Инесса Арманд

8 мая 1874 года в 2 часа пополудни, в Париже, в доме но­мер 63 по улице де ля Шапель родилась девочка, которую счастливые родители нарекли Инессой-Елизаветой.

Отец Инессы, Теодор Стеффен, был известным фран­цузским оперным певцом. На сцене он прославился под псевдонимом Пеше Эрбанвиль. Критики предвещали ему прекрасную карьеру, зал рукоплескал. Но он умер рано, в двадцать четыре года. Смерть остановила стремительный взлет Пеше Эрбанвиля, осиротила его жену, Натали. Она ос­талась одна с тремя малолетними дочерьми. Мать Инессы, Натали Вильд, дочь английских предпринимателей, совсем молоденькой сбежала из дома в Париж, столицу моды, сво­бодных нравов, в город, притягивающий девичьи сердца. Она мечтала выступать на сцене, даже предприняла неко­торые попытки, но познакомилась с Теодором Стеффеном и предпочла стать просто женой, пусть даже поначалу и не­законной.

К моменту рождения Инессы, своей старшей дочери, Теодор Стеффен и Натали Вильд не были обвенчаны. Это произошло позже. Они узаконили свои отношения в при­ходской церкви Святой Марии в Ньюингтоне, небольшом городке в Англии, по настоятельному требованию родителей Натали, которые сильно переживали о безрассудном поведе­нии непослушной дочери. Много раз они требовали разры­ва отношений с Теодором и возвращения домой. Но Ната­ли была непреклонна. Она любила своего мужа и не хотела с ним расставаться. Когда же родилась дочь, то родителям Натали не оставалось ничего иного, как смириться.

К тому же, вернуться ей не позволяла гордость. Даже по­сле смерти любимого Теодора она не покинула Париж.

Можно представить, что пришлось перенести молодой женщине, без определенных доходов, с тремя малолетними детьми. Ведь к моменту смерти Стеффена их старшей доче­ри, Инессе, исполнилось всего лишь пять лет.

О карьере певицы пришлось забыть окончательно. Хоро­шо, что Натали еще удалось найти место учительницы пения в богатой семье. Но о том, чтобы дать дочерям хорошее об­разование и полноценно обеспечить их будущее, не могло быть и речи. Хотя Натали старалась, как могла. Несмотря на занятость, она занималась с девочками музыкой, язы­ками, литературой, учила их хорошим манерам и правилам поведения.

В конце концов, Натали пошла на решительный шаг. Со слезами на глазах и обливающимся кровью сердцем она отправляет старших дочерей, Инессу и Рене, в Россию, к сво­ей сестре, работающей в семье богатых промышленников Армандов учительницей музыки и французского языка.

Да, судьба иногда заворачивает такие виражи, что прихо­дится только удивляться. Ведь встреча представителей рода Армандов и рода Вильдов в конце девятнадцатого столетия была не первой в истории.

В 1812 году, при приближении Наполеона к Москве, мо­сковский губернатор Ростопчин, чтобы избежать предатель­ства, издал приказ о депортации всех иностранцев из города. И на барже, направляющейся в Ярославль, куда выслали иностранцев, плыли две семьи — англичане Вильды и фран­цузы Арманды. Кто знал, что через несколько десятилетий их пути вновь пересекутся?

Очаровательных француженок приветливо встретили в семье Армандов. А как же иначе? Они были образованны, говорили на нескольких иностранных языках, отлично му­зицировали. Девушки покорили сердца сыновей промыш­ленника Евгения Арманда.

Конечно, по законам времени, Инесса и Рене были им совсем не ровня. Девушки — можно сказать, неясного про­исхождения, иностранки, бесприданницы. Сыновья Арман­да — наследники большого состояния, владельцы фабрик и других доходных мест. Но разве могло стать это преградой для любви?

Армандов можно назвать одной из самых прогрессивно настроенных семей в России. Братья Арманды пропитаны духом романтизма и желанием переустройства жизни.

И вдруг француженки. Смелые, раскрепощенные. В то время все французское в России воспринималось как рево­люционное. Еще бы! Французская революция, баррикады... Воспоминания о них свежи, заставляют учащенно биться пылкие сердца юношей. Естественно, они влюбились.

Большее удивление вызывает их отец, Евгений Евгень­евич Арманд, потомственный почетный гражданин, владе­лец крупнейшей ткацкой фабрики в Пушкино, на двадцать восьмой миле от Москвы. На фабрике 1200 рабочих произ­водили шерстяные ткани на 900 тысяч рублей в год. Огром­ная сумма по тем временам! «Торговый дом Евгений Арманд с сыновьями» вел коммерческие дела не только в России, но и за границей. Известно, что на их счетах в швейцарских банках хранились огромные суммы.

Так почему же он не воспротивился увлечениям сыно­вей? Загадка. Конечно, сыграло роль то, что все Арманды были либералами, отрицающими старые устои. Немаловаж­но и то, что они были все-таки обрусевшими французами. Зов крови, так сказать. Но все-таки... мезальянс.

Значит, было что-то в этих девушках, сестрах Стеффен, такое, если стали они полноправными членами семьи Ар­мандов. Причем, обе — и Инесса, и Рене.

Была ли Инесса Стеффен красива? Безусловно. Все, знавшие ее, в один голос утверждают: она была необыкно­венно хороша. «Длинные косы уложены в пышную причес­ку, открыты маленькие уши, чистый лоб, резко очерченный рот и зеленоватые глаза: лучистые, внимательно-печаль­ные. Единственное, что ее портило — великоватый нос с горбинкой», — так описывает девушку один из ее по­клонников.

Но главное, она была обаятельна. Ее обаяние никого не оставляло равнодушным. Естественностью, манерой об­щаться она словно выжигала пространство вокруг себя. Все переставало существовать, когда появлялась Инесса, начи­нала говорить, улыбаться. Даже хмуриться.

Поэтому она никогда не испытывала недостатка в кавале­рах. Как только Инесса стала «выходить в свет», поклонники просто вились вокруг нее.

Но она выбрала Александра, старшего сына Евгения Ев­геньевича Арманда. Практичная девушка знала, на кого глаз положить.

Запись в метрической книге Николаевской церкви села Пушкина за 1893 год гласит: «Приходский священник Иг­натий Казанский с причтом совершил 3 октября бракосоче­тание потомственного почетного гражданина, московской I гильдии купеческого сына Александра Евгеньева Арманда, православного вероисповедания, первым браком — с фран­цузской гражданкой, девицей, дочерью артиста Инессой-Елизаветой Федоровой Стефан, англиканского вероиспо­ведания».

Инессе было девятнадцать лет, ее мужу на два года боль­ше. Молодая красивая пара. И очень счастливая в то время.

Молодожены поселились в Ельдигине, одном из под­московных имений Армандов. До сих пор сохранилась эта усадьба. В ней, в нескольких комнатах, расположен музей Инессы Арманд. Но он находится в таком плачевном со­стоянии, что и назвать его музеем грешно. Смотрительни­ца, Валентина Егоровна Емельянова, спрятала оставшиеся вещи в кладовке, а сама ежедневно приходит в музей, чтобы проветрить и протопить помещения. Иначе разрушится то, что еще сохранилось.

