Глава 26. Проснувшись, Эдуарда увидела перед собой сморщенное личико младенца, которого держала на руках сидевшая рядом Элена

Проснувшись, Эдуарда увидела перед собой сморщенное личико младенца, которого держала на руках сидевшая рядом Элена.

– Сыночек!.. Мама!.. – улыбнулась Эдуарда. – Спасибо тебе, что ты его принесла.

В глазах Элены проступили слезы, и Эдуарда сразу же заподозрила неладное:

– Мамочка, ты плачешь? Почему? Со мной что‑то не так? Или… с тобой?

– Нет, доченька. С тобой, к счастью, все в порядке. А вот мой малыш… умер.

– Боже мой! Как же такое могло случиться? Мамочка, я не знаю, чем тебе помочь. Сыночек, помоги мне, подскажи, что я могу сделать для твоей бабушки!

Элена от этих слов заплакала навзрыд и вынуждена была уйти из палаты, оставив Эдуарду на попечение Сезара.

– Если бы такое случилось со мной, – сказала ему Эдуарда, – я бы сошла с ума, умерла от отчаяния, выбросилась бы из окна!

– Не надо так убиваться, – глухо промолвил Сезар. – Элена сильная, она справится с этим горем.

– А Атилиу? Он уже знает?

– С ним сейчас говорит доктор Моретти…Атилиу приехал в клинику с двумя букетами – для Элены и Эдуарды, но его встретил главврач клиники, считавший своим долгом лично сообщить отцу столь печальную новость.

– Крепитесь. Ваш ребенок сегодня умер. В этом нет нашей вины…

– Да вы просто что‑то перепутали, – не поверил ему Атилиу. – Карточки, имена, младенцев… Это какое‑то недоразумение. Вчера я видел своего сына. Он был здоров. Он не мог умереть!

– К сожалению, это факт, – вновь заговорил главврач. – Ребенок только выглядел здоровым. Вероятно, причина смерти в неправильном внутриутробном развитии жизненно важных органов: мозга, сердца, легких. Точно об этом можно будет сказать только после вскрытия.

Атилиу выслушал его, но продолжал твердить свое:

– Вы проверьте еще раз сопроводительные документы на того младенца, о котором говорите. Я уверен, мне сердце подсказывает, что умер не мой сын, а какой‑то другой ребенок!

Сезар, стоявший рядом с Атилиу, при этих его словах покачнулся, у него все поплыло перед глазами.

– Вам пора отдохнуть, – обратился к нему главврач. – Вы уже вторые сутки на ногах.

– Нет, ничего, со мной все в порядке, – пробормотал Сезар.

Тем временем доктор Моретти ввел в кабинет главврача Элену, от которой требовалось согласие на вскрытие.

Увидев Атилиу, она бросилась к нему со слезами, и тогда он наконец понял, что действительно потерял сына.

Последовавшие слова утешения со стороны врачей не могли уменьшить горя несчастного отца. Он был подавлен и почти не слышал того, что ему говорили. Элена же перестала плакать и держалась мужественно, готовая вынести все, на что обрекла себя сама.

– Я осмотрел вашего сына, – сказал Моретти, обращаясь к Атилиу, – и пришел к выводу, что причина смерти – во внутреннем кровоизлиянии мозга. Это следствие неправильного формирования системы кровообращения. Такую патологию невозможно обнаружить ни во время беременности, ни в момент родов. Разумеется, это предварительное заключение.

Атилиу слушал его рассеянно, не вникая в суть услышанного. Какая разница теперь, от чего умер его единственный сын, которого он даже не успел подержать на руках!

– Вы настаиваете на вскрытии? – донесся до Атилиу голос главврача.

– Нет, – ответил он, желая поскорее закончить все формальности.

– Что ж, тогда доктор Моретти выпишет свидетельство о смерти, – подвел итог главврач.

Элена вернулась в свою палату вместе с Атилиу. Он сел рядом с ней, взял ее за руку.

– Я совершенно раздавлен. Такая пустота внутри. И горечь от собственного бессилия. А каково же тебе, матери, девять месяцев носившей под сердцем наше несчастное дитя! Бедная ты моя!

