Письмо 14

Кому: seerehwenfadha7et@yahoogroups.com

От кого: «seerehwenfadha7et»

Дата: 14 мая 2004 г.

Тема: Я расскажу о Мишель и Фейсале

Любовь живет в сердце, и никто не в силах ее контролировать. Сердца человеческие покоятся меж пальцев одной руки милосердного Аллаха, и Он поворачивает их, как пожелает. Если бы любовь не была столь ценна и прекрасна, люди, со времен пророков, не осмеливались бы любить. Пророк (да благословит его Аллах) сказал, что пламя любви может утихнуть только в браке, ибо страсть, обуздываемая целомудрием и благочестием, не влечет за собой греха. Но если брак не состоялся, то единственный выход – терпение.

Следует разграничивать любовь как действие и любовь как чувство. Для мусульманина испытывать любовь – это «халал» (то есть «дозволено»), но если чувство превращается в действие, например в поцелуй или объятие, то это противоречит исламским законам и становится «харам». В результате случается много плохого, потому что влюбленному трудно держать себя под контролем. Так какой любви мы хотим? Той, которая очищает сердца и души. Мы подразумеваем страсть, заставляющую влюбленных совершать поступки, которые затем войдут в историю как величайшие подвиги во имя любви.

Джассемаль‑Мутава [26]

Меня начинает по‑настоящему увлекать чтение ваших комментариев. В последний раз я получила почти что сотню сообщений! И прочла их все до единого. Я хочу убедиться, что вы действительно объединились для выражения протеста. Те, кто сочувствует Гамре, и те, кто считает ее жалкой; те, кто поддерживает Рашида, и те, кто по‑настоящему зол на него. Уверяю вас, мне приятно читать ваши разнообразные мнения, пусть даже с некоторыми из них я не согласна. И я прошу прошения у тех, кто спрашивает о Мишель и утверждает, что я совершенно ею пренебрегаю. У Мишель, кажется, дела идут в гору, а счастливых так легко не заметить!

В Фейсале Мишель нашла все, что искала в мужчинах. Он не походил ни на одного из тех парней, с которыми девушка знакомилась после переезда в Саудовскую Аравию. Главным признаком было то, что их отношения длились уже почти год, тогда как ее предыдущие романы обыкновенно заканчивались через два‑три месяца.

Фейсал был по‑настоящему цивилизованным человеком. Он знал, как обращаться с женщиной, и не торопил события. У него имелись приятельницы, точно так же, как у Мишель – приятели, Но оба недвусмысленно давали понять окружающим, что они настоящая парочка.

Обходительность и утонченность Фейсала заставили девушку переменить мнение об арабских мужчинах, которое сформировалось у нее после целой серии кратковременных романов. До знакомства с Фейсалом она даже не подозревала, что араб может быть таким же романтичным, как и представитель любой другой страны. Например, каждое утро, когда Мишель ехала в университет, Фейсал следовал за ней в собственной машине в знак преданности. Девушке было очень приятно видеть, как он в половине восьмого утра лавирует по улицам Эр‑Рияда и изо всех сил борется с дремотой, лишь бы находиться поближе к любимой.

Мишель никогда бы не смогла объяснить подругам, даже самым близким, почему она испытала чувство потери, когда была вынуждена вернуться из Америки в Саудовскую Аравию. Пусть даже подруги знали, как яростно она ненавидит местное общество и его суровые законы, пусть даже они слышали, какими насмешками Мишель осыпает ограничения, налагаемые этим обществом на женщин, но противостояние двух цивилизаций, бушевавшее в ее душе, было столь непростым, что полностью понять девушку мог лишь человек острого ума и широких взглядов. А потом Мишель познакомилась с Фейсалом, который, судя по всему, прекрасно понимал, что она испытывает. Она все чаще и чаще рассказывала ему о том, что ее беспокоило. После долгих лет, проведенных в бесплодных поисках, Мишель наконец обнаружила собеседника, способного на сочувствие, и не смогла отказаться от возможности быть самой собой.

Она встречалась с ним у Ум Нувайир. Та верила в любовь и никогда не старалась внушить девушкам, что этого следует стыдиться. Она прекрасно знала, что в Саудовской Аравии подлинная любовь не имеет ни отдушины, ни способа выражения. Всякий зарождающийся роман, сколь угодно чистый и невинный, неизбежно становится объектом подозрения и подавляется. А это, в свою очередь, нередко вынуждает влюбленных на неверные действия. Пожатому, когда Мишель сказала Ум Нувайир, что собирается пригласить Фейсала к себе в отсутствие родителей (молодым людям надоело встречаться в кафе, где они прятались за занавеской, точно преступники), соседка отворила двери своего дома несчастной паре. Она сделала это, чтобы невинные и в высшей степени пристойные отношения Мишель и Фейсала не переросли в нечто большее прежде, чем их союз будет официально признан.

Фейсал схватил на руки избалованную собачонку Мишель и принялся играть с крошечным белым пуделем, пока девушка рассказывала. Она говорила по‑английски, поскольку от этого чувствовала себя свободнее.