Это сейчас. А во времена проживания здесь молодых супругов Арманд в усадьбе кипела жизнь. Общительная Инесса встречала гостей, устраивала приемы и сама же блистала на них.

Несомненно, молодые супруги выезжали и в Пушкин, и в Москву. Посещали концерты, спектакли, бывали на прие­мах. Но всегда с большим желанием возвращались в свое уютное гнездышко, с любовью и врожденным французским шиком обустроенное молодой Инессой Арманд.

Деятельная натура Инессы уже в те годы не давала ей покоя. Ей мало было занятий по дому. Энергия требовала выхода. Здесь, в Едильгине, она организовывает школу для крестьянских детей, выступает ее попечителем и даже пре­подает в ней.

Что не мешает ей, впрочем, обзавестись и своими детьми. В1894 году в семье Армандов появляется первый ребенок — сын, названный в честь отца Александром.

Рождение Сашеньки становится первой ступенькой в пе­реосмысливании жизни молодой Инессой. Несмотря на свои довольно-таки вольнодумные настроения, Инесса Ар­манд была очень религиозна. Воспитанная сначала матерью, потом теткой, в почитании церкви, Инесса сталкивается с непонятным. Оказывается, по законам православия, жен­щина, ставшая матерью, не имеет права в течение сорока дней переступать порога церкви. Такой запрет кажется мо­лодой женщине нелепым и абсурдным и разрушает ее веру. Инесса прекращает посещать церковь. Глупо? Кто знает. Но максимализм Инессы — все или ничего — стал решаю­щим в этом вопросе.

Вскоре, в 1896 году, Инесса рожает второго сына — Федо­ра. Затем, через небольшой перерыв, двух дочерей — Инессу (1898 год) и Варвару (1901 год).

Счастливая мать, любимая жена. Очаровательные дети здоровы, Александр, безумно любящий муж, буквально бо­готворит Инессу. Достаток и спокойствие. Что еще нужно молодой женщине? Жить бы и радоваться жизни.

Но наступает кризис. Именно этого покоя больше смерти боится Инесса Арманд.

В пятнадцатилетнем возрасте, прочитав «Войну и мир» Льва Толстого, Инесса была поражена мощью этого произ­ведения. Признавая талант великого писателя, она не смогла даже тогда, в юности, принять его идеи. Позже в своем днев­нике Инесса напишет: «Некоторые его фразы и характеристики как-то запечатлеваются на всю жизнь, иногда даже дают ей направление. Например, в «Войне и мире» есть одна фраза, которую я прочитала, когда мне было 15 лет, и кото­рая имела огромное влияние на меня. Он там говорит, что Наташа, выйдя замуж, стала самкой. Я помню, эта фраза показалась мне обидной, ужасно обидной, она била по мне, как хлыстом, и она выковала во мне твердое решение нико­гда не стать самкой — а остаться человеком».

Инесса не желала быть просто «самкой». Ни роды, ни забота о муже и детях не могли заглушить в ней духа суфра­жизма — модного в те годы течения. Женщина должна иметь равные права с мужчиной, — этот девиз Инесса пронесла через всю жизнь. Принесло ли ей это счастье? Во всяком случае, «самкой» она не стала.

В это время Инесса читает труды по экономике, социо­логии, истории. Вступает в «Общество улучшения жизни женщин», выступающее в защиту проституток, становит­ся активным его членом. Пользуясь знанием иностранных языков, Инесса пытается наладить связи с зарубежными организациями.

В ее голове рождается один план за другим. То она хочет организовать при обществе воскресную школу, то открыть общественную избу-читальню, то печатный орган Общест­ва. Ни один из ее планов не был осуществлен — власти не разрешили.

Она обращается к уважаемому ею Льву Толстому с во­просом, как улучшить положение падших женщин, как за­ставить пересмотреть их свой образ жизни. На что получает ответ: «Это было до Моисея. Это было и после Моисея. Так было... и так будет всегда...»

Не стал ли ответ Толстого роковым в ее судьбе? Не он ли привел Инессу Арманд к идеям «свободной любви», которые потрясали своим цинизмом даже самых прогрессивно мыс­лящих людей? Но это произойдет значительно позже.

Пока Инесса благочестивая хозяйка большого семейства. Муж Александр всячески поддерживает начинания супруги. Но он слишком добр, мягок и спокоен. Ему не угнаться за бурными, похожими на всеразрушающий смерч, фантазия­ми Инессы.

А та уже увлечена идеями народничества, разрывается между учениями эсеров и эсдеков, бросается из одной край­ности в другую.

Инесса чувствует, что брак её уничтожает, ненавидит его, но боится разорвать. У нее все-таки дети.

В начале 1903 года, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах, Инесса с детьми отправляется в Швейца­рию. Версия в семье — поправить здоровье. Нет, скорее не это. Инесса чувствует, что грядут перемены и... боится их.

Именно в Швейцарии ей попадается тоненькая книж­ка некоего Ильина под названием «Развитие капитализма в России», которую Инесса Арманд сначала просто просмат­ривает, а затем основательно штудирует. Затертая книжка в несколько десятков страниц делает ее той, кем она стала. Разве догадывалась Инесса, что написал ее тот, кто изменит всю ее жизнь. Разве знал автор, что книжка, которой он не придавал большого значения, приведет к нему страстную любовницу.

Так они встретились впервые, пока заочно, еще ничего не зная о существовании друг друга. Ленин и Арманд. Влюблен­ные, положившие свою любовь на алтарь революции.

Но все это будет позже. Значительно позже.

А тогда... в 1903 году в ее дневнике появляется имеющая судьбоносные последствия запись: «После короткого коле­бания между эсерами и эсдеками, под влиянием книги Иль­ина «Развитие капитализма в России* становлюсь больше­вичкой». Колокол пробил, выбор был сделан.

В Россию Инесса Арманд возвращается с грузом неле­гальной литературы, полученной в Швейцарии, новыми идеями и решением окончательно порвать с мужем.

Инесса была честна, она не могла двуличничать и скры­вать правду. Даже горькую и, по большому счету, постыд­ную. Она влюбилась. Не сейчас, не сразу. Но уже не могла противиться своим чувствам, переполнявшим и разрывав­шим ее.

Александр Арманд поступает благородно — отпускает жену с четырьмя детьми, почти благословляет ее на сча­стье с другим, назначает ей хорошее содержание. И с кем? Со своим младшим братом Владимиром.

Что заставило его поступить так? Ответить можно только одним словом — любовь. Он любил Инессу, и всю ее жизнь считал своей женой. Ведь официального развода так и не было, и Инесса оставалась наследницей его немалого со­стояния.

Инесса, сохранившая фамилию Арманд, начинает новую жизнь. И опять мезальянс. Ей двадцать восемь, она много­детная мать. Ему семнадцать. Огромная разница.

Конечно, Инесса по-прежнему хороша. На фотографиях тех лет она выглядит скорее старшей сестрой своих детей, чем матерью. Она полна энергии и жизненных сил.

Зато у них с Владимиром общие идеи, общие мысли о пе­реустройстве России. Он прекрасный ученый-естественник с чувствительной душой, революционер. Душа рвется в бой. Но, сказать по правде, Владимир был скорее теоретиком. Это Инесса всегда готова к действиям.

