Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
И.А.Ильин о патриотизме
«…Есть на свете предметы, которые можно воспринять только глазом (напр., свет или цвет); есть такие предметы, которые доступны только уху и слуху (напр., звук, пение, музыка); подобно этому есть такие предметы, которые могут быть восприняты, пережиты и приобретены только любовью (будь то любовь чистого инстинкта или любовь, прокаленная духом). К таким предметам принадлежит и родина. С человеком, нет реального, живого опыта в этой сфере, который не ощущал сердцем, что есть для него родина, трудно было бы даже беседовать на эту тему… По-видимому, люди приобретают этот патриотический опыт без всяких поисков и исследований: он приходит как бы сам собою. Люди инстинктивно, естественно и незаметно привыкают к окружающей их среде, к природе, к соседям и культуре своей страны, к быту своего народа. Но именно поэтому духовная сущность патриотизма остается почти всегда за порогом их сознания. Тогда любовь к родине живет в душах в виде неразумной, предметно неопределенной склонности, которая то совсем замирает и теряет свою силу, пока нет надлежащего раздражения (в мирные времена, в эпохи спокойного быта), то вспыхивает слепою и противоразумною страстью, пожаром проснувшегося, испуганного и ожесточившегося инстинкта, способного заглушить в душе и голос совести, и чувство меры и справедливости, и даже требования элементарного смысла. Тогда патриотизм оказывается слепым аффектом, который разделяет участь всех слепых и духовно непросветленных аффектов: он незаметно вырождается и становится злой и хищной страстью – презрительной гордыней, буйной и агрессивной ненавистью; и тогда оказывается, что сам «патриот» и «националист» переживает не творческий подъем, а временное ожесточение и, может быть, даже озверение. Оказывается, что в сердце человека живет не любовь к родине, а странная и опасная смесь из воинственного шовинизма и тупого национального самомнения или же из слепого пристрастия к бытовым пустякам и лицемерного «великодержавного» пафоса, за которым нередко скрывается личная или классовая корысть. Из такой атмосферы, подкрепленной чисто коммерческими интересами (сбыт товаров!), и возникает нередко та форма национализма, которая решительно не желает считаться ни с правами, ни с достоинствами других народов и всегда готова возвеличивать пороки своего собственного. Люди, болеющие таким «патриотизмом», не знают и не постигают – ни того, что они «любят», ни того, за что они это «любят»…они следуют стадному или массовому инстинкту во всей его слепоте; и жизнь их «патриотического» чувства колеблется, как у настоящего животного, между бесплодной апатией и хищным порывом. Конечно, надо признать, что патриотизм слепого инстинкта лучше, чем отсутствие какой бы то ни было любви к родине; и возражать против этого могли бы только фанатики интернационализма. Однако ныне пришло время, когда такой чисто инстинктивный патриотизм, сводящийся у некоторых народов к самой наивной националистической гордыне и к самой откровенной жажде завоеваний, готовит человечеству неизмеримые опасности и беды; ныне пришло время, когда человечество нуждается в духовно-осмысленном и христиански-облагороженном патриотизме, который совмещал бы страстную любовь и жертвенность с мудрым трезвением и чувством меры, – ибо только такой патриотизм сумеет разрешить целый ряд ответственных проблем, стоящих перед современным человечеством… Нам, ищущим путей духовного обновления, не может быть безразлично, какой патриотизм мы утверждаем и какой национализм мы насаждаем. Но, противопоставляя «слепо-инстинктивный» патриотизм «духовному», мы нисколько не отрицаем и не умаляем силу инстинкта в отношении к «родине» и «нации». Напротив. Здесь осуждается отнюдь не «инстинкт», – это было бы беспочвенно и нелепо; а только слепой, духовно не освященный противодуховный инстинкт… В здоровой жизни человека инстинкт и дух вообще не оторваны друг от друга; но степень их примиренности, взаимной согласованности и взаимного проникновения бывает неодинакова… Инстинкт и дух призваны ко взаимному приятию: так, чтобы инстинкт получил правоту и форму духовности; а дух – творческую силу инстинктивности. Так и в патриотизме. Патриотизм есть любовь; – не просто «предпочтение», «склонность» или «привычка». И если эта любовь не «пустое слово» и не «поза», – то она есть инстинктивная прилепленность к родному. Поэтому патриотизм всегда инстинктивен. Но он не всегда духовен. И то, что должно быть достигнуто, – есть взаимное проникновение инстинкта и духа в обращении к родине … Это будет любовь зрячая и оформляющая; это будет духовность таинственно-целесообразная и страстно-мудрая; это будет истинный патриотизм… …Поучительно отметить, что человек может прожить всю жизнь в пределах своего государства, и «не найти» своей родины, и не полюбить ее, так, что душа его будет до конца патриотически пустынна и мертва; и эта неудача или личная неспособность приведет его к своеобразному духовному сиротству: к творческой беспочвенности и бесплодности. В современном мире есть множество таких несчастных безродных людей, которые не могут любить свою родину потому, что инстинкт их живет лично-эгоистическим