– Ничего, мы переживем наше горе вместе и все преодолеем, – твердо произнесла Элена.

– А что я скажу моей матери? Ведь она ждет меня у нас дома. Ждет хороших вестей о внуке!

– Не надо так убиваться, Атилиу, – продолжала сохранять выдержку Элена. – Я сейчас позвоню Виржинии, она поедет с тобой и поможет успокоить дону Филомену.

– Я поражаюсь твоей силе, твоей стойкости! – с восхищением произнес Атилиу. – Мне надо равняться на тебя. Прости, что оказался таким слабым.

– Ты не слабый, – возразила Элена. – Это просто – горе. Оно сильнее нас, но мы с ним справимся.

Позже, когда Атилиу уехал домой, она отправилась в больничную часовню и стала творить молитву:

– Пресвятая дева Мария, прости меня за то, что ради спокойствия и счастья дочери я обрекла на страдания моего мужа. Прости также за то, что я заставила Сезара нарушить клятву. Сейчас я уже не уверена в правильности своего поступка. Но обратной дороги нет, и я готова принять любое наказание, которого заслуживаю.

Ураган, бушевавший несколько дней, утих как раз в то утро, когда умер ребенок Эдуарды. Небо очистилось от туч, озарилось ясной синевой, и Марселу наконец смог вылететь в Рио.

Бранка, застигнутая ненастьем в Ангре, тоже получила возможность выбраться оттуда на вертолете. Но дорога ее так утомила, что она решила не ехать в клинику к Эдуарде.

– Надеюсь, внук меня простит, – сказала она Арналду. – У меня болит голова. К тому же мне там придется утешать Элену, а чем ее утешишь? Не надо было беременеть на старости лет! Это еще полбеды, что умер ребенок. А то ведь могла и сама помереть. Нет, природу не обманешь, она мудрее нас. Все следует делать в свое время. А Эдуарде я позже позвоню. Ты говоришь, она чувствует себя неплохо?

– Да, – подтвердил Арналду. – Так по крайней мере мне сказала по телефону Виржиния.

У Эдуарды, однако, было не все гладко. Когда ей принесли на кормление ребенка, то выяснилось, что у нее совсем нет молока. Медсестра Шика принялась массировать Эдуарде грудь, а младенец в это время плакал, и Элена предложила:

– Ты не против, если я его покормлю?

– Конечно, он ведь голодный, бедняжка, – одобрила ее идею Эдуарда.

В невероятном волнении Элена прижала собственного сына к груди, и он сам отыскал губками сосок. Элена замерла, боясь, что нахлынувшие на нее чувства смогут прорваться наружу. А испытывала она в тот момент счастье и горечь одновременно.

«Прости меня, сыночек, – мысленно обратилась она к малышу, жадно втягивающему в себя материнское молоко. – Прости, если можешь… Эдуарда будет тебе хорошей матерью. Вот о чем ты должен помнить. Люби ее так же, как смог бы полюбить меня…»

– Поразительно! У матери он так хорошо грудь не брал, – заметила Шика.

– Но ведь я ему – родная бабушка, – через силу улыбнулась Элена, а Эдуарда промолвила с некоторой грустью:

– Боюсь, нам теперь все время придется прибегать к твоей помощи.

– Я всегда готова помочь, – ответила на это Элена.

Марселу приехал в клинику прямо из аэропорта, уже зная о несчастье Элены. Это печальное известие поначалу его испугало: ведь смерть ходила рядом и с Марселинью, и выбирала жертву, наверное, вслепую! Но затем он, вполне в духе Бранки, подумал о том, что даже смерть действует в рамках справедливости, придерживаясь каких‑то разумных правил. Ребенок Элены, зачатый ею в столь позднем возрасте, вероятно, был обречен на гибель. А Марселинью – сын молодых здоровых родителей – просто не мог умереть!

С такими мыслями Марселу и вошел в клинику, но тут его ждал удар: доктор Моретти рассказал ему об операции, через которую пришлось пройти Эдуарде.

Марселу, только что поверивший в справедливую закономерность всего происходящего, почувствовал себя жестоко обманутым и обиженным.