Владимир и Инесса поселяются с детьми в Москве, на Остоженке, сняв роскошную квартиру в доме купца Его­рова, которая становится местом встреч революционеров. В ней всегда шумно, кипят споры, обсуждаются идеи. Инес­са в центре событий. Именно о такой жизни она и мечтала.

Из-за революционных дел и детей влюбленные не могут полностью насладиться близостью и по обоюдному реше­нию отправляются на отдых к Средиземному морю. Резуль­татом поездки становится их общий сын Андрей.

Можно представить, сколько насмешек, упреков и по­рицаний пришлось выслушать участникам этого «любов­ного треугольника». Кто из них заслуживает большего восхищения? Благородный муж, отпустивший неверную жену? Или двое влюбленных, не побоявшихся пойти против мнения света? Не нам их судить. Во имя любви можно простить многое.

А Инесса любила Володю по-настоящему, искренне, са­мозабвенно. Значительно позже, после многих испытаний и потерь, Инесса Федоровна, размышляя о любви, скажет, что физическое влечение часто не связано с сердечной лю­бовью. А потом добавит, что в ее жизни только однажды эти два чувства совпали: по отношению к Владимиру Арманду.

Но не только безрассудная любовь была причиной тра­гедии. Как же иначе назвать крах семьи, где, по большому счету, пострадали дети. Инесса — натура импульсивная, ув­лекающаяся. Это признавали все. Только что прочитан по­пулярный в то время роман Чернышевского «Что делать?» Арманд сразу же примеряет роль Веры Павловны на себя. Конечно, это она. Она в душе Вера Павловна, а не какая-то «самка» Наташа Ростова. Идеи борьбы и революции — вот что главное в жизни. И Инесса Арманд, подобно героине Чернышевского, бросает семью, мужа и уходит к любовни­ку — революционеру. Это так романтично.

Дом Инессы и Владимира Армандов стал настоящей явочной квартирой. Здесь собираются революционеры, про­водятся собрания, читается и обсуждается запрещенная ли­тература. А между собраниями, диспутами и докладами на революционную тему — любовь. Говорят, что влюбленные всегда находятся под попечительством ангела-хранителя. Но и ангелы устают нести бессменную службу.

6 февраля 1904 года, по доносу или случайно, в квартире Армандов на Остоженке появляется полицейский патруль с обыском. Конечно, они нашли здесь много интересного.

Началось длительное путешествие Инессы по москов­ским тюрьмам. Ее освободили только в июне за недостаточ­ностью улик. Так было сказано в освободительном листе. Но можно с уверенностью сказать, что не последнюю роль в освобождении сыграл ее законный муж — Александр Ар­манд. Именно он приносил передачи в тюрьмы, хлопотал, пуская в ход свои связи и деньги.

Инесса вышла из тюрьмы изменившейся. Это уже была не прежняя изысканная, одетая по последней парижской моде женщина, а усталая, осунувшаяся, в скромном платье, с заплетенной косой вместо модной прически. Камерная жизнь подорвала ее здоровье.

Инессе бы успокоиться, остепениться. Нонет, она опять в борьбе. Дети, в том числе и Андрюшенька, отправлены в имение к Александру. Ничто не должно мешать борьбе за правое дело.

И опять аресты, опять тюрьмы. Но разве они могут сло­мить Инессу? Даже там, за решеткой, она полна энергии и не теряет времени даром: учит соседок по камере фран­цузскому языку и политэкономии. В перерыве между аре­стами Инесса Арманд умудрилась прослушать один курс юриспруденции в Московском университете. Дальше про­должить учебу она не смогла. В конце сентября 1907 года ей выносят приговор: два года ссылки в Архангельскую гу­бернию. На Ярославском вокзале ее провожает вся семья Армандов во главе с Евгением Евгеньевичем. Даже тесть не держал на нее зла.

В Архангельске Инесса отсидела две недели в тюремной одиночке (а не в пересыльной тюрьме, как полагалось). Вслед за ней приехал Владимир — он хлопотал о разреше­нии Инессе остаться на жительство в Архангельске. Но даже медицинское освидетельствование, удостоверившее, что у Инессы малярия, не помогло. Ее направили в Мезень — глухой уездный городишко, где еще в XVII веке отбывал ссылку протопоп Аввакум. Отвратительный климат, кома­ры, малярия...

Владимир приехал за Инессой и туда. Их изба сразу же стала центром колонии политссыльных. У Инессы все хуже со здоровьем, от тоски начинается депрессия. Но и тут время не проходит впустую.

Инесса создает организацию социал-демократов, устраи­вает политические диспуты, дает уроки русского и француз­ского.

Она счастлива. Рядом с ней любимый человек, она ок­ружена толпой поклонников, с которыми напропалую ко­кетничает. До определенной черты. Кокетство ради ко­кетства — неотъемлемая черта француженок. А Инесса Федоровна — истинная француженка.

Она занята нужным делом. А условия жизни? Ну что ж, ради светлого будущего можно вытерпеть и не такое. Но че­ловеческий организм не железный, а север — это север. Пер­вым не выдержал Владимир. Он серьезно заболел, врачи ди­агностировали туберкулез. Для Инессы наступило страшное время. Она видела, как любимый человек страдает, чахнет на глазах. Она же ничем не может помочь. Пыталась обменять предметы своего гардероба на продукты. Но кому нужны шелковые, кружевные блузки в заснеженном, окруженном со всех сторон лесами Мезене. И цена драгоценностям здесь совсем другая. Выход только один — побег. Подальше от России, за границу, в Швейцарию. Там отличные клиники, там спасут ее любимого.

До предела обострилось чувство вины. В том, что случи­лось с Володенькой, виновата только она. Ведь из-за нее он приехал в этот богом забытый Мезень. 20 октября 2008 года они бегут из ссылки — смешались с толпой, которая про­вожала отбывавших на родину революционеров-поляков, а в последнюю минуту их спрятали в санях.

О том, как тяжело Инесса переживала побег из ссылки, говорит письмо, написанное за несколько дней до побега: «Разлад между интересами личными или семейными и ин­тересами общественными является для современного ин­теллигента самой тяжелой проблемой, так как сплошь да ря­дом приходится жертвовать либо тем, либо другим, да и кто из нас не стоит перед этой тяжелой дилеммой? И как ни вы­решишь, одинаково тяжело».

Инесса понимала, под какой удар ставит товарищей по ссылке. Наказание их ждет неминуемо. Закон каторги су­ров — бежал один, отвечают все. Но что ей было до всех, когда нужно спасать любимого. Инесса умела принимать дары от других, но и сама себя могла принести в жертву.

Достав поддельный паспорт, Инесса и Владимир добира­ются до Москвы, и Инесса сажает любимого в поезд, отходя­щий в Женеву. Арманд прекрасно понимала, что ей самой по поддельным документам не пересечь границы. Она должна остаться в Москве. Главное сейчас — Владимир. Ее Воло­денька. Он обязан поправиться. Он не может не поправить­ся. Хотя бы ради нее, ради их любви. Вначале из Швейцарии приходят обнадеживающие известия, но в январе 2009 года Владимиру стало хуже.

Опять бросив детей, с которыми она жила в Москве, на мужа Александра, Инесса через Финляндию и Германию тайно пробирается в Швейцарию. Только бы успеть!