или эгоистически-классовым интересом, а духовного органа они лишены. И вот идея родины ничего не говорит их душе. Идея родины предполагает в человеке живое начало духовности. Родина есть нечто от духа и для духа, - а в них – духа нет: он или безмолствует, или мертв. То, во что они верят, – есть материя, тогда как начало духа отринуто или поругано; или: то, чего они хотят, – есть новое распределение материальных благ, а все духовное им безразлично или враждебно…Итак, духовно мертвый человек не будет любить свою родину и будет готов предать ее потому, что ему нечем воспринять ее и найти ее он не может… Но бывает и так, что человек, в действительности не нашедший свою родину и не сумевший ее полюбить, все-таки всю жизнь ошибочно принимает и выдает себя за патриота. Это означает, что он прилепился своею любовью не к родине, а к какому-то «суррогату» ее, который он по ошибке принимает за родину… Есть люди, никогда не бывавшие в России и еле говорящие по-русски, но сердцем поющие и трепещущие вместе с Россией; и обратно: есть люди, русские по крови, происхождению, местоприбыванию, быту, языку и государственной принадлежности – и предающие Россию, ее судьбу… Признак расы и крови не разрешает вопроса о родине…А в великую войну за Россию патриотически дрались на фронте и представители многих десятков российских национальностей. У людей смешанной крови происхождение бессильно разрешить вопрос о родине. Формальная принадлежность к какому-нибудь государству не только не обеспечивает патриотическое настроение граждан, а, наоборот, в случаях завоевания или произвольного проведения границ, создает недобровольное подданство и вызывает в душах упорное антипатриотическое напряжение. …Человек находит родину не просто инстинктом, но инстинктивно укорененным духом, и имеет ее любовью. А это означает, что вопрос о родине разрешается в порядке самопознания и добровольного избрания. Можно принудительно и формально причислить человека или целое множество людей к какому-нибудь государству. Можно наказывать и казнить людей за формально совершенную измену. Но заставить человека любить какую-нибудь «страну» как свою родину или быть националистом чужой ему нации – невозможно. Любовь возникает сама; а если она сама не возникает, то ее не будет; она не вынудима; она есть дело свободы, внутренней свободы человеческого самоопределения. …Так, для истинного патриотизма характерна не простая приверженность к внешней обстановке и к формальным признакам быта, но любовь к духу, укрывающемуся в них и являющемуся через них; к духу, который их создал, выработал, выстрадал или наложил на них свою печать. …Любить родину значит любить нечто такое, что на самом деле заслуживает любви; так что любящий ее прав в своей любви; и служащий ей – прав в своем служении; и в любви этой, и в служении этом он находит свое жизненное самоопределение и свое счастье. …Итак, нет единого, для всех людей одинакового пути к родине. …Но все духовные пути, как бы велико ни было их различие, ведут к ней. Патриотизм у человека науки будет иной, у крестьянина, у священника, у художника; имея единую родину, все они будут иметь ее – и инстинктом, и духом, и любовью; и все же – каждый по-своему. Но человек, духовно мертвый, не будет иметь ее совсем. … Иметь родину – значит любить ее, но не тою любовью, которая знает о негодности своего предмета и потому, не веря в свою правоту и в себя, стыдится и себя и его; и вдруг выдыхается от «разочарования» или же под напором нового пристрастия. Патриотизм может жить и будет жить лишь в той душе, для которой есть на земле нечто священное; которая живым опытом (может быть, вполне «иррациональным») испытала объективное и безусловное достоинство этого священного – и узнала его в святынях своего народа. …И вот, когда человек так воспринимает духовную жизнь и духовное достояние своего народа, – то он обретает свою родину и сам становится настоящим патриотом; он совершает акт духовного самоопределения, которым он отождествляет в целостном и творческом состоянии души свою судьбу с духовной судьбою своего народа, свой инстинкт с инстинктом всенародного самосохранения. …Соединяя свою судьбу с судьбою своего народа, – в его достижениях и в его падении, в часы опасности и в эпоху благоденствия, – истинный патриот отождествляет себя инстинктом и духом не с множеством различных и неизвестных ему «человеков», среди которых, наверное, есть и злые, и жадные, и ничтожные, и предатели; он не сливается и с жизнью темной массы, которая в дни бунта бывает, по бессмертному слову Пушкина, «бессмысленна и беспощадна»; он не приносит себя в жертву корыстным интересам бедной или роскошествующей черни (ибо чернью называется вообще жадная, бездуховная, противогосударственная масса, не знающая родины или забывающая ее); он отнюдь не преклоняется перед «множеством» только потому, что на его стороне количество, и не считает, что большинство всегда одарено мудрою и безошибочною волею. Нет; он сливает свой дух с инстинктом и с духом своего народа; и духовности своего народа он служит жизнью и смертью, ибо его душа и тело естественно и незаметно следуют за совершившимся отождествлением.»
Date: 2015-10-19; view: 1295; Нарушение авторских прав |