– Ну почему это случилось именно с Эдуардой?! Разве нельзя было ничего сделать? Ведь мы хотели иметь много детей!..

Моретти вновь стал объяснять ему, что жизнь Эдуарды висела на волоске и надо было ее спасать.

– Она ничего не знает, и вы ей об этом сейчас не говорите. Лучше порадуйтесь вашему сыну вместе с ней. Он у вас замечательный!

– Да‑да, конечно, – вынужден был смириться с обстоятельствами Марселу. – Как вам кажется, он похож на меня?

– Элена считает, что мальчик похож на Эдуарду, но пока еще трудно разглядеть в нем черты матери или отца. Это выяснится лишь со временем.

Увидев жену и сына, Марселу вполне успокоился и даже возгордился.

– Невозможно привыкнуть к мысли, что я теперь – отец. Но это так. Вот он смотрит на меня, мой наследник! Я научу его всему, что знаю сам. Он станет моим главным помощником, а потом, когда я состарюсь, – возглавит нашу фамильную компанию.

– Это будет еще не скоро. Сначала он должен вырасти. А у меня почти нет молока, – посетовала Эдуарда.

– Ничего, мы найдем кормилицу, найдем хорошую няню.

– Найти хорошую няню трудно. Правда, мне согласилась помочь медсестра Шика. Она будет приходить к нам домой в первые две недели. И мама будет рядом со мной.

– Я сегодня же попрошу мою мать, чтобы она занялась поиском няни, – принял деловое решение Марселу.

Атилиу очень тяжело переживал потерю сына. Поначалу он вообще не мог ни на чем сосредоточиться, кроме своего горя, а затем постепенно стал вникать в работу, которая его в то время и спасала.

– Понимаешь, – говорил он Элене, – это не снимает боль, но помогает немного забыться.

У Элены сердце разрывалось при виде страданий мужа, которым она сама его подвергла. Особенно невыносимо ей становилось, когда Атилиу принимался винить себя в случившейся трагедии.

– Может, ты была права, говоря, что нам поздно думать о ребенке. Наверное, у тебя уже тогда были какие‑то дурные предчувствия. А я не прислушался к твоим доводам, настоял на сохранении беременности.

– Нет, Атилиу, все было не так, ты ни в чем не виноват, – уверяла его Элена. – Никто из нас не мог предвидеть такого ужасного поворота.

Увидев ее искаженное болью лицо, он спохватывался:

– Прости, что я вообще говорю об этом и постоянно возвращаю тебя к той страшной ночи. Но мне трудно удерживать в себе такую тяжесть. Ты хотя бы отвлекаешься на ребенка Эдуарды. Я видел, как преображается твое лицо, когда ты кормишь Марселинью грудью. А я пока для него абсолютно бесполезен. Надеюсь, потом, когда он немного подрастет, мы станем с ним друзьями.

– Конечно, все будет именно так! Все должно быть так, как ты говоришь. Я сама об этом мечтаю.

– А я сегодня побродил по улицам и увидел множество детей, которые спят на асфальте, клянчат деньги. У них ничего нет, от них отказались и родители, и правительство. Они вообще никому не нужны! Вот мне и подумалось, что мы с тобой перед ними в долгу. Может, нам стоит взять ребенка из приюта? Грудного или чуть постарше. Как ты считаешь?

– Мне кажется, с этим надо подождать, – без колебаний ответила Элена. – Не стоит принимать поспешных решений. Мы все равно не сможем заменить одного ребенка другим.

– Да, но мы сможем заполнить образовавшуюся душевную пустоту. И сумеем отдать этому ребенку все то, что предназначалось для нашего сына. Надо, чтобы накопившиеся в нас доброта и любовь не пропали даром!

– Я понимаю тебя, Атилиу. Но не требуй от меня сейчас такого серьезного и ответственного поступка. Умоляю!

* * *

Орестес тоже ходил все эти дни как в воду опущенный и объяснял свое мрачное настроение сочувствием к несчастью Элены. Лидию это уязвило, в ней вспыхнула давняя ревность.