Инесса Арманд успела. Она застала Владимира еще жи­вым. Последние дни она, его любимая женщина, ради кото­рой он пошел против семьи, примкнул к революционному движению, за которой отправился на каторгу, провела ря­дом, держа его за руку. Состояние Инессы в эти дни было ужасным. Она пишет друзьям в Россию: «Я, конечно, не по­дозревала, что ему так худо, и думала, что предстоит лишь небольшая операция — вскрытие нарыва... через две недели после моего приезда он умер. Для меня его смерть — непо­правимая потеря, так как с ним было связано все мое лич­ное счастье, а без личного счастья человеку прожить очень трудно».

«Без личного счастья прожить очень трудно». Но возмож­но. Особенно таким женщинам, как Инесса Арманд.

Жизнь продолжалась. Инесса прекрасно знала, что до­рога в Россию ей заказана. За побег ее ждет уже не ссылка, а каторга. И Арманд отправляется в Брюссель. Чтобы заглу­шить горечь утраты, Инесса с головой уходит в учебу. Она поступает в Брюссельский университет. Экстерном за год его заканчивает, получает степень лиценциата экономиче­ских наук.

Учеба несколько успокаивает ее. Да, со временем и самые глубокие раны начинают заживать. Как-то Арманд сказала: «Для романтиков любовь занимает первое место в жизни, она выше всего».

А Инесса, безусловно, была романтиком. Она не могла существовать без любви, чахла. Инесса снова влюбилась. И словно по злой прихоти судьбы, избранником оказался тот, кто ей был совсем не парой.

Что между ними общего? Инесса Федоровна Арманд, француженка, мать пятерых детей, с неясным семейным положением: то ли замужем, то ли нет. И Владимир (опять Владимир, случайность ли?) Ильич Ульянов, профессио­нальный революционер, скрывающийся от охранки, имею­щий законную жену.

Инессе тридцать пять, Владимиру тридцать девять. У ка­ждого за плечами жизнь. Но разве может это стать преградой для любви? Никогда.

По понятным причинам, об этой любовной связи во вре­мена не столь отдаленные говорить было запрещено. Факты скрывались, документы уничтожались, следы затирались. Будто их любви не существовало. Ее не должно быть.

Разве могла знать Инесса Арманд, что ждет ее в Париже? Туда, после окончания Брюссельского университета, она по­ехала совсем с другой целью. В то время она пишет друзьям: «...переехала в Париж — хочу попытаться здесь позанимать­ся. Хочу познакомиться с французской социалистической партией. Если я сумею, смогу все это сделать, то наберу хоть немного опыта и знаний для будущей работы».

Да, Инесса работала в Париже, конечно, работала. Ста­тьи, выступления, встречи, знаменитая школа в Лонжюмо. Здесь, в пригороде Парижа, была открыта партийная школа. Сюда под видом сельских учителей из России приехали во­семнадцать рабочих-большевиков, которых учили не толь­ко азам марксизма, но и методам конспирации, способам ведения подрывной деятельности. Среди преподавателей — Николай Семашко, Анатолий Луначарский и, конечно же, Инесса и Ленин. Школа начала свою работу в 1911 году. К этому времени Ленин и Инесса Арманд уже были зна­комы.

Когда же произошла их первая встреча? Как по велению чьей-то воли были сведены вместе эти два незаурядных че­ловека. Загадки, загадки... Точных сведений нет. Остается только предполагать, собирая крупицы информации из раз­ных источников. А они порой так противоречивы.

Есть версия, что Ленин и Арманд познакомились еще в Брюсселе, куда Ленин приезжал в 1909 году. В Париж она отправилась уже по его приглашению.

По другой, встреча состоялась в самом Париже. Инессу Арманд в квартиру на ул. Мари-Роз, где В.И. Ленин со своей женой Н.К. Крупской и ее матерью жили в 1909—1912 годах, привели друзья. Существует и такая версия, что Ленин впер­вые случайно увидел Инессу Арманд в одном маленьком па­рижском кафе и был сражен наповал ее очарованием.

Версий много. Выбирай, как говорится, любую. Ведь за давностью лет, смертью всех участников тех событий, уничтожением и подчисткой документов вряд ли правда уже когда-нибудь всплывет наружу. А впрочем, какая раз­ница? Так ли это важно, КАК они встретились? Намного важнее то, что они встретились и полюбили друг друга. Любовь их была страстная, бурная, всепоглощающая и... мучительная.

Отношения между Владимиром Ильичом и Инессой Федоровной развивались неровно. Были взлеты и падения, надежды и разочарования. Были даже разрывы, которые, в конце концов, заканчивались примирениями. Нет, они не были счастливы, как и все, кто вынужден скрывать свою любовь. Десять лет длилась их связь. И все эти годы между ними стояла Она. Нет, не жена Ленина Надежда Констан­тиновна Крупская. Между ними стояла другая Дама, более суровая, ревнивая и не желающая делить своих поклонников ни с кем. Революция! Вот кто не дал соединиться влюблен­ным сердцам. Но революции претензий не предъявишь.

Вначале Инессе Ленин не понравился. По описанию современников и по фотографиям можно представить его образ. Он был невысок, лыс, с неприятными раскосыми глазами, с дефектом речи (Ленин сильно картавил), да еще ужасно злым на язык. Оскорбить человека в глаза не состав­ляло ему никакого труда.

Вначале Инессу этот человек просто пугал. Позже она напишет: «Тебя я в то время боялась пуще огня'. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умереть бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н.К. (Надежды Константиновны), я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой».

Инесса Арманд в дом на улице Мари-Роз приходила к Надежде Константиновне Крупской и ее матери Елиза­вете Васильевне, с которыми очень дружила. Те встречали женщину приветливо.

«В Париж приехала из Брюсселя Инесса Арманд и сразу же стала одним из активных членов нашей парижской груп­пы, — писала Крупская о том времени, — она жила с семь­ей, двумя девочками и сынишкой. Она была очень горячей большевичкой, и очень быстро около нее стала группиро­ваться наша парижская публика».

«В ней много было какой-то жизнерадостности и горяч­ности. Вся наша жизнь была заполнена партийными забо­тами и делами, больше походила на студенческую, чем на семейную жизнь, и мы были рады Инессе. Она много расска­зывала мне о своих детях, показывала их письма, и каким-то теплом веяло от ее рассказов».

Эх, если бы знала Надежда Константиновна, чем закон­чатся посещения Инессой их дома! Есть пословица: «Знал бы, где упадешь — соломки подстелил». Не подстелила На­дежда Константиновна соломки, и оказалась в любовном треугольнике. А стоило бы... Слишком разительным был контраст между этими двумя женщинами. И отнюдь не в пользу Крупской.

Надежда тучная, больная, с неподвижным, как маска, ли­цом, страдающими глазами, в вечном темном мешковатом платье. Ее болезнь — «базедка», как она ее называла, делала лицо Крупской чуть ли не отталкивающим. Инесса краси­вая, веселая, здоровая, излучающая сексапильность, всегда затянутая «в рюмочку» белая блузка, юбка в обтяжку.

