Глава 27. Марселу не слишком нравилось то, что Элена кормит грудью его сына, однако он вынужден был с этим мириться

Марселу не слишком нравилось то, что Элена кормит грудью его сына, однако он вынужден был с этим мириться, особенно после того, как стал свидетелем душераздирающей сцены, продолжавшейся едва ли не всю ночь. Малыш был явно голоден и оттого пронзительно кричал, но материнское молоко его не удовлетворяло, он отворачивался от Эдуарды, а бутылочку с детским питанием вообще отказывался брать в рот.

– Теперь его сможет накормить только мама, – обреченно произнесла Эдуарда. – Но не вызывать же ее сюда ночью!

– Вот видишь, к чему приводит твое попустительство, – рассердился Марселу. – Нельзя было привлекать Элену к кормлению! А теперь он привык к молоку бабушки, и твое его не устраивает. Вообще все это очень странно. Пусть даже у тебя мало молока, но оно должно нравиться Марселинью гораздо больше, чем бабушкино.

– Ты забыл, что в первые дни у меня его совсем не было, ни капли. Вот Марселинью и привык сосать грудь бабушки.

– Но почему он отказывается от детского питания? – возмутился Марселу. – Все дети едят, а наш – какой‑то особенный?

– Возможно, – с нежностью произнесла Эдуарда. – Тише, мой маленький! Сейчас мама попробует тебя убаюкать.

Но уснуть им всем троим в ту ночь так и не удалось. А рано утром позвонила Элена:

– Мне приснился тревожный сон. С Марселинью все в порядке?

– Нет, он всю ночь плакал. Хочет кушать, – сказала Эдуарда.

– Почему же ты не позвонила мне? – отругала ее Элена. – Я бы и ночью примчалась! Но теперь подождите еще немного. Через несколько минут я буду у вас.

– Между Эленой и Марселинью установилась какая‑то телепатическая связь, – недовольно заметил Марселу. – Ты считаешь это нормальным?

– А почему нет? Она же его родная бабушка!

– Моя мама тоже ему родная бабушка, – обиделся Марселу.

– Если бы она имела возможность кормить Марселинью грудью, то не исключено, что ей бы тоже сейчас приснился тревожный сон, – привела веский довод Эдуарда.

Элена же тем временем уже добралась до квартиры Марселу, и малыш, услышав ее голос, сразу затих и стал активно причмокивать своими пухленькими губками, словно искал заветную грудь.

– Невероятно! – изумился Марселу. – Неужели он в таком крошечном возрасте уже различает голоса?

– Я думаю, он чувствует меня сердцем, – сказала Элена, унося Марселинью в детскую.

Через несколько минут она вышла оттуда, сообщив, что он наелся и сразу же уснул.

Поэтому Марселу и не стал возражать против услуг Элены.

Но однажды Бранка приехала навестить внука и застала Элену за кормлением Марселинью.

– Я была в шоке! Мне показалось, что я схожу с ума, – рассказывала она потом Арналду. – Представляешь, вхожу в детскую, а там Элена кормит своей огромной грудью моего внука! Это же чудовищно! Это противоестественно!

– Я в таких вещах плохо разбираюсь, – сказал Арналду. – Слышал только, что у Эдуарды мало молока.

– Конечно, она же – девчонка! – подхватила Бранка. – К тому же – со слабым здоровьем. Какое там может быть молоко! А из Элены оно так и брызжет! Я сама видела. Но кто может сказать, что это за молоко? Одна моя знакомая пережила сильный стресс, и молоко у нее скисло прямо в груди. Да, стало йогуртом. А на Элену свалилось настоящее горе, так, может, у нее в груди и не молоко вовсе, а яд! Нельзя допустить, чтобы Элена кормила Марселинью!

И она тотчас же от слов перешла к делу: вызвала к себе Марселу и закатила ему скандал.