– Неужели ты до сих пор так любишь Элену, что даже рождение внука тебя не радует? По тому, как ты страдаешь, можно подумать, будто умер твой собственный ребенок!

– Перестань, ты же знаешь, что я люблю тебя, – вяло оправдывался Орестес. – Просто меня потрясла беда, случившаяся с Эленой.

– Нет, постой, – приглядевшись к нему повнимательнее, сказала однажды Лидия. – Я кое‑что припомнила… Ты потерял покой еще до того, как родила Элена. Что‑то у тебя тогда случилось. Ну‑ка, выкладывай мне всю правду!

– Не могу… Ты будешь ругаться…

– Не беда, если и отругаю за дело. Но может, и не стану. Все будет зависеть от того, что ты мне расскажешь.

– Меня ограбили, Лидия! – отважился наконец признаться Орестес. – Напали у входа в банк и забрали портфель с пятью тысячами реалов. А мой шеф заставил меня написать расписку и дал неделю на то, чтобы вернуть деньги. Мне так стыдно! Это такой позор, такой позор!..

К его удивлению, Лидия не проронила ни слова. А что она могла сказать? Ругать, укорять Орестеса было бессмысленно, а хвалить – не за что. Лишь за обедом она подбадривающе взглянула на Орестеса, виновато улыбнулась Сандре и сказала:

– У меня есть новость. Правда, не особенно приятная: в Сан‑Паулу мы не поедем.

– Но как же так, мама? – огорчилась Сандра. – Ты же обещала! И Нанду уже нас ждет.

– Не получится, дочка, – развела руками Лидия. – Мне нужно оплатить один счет, о котором я забыла. Пять тысяч реалов. Это как раз та сумма, какую мне удалось скопить. Так что на поездку денег не остается.

– Вот так всегда бывает, – грустно промолвила Сандра. – Выходит, что ни о чем нельзя мечтать. Я уже и девочкам в школе рассказала, как поеду в Сан‑Паулу и что там увижу.

– Поедешь когда‑нибудь, – сказала ей Лидия. – А хвастаться наперед действительно не стоит.

Орестес сидел пунцовый от стыда и не смел поднять глаза, чтобы нечаянно не встретиться взглядом с дочерью.

– Ну что ты пригорюнился? – обратилась к нему Лидия. – Слава Богу, пообедали, теперь можно и отправляться по делам. Собирайся. Поможешь мне оплатить тот самый счет, а то я боюсь одна выходить на улицу с такими деньгами.

В кабинет к бывшему шефу Орестес вошел вместе с Лидией, и она сама положила на стол деньги.

– Пересчитайте и верните расписку.

– Да вы присаживайтесь, пожалуйста, – проявил любезность шеф.

– Мы не намерены тут задерживаться, – строго взглянула на него Лидия. – Так что считайте быстрей.

Убедившись, что Орестес и его жена принесли всю украденную сумму, шеф предложил им выпить кофе, но Лидия произнесла требовательно:

– Верните расписку!

– Сейчас найду ее. Что вы так нервничаете?

– Если бы я нервничала, то давно бы вас застрелила, – пояснила ему Лидия. – А я спокойна. Пришла, отдала деньги и жду расписку.

– Вот она, не волнуйтесь. Горячая же у вас кровь! Сеньор Орестес, если вы хотите у нас работать…

– Ни за что на свете! – вмешалась Лидия. – Работать у вас он больше не будет. Пойдем отсюда, Орестес!

В окружении Элены был еще один человек, который в те дни страдал, может быть, глубже и острее всех. Этим человеком был, конечно же, Сезар.

После того как он по настоянию Элены подменил младенцев, у него все валилось из рук. Сезар не мог спать, есть, не мог даже работать.

Его коллега Анита, с которой у него продолжался вялотекущий роман, полагала, что Сезар впал в депрессию из‑за большой, неискоренимой любви к Эдуарде. «Что же это за любовь такая, если он до сих пор не может смириться с тем, что пришлось удалить Эдуарде матку!» – думала горестно Анита, чьи шансы на взаимность Сезара теперь были близки к нулю.

Антенор и Мафалда придерживались иного мнения о причине угнетенного состояния сына. Они считали, что Сезар чувствует себя повинным в смерти ребенка Элены.