Инесса была модницей, любила красивые одежды и, как все француженки, имела безупречный вкус. Наряды вы­бирала элегантные, неброско роскошные и очень дорогие. Любила всякие украшения на одежде. Сохранилось пись­мо Инессы Арманд, адресованное Кларе Цеткин: «Сегодня я сама выстирала свои жабо и кружевные воротнички. Вы бу­дете бранить меня за мое легкомыслие, но прачки так портят, а у меня красивые кружева, которые я не хотела бы видеть изорванными. Я все это выстирала сегодня утром, а теперь мне надо их гладить. Ах, счастливый друг, я уверена, что Вы никогда не занимаетесь хозяйством, и даже подозреваю, что Вы не умеете гладить. А скажите откровенно, Клара, умеете Вы гладить?».

Крупская не умела и не любила вести домашнее хозяй­ство. Готовила неважно, муж был покладистым: «довольно покорно ел все, что дадут». Приготовление пищи Крупская называла «мурой», а ее отношение к уюту было весьма про­хладным.

А вот Инесса Арманд была очень хорошей хозяйкой: ее кулинарные изыски на все лады нахваливали еще мужья-братья.

Характер у Надежды Константиновны был уравновешен­ный и покладистый. Холодная, неэмоциональная, скром­ная. Инесса, наоборот, отличалась порывистостью характе­ра, повышенной эмоциональностью. Женщина-огонь. Все отмечали, что разговоры Крупской скучны и неинтересны, хотя никто не отрицал, что умна она была беспредельно.

Арманд прекрасная рассказчица, стихи читала замеча­тельно. А как на рояле играла! Современники считали ее великолепным музыкантом: «Лучше нее некоторые вещи Шопена и Бетховена играл только Рихтер». Несомненно, не будь она так увлечена революцией, Арманд могла бы бли­стать в концертных залах Европы. Музыкальность ей пере­далась по наследству от отца и матери.

Так можно ли винить Ильича, что он влюбился в Инес­су? Безумно, страстно, чуть ли не с первого взгляда. Но пока тайно.

Инесса пишет: «Только в Лонжюмо и затем следующую осень в связи с переводами и прочим я немного привыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляет­ся, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал».

Известно, что школа в Лонжюмо начала функциониро­вать в 1911 году. Значит, этот год и можно считать началом их любовной связи, длившейся много лет и прерванной смер­тью Инессы Арманд. Прошло три года со смерти Владими­ра Арманда. Боль от утраты притупилась. Нет, не исчезла насовсем, всего лишь притупилась, но сердце было готово впустить нового мужчину.

Хотя, говорят, до Ленина у Инессы в Париже была связь с неким эмигрантом-революционером по имени Савва. Вполне возможно. Инессу невозможно было не любить, вокруг нее всегда вились поклонники. Непреодолимое обаяние, исходивший от нее свет, энергичность, доброже­лательность и жизнерадостность покоряли всех. Шутили, что ее надо включить в учебники по диамату — как образец единства формы и содержания.

Вот как о ней вспоминает в те годы один из знакомых: «Казалось, жизни в этом человеке — неисчерпаемый источ­ник. Это был горящий костер революции, и.красные перья в ее шляпе являлись как бы языками пламени».

Связь Инессы Арманд и Ленина была открытой для всех, о ней знали, о ней говорили. Да и сами влюбленные со­вершенно не таились. Что значит тот факт, что на встречу с матерью в Стокгольм Ленин приехал не с Наденькой, а с Инессой?

Можете представить состояние Надежды Константинов­ны — муж в открытую изменяет ей! Не поэтому ли она вспо­минает позже: «В Париже пришлось провести самые тяже­лые годы эмиграции». Конечно, тяжелые. А как же иначе, если муж переходит спать в другую комнату и все свободное время проводит с другой женщиной?

О том времени Александра Коллонтай, соперница Инес­сы по многим вопросам, говорит: «Ленин влюбился в Ар­манд задолго до революции. Их роман был настолько стра­стным, что Крупская предложила ему расстаться, чтобы он был счастлив с другой женщиной».

Вот и решиться бы тогда Владимиру Ильичу на развод, соединиться с любимой женщиной. Сколько бы дальнейших мучений они избежали! Но «железный вождь пролетариата» не смог сделать этот шаг. Он предпочел остаться с женой. Так спокойнее. Надежда — верный товарищ, от нее можно не ждать неожиданных сюрпризов. Инесса другая. Одни ее теории о «свободной любви» чего стоят. Выслушивать и об­суждать их одно дело, а испытывать на практике Владимиру Ильичу совсем не хотелось.

В 1912 году Ленин и Крупская переезжают из Парижа в Краков, который в те годы входил в состав Австро-Вен­грии. В официальных источниках их переезд объясняется так: «Вы спрашиваете, зачем я в Австрии. ЦК поставил здесь бюро (между нами): близко граница, используем ее, ближе к Питеру, на 3-ий день имеем газеты оттуда, писать в тамош­ние газеты стало куда легче, сотрудничество лучше нала­живается». Но не эта причина главная. Пообещав Надежде Константиновне быть в дальнейшем примерным супругом и забыть Инессу, Ильич уезжает из Парижа. Проще говоря, струсил он, сбежал, отказался от любви.

Но Инесса Арманд не такая, она не намерена отказывать­ся от любви. Ей необходимо быть рядом с Ильичом, видеть его, слышать. Что для такой женщины мнение окружающих?

К тому же, она уверена, что и Ленин любит ее. А, значит, ее место рядом с ним. А жена? Жена не помеха. И она пишет Ленину: «Никому не будет хуже, если мы вновь будем втро­ем!» Цинично? Да. Но такова ее суть. Инесса Арманд — не кисейная барышня. Жизнь закалила ее. Она умеет бороться за свое счастье.

И Инесса, вопреки запрету, вскоре появляется в Кракове. А Крупской не остается ничего иного, как сказать: «Ужас­но рады были мы, все краковцы, ее приезду...». Особенно она...

Но о сопернице Крупская не позволяла сказать ни одного дурного слова, даже, если было что сказать. В этом прояви­лась ее великая мудрость. Встречала ее радостно, как подру­гу, чтобы не навредить настроению мужа. Правда, нервные срывы бывали, но их она доверяла только своему дневнику. Какой ядовитой злобой пропитаны строчки: «Эта крашеная сука смогла переспорить Ильича в вопросах о тред-юнионах, и он изменил позицию! Немыслимо!»

Но вслух, в открытую, нет, никогда. Наоборот, беспре­дельная вежливость: «В ней много было какой-то жизнера­достности и горячности». Ленин держит слово, данное жене, не подпускает к себе Инессу. Можно, представить, какие страдания это приносит влюбленной женщине.

Не думаю, чтобы при своем бурном темпераменте и ак­тивности Арманд молча переносила показную холодность Ленина. Скорее всего, были скандалы и выяснения отноше­ний. И тогда Владимир Ильич совершает еще один, не де­лающий ему чести, поступок. Он отправляет Инессу Арманд в Россию, якобы для восстановления недавно разрушенной партийной ячейки в Петербурге. Ведь знает, как опасно Инессе появляться в России, знает, что грозит ей в случае ареста. И все-таки отправляет, прикрывая свой поступок высокопарными словами о долге перед партией.

