Из истории слова

Слова толерантность и толерантный в последние годы стали довольно распространенными и употребительными не только в специальных российских изданиях. Более того, авторы, рассуждающие о связанных с этим явлением кругом проблем, как правило, уже не столько декларируют толерантность в качестве одной из «общечеловеческих ценностей», сколько предпочитают исходить из некоей данности, служащей краеугольным камнем для построения теоретических изысканий и практических рекомендаций. Подобный подход характерен для многих выступлений на темы политологии, социологии, культурологии и ряда других гуманитарных дисциплин. Естественно, что и в лингвистических публикациях о толерантности сегодня говорится немало, например, по поводу межъязыковых контактов, дискурса средств массовой информации, культуры речи и проч. Таким образом, понятие толерантности многоаспектно, и подчас оказывается непростой задачей строго разграничить компетенции разных научных дисциплин. Впрочем, это не всегда столь уж существенно, поскольку достигнутый ныне уровень взаимодействия отраслей гуманитарного знания подразумевает их тесную кооперацию под флагом антропоцентризма.

Тем не менее, лингвистический аспект проблемы толерантности следует признать доминирующим, ибо именно от принятия каких-то терминов в качестве ключевых для конкретного исследования в немалой степени зависит (или, по крайней мере, должна с ними согласовываться) концепция автора, логический ход его построений и их результат: вербальные формулировки одних и тех же фактов могут быть (и бывают, как о том свидетельствует множество примеров) различными по своим коннотативным потенциям, вплоть до диаметрально противоположных. Ср.: «Великая Октябрьская социалистическая революция» / «октябрьский переворот»; «борцы за независимость» / «кровавые мятежники»; «кадровые перестановки» / «чехарда чиновников»; «жилищно-коммунальная реформа» / «ограбление населения»; «антитеррористическая операция в Чечне» / «чеченская война» и т. д. Объективный и непредвзятый анализ подобных номинаций и является одной из задач лингвистов, хотя на практике объективность и непредвзятость встречаются в их экскурсах далеко не всегда: слишком сильно, по-видимому, влияние разного рода экстралингвистических факторов.

Кроме того, языковедов должны интересовать вопросы сопряжения толерантности и интолерантности (конфликтности): ведь словесные воплощения различных мировоззренческих позиций могут быть не только абсолютно противопоставленными; по-видимому, возможны некие градации, переходы и т. п. Наряду с этим, представляется целесообразной дешифровка вербальных символов, знаменующих ту или иную позицию, с помощью лингвистических методов. В результате могут обнаружиться, например, истоки оценочной маркированности пропагандистских клише, их первоначальный смысл и статус; любопытно также наблюдать их динамику в диахронии и микродиахронии.

Толерантность относят к числу заимствованных слов, расширяющих границы синонимического ряда, в пределах которого регулируются семантико-стилистические отношения входящих в него лексических единиц, причем «сравнительно просто семантические отношения устанавливались в тех случаях, когда иноязычное слово укреплялось в языке как термин» [Лексика 1981: 304]. Здесь же приводится ссылка на словарь (Гомартели и Марков. Словарь (политические и иностранные слова). М., 1917), где толерантность толкуется как ‘терпимость (преимущественно религиозная)’ [Лексика 1981: 305]. «Показательным в этой связи» считают следующее суждение Вл. Соловьёва: «Толерантность в области вероучения есть ересь. При всей неохоте к иностранным словам я принужден сохранить их в настоящем случае, так как неудачно сочиненное русское слово терпимость произведено от страдательного причастия вместо действительного и поэтому представляет грамматический смысл обратный тому, какой требуется, что приводит к нелепостям. Если, например, такую фразу: De soi la verite est intolerante перевести по-русски: «сама по себе истина нетерпима», то получится нелепое значение, что истину саму по себе нельзя или не должно терпеть» [там же].

Слово толерантность этимологически восходит к латинскому существительному tolerantia (терпение, терпимость), связанному с многозначным глаголом tolerare с тем же значением, что и to tolerate в современном английском языке, – ‘выносить, переносить, сносить’. Этот термин является однокоренным и к tollere – поднимать. Тем самым в термине tolerantia подчеркивается момент «выдержки», т. е. «удержания» ситуации [Голубева 2002].

Данная лексическая единица не зафиксирована в толковых словарях русского языка XVIII–XIX вв., т. е. слово толерантность является сравнительно недавним заимствованием. В словарях XX в. существительное толерантность (со значением ‘терпимость, снисходительность к кому-, чему-либо’) встречается лишь в разных изданиях «Словаря иностранных слов» (впервые отмечено в 1937 г.) и в 17-томном академическом «Словаре современного русского литературного языка», где оно, как и толерантный, имеет помету устаревшее, а иллюстрации свидетельствуют о достаточно активном употреблении этого слова писателями XIX в. и о его практическом отсутствии в текстах первой половины XX в.

