала присутствие отца и ту любовь, что пламенела в сердце Орестеса, которую он посылал ей, держа ее за руку.

Ресницы у нее затрепетали, глаза приоткрылись.

– Папа! – прозвенел ее голосок. – Я видела сияющего ангела! Он сказал мне, что Нанду скоро к нам вернется и не уедет больше никуда.

Глаза ее вновь закрылись, она вздохнула и задышала глубже и ровнее.

Лидия, уткнувшись в плечо Орестеса, плакала, а он сидел, обнимая жену за плечи, держа руку дочери, и чувствовал себя опорой своей семьи.