Весной 1912 года Инесса из Кракова через Люблин и Харьков попадает в Петербург. У нее паспорт на имя Фран­циски Казимировны Янкевич. Два месяца пани Янкевич, очаровательная полька, как всем она представлялась, будо­ражила Петербург. А потом ее арестовали. По доносу про­вокатора. И тут выясняется, что пани Янкевич не кто иной, как находящаяся в розыске с 1908 года бежавшая ссыльная Инесса Федоровна Арманд. Арманд понимает, что ее ждет суд, а затем каторжная тюрьма, в которой с ее слабым здо­ровьем не выжить.

И тут случается невообразимое. На помощь приходит брошенный ею десять лет назад муж. Александр Арманд вно­сит залог в размере 5 400 рублей, по тем временам сумма про­сто неимоверная, и весной 1913 года Инессу отпускают.

Как он все-таки ее любил! Ведь знал, Инесса предупреди­ла его сразу, что в России она не останется, и все-таки спас. И сам проводил ее на вокзал. И долго смотрел вслед уходя­щему на Варшаву поезду.

А потом вернулся к детям, которые жили у него. Самые большие упреки Инесса Арманд получала именно за детей. Она, мать, бросила их на несчастного мужа, а сама «делала революцию». Разве может так поступать женщина? Ведь ее призвание в жизни дать счастье детям. Что могла им дать Инесса, мотающаяся по митингам, собраниям? Что мог­ла предоставить мать, скитающаяся по чужим квартирам и странам, постоянно находящаяся под угрозой ареста? Она выбрала лучший вариант. Александр Арманд мог дать детям больше, чем она.

Надо сказать, что Инесса постоянно следила за жизнью детей, вела с Александром обширную переписку, советовала, как поступать в разных случаях.

Дети любили мать. И никогда, ни в детстве, ни став взрос­лыми, не осуждали ее поведения. В почтении и любви к ма­тери воспитал их отец. И за это Инесса ему была благодарна всю жизнь.

А тогда, в 1913 году, она едет в Краков. До окончатель­ного возвращения в Россию еще четыре года. Страшных, тяжелых, мучительных. Вначале Инесса Арманд думает ос­тановиться в Кракове. Надежда Константиновна Крупская подтверждает этот факт: «Сначала предполагалось, что Инесса останется жить в Кракове, выпишет к себе детей из России; я ходила с ней искать квартиру, но краковская жизнь была очень замкнутая, напоминала немного ссыпку. Не на чем было в Кракове развернуть Инессе свою энергию, которой у нее в этот период было особенно много...»

Боялась Надежда Константиновна, что направит Инесса свою энергию не в ту сторону, опасалась, что вновь загуляет Владимир Ильич. Хотя какой переизбыток энергии может быть у человека, проведшего более полугода в тюрьме? Луч­ше отправить Инессу подальше.

«...Решила Инесса объехать сначала наши заграничные группы, прочесть там ряд рефератов, а потом поселиться в Париже, там налаживать работу нашего комитета загра­ничных организаций. Перед отъездом мы много говорили о женской работе. Инесса горячо настаивала на широкой постановке пропаганды среди работниц, на издании в Пи­тере специального женского журнала для работниц...», — так объясняет Надежда Константиновна отъезд Инессы Арманд из Кракова.

А что же сам «главный герой романа»? Ничего. Отпускает Инессу в Париж и благословляет на издание первого жур­нала для женщин. Мудрое решение. И для дела революции полезно, и Инессу держать на расстоянии можно.

Первый номер «Работницы», такое название получил журнал, вышел в самом начале 1914 года.

Но до этого произошло событие, которое является одной из самых закрытых тем в истории революционного движе­ния. Говорить о нем запрещалось под угрозой смерти. О нем и не говорили, всячески замалчивали. Только в последнее время, когда некоторые секретные материалы стали раскры­ваться, эта история чуть-чуть всплыла на поверхность. Я не оговорилась, всего лишь чуть-чуть, маленьким краешком. Но произвела такой фурор, что даже представить сложно.

В 1913 году Инесса Арманд вновь стала матерью. У нее родился мальчик, которого она отдала, по одним сведениям, в один из германских пансионатов, по другим — в семью австрийского коммуниста.

Пресса запестрела заголовками: «У Ленина был сын!». Но все это лишь попытка выдать желаемое за действитель­ное. Да, Инесса, скорее всего в эти годы стала матерью. Не­которые ее библиографы вскользь упоминают, что Арманд рожала шесть раз. Но мог ли быть отцом ребенка великий вождь пролетариата Владимир Ильич Ленин?

Известно, что у четы Ульяновых никогда не было детей. Их отсутствие всегда было принято объяснять бесплодием Надежды Константиновны, которое являлось результатом ее болезни щитовидной железы. Но бесплодным был и Ленин. Доказательством выступают заявления врачей, наблюдав­ших за здоровьем Ильича. Причем бесплоден в результате, как можно сказать, постыдного диагноза — сифилис плюс гонорея.

В апреле 1974 года во влиятельной германской газете Frankfurter Allgemeine Zeitung были опубликованы дневни­ковые записи профессора Штрюмпеля, всемирно известно­го медицинского светила, признанного невролога. Он был участником консилиума, проводимого в Горках у смертель­ного больного Ленина.

Вот его запись, сделанная в дневнике в это время: «Эн-дартериит люееа вторичными очагами размягчения — ве­роятнее всего. Но люес несомненен. Вассерман в крови и спинномозговой жидкости — негативный. Спинномозго­вая жидкость нормальная. Лечение, если вообще возможно, должно быть специфическим».

Люес по-научному — не что иное, как сифилис.

Так что, об отцовстве Ленина говорить не приходится. В 1913 году Инесса Арманд родила мальчика, от которого успешно избавилась.

Скорее всего, ее беременность и роды — попытка отом­стить Ленину или, наоборот, попытка забыть его. Что явля­лось истинной причиной, мы уже никогда не узнаем. Как и не узнаем, кто был настоящим отцом шестого ребенка Инессы. А между тем страсти накаляются, струны натяги­ваются до предела. Два влюбленных человека по воле судь­бы или злого рока не могут быть вместе. Остаются только письма.

Вряд ли еще какие-нибудь работы Ленина подвергались такой цензуре и сокращениям, как письма Ленина Инессе Арманд. Достаточно открыть изданное в советское время со­брание сочинений Ленина. Многоточия, многоточия... Что скрыто за ними? То, что не могло стать открытым. То, что не должно было опорочить кристальную чистоту вождя про­летариата. За ними скрыта любовь. Вчитайтесь в строчки: «Сегодня великолепный солнечный день со снежком. Мы с женой гуляли по той дороге, по которой — помните — мы так чудесно гуляли однажды втроем. Я все вспоминал и жа­лел, что Вас нет». Письма пропитаны любовью.

Та же нежность звучит и в ответных письмах Инессы: «Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это • никому бы не могло причинить боль. Зачем меня было это­го лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты «провел» расставание. Нет, я думаю, ты это сделал не ради себя...»

Но они не могли жить одними письмами. Были и встре­чи. При любой возможности. Встречи, прикрываемые пар­тийными делами.