Однако выбить Марселу из колеи оказалось не так просто. Он в красочных деталях описал свои впечатления от той бессонной ночи, и Бранке пришлось несколько поумерить пыл.

– Но не лучше ли в таком случае взять малышу кормилицу? – все же не сдавалась она.

– Найди, если сумеешь, – ответил ей Марселу. – Мы даже няню не можем найти.

– Да, я знаю, это сложно, – согласилась Бранка. – Но должна тебе сказать, что Эдуарда еще и слишком капризная. Я посылала ей двух девушек – они ее не устроили.

– Те девушки не умеют обращаться с грудными младенцами. Это не только мнение Эдуарды, но и Веры – нашей горничной.

Тот разговор закончился ничем, но Бранка не успокоилась и на следующий день повезла Эдуарду к знакомому педиатру – проверить молоко невестки на содержание вредных веществ.

Педиатр нашел молоко Эдуарды вполне нормальным, но и после этого Бранка не успокоилась.

– Но почему же Марселинью предпочитает грудь бабушки? – допытывалась она.

– У вашей невестки мало молока, ребенку приходится вытягивать его с усилием, вот он и льнет к той груди, возле которой ему не надо трудиться, – дал простое объяснение врач.

– А вообще, доктор, не кажется ли вам противоестественным то, что ребенок сосет грудь бабушки?

– Нет. А что вы видите в этом предосудительного?

– Ну, как‑то это, мягко говоря, непривычно… Может, все же следует найти кормилицу?

– А зачем, если для этого имеется родная бабушка? – так и не понял опасений Бранки педиатр.

После того визита к врачу она перестала настраивать Марселу против Элены, зато изо дня в день внушала ему, что необходимо переводить малыша на искусственное питание.

А вскоре у Бранки появился еще один раздражитель: Милена.

Она вернулась из Нью‑Йорка незадолго до Рождества и поехала из аэропорта не домой, а к Мег – вместе с Лаурой, которую встречал отец. Затем вызвала туда Леонарду, попросив его не сообщать родителям о ее приезде.

Бранка тем не менее догадалась, куда помчался с сияющим лицом Леонарду, так как знала от Мег о скором возвращении Лауры. Позвонив Мег, она выяснила, что Милена действительно там и пришла в ярость.

– Она нисколько не изменилась! Такая же дерзкая и упрямая, какой была до поездки в Штаты. Горбатого только могила исправит!

– Но ты же сама выгнала ее из дома и за все это время ни разу даже не намекнула Милене, что она прощена, – резонно заметил Арналду.

– А она мне хоть раз оттуда позвонила?

– Ты могла бы передать свое прощение через меня, Леу или Мег.

– Могла бы, – согласилась Бранка. – Но мне и сейчас не хочется перед ней унижаться.

– Тебе и не нужно унижаться. Я сам приведу Милену домой, а ты, пожалуйста, сделай вид, будто между вами не было никакой ссоры. Надо же когда‑то с ней помириться!

– Я готова ей уступить, но не знаю, надолго ли хватит моей выдержки. Будем надеяться, что она хоть вертолетчика успела позабыть за это время.

– Дай‑то Бог, – поддержал жену Арналду. – Так я пошлю Ромеу к Мег, чтобы он привез сюда Милену вместе с ее багажом?

– Посылай, – процедила сквозь зубы Бранка.

Ромеу, однако, привез от Мег только чемоданы Милены, а сама она вместе с Леонарду осталась там на вечеринке.

Чуть позже туда подъехал и Фернанду, с которым Милена условилась об этом заранее.

Леонарду с завистью смотрел на двух влюбленных, встретившихся после долгой разлуки. Они припали друг к другу, и никакая сила не способна была разорвать это выстраданное ими долгожданное объятие.

«А Лаура меня всего лишь чмокнула в щеку, как друга», – горестно подумал Леонарду.

Милена и Фернанду тем временем высвободились из объятий друг друга, но и просто разговаривая, вели себя так, словно никого вокруг не существовало.

