Робинзон

Люди были всегда

Чрезвычайно изобретательны

Во всём, что касается войн,

Пыток, убийств и других безобразий.

Но самое страшное,

Что люди могут придумать ближнему —

Одиночество.

Нет, не одиночество

Робинзона,

Вкалывающего в поте лица,

Хватающегося за жизнь зубами

И знающего,

Что если случится чудо

И на его костёр,

Словно ночной мотылёк,

Прилетит

Чей-то белый, как счастье, парус,

То это мотылёк унесёт его

В жизнь,

И Робинзон будет жить.

Как все.

Достойно ли, подло — не важно.

Страшно быть одному

Посреди тысяч людей,

Наедине с телевизором,

Газом,

Унитазом

И прочими достижениями цивилизации.

Страшно бросать каждый вечер

Работу и славных коллег,

Которым ты был необходим

Как коллега,

И восходить на костёр

Домашнего очага,

Что никогда, никого,

кроме тебя,

не согреет,

И знать,

Что чудес не бывает.

***

Одинокая боль молодого, здорового тела

Выливается в ночь

И до третьих не спит петухов.

А душа — что душа? —

Перемаялась, переболела,

Зашершавился струп

Там, где раньше сочилась любовь.

Я теряю себя, напиваясь всё чаще не в меру,

И давно уже сам,

Как столетнее дерево, груб.

Но надеюсь ещё

Отыскать свою вечную веру

В тихой вере, что спит

В уголках приоткрывшихся губ.

Долг

(Монолог у памятника)

Каждый год,

Чихая на указ,

Поминают павших самогоном.

Мне не быть уволенным в запас.

Я в своё молчание уволен.

Не виню покойного скопца,

Не хочу не мести, ни расплаты,

Я свой долг исполнил до конца

И остался в семьдесят девятом.

Много лет

Все ночи напролёт,

На портрет мой глядя, плачет мамка.

Вспоминая тот проклятый год,

Не жалею.

Только маму жалко.

Я уже не вижу всё равно,

Как ко мне с «минутами молчанья»

Наезжают пресса и кино.

И не вижу вас, однополчане.

Да, оставя свой родной порог

И залив чужой напалмом дымным,

Мы так долго отдавали долг,

Что забыли, что должны родимым.

Глядя мне в гранитные глаза,

Не грустите,

Не сутульте плечи.

Я сказал бы, если б мог сказать:

«Хлопцы, хлопцы, мне ж намного легче,

Я не буду по ночам не спать,

Водкой память заливать не стану.

Мне уже не надо понимать,

Что я должен был Афганистану».

Звёзды

Человек — не груда металлолома.

Слишком рано умирать.

Гибнуть поздно.

Но куда ему деваться — такому:

Вместо глаз — пятиконечные звёзды.

А как правая звезда загоралась —

Мы страдали в вечных поисках денег.

А как левая звезда загоралась —

Жрали водку или лапали девок.

Этот бой…

И плен…

Сверканье кинжалов…

Кровь и боль. И тьма.

И всё это — даром?

Или это с неба звёзды упали

На лицо парнишки под Кандагаром?

Вправе ль были мы минутную слабость

Извинять с высокомерием, нет ли —

Мирным жителям всегда мирно спалось.

Просто вытащили парня из петли.

Кто-то скажет: малодушный, истерик.

Только жизнь своё берёт.

Пусть не сразу.

И днепровская волна гладит берег.

И живёт он на земле,

Звездоглазый.

***

Прости мне брат, что не в меня попала

Шальная пуля

В тот миг, когда моя рука ласкала

Твою…

вдову ли?

Прости её, ведь, может, и доныне

Ей непонятно,

Что сделала она, что сотворила,

Когда граната

Украла у кого-то вздох последний.

Не у тебя ли?

Мы многого в те годы не хотели —

Не понимали.

Мы многого…

Хотя при чём тут время?

Клокочет память,

Но ничего уже не переделать

И не поправить.

И воздух льётся в грудь.

И сердце любит.

И тишь такая.

Но так кричит во мне людская тупость,

Что я не знаю…

И эту тишину не перетерпишь.

Невыносимо.

Ведь мёртвые нам всё своею смертью

Уже простили.