В декабре 1913 года Ленин получает приглашение от парижских товарищей выступить на митинге, посвящен­ном годовщине событий кровавого воскресенья, 9 января 1905 г. Ильич отвечает не товарищам, а непосредственно Инессе Арманд. Само письмо, видимо, как «очень лич­ное», считается «не разысканным». Но сохранился от него постскриптум: «Что же касается меня, то меня можете по­ставить в число ораторов на 9 января, если это полезно для Вашего успеха (денежного), но с правом надуть (я заявляю приватно, что даже если буду в Париже, не пойду на ми­тинг 9.1)...»

Как не воспользоваться возможностью встречи? А жене свою поездку можно объяснить высокими материями. Он так и сделал.

Вот что пишет Крупская Марии Александровне Улья­новой, матери Ленина: «Володя уезжает в Париж на месяц-полтора позаниматься в библиотеке...» Из биохроники Ле­нина, в которой сделана попытка проследить жизнь вождя пролетариата буквально по часам, можно узнать, что Ильич в Париже выступал на митинге 9 января, еще на каком-то митинге... Но вот в библиотеке он точно не был! Не до биб­лиотек ему было.

Через некоторое время по возвращении в Краков Иль­ич объявляет жене, что уезжает в Лондон на объединитель­ную конференцию с меньшевиками. Излишне говорить, что в состав большевистской делегации входит и Арманд.

Но приходится соблюдать максимальную конспирацию, беречь любовь «от грязных сапог». Перед конференцией в Лондоне Ленин посылает письмо Инессе: «Пожалуйста, привези, когда приедешь (то есть привези с собой) все наши письма (посылать их заказным сюда неудобно: заказное письмо может быть весьма легко вскрыто друзьями). И так далее... Пожалуйста, привези все письма сама, и мы пого­ворим об этом...»

Владимир Ильич решает уничтожить письма. Слишком много, видно, в них было личного. Страшно представить, сколько боли вытерпела Инесса Арманд. Ради дела револю­ции она не могла быть рядом с теми, кого любила: ни с деть­ми, ни с любимым Вольдемаром, как она называла Ленина.

Оставались только письма: «Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, ни­когда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые мес­та, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе». Да и Ленину было нелегко. Не хотел он называть лю­бимую женщину «Товарищ Инесса». Но был вынужден.

После Февральской революции 1917 года Ленин прини­мает решение вернуться в Россию. Инесса Арманд против этого. Она понимает, что и в России она не сможет быть ря­дом с любимым. Грядут великие дела, и ему будет не до нее. Остаться в Париже — шанс разорвать выматывающую связь, у которой не может быть будущего.

Какие слова нашел Владимир Ильич, чем сумел переубе­дить Инессу? Неизвестно. Известно другое: она отправля­ется с ним.

В апреле 1917 года «любовный треугольник» замкнулся. В запломбированном вагоне «Поезда в революцию», как его назвали впоследствии, возвращаются в Россию трое: Вла­димир Ильич Ленин, Надежда Константиновна Крупская и Инесса Федоровна Арманд. Замечательная компания!

Но в России их пути ненадолго расходятся. Ленин и Круп­ская едут в Петроград, Арманд в Москву. Наконец-то она мо­жет соединиться с детьми.

Крупская тонко намекает, что не мешало бы Арманд ради дела революции переселить в провинцию, где требуются опытные партийцы. Слишком коротким кажется ей рас­стояние, соединяющее Москву и Петроград. Но Ленин не обращает внимания на намеки законной супруги.

Арманд, с присущей ей энергией и энтузиазмом во всем, за что она бралась, приступает к работе. Она снова органи­зует курсы по подготовке агитаторов, выступает перед рабо­чими, организует Советы депутатов по всей Москве. Когда в июне 1917 года были выборы в московскую Думу, Инес­су избрали депутатом по списку большевиков. Она вошла и в состав Исполнительной комиссии Московского комите­та партии. В то же время она — по прямому ленинскому ука­занию — начинает выпускать журнал «Жизнь работницы».

Осенью 1917 года младший сын Инессы Андрей сильно заболел: ему угрожал туберкулез. Инесса, с трудом получив отпуск, увезла его на юг. Вернулась она в самый разгар ок­тябрьских боев — не смогла усидеть на месте. Прямо с во­кзала, оставив сына встречавшим их родным, Инесса отправилась в Московский окружной комитет партии. В этом вся Арманд. Полный разрыв между личным и общественным. По сути, трагедия женщины революции, когда обществен­ное ставилось превыше личного.

В марте 1918 года правительство молодой Советской рес­публики переезжает в Москву.

Перед переездом Ленин посылает указание коменданту Кремля Малькову: «Т. Мальков! Подательница, тов. Инесса Арманд, член ЦИК. Ей нужна квартира на 4 человек. Как мы с Вами говорили сегодня, Вы ей покажете, что имеет­ся, то есть покажете те квартиры, которые Вы имели в виду. Ленин»

Инессу поселяют в квартире на Неглинке совсем рядом с квартирой Ильича. Очень удобно. Можно часто навещать. Ленин и навещает. А также заботится о ее быте.

«Товарищ Инесса! Звонил к Вам, чтобы узнать номер ка­лош для Вас. Надеюсь достать».

Представляете? Сам руководитель страны и партии зво­нит и узнает номер калош. Замечательный штрих в картине их отношений.

А что же Надежда Константиновна? Она опять ото­двинута в сторону. И не только в личных отношениях, но и в государственных. Специально для Арманд, так говорили в кулуарах Кремля, был создан женский отдел ЦК. Инесса становится его председателем, наиглавнейшей женщиной страны. Не Надежда Константиновна, верный друг и сорат­ник Ильича, прошедшая рядом с ним ссылки и эмиграцию, а Арманд. Крупской досталась незначительная должность заместителя наркома народного просвещения. Сильный удар по честолюбию Надежды Константиновны.

Видимо, и у таких «железных» женщин, как Крупская, наступает предел терпению. Она пишет в дневнике: «В.И. необычайно деликатен со мною и, когда отсылает меня из Кремля, всегда придумывает достойный повод. Но ОНА со мной не церемонится». Или: «В.И. будет встречать Но­вый год не с нами вместе, а только с НЕЙ. Сказал мне, что покажет ей тот шалаш в Разливе, который я все равно виде­ла. Проводила их уже почти спокойно».

Крупская предпринимает еще одну попытку «отстранить­ся», уступить место более удачливой сопернице. Она отправ­ляется на теплоходе «Красная звезда» по Каме с агитацион­ным рейдом, оставляя Ленина одного в Москве, чтобы он смог спокойно принять окончательное решение. Но Ленин вновь испугался остаться без своей Наденьки. Он в страхе пишет ей:«...как ты могла придумать такое остаться на Ура­ле?! Прости, я был потрясен».

Но не только страх заставил Владимира Ильича умолять Надежду Константиновну вернуться к нему. Было еще засе­дание ЦК партии, где одним из вопросов стоял вопрос о воз­можности соединения Ленина и Арманд в браке. Централь­ный Комитет вынес жесткое решение: «Нельзя!» Последняя надежда на счастье убита.

Крупская возвращается в семью. Но не только. Докумен­тально известно, что они с Инессой Арманд продолжают совместно работать, ведут подготовку Женской Междуна­родной Конференции.