Милена рассказала ему о том, что собирается открыть свое дело вместе с Лаурой, чтобы не зависеть больше от Бранки.

– Я теперь стала совсем другой. От всего, что было в прошлом, отказалась. Хочу строить свою жизнь заново.

– От меня тоже отказалась? – спросил Фернанду.

– От тебя я не откажусь ни за что на свете! – она ловким движением приподняла рукав на запястье и одновременно оголила плечо. – Вот, смотри, что там вытатуировано!

– «Нанду», – прочитал вслух растерянный Фернанду. – Зачем ты это сделала? С ума сошла?

– Да, сошла, – не стала возражать Милена. – А тебе не нравится?

– Прости, но я не сторонник подобных вещей, – честно признался он.

– Да ты не расстраивайся. Это вытатуировано хной и сойдет через несколько дней. В Нью‑Йорке сейчас такая мода. Но то, что вытатуировано у меня на сердце, не сотрется никогда!

В связи с приближающимся Рождеством Атилиу стал уговаривать Элену поехать куда‑нибудь, чтобы сменить обстановку и отдохнуть, но она не хотела даже на день расставаться с Марселинью и Эдуардой.

– Пойми, мне тяжело сидеть одному в пустом доме, – пытался воззвать к ее сочувствию Атилиу. – На работе сейчас мертвый сезон – все ушли на рождественские каникулы.

– Да, я тебя понимаю, – оправдывалась Элена. – Только не могу оставить Марселинью на Эдуарду. Она такая неопытная… И малыш по‑прежнему нуждается в моей груди… Может, через несколько дней станет полегче. У Марселинью появилась няня, и сегодня ей удалось накормить его из бутылочки. Правда, мне не нравится, что эту няню Эдуарде порекомендовала Изабел.

– Ну почему же? Если она опытная…

– По словам Изабел, эта Лиза работала няней даже в Соединенных Штатах. Похоже, она действительно опытная, но еще не известно, сможет ли ее принять Марселинью.

– Ты же сама говорила, что ей удалось то, чего не удавалось никому: накормить его из бутылочки.

– Да, но это могло получиться случайно. Посмотрим, что будет дальше.

– Тогда не съездить ли мне в Италию вместе с Флавией и Аниньей? – вполне серьезно произнес Атилиу. – Они меня приглашали.

Элена ощутила укол ревности, вспомнив, как Флавии нравился Атилиу. Неужели она и сейчас продолжает его соблазнять? Но уже в следующее мгновение чувство вины перед Атилиу взяло верх над ревностью, и Элена сказала совершенно искренне:

– Что ж, поезжай. Тебе действительно следует отдохнуть.

Атилиу посмотрел на нее испытующе, но не заметил в ее глазах даже малейшего намека на иронию или сожаление и ответил разочарованно:

– Ладно, я еще подумаю…

Когда же Элена рассказала об этом Виржинии, та отругала сестру:

– Ты не имеешь права так плохо относиться к Атилиу. Вы оба потеряли ребенка, но ты получила внука. А что получил Атилиу? Он сейчас лишен даже твоего внимания, не говоря уже о любви!

– Только мне известно, как я люблю Атилиу, – возразила Элена.

– Нет, ты любишь Эдуарду и своего внука. На Атилиу же тебя не хватает. А любовь проверяется в совместных испытаниях. И ты этого испытания пока не выдерживаешь.

– Но не могу же я отказать в помощи Эдуарде. Я нужна ей, и особенно нужна Марселинью.

– Я не призываю тебя отказываться от дочери и внука. Но мне больно видеть, как страдает Атилиу, а ты не хочешь или не можешь его поддержать.

Элена заплакала, потому что в словах Виржинии была горькая правда. Преступление, которое Элена совершила по отношению к Атилиу, так велико, что ей никогда не будет прощения. Этот грех невозможно ни замолить, ни искупить. О нем даже нельзя рассказать родной сестре.