– Когда мне было пять лет и мы еще жили в Америке, врачи сказали, что у мамы рак матки. Она прошла курс лечения, а потом ей удалили матку. Поэтому у нее больше не могло быть детей. Мы вернулись в Эр‑Рияд прежде, чем у нее успели отрасти волосы после рентгенотерапии. Как только мы приехали, моя тетка – папина сестра вместо того, чтобы утешить нас, сказала в присутствии мамы, что отец должен взять другую жену, которая подарит ему сына. Как будто меня недостаточно! И зачем? Папа настоял на своем и отказался жениться вторично. Он любил маму и был ей предан. Они познакомились в Америке, в канун Нового года, когда он гостил у друзей, и поженились через два месяца. Его семья так и не смирилась с этим браком. Моя бабушка до сих пор ворчит, когда мама навещает ее. Папа всегда мечтал вернуться на родину, чтобы я выросла настоящей саудовской девушкой. Но родственники постоянно лезли, докучали ему и совершенно не уважали право на личную жизнь. Поэтому он снова эмигрировал.

Время от времени Ум Нувайир заглядывала, чтобы проверить, как дела. Она была очень мила и любезна. Пусть даже она не слишком беспокоилась о соблюдении традиций, но всегда заботилась о четырех подругах, как о собственных дочерях, и была безмерно к ним привязана. Ум Нувайир порой просиживала с Мишель и Фейсалом несколько минут, расспрашивая его о матери и сестрах (с которыми, разумеется, была незнакома). Она старалась показать молодому человеку, что заботится о Мишель и что он должен вести себя как подобает. Фейсал должен был чувствовать, что они не одни в доме, что любящая тетушка может прийти в любую секунду. Когда Ум Нувайир ушла, девушка продолжила свой рассказ:

– Через три года, когда мне исполнилось тринадцать, мы вернулись в Эр‑Рияд, и с нами был Мешаал. Представляешь, именно я выбрала его среди сотен других детей! Казалось, мной движет судьба. Мне понравились его черные волосы, почти одного цвета с моими, и маленькое невинное личико. Я решила, что он похож на меня. Мешаалу было семь месяцев, когда мы его усыновили, и он был такой славный. Как только я увидела его, то сказала маме и папе, что этот мальчик будет моим братом. Когда мы вернулись в Эр‑Рияд, отец встретился со своими родителями, братьями и сестрами. Он прямо сказал им, что маленький Мешаал – его сын, пусть и не рожденный Дайаной (моей мамой), и что все они должны уважать его выбор и никогда не открывать этой тайны Мешаалу. Только близкие родственники знали о маминой болезни, потому что никто не видел ее во время лечения и папа не позволял слухам распространяться. Он приказал семье решать: если они хотят, чтобы он остался, пусть согласятся с его решением. Если нет – он снова вернется в Штаты. После недели совещаний родственники согласились считать маленького Мешаала членом семьи. Папа был уверен, что они сдадутся, – не из любви, а потому, что семейный бизнес остро нуждался в папином опыте. Мы ненадолго вернулись в Америку, чтобы закончить все дела, а потом, через год, переехали в Эр‑Рияд и начали новую жизнь.

Мишель привыкла к тому, что Фейсал молчит, особенно если она рассказывает что‑нибудь трогательное и грустное, но на этот раз его молчание слегка испугало девушку. Она взглянула на него в ожидании какой‑нибудь реакции, пытаясь понять, о чем он думает. Не найдя никакого отклика, Мишель печально добавила:

– Мы никого не боимся. Поверь, папа объявил бы правду через газеты, если бы не знал, что общество никогда не примет его сына. Разве не грустно скрывать правду от Мешаала и моих подруг? Мне бы очень хотелось им рассказать, но они не поймут. За глаза они будут давать ему обидные прозвища и плохо с ним обращаться. А я не согласна! У моих родителей собственная жизнь, и они сделали свой выбор – почему каждый должен вмешиваться? Почему я вынуждена притворяться перед посторонними?

Почему общество не делает различия между моей семьей и другими семьями? Все считают меня дурной девушкой только потому, что моя мать американка! Как можно жить такой несправедливой стране? Скажи мне, Фейсал!

Мишель разрыдалась – и обнаружила, что в присутствии Фейсала это даже приятно. Он был единственным, кто в точности знал, сколько слез она должна пролить, прежде чем можно будет деликатно поддразнить ее и успокоить. Он был единственным, кто знал, что Мишель улыбнется, если принести ей мягкую карамельку, как в детстве, или клубничной газировки из ближайшего магазинчика.

Фейсал оставил свои мысли при себе. Он ласково утешал ее и одновременно представлял себе разговор с матерью, который ожидал его дома. Он много раз откладывал, но сегодня решился закрыть вопрос раз и навсегда.

«Храни нас Бог», – подумал Фейсал, уходя.

Date: 2015-10-21; view: 310; Нарушение авторских прав