«Инесса еле держалась на ногах. Даже ее энергии не хва­тило на ту колоссальную работу, которую ей пришлось про­вести», — вспоминает Крупская. Да, Инесса, как всегда, ра­ботает на износ. Но сколько может выдержать организм?

Из письма В.И.Ленина Инессе: «Дорогой друг! Итак, доктор говорит, воспаление легких. Надо архиосторожной быть. Непременно заставьте дочерей звонить мне (12—4) ежедневно. Напишите откровенно, чего не хватает? Есть ли дрова? Кто топит? Есть ли пища? Кто готовит? Компрессы кто ставит? Вы уклоняетесь от ответов — это нехорошо. От­ветьте хоть здесь же, на этом листке. По всем пунктам. Вы­здоравливайте! Ваш Ленин. Починен ли телефон?»

Но что есть физическая болезнь, пусть и такая, как вос­паление легких, по сравнению с душевной? Инесса вымо­тана, опустошена. Она пишет в своем дневнике: «Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к Влади­миру Ильичу... И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас — иссяка­ет и горячее отношение к делу. Я человек, сердце которого постепенно умирает...».

Все понимают, Инессе нужен отдых. Она и сама это пони­мает. Она просит Ленина отпустить ее для поправки здоровья в Париж. И тут Ильич пугается не на шутку. Париж — город мечты Инессы, город, который она любит всем сердцем, город, который может не отпустить ее обратно в Россию. Потерять любимую для него — потерять себя.

«Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы переус­тали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли помочь Вам, устроив в санаторий? С великим удовольствием помогу всячески. Если едете во Францию, готов, конечно, тоже помочь: побаиваюсь и даже боюсь только, очень боюсь, что Вы там влетите... Арестуют и не выпустят долго. Надо бы поосторожнее. Не лучше ли в Норвегию (там по-английски многие знают) или в Голлан­дию? Или в Германию в качестве француженки, русской (или канадской?) подданной. Лучше бы не во Францию, а то Вас там надолго засадят и даже едва ли обменяют на кого-либо. Лучше не во Францию... Если не нравится в санаторий, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго Орджоникидзе устроит отдых, солнце, хорошую работу. Он там власть. По­думайте об этом. Крепко, крепко жму руку. Ваш Ленин», — пишет он в страхе. И Инесса сдается. К Серго на Кавказ? Она согласна.

Вот и начинается последняя часть этой истории. Печаль­ная и трагическая.

Как проходило прощание Владимира Ильича и Инес­сы Арманд? Какие слова они произносили и какие обе­щания давали друг другу? Чувствовали ли хоть чуть-чуть, подсказывало ли им сердце, что это последняя их встреча? Об этом нам никогда не узнать.

Перед приездом Инессы в Кисловодск полетела депеша: «Прошу всячески помочь наилучшему устройству и лечению тов. Инессы Федоровны Арманд, с больным сыном. Прошу оказать этим, лично мне известным партийным товарищам, полное доверие и всяческое содействие».

В женщине, приехавшей в Кисловодск, с трудом можно было узнать прежнюю, полную жизни Инессу. Ее утомляли люди, она старалась быть в одиночестве. По вечерам оста­валась в своей комнате в полной темноте — лампы не было. Не было и подушки, питание тоже было весьма скромное, медицинское обслуживание почти отсутствовало. Но и в та­ких условиях Инесса начинает поправляться.

Отдых шел ей на пользу: прогулки, которые соверша­ла Инесса, становились все продолжительнее, по вечерам в своей темной комнате она уже не сидела, а приходила в музыкальную комнату и часами играла на рояле. У нее появился аппетит, на щеках — румянец, она стала замечать людей, азартно играла в крокет, охотно шутила, заразитель­но смеялась — словом, пошла на поправку.

Когда над Кисловодском нависла угроза окружения, от­дыхающих решили эвакуировать. Инесса организовывала погрузку людей, намереваясь оставаться в Кисловодске до последнего. Ей пригрозили: если не уедет добровольно, при­бегнут к помощи красноармейцев. Она подчинилась. Эше­лон был направлен в Нальчик, но на узловой станции Бес-лан застрял: дороги были забиты беженцами. Наконец поезд прибыл, и Инесса отправилась в Нальчик. Осмотрела город, была на собрании местных коммунистов, а ночью ей стало плохо. Не желая беспокоить соседей, она терпела до утра. Двое суток пролежала в больнице. В полночь 23 сентября Инесса потеряла сознание и к утру умерла. Стоянка в Бес-лане оказалась роковой: она заразилась холерой.

В Москву летит телеграмма: «Вне всякой очереди. Моск­ва. Совнарком. Ленину. Заболевшую холерой товарищ Инессу Арманд спасти не удалось тчк Кончилась 24 сентября тчк Тело перепроводим в Москву тчк».

С транспортом в Нальчике было сложно. Восемь дней тело Инессы Арманд лежало в морге, пока искали оцинко­ванный гроб и специальный вагон. Потом несколько дней везли по железной дороге.

Можно представить, что перетерпел за эти дни Владимир Ильич Ленин, в каком состоянии он находился.

Но 11 октября Ленин стоял на платформе московского Казанского вокзала. С ним были Надежда Константиновна, четверо старших внуков Инессы и Полина Виноградская, инструктор отдела работниц ЦК партии.

Сохранились воспоминания старой большевички Елиза­веты Драбкиной, которая стала свидетелем печальной про­цессии, перевозящей фоб Инессы с Казанского вокзала в Кремль: «Уже почти рассвело, когда, дойдя до почтамта, мы увидели движущуюся нам навстречу похоронную про­цессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с тру­дом тащили черный катафалк, на котором стоял очень боль­шой и поэтому особенно страшный длинный цинковый ящик, отсвечивающий тусклым блеском.

Стоя у обочины, мы пропустили мимо себя этих еле пере­ставлявших ноги костлявых лошадей, этот катафалк, покры­тый облезшей черной краской, и увидели идущего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константинов­ну, которая поддерживала его под руку. Было что-то нево­образимо скорбное в его опущенных плечах и низко скло­ненной голове. Мы поняли, что в этом страшном ящике находится гроб с телом Инессы».

И далее: «Инессу хоронили на следующий день, на Крас­ной площади. Среди венков, возложенных на ее могилу, был венок из живых белых цветов с надписью на траурной ленте: "Товарищу Инессе от В.И. Ленина"».

Вот и все. Не «любимой», не «дорогой», не «единственной и незабвенной», а просто «Товарищу Инессе от В.И. Лени­на». Сухие, ничего незначащие слова.

Но что творилось на душе у этого человека?

Вечером того же дня в дневнике Александры Коллонтай, которая уже упоминалась и о которой еще предстоит рас­сказ, появилась запись: «Ленин был потрясен. Когда мы шли за гробом Инессы, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами и, казалось, вот-вот упадет».

Через четыре года Коллонтай вернется к описанию собы­тий того дня: «Смерть Инессы Арманд ускорила смерть Лени­на: он, любя Инессу, не смог пережить ее ухода». Пламенную революционерку, члена Центрального Комитета партии по­хоронили у Кремлевской стены. Владимиру Ильичу Лени­ну (Ульянову) осталось жить меньше четырех лет. Надежда Константиновна Крупская пережила мужа на пятнадцать лет.