– Обними меня, – попросила ее Элена. – Обними, как в детстве, когда нам было страшно. Мне не хватает человека, который боялся бы вместе со мной и которому я могла бы открыть все, что чувствую.

Виржиния обняла ее, крепко прижав к себе, но при этом сказала:

– У тебя есть такой человек. Это Атилиу. Но на меня ты тоже всегда можешь рассчитывать.

– Да, я знаю. Спасибо тебе, – сквозь слезы вымолвила Элена.

Переступая порог родительского дома, Милена в глубине души надеялась, что Бранка встретит ее пусть и не слишком ласково, но хотя бы приветливо. Должна же она была соскучиться по дочери за все эти долгие месяцы!

Но Бранка осталась верна себе.

– Привет! – встретила она Милену. – Уезжала с одним чемоданом, а вернулась с пятью? Я вначале подумала, что Ромеу ненароком прихватил и багаж Лауры.

– Мама, давай не будем ссориться. Там, в чемоданах, подарки для всей семьи и для моих друзей.

– Наверное, отец посылал тебе слишком много денег, если ты скупила весь Нью‑Йорк!

Милена пропустила мимо ушей эту колкость и продолжила миролюбиво:

– А ты не хочешь спросить, чем я занималась там, в Нью‑Йорке?

– Меня это не волнует. Ты лучше скажи, чем намерена заниматься здесь!

– Ладно, Бранка, – перешла на более привычный тон Милена. – Меня не удивляет, что вместо сердца у тебя ледышка и что ты встречаешь меня как чужую. По твоей милости я провела за рубежом едва ли не полгода, но они не пропали для меня даром. Я многому там научилась и намерена зарабатывать на жизнь своим трудом. Так что твои деньги мне больше не понадобятся. Кстати, я слышала, фирма, которой ты так гордилась, сейчас отнюдь не процветает.

– Какой же бездушной надо быть, чтобы злорадствовать по этому поводу! – укорила ее Бранка, но Милена не осталась в долгу:

– Я вовсе не злорадствую. Просто ты всегда твердила, что я не должна претендовать на доходы фирмы. Так вот я и не чувствую себя обязанной делить с тобой убытки. У меня будет свое собственное дело!

– Наконец‑то! Будешь сама работать?

– Буду.

– И надеешься разбогатеть?

– На твоем месте, Бранка, я бы молилась, чтобы так оно и было. Ведь судя по тому, как плохо у вас идут дела, не исключено, что содержать тебя в старости буду я.

– Ты сначала заработай хоть один реал, – урезонила Милену Бранка. – Думаешь, это просто?

На следующий день Милена повезла подарки в Нитерой, а Бранка отправилась в офис, чтобы повидаться с Марселу.

– Представляешь, Милена заявила, что собирается открыть собственное дело! Будто бы вместе с Лаурой. Как ты думаешь, у них может что‑то получиться?

– Если возьмутся всерьез, то может и получиться, – ответил Марселу. – Только не сразу, конечно. И потом, им ведь понадобится стартовый капитал.

– Вот и я о том же! Наверняка Милена попросит эти деньги у отца. А он ей ни в чем не может отказать. Так что ты, пожалуйста, проследи за этим. Компания сейчас находится не в том положении, чтобы можно было выбрасывать крупные суммы на ветер!

– У отца есть и личный счет.

– Об этом я с ним поговорю отдельно. А ты проследи за официальным счетом компании. Вообще я недовольна тем, как вы тут работаете. Что происходит? Пустые кабинеты…

– Мама, ты забыла, что сейчас рождественские каникулы!

– А что в таком случае делает здесь Леу? Я видела, он сидит за компьютером.

– Пусть сидит! – пренебрежительно махнул рукой Марселу. – У него появилась амбициозная идея: подробно изучить инфраструктуру фирмы, понять, отчего мы несем убытки, и затем оптимизировать нашу финансово‑экономическую деятельность!