Ведь он принимал у нее роды, осматривал новорожденного, и не заметил никакой патологии, всего через несколько часов приведшей несчастного младенца к смерти.

– Анита сказала мне, что ты передал двух рожениц доктору Висенти, – осторожно подступила к сыну Мафалда. – Что с тобой происходит, сынок?

– Ничего особенного. Просто плохо себя чувствую. Врачи ведь тоже иногда болеют, мама!

Он не мог сказать отцу и матери, что болен не физически, а душевно. И вообще никому не мог рассказать о той страшной тайне, которая лежала на нем тяжким грузом, который угрожал окончательно уничтожить его.

Единственным человеком, который мог и должен был разделить с ним эту непосильную ношу, являлась Элена, и Сезар в конце концов пошел к ней.

Она испугалась, увидев его на пороге своего дома.

– Не надо было тебе приходить без звонка. Что подумает Атилиу? Как я объясню ему твое присутствие?

– Я больше не мог терпеть, – ответил ей Сезар. – Надо что‑то делать!

– Что?

– Мы должны рассказать всем правду.

– Ты с ума сошел!

– Нет, пока еще не сошел, но скоро это может случиться, если мы ничего не изменим. Я не могу так жить. Чувствую себя подлецом, боюсь принимать роды и прикасаться к младенцам. К профессии своей стал питать отвращение…

– Я знаю, тебе очень тяжело. Но мне – еще тяжелее.

– Это был твой выбор. А я только пошел у тебя на поводу, о чем сейчас горько сожалею.

– Но ты ведь тоже это сделал во имя любви, – напомнила ему Элена.

– А я теперь вовсе не уверен, что Эдуарда одобрит наш поступок, когда узнает о подмене детей.

– Бог с тобой! Она ничего не должна узнать! Зайди к ней, посмотри, как она счастлива с ребенком, и ты успокоишься.

– А может, мне и к Атилиу зайти? Посмотреть, насколько счастлив он? – горько усмехнулся Сезар.

– В страданиях Атилиу виновата одна я. Это мой грех, а возможно, даже преступление. Но все можно пережить.

– Неужели ты ни в чем не раскаиваешься?

– Нет, – твердо ответила Элена, хотя на самом деле ее тоже терзали бесконечные сомнения и тяжесть вины не давала ей покоя.

– Это жестоко! – бросил ей обвинение Сезар. – Выходит, я тебя совсем не знал.

– Перестань! Не добивай меня! – взмолилась Элена. – Ты ведь был там и знаешь, почему я так поступила.

– Нет, я теперь уже ни в чем не уверен. У тебя мог быть и другой мотив. Ты ведь с самого начала не хотела этого ребенка, даже аборт собиралась делать. А потом решила родить не столько для себя, сколько для Атилиу. Когда же умер ребенок Эдуарды, у тебя появилась возможность избавиться от своего… Разве не так?

– Неужели ты думаешь, что я на такое способна?! – с изумлением и обидой спросила Элена.

– После всего случившегося я могу думать о тебе все что угодно, – с сожалением констатировал Сезар. – Ты права в одном: не надо было мне сюда приходить в расчете на твою поддержку!

Он ушел, а Элена почувствовала, что ее сердце и разум тоже могут не выдержать, если она не поделится с кем‑нибудь своими переживаниями. Но кому возможно доверить такую чудовищную тайну?! Самые близкие – Эдуарда, Атилиу, даже Виржиния – исключаются. Обратиться за помощью к психоаналитику – значит подвергнуть огласке саму тайну. А прежде чем идти к священнику, надо глубоко и искренне раскаяться. Остаются только молитвы, но и они не приносят желанного облегчения душе.

Даже выплакаться как следует Элена не могла после расставания с Сезаром, потому что дома был Атилиу.

И тогда она тихо прошла в свою комнату, достала из шкафа старый дневник, который не вела уже много лет, и подробно изложила в нем события той роковой ночи, когда ей пришлось поменять своего живого младенца на умершего сына Эдуарды. Затем написала о своих нынешних страданиях и почувствовала, что ее измученной душе стало чуточку легче.