Ср.: «толерантность – ‘терпимость к чужим мнениям и верованиям’» [Словарь иностранных слов 1954:691]; «толерантность – 1) ‘терпимость, снисходительность к кому– или чему-либо’; 2) биол., мед. ‘полное или частичное отсутствие иммунологической реактивности, т. е. потеря (или снижение) организмов животного или человека способности к выработке антител в ответ на антигенное раздражение’» [Словарь иностранных слов 1979: 510].

Толкование слов толерантность, толерантный через слова терпимость, терпимый говорит об их определенной семантической близости и о принадлежности к одному лексико-семантическому (и понятийному) полю.

В «Словаре синонимов русского языка» З. Е. Александровой (1971) существительное толерантность представлено как стилистически маркированное (с пометой книжное) в синонимическом ряду с доминантой снисходительность. Производящее прилагательное толерантный («терпимый») зафиксировано впервые в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935–1940), оно также включено в БАС1 и в словарь синонимов З. Е. Александровой (1971).

Лексикографические дефиниции существительного толерантность и прилагательного толерантный довольно единообразны; это можно наблюдать по данным не только лингвистических словарей.

См. также в словарях других жанров: «Толерантность – (от лат. tolerantia – терпение)… – 3) ‘терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению’» [Российский энциклопедический словарь 2001: 1583]; «толерантность – (лат. tolerantia – терпение) – ‘терпимость к чужому образу жизни, поведению, чувствам, верованиям, мнениям, идеям’» [Большой энциклопедический словарь 2002: 835]; «толерантность – ‘терпимость по отношению к иному мнению, поступку, позиции’» [Введение в политологию 1996: 234].

В «Энциклопедическом словаре» под редакцией А. М. Прохорова даны следующие трактовки толерантности: «1. ‘иммунологическое состояние организма, при котором он неспособен синтезировать антитела в ответ на введение определенного антигена при сохранении иммунной реактивности к другим антигенам’. Проблема толерантности имеет значение при пересадке органов и тканей; 2. ‘способность организма переносить неблагоприятное влияние того или иного фактора среды’; 3. ‘терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению’» [Прохоров 1980].

Гармония отношений подразумевает под собой прежде всего уважение субъектами друг друга. Такую смысловую нагрузку несет определение «tolerance», предлагаемое американским словарем «American Heritage Dictionary»: ‘способность к признанию или практическое признание и уважение убеждений и действий других людей’. Данное определение цитирует К. Уэйн и приходит к выводу, что определение tolerance и в американском словаре неполно, так как это «не просто признание и уважение убеждений и действий других людей, а признание и уважение других людей, которые отличаются от нас самих, признание как отдельных личностей, так и социальных или этнических групп, к которым они принадлежат» [Уэйн 1997: 16].

В словарной статье послеперестроечной политической энциклопедии находим следующее пояснение: «…Здесь толерантность вовсе не слабость, а сильное, объективное положительное и выгодное для проявляющей ее стороны качество» [Политическая энциклопедия 1999]. В свете этой дефиниции оказывается, что толерантность – категория активная, предполагающая расширение круга личных ценностных ориентаций за счет позитивного взаимодействия с другими индивидами. Так в понятие толерантности закладывается подтекст якобы заведомо плодотворного для реципиента обогащения чужим культурным достоянием, социальным опытом. Составители энциклопедии считают, что своеобразие данного определения будто бы отнюдь не сводится к упору на меркантилизм или откровенный прагматизм, ибо толерантные отношения возможны только на основе бескорыстного принятия другого человека, независимо от его культуры и социального уровня.

Судьба слова толерантность в русском языке характеризуется некоторой спецификой. По мнению А. В. Голубевой, в отличие от латинского tolerantia (соотносимого с глаголом tollo (поднимаю) и в качестве основного значения имеющего «выносливость, терпение»; т. е. чисто физические качества воина, преодолевающего препятствия; отсюда в средневековой латыни «терпеливость, элемент стойкости, благодаря которой человек упорствует в исполнении замысла»; в VII в. «терпимость (tolerantia) относится к душе, терпение (patientia) – к телу»), в русском языке терпение связано с понятием «оцепенения», т. е. в русской культуре испытание полагалось не преодолевать, а стоически переносить (ср. лат. patientia) [Голубева 2002].

Однако с течением времени, а именно – в период новейших российских реформ, как раз понятие толерантности в его иноментальном для русских осмыслении было активно включено в обществоведческий и, соответственно, в пропагандистский обиход.

Специалисты неоднократно отмечали неудовлетворительность, неточность дефиниций существительного толерантность в русской лексикографии, недопустимость передачи его значения через якобы абсолютный исконный синоним терпимость (см. [Суспицына 2007: 71], [Чеканова 2007: 48] и др.), о чем еще будет сказано ниже.

В качестве словесного обеспечения и воплощения толерантности выступает политкорректность. Собственно, политкорректные вербальные артефакты (которые создаются прежде всего путем переосмысления уже известных данному языку лексем, реже – за счет заимствований, а также конструкций из имеющихся морфем) и призваны служить не изменению социальной действительности, но трансформации представлений о ней в сознании общества как языкового коллектива. Допустимо соотносить толерантность и политкорректность как методологию и методику, как мировоззрение и свод правил (см. [Гусар 2006: 96]).