– Никогда бы не подумала, что у него в голове роятся подобные мысли, – удивилась Бранка.

– Да это все Атилиу ему внушает! У него же нет собственных детей, вот он и воспылал отцовской нежностью к Леу.

– А где, кстати, Атилиу? – встрепенулась Бранка. – Что‑то я его не видела в офисе.

– На каникулах. Не понимаю я его: никуда не поехал, сидит дома один, потому что Элена все время нянчится с Марселинью.

– И по‑прежнему кормит его грудью?

– Наверное. Я в это стараюсь не вникать.

– И совершенно напрасно! – строго произнесла Бранка. – Ведь это что‑то близкое к кровосмешению. Кто знает, какие последствия может иметь для ребенка такое родственное вскармливание! Вдруг у него потом проявятся разные болезни, отклонения…

Марселу встревожился:

– Я об этом не подумал… Действительно, пора положить конец опеке Элены. У нас теперь есть няня. А если понадобится кормилица, то я достану ее из‑под земли!

Почувствовав резкое охлаждение со стороны Марселу, Элена впала в еще большее отчаяние и вновь обратилась к единственному своему исповеднику – старому, выцветшему от времени дневнику.

Но едва она успела написать несколько строчек, как за дверью раздались крики Ленор – матери Сирлеи:

– Кто‑нибудь, помогите! Сеньор Атилиу, вы дома? Помогите!

Атилиу дома не было, и к двери побежала Элена.

– Что случилось, дона Ленор?

– Пойдемте к нам, пожалуйста, не то Нестор убьет Катарину. А при вас он постесняется скандалить.

При виде Элены Нестор и в самом деле перестал кричать и гоняться за Катариной.

– Спасибо тебе, – поблагодарила Элену Сирлея. – Он увидел кассету, отснятую Родригу для рекламного ролика, и прямо‑таки озверел. Ну и мне, конечно, перепало. Хотя сам он… Сам!.. Рассказала бы я про него, да у тебя своих проблем хватает.

– Разве я не знаю Нестора? Он действительно бывает невыносимым, когда берется воспитывать Катарину.

– Нет, я имела в виду совсем другое, – горестно вздохнула Сирлея. – Но сейчас не время об этом говорить. У тебя свое горе.

А горе Сирлеи состояло в том, что с недавних пор она стала получать анонимные письма, из которых следовало, будто бы у Нестора есть другая жена, сын четырех лет, и ездит обманщик вовсе не в командировки, а в эту свою побочную семью.

Поначалу Сирлея не решалась сказать о письмах даже матери, но потом не выдержала, обратилась к ней за советом.

Ленор не захотела верить анониму:

– Нестора недавно повысили в должности, он стал больше зарабатывать, и кто‑то ему сильно позавидовал. Вот и шлет тебе эти грязные письма.

– Но здесь говорится, что у Нестора есть в Рио еще один дом, машина, телефон… Соседи знают его как порядочного отца семейства. Он живет там во время своих «длительных командировок». Тут и адрес есть, можно поехать и проверить.

– И ты… поедешь?

– Не знаю, мама. У меня голова идет кругом.

– Я тоже не знаю, что делать. Может, Элена даст тебе дельный совет?

– Нет, я не стану ее беспокоить. У меня, конечно, большая беда, но даже она не идет ни в какое сравнение с бедой Элены.

…Когда Элена вернулась от соседей, то увидела Атилиу с дневником в руках.

– Я надеюсь, ты не прочитал это?! – спросила она в испуге.

– Нет, я только что вошел. Дверь была открыта, и я догадался, что ты у соседей. А это, – он указал взглядом на тетрадь, – просто хотел убрать с дивана, чтобы прилечь.

– Ты не обижайся, – виновато промолвила Элена. – Это мой дневник. Я вела его, когда подрастала Эдуарда, а теперь записываю кое‑что о Марселинью.